***
— Не уверена, что ходить по улицам в таком виде после раззадоривания дозорных — идея хорошая, — люди оглядывались на нас с умеренным интересом, пряча глаза, стоило только встретиться с ними взглядом. Прилично выглядящие граждане города явно были не в слишком большом восторге от двух странно одетых девиц, от которых пахло не розами. — А я, что ли, виновата в том, что кто-то решил стащить чертову Муши?! — Да ладно тебе, Иккаку, посмотри, какая она прелесть! — конечно, девушка от моего поступка была, как и Дух, не в восторге. Она считала, что я очень сильно подставила всех пиратов, просто из-за желания удовлетворить свое эгоистичное и детское желание отомстить. Но я не стала ей говорить, что даже без улитки они меня так просто не отпустили бы. Меня видели, и при свете солнца, дающего нужное освещение, мне даже не требовалось иметь тот же устрашающий и морозящий кровь вид, что и на листовке. Видимо, ведьма она и в Африке ведьма. Но ссориться я из-за этого не хотела. Не то время и не то место для выяснения отношений. Нам требовалось найти бар с дурацким названием. — Так куда нам нужно? — девушка явно уже остыла, хотя и все равно была немного раздражена моим поступком. Волны колючей едкой злости сменились на затухающую усталость. От моей глупости, сто процентов. — Да не знаю я! Не поняла — то ли «Алая вершина», то ли «Багряный ад». Девушка остановилась посреди дороги. Люди обходили нас стороной, избегали, образуя вокруг свободное пространство, в котором стояли только мы. Вонючие и уставшие уже после первого еще даже не завершившегося дня. Иккаку смотрела на меня недоуменно, неверяще. — Чего? — Вот и у меня такой вопрос возник, — горячий воздух словно запрещал мне дышать, делая каждую новую волну кислорода все более и более невыносимой и жгущей горло. Будто сквозь нос и глотку в мой организм пытались залить густую липкую патоку, которая меня душила и медленно убивала. Искренне скучала по рассаднику улиток, — но кэп не успел пояснить. Звонок оборвался. — Ладно, — девушка какое-то время разглядывала толпу вокруг нас, а затем, схватив меня за руку, оттащила поближе к навесу и тени. Там находилась небольшое уютное кафе со столиками снаружи, за которыми сидели граждане обеспеченного вида и помпезно распивали кофе или виски. На наше появление отреагировали так, как реагирует знать на челядь — с раздражением и брезгливостью. Мне захотелось дать волю Духу, что, равно как и я, терпеть не мог такого обращения, — не думаю, что в городе есть два заведения с подобными названиями. Поспрашиваем местных, а там уже будем решать. Мы дружно обернулись на вход в это самое кафе. Метрдотель глядел на нас волком, отчего стало ясно, что нас туда ни под каким предлогом не пустят. — Надо искать заведения попроще, — проговорила я, взглядом прожигая заносчивого старца на дверях. Тот стойко держался, но сопротивляться моральному давлению не человека, а Духа крайне сложно. Особенно людям вроде него, — ровно настолько, на сколько я обожаю мир, настолько же ненавижу некоторые вещи в нем. Акки ворчливо заскребся когтями о ребра, показывая, что со мной он целиком и полностью солидарен. Для того, кто много лет находился в рабском услужении без права на голос, он ненавидел любые виды господства. И я была невообразимо рада, что он, обвыкшись жить со мной в одном теле и разуме, наконец, мог смело в этом признаваться. Не боясь, что я буду такой же, как и Сарен. — Ты его сейчас взглядом сожрешь, — усмехнулась Иккаку, насильно меня отворачивая от дверей даже не столько кафе, сколько ресторана, судя по тому пафосу, что оттуда исходил. А еще мне начинало нравиться чувство всеобщего недоумения при взгляде на двух «оборванок» в виде нас двоих. — И поделом будет. Еще и спасибо скажет, что я, а не Акки, — самодовольство из меня так и перло. Кража улитки, что устало, но бойко, сидела у меня руках, вертя во все стороны глазками, действительно неплохо так подняла боевой дух. На душе было бы легко и радостно, если бы не обжигающий кожу и глотку спертый воздух, с которым даже ветер отказывался играть, — смотри, там. Где-то на краю улицы, у душного переулка, ведущего к жилому дому, сидели двое стариков, вытащив домашние кресла на улицу и распивая что-то алкогольное. Не сильно поддатые, они скорее походили на тех бабулек у подъездов, с которыми я в родном мире сталкивалась не раз. Только дедки эти явно побогаче будут — жить в таком районе стоит недешево. Обособленные от остальных районов оградой, дома пестрили зелеными лужайками и искристой голубой водой бассейнов. Пройти в такие дома, зачастую в десяток этажей, без пропуска было невозможно, но дедки сидели совсем близко к улице и выглядели так, словно были расположены к диалогу. Иккаку заметила двоих стариков и кивнула в другую сторону — там находилась небольшая компания подростков относительно безобидного вида. Они сидели на лавках под теми редкими деревьями, что были рассажены в городе. Хохот и баловство перемежались со сверканием драгоценностей, что ясно давали понять, к какому классу относится молодежь. — Уверена? — со стороны подростков донеслась очередная волна хохота. Но не злого, и это единственное, что меня не отталкивало. — Не думаю, что кто-то еще здесь знает про бар. Будем пробовать так и так, — кивнув друг другу, мы разошлись в разные стороны. Иккаку — к компании молодых людей, я — к старикам за оградой. Да уж, разлет, конечно, необычный. Старички и впрямь походили на отпетых сплетниц — сидя под деревом на другой стороне, они с бурным интересом обсуждали то последние новости (до меня донеслось резко оборванная фраза про дозор), то проходящих мимо прохожих, которые от дедков явно были не в восторге. Район спальный и относительно тихий, а они тут как бельмо на глазу, да еще и такое громогласное. — День добрый, господа, — я вежливо кивнула, хватаясь за кованную ограду, — не поможете девушке в беде? Старики, кажись, моему вниманию были только рады. Всполошившись, они весело заулыбались, словно только и ждали, что к ним кто-то подойдет. — А чего не помочь? Поможем, конечно, девуля! — Чего такое, красавица? Солнышко напекло? — Да уж, и не говорите, — вздох вырвался сам по себе. Ограда резко показалась раскаленной докрасна, и я поспешила одернуть руку, — вы не подскажите, где здесь бар то ли «Алая вершина», то ли «Багряный ад»? Старики удивленно переглянулись, и я заподозрила неладное. Уж больно веселыми и озадаченными одновременно они выглядели. А это могло значить кое-что. Кое-что очень неприятное. — Повезло тебе, — проговорил один из них, отпивая из своего стакана мутную, но явно холодную жидкость. Горло судорожно сжалось, желая испить ледяной воды, улитка на руках явно испытывала схожее чувство, — наткнулась на местный аттракцион веселья. Я недоуменно нахмурилась, не совсем понимая, что старик имеет в виду. — Не слушай его, дурак он старый, — второй дед шутливо ударил кулаком в плечо своего товарища, — не аттракцион это, а идиотизм местных предпринимателей. — А по мне, забавно вышло, все новоприбывшие путаются в них. — Так их что, правда два? — устало выдохнула, готовая к подобному исходу. Неприятно, конечно, благо, не критично, — А не подскажете, как пройти к ним? — А вот тут шалость вышла, — кажется, это была единственная причина, по которой ему не нравились эти места, — один на этой стороне острова, другой на противоположной. Два брата-акробата решили переманивать друг у дружки клиентов, только втихую. Да только быстро все различать начали. — Ага, говоришь «Западный красный» и «Восточный красный» и все, проблема решена, — старик почесал макушку, усеянную редкими белыми волосами, — местные привыкли. А вот остальным приходится крутиться. — Вот как, — до встречи с механиком оставалось полтора часа. В принципе, если мы с Иккаку разделимся, то одна из нас так или иначе с ним увидится. Осталось только узнать, где именно они находятся, — а где какой? — Ну смотри, подруга, — второй старик порылся на столе и достал два листка бумаги и ручку, — смотри и слушай внимательно. Под навес я возвращалась глубоко задумавшись. На руках были карты к барам. Такие, очень сомнительные, но карты. Старикам я сказала искреннее спасибо и подарила немного зимней прохлады Духа, чем сначала немало напугала их. Они быстро пришли в себя и поблагодарили за столь приятный подарок. Свой бар я выбрала. Взялась за самый дальний, «Багряный ад», на другой стороне реки. Как объяснили старики, до него не то, чтобы далеко идти. Просто запутанная дорога и не очень приятный район отпугивают любых посетителей. Всего-то требовалось перейти по ближайшему мосту на другую сторону города и идти вдоль набережной до почти самого конца приличного района. Там, на стыке благодати и разрухи, стоит церковь, а от нее уже по узким темным улочкам можно добраться до скрытого в глубине бедного района бара. Конечно, я сомневалась, что это нужный нам бар, но с чем черт не шутит? Зная Соджи, так тот поперся бы и туда, чисто чтобы поглядеть и, в случае чего, почесать кулаки об особо дружелюбных жителей данного города. Мысль об этом почему-то взбодрила. Однозначно идем туда. — Дай угадаю, ты узнала все то же самое, да? Иккаку устало стояла передо мной, сложив руки на груди. Компанию подростков как ветром сдуло. — Не удивлюсь, если ты их до смерти напугала, — судя по изменившемуся лицу девушки, я была ой как права. А мне еще заливала, что Соджи зануда, — скорее всего, да. — И что думаешь? — Думаю, что ты пойдешь к «вершине», — я протянула ей листок с тем, что старики обозвали картой, — а я пойду в «ад». — Не говори так, это жутко. — Да ладно тебе, это всего лишь бар.***
— Ну что, подруга, нравятся местные красоты? — улитка воззрилась на меня с тем блаженным выражением, когда тебе в принципе на все плевать, главное что цели своей добился. Счастливое маленькое существо было без ума от счастья, и ее глаза кричали о вечной благодарности, — Какая ты прелесть. — А я? — Дух обидчиво пошкрябал когтем мои воображаемые ребра. — А ты на подхвате, — обиженное потустороннее существо непонимающе засуетилось, собираясь высказать всю свою потустороннюю обиду, но я успела прервать монолог, — меньше хихикай надо мной и будешь в числе первых. — Мне не нужно. Я уже первый, — самодовольная наглая зубастая морда. Знает же, что он для меня значит и даже не стесняется говорить прямо. Хотя после Гефинии нам тяжело было вновь довериться друг другу (больше мне, чем ему, конечно же), но какая-то сила не позволяла мне испытывать по отношению к Акки любые сильные негативные чувства. Да и в целом я его понимала — он не сказать чтобы существо со свободой в выборе. Набережная все не кончалась. Мы шли уже минут двадцать, а она все тянулась и тянулась. Лишь где-то за многочисленными зданиями сверкал шпиль церкви, к которой мы и шли. Но был все же и плюс — набережная была красиво украшена. Симпатичные дорожки, тени зеленых деревьев, многочисленные мелкие магазинчики на пути. Что-то в этом было. Хотя даже на набережной не было хоть сколько-нибудь прохладно. Река мерным шагом проходила сквозь весь остров так, словно ее и не было. Ее тихий шепот был едва различим на фоне шелеста листьев и голоса города. Река, как и весь остров, была мне глубоко неприятна. Постепенно толпы людей редели, пропадали лавочки. Тишина следовала за мной по пятам, провожая к своему обиталищу. К древнему собору, что своим существованием делил богачей и тех, кому не повезло ими родиться. Но чего я действительно не ожидала, так это здания, выросшего передо мной, когда я добралась до небольшой площади. Это сложно было назвать храмом или церковью в том понимании, в котором я его представляла. Это был средневековый собор с высокой башней, темный кирпич серого и бежевого цветов придавал ему не мрачности, а вселял какое-то чувство спокойствия и безмятежности. В архитектуре я разбиралась мало, но смотреть на красивые здания, поражающие своей искусностью и великолепием, просто обожала. И сейчас передо мной был прекрасный образец архитектурного гения. Высокая башня плавно переходила в шпиль, крест которого сверкал в лучах горячего дикого солнца. Само здание собора было массивным, вроде как пузатым, с темно-красной черепичной крышей, под стать каньону, окружавшему весь город. Арочные витражи украшали тушу сытого каменного зверя, солнце играло с разноцветными стеклышками словно ребенок. Могу поспорить, что внутри творится красота. — Не ходи, — рука легла на прохладное железо врат, ощущая бугорки орнамента. Великолепное место манило своей похожестью на соборы моего мира и одновременно каким-то жутким величием. Рядом с ним в животе все болезненно скрутилось, словно подавляя меня. Но мне так отчаянно хотелось внутрь. Хотя я никогда не была верующей, так-то. Слепая вера в Бога была мне чужда, я избегала всего, что могло бы меня с ней повязать хоть как. Да и в моей семье никто особо не уделял внимания духовной стороне русской жизни. — Почему? Там, должно быть, очень красиво, — даже улитка на моих руках взволнованно затрепыхалась. Только я не могла понять отчего — то ли от такого массивного грозного вида собора, то ли от моего нездорового восхищения. Дух мне ответить не успел. Окованные железом деревянные двери скрипнули, распахиваясь, и я зашла, чувствуя привычную мне пыльную прохладу каменного здания и запах терпкого церковного ладана. Каждый шаг глухим эхом отражался в моей голове, даже не смотря на то, что внутри было достаточно шумно. Шла служба. Заунывно читал что-то из Библии священник. Голос его эхом отражался от стен, вдалбливаясь мне в голову железными сваями. Безликий холл вывел меня к широкому помещению со стройными рядами деревянных лавок. Несколько человек с упоением всматривались в фигуру священника в черной рясе. Солнечные лучи разноцветными бликами играли на мощенном полу. И все было так красиво и волнительно. Пока в глазах не заиграли огни. Ощутив слабость в ногах, я присела на самую крайнюю лавку. Людей внутри было немного, и никто из них не обращал на меня внимания. Высокие своды, круглые колонны, иконы, орган, безмолвно стоящий с краю — убранство было скромное, привлекательное. То, что связано с Богом, как мне казалось, и должно быть таким. Не сверкающим золотом и богатством, а убаюкивающим и дарящим упоение. Но я этого не ощущала. Мне казалось, что вслед за мной пролез спертый душный воздух, обволакивающий меня мягким облаком. Запах ладана, пробивающийся сквозь преграду, дурманил, отравлял изнутри. Голова шла кругом. Тяжело дыша, я пыталась докричаться до Духа, но то, что мне показалось детской обидой на мое непослушание, оказалось чем-то иным. Совсем иным, я бы сказала. Я его не слышала. Совершенно. Словно кто-то выключил в моей голове внутренний голос, который был со мной всю жизнь. Столкнись я с этим впервые, у меня случилась бы истерика. Прямо там, в зале, пусть и не до краев, но наполненном людьми, я бы билась в припадке ужаса. Но это уже случалось. Еще на Гефинии, пусть и в ином виде. Поэтому ту пустоту в душе, которая поглощала свет и разум, мне требовалось заполнить. Цепляясь за изголовье лавки, я поднялась, прилагая максимум усилий, чтобы сохранить лицо. То, что началось как простое неприятное недомогание, перерастало во что-то опасное, яростное. Боль диким зверем бунтовалась в моей голове и внутренностях, слепила глаза бесконечными вспышками. Я едва ли видела, куда шла. И могу с уверенностью сказать, что начала бы сбивать вещи и в конце концов просто потеряла бы сознание, если бы меня кто-то не подхватил под локоть, выводя наружу. Воздух на улице казался перенасыщенным сладким кислородом. — Вы в порядке? — приятный мужской голос прозвучал совсем рядом с ухом. Меня мягко усадили на лавочку под тенью дерева и всучили что-то в руки, — Вот, попейте. Вы выглядите болезненно. Студеная вода словно сбросила с меня дурман церкви. Голова проходила. Зрение вновь возвращалось в норму. Выпив почти пол бутылки, я прислонила ее, еще холодную, ко лбу, вздыхая с облегчением. Только сейчас я заметила, что улитка с волнением глядит на меня с ослабших рук. Она казалась настолько же сбитой с толку, как и я сама. Ласково погладила ее по панцирю, слабо улыбаясь, и перевела взгляд на человека рядом. Очень симпатичного молодого священника со светлыми каштановыми кудрями и в милых круглых очках. — Спасибо вам, — жуть, не могла себе представить, как выглядела со стороны. Как блаженная поперлась в церковь, хотя Дух яростно протестовал (пытался), посидела там три минутки и в состоянии нестояния была выведена, — понимаете, очень хочется посещать церковь, но у меня такая жуткая аллергия на ладан. Глупо хихикнула, понимая, что отговорка звучит максимально тупо, но я и цепким острым умом-то не отличалась. Хотя, судя по виду парня, он просто был рад, что мне полегчало. — Пожалуйста, берегите себя, — он мягко улыбнулся, присаживаясь рядом. Я напряженно замерла, ожидая долгий разговор с представителем духовенства. Не самая приятная участь, стоит сказать, — такая любовь к Богу похвальна, но Он не хотел бы, чтобы вы рисковали своим здоровьем, посещая дом Его. Парень с упоением начал рассказывать про прихожан с моим «недугом», объясняя, что это в принципе возможно. Я изо всех сил старалась улыбаться и поддакивать иногда, выискивая в это время признаки жизни моего Духа. Акилльз как в лету канул. Жуткое ощущение пустоты ушло, но тишина меня не слабо напрягала. Я привыкла к излишне общительному созданию. Более того, я его любила за порой слишком уж длинный язык. — Вы знаете, — осторожно начала, стараясь пробиться сквозь поток речи уже о чем-то совсем ином, — к сожалению, у меня встреча с семьей, я должна идти. — Ох, — парень, казалось, был немного расстроен, — вот как? Ну что ж, не смею вас боле задерживать. — Ну что вы, я бы с удовольствием задержалась, но не могу заставлять престарелых родителей ждать. — Ничего, милая леди, я понимаю, — он поднялся и подал мне руку, помогая встать. Рука у него была странно горячей, будто парня лихорадило, — надеюсь увидеть вас в нашем приходе как-нибудь. — Конечно, благодарю, — хотела назвать его по имени, но вспомнила, что напрочь все прослушала. Поэтому натянуто улыбнувшись, бросилась в ту сторону, которая была, согласно карте, самой короткой дорогой до бара. К черту все эти чертовы церкви. А так вообще можно говорить? — Я говорил тебе не идти туда, — Акилльз в моей голове так внезапно и громогласно начал говорить, что я подскочила на месте, чуть не выронив улитку, нежившуюся на моих руках, — твое упрямство тебя погубит. — Почему мне вообще стало плохо? — прошипела я едва слышно в ответ, чтобы хоть как-то отвлечься от ощущения опасности, окружавшей меня. Церковь и впрямь находилась на стыке, и стоило пройти буквально пару шагов, как это становилось ясно. Сразу же начинались ободранные и приземистые здания, горы мусора и бессознательные тела у едва стоящих стен. Ответом мне стало молчание. В голову закрались некоторые подозрения. — Ты же не демон? Насколько я знаю, всякие «святые» штуки только демонов отгоняют! Дух упрямо молчал, закрываясь от меня в раковине. Раковине, которую я ему на его рогатую железную голову натяну. — Серьезно, блин?! — Мы не демоны. Просто немного неугодные живому миру существа, — он говорил это так, как мой брат Олежка оправдывался, съев мое мороженое. Будто бы это был не он, а если и он, то по чистейшей случайности, а следовательно я, его любимая старшая сестра, просто волшебница и красотка, должна его простить. — Значит, демоны? — а потому меня такой вещью не прошибешь. У меня есть младший брат и племянница, и оба считают своим долгом давить на мою больную пятку большой любви к младшим. Поэтому иммунитет у меня на таких хитрецов выработался, — Это что же, я, получается, одержимая, что ли? — Нет у тебя совести. Между прочим, для любого Духа сравнение с демоном оскорбительно. — Оскорбился? — Да. — Ну вот и славно. Дух с какой-то детской, жгучей обидой замолчал. Я мысленно хихикала над его поведением, чем обижала еще сильнее. Но не могу сказать, что была неправа. Остаток дороги петляла в тишине собственных мыслей, лишь едва слышно мурлыча что-то под нос. Страшное и опасное место меня не пугало, хотя оно и очень пыталось. Компании подвыпивших мужчин косились в мою сторону выжидающе, считая себя самими опасными хищниками в этом кирпичном лесу. Они мечтали о вещах, которые любого нормального человека привели бы в ужас, но не осознавали, что перед ними куда более страшный враг, нежели им кажется. Мне же начинало казаться, что город был как оголенный нерв, а жаркий неподвижный воздух его все время трогал и все сильнее изводил, выжидая, когда же лопнет та тонкая нить терпения. А меж тем голод незримой тенью следовал за нами, изредка напоминая о себе. Мы терпеливо выжидали, когда же найдутся те, кто осмелится исполнить в жизнь свои сокровенные мечты. Но пока смелых не было. А духота все забивалась и забивалась в легкие. Петляя по узким улочкам, мы тщетно пытались выискать тот самый бар. Начинало раздражать пристальное внимание редких прохожих преступного вида и молчаливые взгляды полуразрушенных домов, что провожали меня голодными темными глазами. А потом на пути всплыло то недоразумение, что люди должны были называть баром. Он нашел свое пристанище в старом одноэтажном здании, что низко клонилось к земле. Ни вывески, ни каких-либо опознавательных знаков — не было ничего, что сообщало бы путникам, что это нужное место. Ничего, кроме одной маленькой детали. Валящего из всех окон сигаретного дыма, плотными серыми руками тянущимися вверх. И дикий, безудержный хохот, изредка вылетающий из тех же окон шумным предупреждением. Только это уже две вещи, как многозначительно намекнул мне Дух. В баре сидели не божьи одуванчики. В баре восседали на своих изъеденных термитами пыльных тронах самые настоящие ублюдки и уроды. Те, кого жизнь выплюнула в эти муравьиные колонии, презрительно отворачивая свой взор в сторону более успешных своих детей. Я сильно сомневалась, что мне нужно было именно сюда. Но какой-то дикий азарт, желание утолить голод и просто почесать потусторонние руки тянули меня вперед, войти в старые растрескавшиеся двери, схватив пару заноз, и, наконец, утолить ту жуткую жажду, что с каждой кровавой сценой в моей голове усиливалась. Кажись, даже Дух возбужденно предвкушал дальнейшие события. Свою кормежку. Мы словно подростки, которые вот-вот должны были познакомиться с тем, что старшие ребята называли «кайфом», нося до боли знакомую мне личину адреналиновых наркоманов. Была только одна проблема — нам следовало быть готовыми к тому, что в конце концов все это закончится ничем. Не все же люди поголовно идиоты и болваны, чтоб лезть в драку со слабой мелкой девчушкой. Но хищник в лице Акилльза уже предвкушал кровь и души, обильным потоком текущие в его пасть. Только сейчас мне стало ясно, скольких усилий ему стоило сдерживаться в присутствии других людей. Но прежде всего, перед входом, мне требовалось кое-что сделать. Зайдя в переулок между баром и каким-то домом, я усадила улитку на старый ветхий подоконник, чем заслужила ее недоуменный взгляд. — Посиди тут, — ласково похлопала ее по панцирю и доверительно шепнула, — там может быть опасно. Я тебя заберу, как закончу свои дела, договорились? Улитка (удивительно умное и милое создание) утвердительно кивнула. В ее глазах горел огонь бунтарства, но она готова была потерпеть еще немного ради такой сладкой и желанной свободы. Я же направилась в бар. Двери, как я и думала, неприятно царапнули кожу на руках. С мерзким пронзительным скрипом отворились створки. Вонючий сигаретный дым забивался в легкие, тесня вонь улицы и духоту острова. Внутри было еще хуже, чем снаружи. Потные тела одичавших людей, взгляды наполненные звериной ненавистью. Скрежетали стулья. Взгляды на меня направлены были самые «дружелюбные». Никогда еще я не чувствовала такого предвкушения. Пройдясь взглядом по широкому, но почти пустому помещению с парочкой столов и стульев, я двинулась к барной стойке. Тишина вонзалась в мою спину голодными глазами и мыслями местной своры бандитов. Под ногами скрипели прогнившие и обломанные половицы. За барной стойкой, пристально следя за моими движениями, стоял бармен, протирая куском вонючей тряпки стакан. Едва ли такое место могло соревноваться с другим баром, не могла себе представить, что выглядело бы хуже. Возможно, именно поэтому народу здесь было совсем немного. Времени было ровно два часа. Угроза сочилась сквозь все живое и неживое, находящееся в этом месте. Я уже понимала, что это не тот бар, но все-таки хотелось хотя бы стакан воды получить и двинуться обратно. А там, если повезет, устроить небольшой дебош. — Привет, — вежливость — наше все, я считаю. Пока причин, чтобы рвать и метать, у меня не было, а потому я привычным мне образом обращалась в мисс дипломат года, мягко улыбаясь и искренне надеясь на взаимную неприязнь, — могу я заказать у вас стакан воды? Пожалуй, есть какой-то шарм в правильном воспитании и вежливости. Человеку сразу начинаешь симпатизировать. И никогда не знаешь, что же скрывается за маской дружелюбия. Бармен смотрел на меня, неспешно мигая и продолжая натирать со скрипом стакан. Казалось, что это единственный звук во всем баре. Но спустя мгновение он сплюнул в сторону (санэпидемстанции на них нет), поставил стакан и нагнулся. Звякнуло что-то железное, и я напряженно замерла с натянутой улыбкой, выжидая чего угодно. Но не ведра с отходами, поставленными перед моим лицом. Острый запах мусора и рвоты ударил в нос, и я сдержанно отшатнулась назад. За моей спиной слышались предвкушающие смешки. — Таким, как ты, сука, здесь не рады, — бармен склонился ко мне, выдыхая гадостный запах сгнивших зубов. Ему вторил весь бар за моей спиной, — уноси отсюда свою пиратскую жопу, пока мы ее не порвали. О-о-о, для Духа это была словно красная тряпка. Не было больше интеллигентного и ироничного создания в моей голове. Был зверь. И зверь жаждал крови. А меж тем бар по крупице наполнялся едким хохотом, животной злобой и похотью. Ведро стояло перед моим носом, издевательски исторгая запахи, достойные клоаки. — Заманчивое предложение, — я оперлась одной рукой о стойку, придвигаясь ближе. Другой рукой схватилась за ведро, чувствуя, как напрягаются нити, связывающие меня с Акилльзом, — надеюсь, твоя жопа достаточно растянута для моего друга? Ладонь призывно сжалась на стенке ведра, натягивая нити до сладостного ощущения боли. Большая синяя рука легким движением отбросила помойник, впечатав его в хилую деревянную стену, что жалобно скрипнула. Длинные борозды с морозными прожилками сверкали на стойке. А дальше все произошло быстро. Тишина, пришедшая на смену хихиканью, сменилась гневным ропотом, но было слишком поздно. Реагировать быстрее, чем неживой убийца и потрошитель? Невозможно. Я все также стояла за стойкой, но уже держалась рукой за смятую грязную майку бармена, что смотрел на меня, на нас, глазами, полными осознания. Полными ужаса. Мне не требовалось звать Духа, чтобы он начал действовать. С дребезгом закрывались гнилые створки окон, но стекло, шатающееся, оставалось на своем месте. Бандиты вскакивали со своих мест, в ярости кидаясь в мою сторону, но мне даже не требовалось оборачиваться, чтобы видеть то маленькое и симпатичное препятствие на их пути. Дух не являл себя. Я просила его. Но он безликой тенью шел от одного человека, к другому, игриво раскидывая их в разные стороны. Хищник, он любил играть со своими жертвами. — Жарковато тут, не считаешь? — я притянула поближе к себе бармена, ласково шепча ему на ухо и с удовольствием наблюдая, как страх лишает его речи, разума, — И я так думаю. Акилльз, уловив мою ненавязчивую просьбу, запустил свое ледяное дыхание в пляс. Маленький безобидный буран швырял в стену столы и стулья, изредка добираясь цепкими ледяными пальцами до людей. Иней прополз по стенам ленивой ящерицей, распуская свои зимние цветы тут и там. Даже сквозь непередаваемую гамму хищнических эмоций Духа я чувствовала, как льдистый воздух проникает под кожу его жертвам, тонкими иглами въедаясь в плоть и кровь. Крики и шум бьющейся мебели были усладой для наших ушей. И именно в этот момент я дала добро. Акилльз появился посреди бара как всадник апокалипсиса, предвестник конца и боли. Нависшая тень над людскими пустыми, но такими вкусными, душами, предвкушающе скалилась, облизывая длинным темным языком многочисленные ряды острых клыков. Я все с тем же мягким сочувствием смотрела на бармена, пока тот в ужасе наблюдал, как его посетителей пожирает сумеречный зверь, жадный до крови и душ. Лицо мужчины исказила гримаса паники и негодования, словно он не верил, что все происходит здесь и сейчас, с ними. — А ведь я спрашивала: готова ли твоя жопа к моему другу? Он перевел взгляд на меня. Осознание острой стрелой метнулось к его разуму, отразилось в глазах. Он знал, на что шел. Как и знал, что вот уже шестеро из шестнадцати посетителей, за исключением его самого, стали приятной закуской страшному безглазому существу, чья пасть была сродни бездне. — Хватит! — откуда-то из заднего помещения за баром выскочил маленький человек, испуганно глядя на картину, развернувшуюся перед ним, — Прошу вас, госпожа, прекратите! Я отпустила, наконец, бармена, что кулем с говном повалился на землю. Остро завоняло мочой. На маленького человека смотрела со смесью ленивого интереса и скуки. Неужели вот это здесь главное? — С чего бы? — тишина, обеспеченная мне Акки, была плодотворной почвой для моего вопроса, — Меня оскорбили. Моей жизни угрожали. Вы считаете, что я не имела права защищаться? Никогда бы не подумала, что мой голос может звучать вот так. Словно безэмоциональный убийца сейчас из чистого азарта вырезал целую толпу, не понимая, в чем, собственно, проблема. По сути, так-то все и было. — Моя милостивая госпожа, — в голосе хозяина сомнительного заведения текла сладкая сахарная патока, от которой я скривилась. Дух гадостливо скалился своим оставшимся жертвам. Их уже было семеро. С половиной. Скрипучий смех потустороннего существа вселял ужас, а кровавые останки дополняли картину настоящего кошмара, нереального, выдуманного, — молю вас, взываю к вашему благородству! Эти люди глупы и жестоки, но вы, — он подлетел к стойке хватая обеими руками мою ледяную ладонь, — вы же послужите образцом милосердия, ласковой рукой отведите их от греха! Ну и речи у этого человека! Видимо, прочитав на моем лице скептицизм, он поспешил добавить. — Мы возместим вам весь причиненный ущерб! Просите, моя госпожа, все, что душе вашей угодно! Идея сверкнула в моей голове. Взмахом руки я отозвала до боли недовольного Духа. — Все, что душе моей угодно, а? А вот это уже другой разговор!***
Из бара я выходила довольная. И накормлены, и напоены, и провизией обеспечены. Пусть бар и не пользовался популярностью, но кое-какие услуги своим особенно важным клиентам, вроде меня, предоставлял. Мне удалось выторговать закупку продуктов, причем за их же счет, а так же, в случае чего, дальнейшую их доставку на субмарину в бухте у Титаса. Конечно, все это влетало им в копеечку, но шкурка ведь ценнее денег, не правда ли? Довольная собой, я опять вдыхала мерзостный горячий воздух дурацкого острова, готовая возвращаться обратно. Оставалось одно маленькое дельце. — Прелесть! — я заглянула за угол переулка и нашла взглядом улитку. Та, при виде меня, взбодрилась и с счастливым видом поползла в мою сторону, — Идем домой, моя хорошая. Подходя к подоконнику, я заметила, как резко изменилась выражение ее мордочки. Внезапно там вырисовалось страшное непонимание. Дух собрался меня яростно дернуть. Я попыталась обернуться, краем глаза замечая тень, летящую в мою сторону. Хлопок. Теряя сознание, я слышала как со звоном разлетелись во все стороны бутылки в мусорных пакетах. Боль в виске ворвалась в мою голову с переливом колоколов. Напротив меня была пара армейских ботинок, и мне подумалось, что Дух этого так не оставит. Зря он жаловался. А потом мир погас.