Лето со вкусом фанты

Я покинула Нью-Йорк в конце августа. Последний месяц смешался в моей голове, пронесся мимо меня стрелой, я даже толком не могла вспомнить ни одного дня. Суета, страх и тоска – эти три слова прекрасно характеризуют мой август. Благополучно перенеся операцию, пройдя реабилитацию и пропив курс антидепрессантов, я, наконец, была в состоянии отбыть в Вашингтон. Будучи не самой большой любительницей долгих прощаний, я села в поезд утром и уже вечером разместилась в кампусе, отведенном специально для нашего курса. Светлая печаль отравляла мою душу, я точно знала, что буду скучать по своей семье, но необходимость покинуть Нью-Йорк была выше всего. Четыре месяца обучения пролетели незаметно. В научном центре НАСА было все, о чем мог мечтать подросток-задрот, но мне все равно чего-то не хватало. Люди вокруг меня были замечательными, у меня все получалось, но невыносимое чувство недостатка в чем-то временами выжигало грудную клетку. Я скучала по Питеру. Пару раз я ловила себя на том, что ищу в Фейсбуке новости, связанные с Человеком-Пауком, на том, что мне его действительно не хватало. В такие моменты я жутко злилась на себя, упрекала в отсутствии гордости, а потом отбрасывала телефон подальше и уходила куда-нибудь. Я старалась загружать себя настолько, чтобы времени на посторонние мысли просто не хватало. Я выполняла все задания, которые нам давали, раньше всех, а если оставалось время, то уходила в спортивный зал, где обыкновенно никого не было. Занимаясь спортом чуть ли не до потери сознания, я выбивала все ненужные мысли из своей головы. Одним словом, тоска съедала меня. Вчера наступили зимние каникулы. Рождество совсем скоро, до него осталось чуть больше недели, а я еще не купила подарки. Времени как-то совсем не оставалось из-за сдачи моего первого проекта, хотя я трудилась днями и даже ночами. — У меня день рождения через три дня, — Кара, моя соседка по комнате, складывала вещи в свой огромный красный чемодан. — Ты приглашена, адрес и время скину позже. — М-м-м, спасибо, — я встала с кровати, отложив ноутбук в сторону, и потянулась. Все студенты разъезжались сегодня по домам на каникулы, я тоже не была исключением, поэтому, купив билет на ближайший поезд до Нью-Йорка, я достала свой чемодан из-под кровати и начала скидывать туда свои вещи. Кара была классная. Не то, чтобы мы с ней были прям не разлей вода, но от нее я однажды получила неожиданную поддержку, когда она была мне так нужна. Казалось бы, дружбы между интровертом и экстравертом быть не может, но мы с ней были прямым доказательством обратного. И пусть мы были совершенно разными, но зато мастерски прикрывали задницы друг друга в самых, казалось бы, безнадежных ситуациях. А еще она хорошо шутила, это важно, да. Через четыре часа я неслась в Нью-Йорк, свой родной город. Я чувствовала, что готова к встрече с ним, что даже скучаю по его деловому центру, по Манхэттену, по Бруклину, в котором знаю каждый закоулок. Мне хотелось находиться там со своей семьей, жить там, потому что Вашингтон все же не смог заменить мне родной дом, несмотря на все мои старания и усилия. — Кэти-Кэт! — как только я сошла с поезда, меня чуть не сбил с ног Норман. Он был румяным от легкого морозца, шапка с красным помпоном покосилась. Я со всеми обнялась, чувствуя свежий и холодный запах снега. Я была так рада видеть свою семью, что чуть ли не плакала от радости. Я не видела их больше трех месяцев. Я дома. В доме было тепло и пахло рождественской елкой. Я вдохнула полной грудью запах сосновых иголок и прошла внутрь, предварительно скинув зимние ботинки. Мы всегда ставили елку рано, а как может быть иначе, если в семье четверо детей? Наряженное дерево переливалось всеми цветами радуги, яблоки в карамели заманчиво блестели в разноцветных огнях. От жара растопленного камина у меня моментально порозовели щеки, я протянула к огню руки, чтобы согреться. — Я очень рад, что ты наконец дома, — отец обнял меня со спины. — Это Рождество мы встретим все вместе, как самая настоящая семья. — Когда приедет Марк? — я обняла папу в ответ, чувствуя знакомый с детства аромат ментоловой пены для бритья. — Обещал к самому Рождеству, — папа мягко улыбнулся, целуя меня в макушку. — Там мама хочет приготовить глинтвейн. Я кивнула и отправилась на кухню. Дома ничего не изменилось, за исключением того, что три месяца назад освободилась еще одна спальня – умерла бабушка. Мама говорит, что это случилось очень быстро и тихо, во сне, так что никто даже ничего не понял и не услышал. Помню, тогда я поняла, что никогда не желала ей смерти по-настоящему, то были лишь спонтанные всплески злости и обиды. Но все же я была неблагодарной внучкой, как и она никудышной бабушкой. Мама искала что-то в ящиках над столешницей, вероятно, специи. Бутылка с вином стояла на столе, отбрасывая длинную тень на искусственный камень. За окном уже было темно – зимой ночь наступает куда быстрее. Я села на высокий стул и положила ногу на ногу. — Что же это такое, — мама стояла ко мне спиной, но я знала, что она сейчас хмурится. — Неужели специи кончились? Я, кажется, покупала их на прошлой неделе… — Сходить в магазин? — спросила я, разглядывая магнитики на холодильнике. — Ты, наверно, устала, — мама повернулась ко мне, я мотнула головой, давая понять, что мне вовсе не сложно будет сходить в магазин. — Тогда купи еще кое-что, сейчас я дам тебе список… Шустро одевшись, я вышла из дома, на ходу запахивая пальто. Зимы в Нью-Йорке имеют одну особенность: температура может быть и всего минус пять, но из-за холодного ветра и высокой влажности она ощущается как все десять. Супермаркет находился всего в пяти минутах ходьбы от дома, поэтому дошла я очень быстро. Сегодня днем выпал снег, но к этому часу он успел превратиться в грязную кашу, из-за которой мокнут ноги. В магазине было светло и тепло, играла приятная музыка. Я взяла тележку и покатила ее вперед, рассматривая стойки с товарами по акции, которые всегда стояли у входа. — Что ж, я слышал, что ты нашла кого-то другого, — я подпевала песне, играющей на весь магазин. Кроме меня здесь было всего человека два посетителей из-за позднего времени, да и те находились в других отделах. Оттолкнувшись одной ногой, а другой держась за подножку тележки, я слегка наклонила корпус вперед, чтобы ехать на ней. Проехав мимо отдела с бытовой химией, я остановилась возле стеллажа с молоком. — Мне не нужно твое тело, но мне ненавистно думать о тебе с кем-то другим. Наша любовь остыла, а ты переплела свою душу с кем-то другим… — я так увлеклась, что не заметила, как наехала на человека, стоящего передо мной. — Прошу прощения… — Кэти? Кажется, я не могу дышать. Человек обернулся, оказавшись Питером, а у меня в горле завязался такой тугой комок, что я даже не могла сглотнуть. Все происходило словно в замедленном действии: он вытащил наушники из ушей, смотрел на меня во все глаза, корзинка выпала из его рук, из-за чего раздался резкий лязгающий звук. Мы так и стояли, пялясь друг на друга. Питер ничуть не изменился, разве что постригся чуть короче обычного. Видимо, он только зашел, потому что в его каштановых волосах все еще блестели редкие капли растаявшего снега. Кажется, с моего лица схлынули все краски, конечности похолодели. Не скрою, я представляла, как мы с ним встретимся после долгой разлуки: я устраиваю истерику в стиле «как ты мог!», а затем просто сваливаю в закат. Но то, что происходило сейчас, никак не вписывалось в мои планы. Я просто оцепенела, Питер, похоже, тоже. К своему стыду, сейчас я не могла найти в себе злости, я была скорее растеряна, даже в какой-то степени подавлена. Вскоре в мир вернулось движение, Питер моргнул несколько раз, а затем произнес: — Привет, — он сказал это с какой-то вопросительной интонацией, словно спрашивал, готова ли я сейчас говорить с ним. Я была не готова. А затем последовала самая тупая вещь, которую я могла бы сделать в данной ситуации: я развернулась, оставив тележку и Питера за спиной, и быстрым шагом направилась к выходу. Глупо было надеяться, что он не последует за мной, но я надеялась и вышла на парковку. Мне было жарко, душно, я дышала полной грудью, обжигая морозным воздухом легкие. Зачерпнув рукой чистого, только что нападавшего снега, я поднесла его к лицу, а затем растерла пылающие щеки. Раскрытое пальто заставляло мерзнуть, но мне прямо сейчас хотелось подхватить воспаление легких, а потом умереть в страшных муках. — Кэтлин, подожди, — Питер догнал меня. Я обернулась, замечая на его лице то же выражение растерянности и подавленности, что и у меня. — Что? — я почему-то засмеялась, пряча взгляд. Нервным движением я запустила пальцы в свои волосы, оттягивая их назад. У меня действительно начиналась истерика, но вряд ли я смогу уйти в закат с гордым видом. — Я… — Питер пытался подобрать слова, но я чувствовала, что на все, что он скажет, у меня будет один ответ – крик. — Где ты была? — Где я была? — я сделала один резкий шаг в его сторону, но тут же отшатнулась обратно. — Скажи лучше, где был ты! Ты оставил меня, даже не объяснив причины, а теперь вот так просто спрашиваешь, где я была?! — У меня были причины, чтобы сделать это! — кажется, Питер тоже начинал распаляться, но вот только непонятно из-за чего. — Потрудись объяснить, — я ткнула указательным пальцем ему в грудь. — Надеюсь, я заслужила узнать их. — Знаю, моему поступку нет оправдания, — я видела, как в ночном воздухе клубился пар изо рта. На парковке больше никого не было, кроме нас, в свете фонарей карие глаза Питера блестели. — Но мне хотелось бы знать, можем ли мы быть хотя бы… друзьями? — Друзьями? — из моих губ вылетел нервный смешок. — Засунь своих «друзей» в свою паучью задницу, Паркер, — я подошла еще ближе, смотря прямо в его глаза. Злость сменила истерику, я не чувствовала больше ничего, кроме бессильной злобы. — Разве не понятно, что я никогда не смогу быть тебе другом? Хотелось сказать ему: «Знаешь, Питер, я страдала, скучала и ждала, но ты не пришел», однако я промолчала. — Знаешь, я устала от твоей лжи. Пришлось пойти в другой магазин. Сославшись на усталость, я закрылась в своей комнате, как только пришла домой. Да, реветь белугой в душе, размазывая тушь по щекам, никак не входило в мои планы на этот вечер, но вот она я. Сейчас мне было гораздо больнее, когда я встретила его, чем когда нас разделяли четыреста километров. Я уже почти свыклась с философской мыслью о том, что люди встречаются, меняют друг друга, а затем расстаются, но огромную зияющую дыру в моем сердце ничто не могло заполнить. Питер действительно изменил меня. Наверно, даже в хорошую сторону, потому что к семнадцати годам я ни разу не влюблялась. Мои чувства не требовали практически никакого поощрения, но Питеру удалось сломать меня. Я хотела ненавидеть его за это, но больше не могла. Потому что все еще любила его. На следующее утро я получила от Кары сообщение с адресом ее дома и временем начала вечеринки. Я все еще чувствовала себя так, словно я не в себе. Душу вынули, потрепали, а затем вложили обратно, не особо заботясь о том, чтобы она находилась в том же положении, что была до этого. День прошел как в тумане. Я провела все время в комнате, притворяясь, что сплю, когда кто-то заходил в комнату. В седьмом часу вечера в окно постучали. Сначала я не хотела подходить, прекрасно догадываясь, кого там увижу, но затем Питер довольно громко сказал: — Кэти, я знаю, что ты в комнате, открой, — я все же подошла к окну, чтобы заткнуть его, иначе он привлечёт ненужное внимание. — Тебе же так хотелось знать, почему… — Знаешь что, — я резко открыла окно, настолько, что Питер чуть не упал. — Мне это больше не интересно. Ты немного опоздал. Я снова злилась, но не на него, а на себя. В основном на то, что уже была готова простить ему все что угодно на свете, лишь бы он был рядом. Я топнула ногой, а затем зашторила окно прямо перед лицом шокированного Питера. Пришлось спуститься вниз к родителям, чтобы не возникало соблазна говорить с ним.

***

Когда я пришла к Каре, то вечеринка была уже в самом разгаре. Признаюсь, я немного задержалась, слишком тщательно выглаживая свою юбку, но я все же здесь и готова веселиться. Сегодня я была полна небывалой решимости, хотя обычно подобные вечеринки не вызывают у меня ничего, кроме желания забиться куда-нибудь подальше, а еще чтобы меня никто не трогал. Нетрудно было догадаться, что как минимум у половины нашего курса были непростые родители, но, как ни странно, это ничуть не уменьшало умственных способностей их детей. У родителей Кары был огромный дом в Куинсе, который сегодня был оставлен в полное распоряжение их дочери. Играла модная музыка, куча народу извивалась под ее звуки, в большом зале было темно, но под потолком висело подобие диско-шара, испускавшее разноцветные лучи во все стороны. Как только я повесила пальто, меня под локоть подхватила Кара. — Рада, что ты пришла, — очень общительная и временами слишком фамильярная, девушка поцеловала меня в обе щеки. — Все наши уже здесь, но другую половину я, честно говоря, абсолютно не знаю. Она, явно пьяная, запрокинула голову назад и глухо рассмеялась. Я успела только поставить свой подарок на общий стол, который был завален коробками в блестящих обертках и цветастыми пакетами, как Кара потащила меня в сторону импровизированного бара. Она выглядела великолепно в своем синем шелковом платье в бельевом стиле, а вот я была более скромной в клетчатой короткой юбке с длинной золотистой молнией и свободной бордовой рубашке, которую я заправила. Зато сегодня я носила такие умопомрачительные полусапожки на каблуке, что чувствовала себя никак не меньше, чем королевой. — Держи штрафную, — Кара подвинула ко мне стакан с чем-то прозрачным. Я разом все выпила, а затем зажмурилась и тяжело задышала, утыкаясь носом в рукав. Девушка рядом со мной засмеялась, а у меня горело пламя в груди. — Что это? — я снова закашлялась, прежде чем восстановить свой голос. — Водка со спрайтом, — Кара закинула мне руку на плечо. — Какая-то ты напряженная. Расслабься! Не помню, что я пила потом, но уже через десять минут мне стало очень хорошо. Водка со спрайтом была ничего так, но я все же предпочитала вино. Впрочем, оно тоже нашлось, поэтому ближайшие три часа я плавно шла к тому, чтобы допить бутылку сухого красного. Но все же я не просто сидела и пила, это было бы как минимум не классно, я станцевала с несколькими парнями и даже девушками. Оказалось, что гораздо легче отдаваться музыке, когда в крови есть алкоголь. Когда я пью, то становлюсь очень болтливой. Вот и сейчас я танцевала с очень симпатичным парнем (хотя, может, мне так казалось только из-за последнего бокала вина) и говорила с ним о будущем роботостроения. — Кажется, мне нужно присесть, — мне пришлось опереться о его шею, чтобы не навернуться на этих высоченных каблуках. — Кто-то слишком много выпил, — Луи (кажется, его звали именно так) усадил меня на высокий барный стул. — Ну ты бы сам попробовал танцевать несколько часов на таких каблуках, — я надула губы и указала на свои ноги. Луи осмелел и попытался коснуться моей щиколотки. Я прыснула. — Не так быстро, ковбой. Я не настолько пьяна. Меня переполнило отвращение к себе и к нему. К концу четвертого часа, когда на часах была почти полночь, я решила, что мне уже достаточно. Розовые блики были всюду, у меня рябило в глазах, а это верный признак того, что пора покидать вечеринку. Кару мне найти не удалось, поэтому я взяла пальто и сумочку и отправилась на выход. Извинюсь перед ней завтра. Как оказалось, веселая ночь для меня только начинается. Воздух на улице стал еще холоднее, что немного отрезвило меня, но не настолько, чтобы мне не хотелось спать. В голове все еще играла та классная песня с вечеринки, поэтому я медленно шла по тротуару, тихонько напевая ее. Не успела я далеко уйти от дома Кары, как меня настиг Человек-Паук. Когда я увидела его, то почему-то мне стало очень смешно. — Вау! — я убрала волосы с лица, давясь от смеха. — Дружелюбный сосед Человек-Паук! Я сделала жест рукой, оттопырив большой, указательный пальцы и мизинец, как делал это Питер, когда метал паутину. — Ты что, пьяна? — он подошел и встряхнул меня за плечи. Мой дурацкий смех был самым красочным ответом. — Я провожу тебя домой. Еще мое опьянение характеризуется резкими перепадами настроения. Мне внезапно стало очень грустно, я села на вычищенный бордюр, подперев рукой щеку. — Я не могу, — Питер сел на корточки передо мной. — Почему же? — Мне стыдно, — это была правда. Мне очень не хотелось бы, чтобы родители видели меня такой. Питер вздохнул, а затем поднял меня за локоть. — Ай! Раньше ты был нежнее. Кто-нибудь, просто дайте мне по голове, чтобы я больше не молола такую чушь. Кто же просил меня так упиваться, хотя это была еще не самая последняя стадия. Дорога немного плыла перед глазами, но в целом я еще была в состоянии соображать, это меня немного успокаивало, потому что очень опасно находиться в такой близости с Питером. Неужели я правда собираюсь провести ночь у Питера? Мой пьяный мозг не сразу это осознал, но когда это случилось, то половина моего тела уже находилась в квартире Паркера. — Почему обязательно было лезть через окно? — ныла я. Питер пытался запихнуть мою задницу в узкий проем окна и потерпел успех только тогда, когда обеими ладонями втолкнул меня внутрь. — Что за грязные приставания? Хочешь воспользоваться моим беззащитным положением? — Очень смешно, — Питер влез следом. Он стащил маску Человека-Паука и включил настольную лампу. Я плюхнулась на его кровать, пытаясь изо всех сил расправить узкую юбку. Пока мы шли, я успела немного протрезветь, но, как оказалось, не настолько, чтобы быть в состоянии развязать шнурки. — Питер, — я застонала. — Мне нужна помощь… — Ну что? — я молча показала на свои полусапожки, в надежде, что он поймет. — Какая же ты беспомощная. Питер сел на пол, касаясь руками в перчатках моих щиколоток. Я тяжело сглотнула, не в состоянии отвести от него взгляд. Нет, мне совершенно точно нельзя столько пить. Питер сейчас казался таким привлекательным, что мне почти сносило крышу. Он медленно снял с меня обувь, поставив ее у входа. Нет, нужно сваливать, пока не поздно. Я же едва могу дышать рядом с ним! — Знаешь… — Мне нужно отойти! — я, выпучив глаза и схватив сумочку, метнулась в сторону туалета. Слишком напряженно находиться рядом с ним, слишком сильно я хочу его коснуться, слишком сильно я злилась на нас обоих. Когда я ходила на такие вечеринки, то всегда брала с собой зубную щетку и мятную пасту. По моему опыту, утром гораздо легче, если почистить зубы перед тем, как лечь спать. Я оперлась руками о раковину, набирая воду в стакан. Пока я чистила зубы, то рассматривала свое отражение. В целом, я выглядела не настолько отвратительно, как думала, просто лицо было бледнее обычного, а яркий румянец лишь подчеркивал это. Собравшись с духом, я вышла к Питеру в комнату. — Что, думаешь, как бы воспользоваться моим беззащитным положением? — кто-нибудь, просто заткните меня. Питер стоял у стола и что-то набирал в телефоне. Когда он посмотрел на меня, то я увидела его насмешливый взгляд. — С чего ты взяла, что я им воспользуюсь? — эти слова прозвучали для меня, как вызов. — Хочешь сказать, что я для тебя непривлекательна? — я подошла к нему ближе. В воздухе висел аромат моих вишневых духов, мятной зубной пасты и пиццы с ананасами, которую Питер, похоже, ел здесь пару часов назад. Когда я пьяная, то имею немалую храбрость и глупость, что вкупе дает просто адский коктейль. Под недоумевающий взгляд Питера я одним движением сняла с себя легкую блузу, оставшись в одном бюстгальтере. В воздухе повисла немая пауза. — А теперь? Я стояла так близко к нему, что практически касалась своей грудью его. Казалось, я протрезвела в одно мгновение, и тогда на меня обрушился весь ужас происходящего. Щеки моментально запылали, дыхание стало частым и порывистым, я чувствовала холод на кончиках пальцев. Можно сейчас на меня обрушится потолок? — Ты же не пьяная. — Нет. Я сказала это достаточно твердо, чтобы самой убедиться в этом. Разум был абсолютно чистым, поэтому мне не на что было спихнуть то, что произошло в следующие несколько секунд. Внезапно я почувствовала резкий приступ злобы. Почему я одна чувствую это страстное желание? Почему мне одной сносит крышу? Но когда я посмотрела на Питера, то поняла, что вовсе не одна. В груди становилось невыносимо тяжело от одного его взгляда. Как же быстро он переходит от «разреши тебя поцеловать» до «я хочу тебя прямо здесь и сейчас». Мне стало так страшно. Кажется, я не испытывала такого желания с тех самых пор, как наши пути с Питером разошлись. Мысль о том, что я все ещё должна быть зла на него, сидела где-то глубоко внутри, но её полностью перекрывало то, что мне нужен был Питер. Здесь и сейчас. Я физически в нем нуждалась. — Где Мей? — У неё ночная смена. Его ответ послужил катализатором. Дышать было настолько трудно, что в груди болело. Наши поцелуи и объятия больше напоминали бой, потому что каждый стремился держать как можно крепче, целовать как можно жёстче. Мне хотелось, чтобы Питер почувствовал, как больно мне было, как сильно я страдала без него. Паркер – самое прямое доказательство тому, что ботаники обычно самые пылкие и горячие. Маска внешней невинности спала. Он прижал меня к входной двери, отчего та жалобно скрипнула. Питер приподнял мою ногу, проводя вверх по бедру и заставляя жаться ближе. Перед глазами стояла красная пелена, то, что происходило сейчас казалось какой-то фантазией. Я нажала на паука на его груди, а затем начала стаскивать с него костюм, царапая крепкую спину длинными ногтями. Через несколько секунд Питер уже вдавливал меня в матрас кровати, покрывая поцелуями шею. — Ненавижу тебя, — мне еле хватило сил, чтобы прошептать это. Одежда как-то очень быстро исчезала с моего тела. Кровать под нами жалобно заскрипела. Этой ночью я испытала смерть.