***
После школы я хотела пойти служить на благо Родины. Не то чтобы я была патриотом с отмершим чувством самосохранения, нет, наоборот. Мне хотелось, чтобы отец, заимевший двух сыновей, которые все как один служить отказались, мог гордиться хотя бы мной, единственным цветком в этом рассаднике сорняков. Но папка, некогда служивший и любивший все, что связано с армией, моих планов не одобрил. Сказал, что нечего девушке там делать, и отвесил мне подзатыльник. С тех пор я старательно обходила все, что хоть мало-мальски было связано с армией, дабы лишний раз не вызывать гнева близкого человека. Конечно, я понимала причину такой реакции, но все равно было немного обидно. Вот и сейчас, лежа черт знает где, накрытая легкой простынкой, я жалела, что отошла от своих принципов. Раскрыв глаза, заметила несколько потолочных ламп, на удивление тусклых, но привычно жужжащих. Шевельнувшись, отметила, что к ноге что-то прикреплено. А также заметила полное отсутствие одежды. Я лежала под простынкой абсолютно голая, даже не удивленная подобным стечением обстоятельств. Приподнимаясь с кровати, я поняла, что это вовсе не кровать. И помещение напоминает отнюдь не лазарет. Морг. Я лежала в гребаном морге. Вокруг длинные холодильные камеры, мрачная плиточка на полу, затхлый запах мертвецов, несколько столов, пустых и… не очень. Морщась, я опустила сначала одну ногу, затем другую, заметив на ней бирку. Я злилась: кто ж живых людей в морг пихает?! Простынка соскользнула с тела, и меня подтолкнули к ужасным выводам неестественная бледность и странные пятна, расположившиеся на бедре, животе и ляжках. Они отдаленно напоминали синяки. Пока я осматривала себя, дверь распахнулась, впуская теплый воздух, а затем меня оглушил крик. Развернувшись, увидела престарелого мужчину, который смотрел на меня, как на привидение. Он, схватившись за сердце, пытался опереться на что-нибудь, но вместо этого неловко осел на пол и, заикаясь, шептал что-то под нос. Не теряя ни секунды, я сорвалась с места, предусмотрительно завернувшись в простынку, и выбежала из помещения. Особо дороги не разбирала, ибо было как-то не до того. Постепенно стала встречать людей в форме, которые шарахались от меня, как от прокаженной. Да что ж такое, не такая уж я и страшная, ироды! И вот, преодолевая поворот за поворотом, коридор за коридором, я наткнулась на живую стену. Каждый солдатик этой братии направлял на меня ружье. — Стоять! — Оп, дежавю! — Поднимите руки вверх и следуйте за нами! Не делая лишних движений, подняла руки, как вдруг сзади меня схватили. Дернувшись, я попыталась освободиться. Противник явно недооценил меня. Ровно как и я себя. Схватила руку врага и, чувствуя, что захват ослаб, оттолкнула его от себя к стене. Хруст, треск — и мальчишка, вопя, полетел вниз. Молчание. Солдаты смотрели на дыру в стене, я туда же. Сперва наступило осознание того, что я только что проломила человеком стену. Затем того, что холодный ветер, ворвавшийся в коридор, не заставляет дрожать от холода. Солдаты явно думают быстрее, чем я, а потому, когда они все наставили на меня уже заряженные ружья я, особо ни на что не надеясь, кинулась к дыре и прыгнула. Удар с землей и снегом, вопреки ожиданиям, не ломает мне кости; более того, я вовсе не почувствовала себя так, словно только что выпрыгнула из здания. Внезапно совсем рядом просвистела пуля и влетела прямо в сугроб рядом с неестественно вывернутым мальчишкой. Вид его переломанных костей и яркого пятна крови заставил меня ненадолго застыть. Что же я наделала? Еще одна пуля пролетела в опасной близости от головы, и я, придя в себя, сорвалась с места. В голове кавардак, а перед глазами — мертвый мальчишка. Прорвавшись сквозь двор и многочисленных солдат с причудливыми нашивками «marine» на спинах пуховиков, я проскользила от одного угла к другому, как вдруг возникшая на пути стена выбила дух из легких и заставила осесть на землю. Я посмотрела на нее, величественно возвышающуюся, и захотелось смеяться. Истерично. В голове опять возник образ мальчишки. А потом стена. И я, особо не надеясь, ударила по каменному гиганту, мешающему моему пути. За спиной раздались крики, вой сирены, топот и хруст снега, а я же, стараясь на них не отвлекаться, продолжила бить по стене. Пуля в паре сантиметров от моей головы. Кровь на руках не пугает — наоборот, придает уверенности. Крик солдат, единый шум ружей. И треск камня под рукой. Внезапно земля уходит из-под ног, и я вместе с каменными осколками лечу вниз. Кто ж строит базы так высоко, дебилы?!..***
Очнулась я в каком-то темном переулке, засыпанная снегом. Боли не было вообще. Складывалось ощущение, что со мной что-то не так, но я пока не решалась обдумывать этот вопрос. Все еще завернутая в легкую простынку, я сидела посреди мусорных баков, замученная скорее морально, нежели физически. На одном из баков лежал старый, кое-где протертый, плащ, и я даже не поверила своему счастью. Спустя пару минут я уже шла по ярко освещенным и странно оживленным улицам неизвестного города. Люди, одетые в пухлые пуховики и мягкие шапки, сияли здоровьем и хорошим настроением. Где-то вешали украшения, видимо, в преддверии праздника. Светлые витрины магазинов и кафе завлекали посетителей теплом и уютом внутреннего убранства. Мне же, глядя на все это, хотелось где-нибудь лечь и поплакать. Я вспомнила Анжелику, вспомнила свою семью и то, как на праздники мы собирались вместе. Мы тоже украшали небольшую квартирку в преддверии торжества, собирались в кои-то веки все вместе и проводили несколько дней просто в кругу семьи. Приезжал брат, приезжали бабушка с дедушкой. И хотя места в квартире было ну очень мало, все наслаждались этими днями, ведь мы были вместе. Что будет с родными, когда они поймут, что, возможно, никогда не увидят меня? Терзаемая печальными мыслями, я вышла прямиком к порту. Люди оживленно шныряли туда-сюда, перенося ящики и другие вещи, они воодушевленно обсуждали последние новости на английском. Я даже не вслушивалась. Имена были незнакомы, названия городов и островов — тоже. Все это все сильнее и сильнее причиняло мне боль, заставляя сжиматься в своих одеждах. В животе неприятно потянуло, глаза защипало. Я поспешила уйти как можно дальше, но, развернувшись, уткнулась носом в грудь высокого мужчины. Он, вначале без интереса, осмотрел меня сверху вниз, но затем его глаза зажглись неясным огнём. Незнакомец потер пальцами свою седую бороду и, сняв шляпу, поклонился передо мной. Гул города будто затих, дав мне услышать его слова: — Мое имя Лэнгдон Эйб. Мисс, цвет ваших глаз, боюсь, не все в силах оценить, — он слегка наклонился к моему уху и тихо, но твердо проговорил: — Я помогу вам с вашей проблемой. Человек выпрямился, и я, заглянув в его глаза, внезапно поняла, что это мой единственный шанс понять, что происходит. Не задумываясь более ни на минуту, кивнула и последовала за новым знакомым. Его имя казалось мне подозрительно знакомым.