Firefly

- Может, она потерялась? - выдвигает гипотезу Сэмми Вальдес, чиркая носком кеда по прибрежной гальке, и Лидия вздыхает. Остальные ребята - Флетчер, близнецы-Грейсы, Джоана и младшая сестра Сэмми, - носятся по пляжу, играя в футбол и сбивая в лохмотья кроссовки, пока они вдвоем пытаются разгадать тайну Вселенского масштаба. - Ну, знаешь, ушла в супер-маркет, и заблудилась. - Но ведь пап у меня целых двое, - недовольно фыркает на Вальдеса темноволосая девочка, и в ее глазах цвета апрельского ручья мелькают все те слова, которыми она готова его назвать, если он посмеет ляпнуть еще хотя бы одно глупое предположение. Сэм и сам вздыхает, и его угловатые плечи опускаются вместе со вздернутым носом, облезающим от частого пребывания на солнце. Лидии кажется, что Сэмми солнцем и ветром уже пропах - так много в его коже цвета корицы, спутанных каштановых кудряшках и мозолистых пальцах рассеянного золотистого света. - Слушай, Лидс, сделай то, что у тебя выходит лучше всего, - предлагает Сэм, и девочка вопросительно кивает. - Задай вопрос.       У Лидии глаза загораются, а губы растягиваются в одобрительной улыбке. Она хлопает ладонью по плечу сидящего рядом мальчика так, что он даже отшатывается и едва ли не заваливается на бок, а затем щелкает пальцами, довольно щерясь. - Молодец, Сэмми! Ты еще не совсем потерян для общества.       Вальдес потирает ушибленное место и корчит рожицу, показывая собеседнице язык.       Вечером, когда Лидия по традиции смотрит мультик перед сном, а отец перебирает какие-то бумаги, сидя в кресле напротив, она прищуривается, выгадывая момент нападения, при этом не сводя глаз с экрана телевизора. Из ящика визжит Битлджус, и Лидия прыскает, не сдержавшись, а затем заходится восторженным хохотом, и папа, искоса взглянув на пузатого облезлого полтергейста, хмыкает себе под нос. Лидия боковым зрением поглядывает на него, и пытается отметить, что у них общего, кроме черных, как смоль, волос и ресниц, касающихся верхнего века. Вроде, брови одинаковые, и овал лица. Контур губ и голубые, как фиалки глаза, правда, у нее от другого папы, но на этом все ее лицо заканчивается. Вопрос, стоящий на повестке дня, однако, по-прежнему остается без ответа: где же место для мамы?       Лидия высчитывает ровно сто двадцать с того момента, как ее брови чуть сходятся, а папа обращает на это внимание. На сто двадцать один он, как всегда, сдается перед своим внутренним патронусом курицы-наседки. Но Лидия не против, разумеется, Лидия считает цыпляток Миссис Флитвик, что живет в конце улицы и подкармливает всех детей своими пирогами с марципановыми маргаритками, очень милыми. Особенно желтых. - Дорогая, что-то случилось? Лидия, ты мрачнее тучи.       Она поворачивается к нему лицом, и ему приходится отложить документы в сторону, потому что пронзительный взгляд распахнутых огромных глаз Лидии вызывает смешанные чувства восхищения и опаски у всех вокруг. Сэмми говорит, что на нее хочется смотреть, не отрываясь, весь день напролет - до того у нее удивительный взгляд. «Ты будто вот сюда смотришь», - бубнит он смущенно, тыча пальцем в свои ключицы. - Где моя мама? - спрашивает девочка, тут же возвращаясь к просмотру мультфильма, потому что ей вовсе не хочется смущать отца или стеснять его - она всегда задает вопросы, чтобы узнать ответ, а не чтобы поставить в неловкое положение опрашиваемого. Хотя, судя по тому, как резко выдыхает папа, ей каким-то образом удалось попасть именно в пульсирующую ярко-красным точку на карте вопросов первой необходимости. Он нервно потирает виски и прочищает горло, и Лидс бросает в сторону, по-прежнему не отвлекаясь от мультика: - Я подожду ответа. Не торопись.       Отец прерывисто вздыхает и сглатывает, нарочито-уверенно кивая, хотя она слышит краем уха, как он нервно поправляет манжеты на помятой к концу дня рубашке и потирает затылок. После поднимается с кресла, начиная мерять шагами комнату и бормоча что-то себе под нос. Лидия тянется за своим стаканом молока, не сводя взгляда с экрана телевизора, где Битлджус истерически рыдает, пытаясь сбежать от песчаного червя, и всеми силами делает вид, что не замечает, как папа почти так же ползает по комнате, пытаясь выудить из себя ответ для нее и включаясь в тот самый режим «я не знаю, что именно из всего тебе стоит рассказывать». Он, кажется, вспоминает второго папу и произносит несколько слов, которые сама Лидия про себя называет «непростительными заклинаниями», - как в книжке про мальчика, который выжил, - потому, что на подобные лексемы люди обычно очень сильно обижаются; а потом садится рядом с ней и вздыхает. - Знаешь, ты самый умный ребенок из всех, которых я когда-либо знал, - говорит он наконец. - И от этого вовсе не легчает.       Лидия кивает, выражая таким образом свою благодарность, и продолжает смиренно ждать, надеясь на то, что папа скоро вернется с дежурства из больницы, и первый ее отец перестанет так нервничать. Лидия не очень понимает некоторых моментов в своем воспитании, но труднее всего ей дается не сама информация, как объкт для анализа (потому, что Лидия знает, что она вовсе не глупая), а реакция родителей на собственные ответы. Разве обычные слова могут быть «сложными» для того, чтобы она «правильно» все поняла?       Как вообще можно понять что-то не правильно?       Лидия вздыхает и приканчивает оставшееся молоко, стерев рукавом усики и хихикая над белесым пятнышком, растворяющимся в мягкой фланели, из которой сшита ее пижама. Папа внимательно смотрит на нее и вдруг улыбается, чуть-чуть расслабляясь, а затем склоняется над ней таким образом, что их виски соприкасаются. Лидия задирает голову, заглядывая в его темные глаза цвета горького шоколада и принимается часто-часто моргать, щекоча его ресницами, из-за чего они вдвоем тихо хихикают. - Ты очень сообразительная, да? - мягко интересуется он, и Лидс жмет плечами, продолжая таращиться на него до тех пор, пока глаза не начинает пощипывать от сухости. Отец вновь вздыхает и щелкает ее по носу. - Ты переживаешь из-за того, что мамы нет? - Нет, - честно отвечает Лидия, - Мне просто интересно, куда она делась.       Папа вновь вздыхает, на мгновение переводя взгляд куда-то за ее спину, а затем чуть щурит нос, как обычно делает, когда сдерживается от «язвительности» - это такие вещи, которые он говорит своим обыкновенным голосом, но все вокруг почему-то либо обижаются, либо принимают за шутку. Правда, шутка выходит какая-то несмешная, она полагает, но взрослым нравится. - Лидия, ты ведь хорошо меня понимаешь? - интересуется он ровным тоном, и Лидия ради его спокойства положительно кивает. - Знаешь, так случается, что не у всех бывают мамы или папы. - Они умирают? - спрашивает она, хмурясь, и отец отрицательно качает головой, в который раз удовлетворив ее своей реакций на слово «умирать»: все, кроме родителей, - и трио отшибленных на свои белобрысые головы близнецов-Грейсов с Нурой Джексон, - с кем Лидия заговаривает о смерти, обычно сразу пугаются. - Так тоже случается, - продолжает он, тяжело вздыхая, и Лидия на минуту задумывается, угадала ли она с тем, что ему самому не понаслышке известно об этом. - Люди умирают каждый день, но я сейчас не об этом. Ты ведь знаешь, что мы семья, верно?       Лидия кивает, потому что она хорошо об этом знает. Они живут в одном доме и любят друг друга, и поэтому выражают заботу и все вытекающие, - по ее мнению, совершенно очевидно, что они семья. - Я имею в виду, что не всегда семья включает маму и папу. - Как у нас? - перебивает она, а затем, засмущавшись, вполголоса извиняется и краснеет. Папа тихо смеется, целуя ее в макушку. - Ты быстро схватываешь, юная леди, - улыбается он, и в уголках его глаз скапливаются морщинки, похожие на трещинки в древесной коре. - Родителями могут быть двое людей, и совсем не обязательно, чтобы они были разнополыми. - Значит, у меня ее просто нет, - заключает Лидия, вставая с дивана для того, чтобы отнести стакан в раковину на кухне. На обратном пути она останавливается у лестницы, ведущей на второй этаж и желает отцу доброй ночи, совершенно не заметив, как он каменеет на секунду от шока. - Ты проспорил мне жевательную улитку, - торжествующе заявляет она Сэмми Вальдесу, уперев руки в бока и едва ли не хохоча в голос от того, как очаровательно он краснеет. - У меня просто никогда не было мамы, ясно тебе? Никуда она не девалась.       Он удивленно таращится на нее, явно не желая расставаться с целехонькой пачкой мармеладовых улиток, а затем поднимается с гальки, отряхивая шорты от древесной пыли. Лидия улыбается, не сдержавшись, потому что Сэм такой хорошенький, когда не понимает, чего она от него хочет. - Что значит, никогда не было? - Ну так бывает, Сэм, - начинает она, наслаждаясь тем, как уверенно и с превосходством звучат ее слова, позаимствованные у пары-тройки взрослых. - Твои родители - это мама и папа, а мои - папа и папа. Какой же ты глупый, Сэмми. Все тебе надо объяснять, - цокает Лидия, вынимая из его рук пачку с мармеладом, а затем хихикает, когда Сэм ожидаемо бросается за ней вслед, стоит ей дать деру в сторону их домика на дереве на заднем дворе Грейсов.