всех утомил и исключительно себя радую

БоссПимп (Богодеев намёком) AU, учебные заведения, юмор, флафф - рейтинг R, ООС, нецензурная лексика. По зарисовкам: https://pp.userapi.com/c841029/v841029835/6d18/RpsKz5yYVlw.jpg ___________________________       Во рту собирается слюна от едкого сигаретного дыма, но Стас держится, завистливо провожая каждую затяжку Димы. Это что-то вроде испытания силы воли, и Конченков давно бы уже сдался, вот только он упрямый парень, и раз что-то решил, значит, будет гнуть свою линию. – Я бы в лоб сказал, – говорит вдруг Фадеев задумчиво. – И в лоб бы получил, – недовольно шипит Стас, ёжась. За университетскими подсобными зданиями лежит снег, явно не догадываясь о том, что на дворе апрель. И ноги промокли до носков, но дружба важнее, тем более обсудить наболевшее больше не с кем, только с Димой. – У меня просто таких проблем никогда не было, – поясняет Фадеев, большим пальцем руки с зажатой в ней сигаретой потирая нос. – Я всегда говорю, как есть, и если Чечня в огне – сваливаю, пока пизды не получил. – И часто это прокатывало? – скептически жмурится Стас, чувствуя, как на щеках оседает противная холодная морось. – Один раз прокатило, – словно бы не замечая насмешки, произносит Дима совершенно спокойно. И Конченков проглатывает язвительный комментарий, потому что Фадеев прав: однажды он сказал всё в лоб, и теперь Максим рядом с ним двадцать четыре на семь, семь дней в неделю, включая выходные и национальные праздники. И это даже не преувеличение, потому что он оставался у них ночевать и слышал… Собственно, это он был бы рад забыть, потому что его детская психика к такому явно не готова. А вот то, что было после – с этого хоть картину маслом пиши: Фадеев сидел на кухне на табуретке, не зная, что Стас на балконе курит, и охотно подставлял руки смотрящему на него снизу вверх Максу, пока тот счищал с его кожи воск. И в голове Конченкова никак не могли уложиться два и два – Богомол мучает Диму, Диме это очень нравится. Но круче всего было, конечно, то, что Макс говорил Фадееву – шёпотом, едва слышно, так нежно, словно перед ним не человек, а ебаное божество. Но Стас услышал, и не потому, что развесил уши (он развесил, и ему не стыдно), а потому что это было невозможно не услышать. – И даже через сотни жизней я нашёл бы тебя. Это не было признание в любви в классическом его виде: такое можно найти в тупых пабликах в социальных сетях. Но пафосные речи на то и пафосные, чтобы превращаться во что-то большее на старой советской кухоньке с жёлтым плафоном на потолке. Так что сейчас Конченков жуёт жвачку, смотрит на Димку внимательно, стараясь не замечать засосов на его неприкрытой шее, и молчит. Может, он и прав, и честность – лучшая политика, но… – Не могу я ему сказать, – говорит Стас, тяжело выдыхая. – Просто не могу. Это, блять, бесперспективняк. Фадеев пожимает плечами и откидывает окурок в сторону. – Можешь начать ему намекать, – он выразительно двигает бровями, и, ладно, это выглядит на самом деле смешно. – Ты, блять, издеваешься? – сдержанно уточняет Конченков, сплёвывая собравшуюся во рту слюну. – Нет. Дима подтягивает на плече рюкзак и достаёт из кармана телефон. Он не спешит на пары, и Стас без слов понимает, что тот хочет ещё раз успеть покурить перед тем, как пойти на высшую математику. И он тихо ненавидит своего друга, хоть это и несправедливо – неужели он виноват, что Стас бросил курить? – Я имею в виду, что ты мог бы подкатить к нему незаметно, – сдерживая смех, предлагает Дима, сёрфя в интернете. – Ну, знаешь, эти ваши бабские заморочки с флиртом… – Какой же ты всё-таки кусок дерьма, – почти облегчённо произносит Стас и от души даёт Фадееву подзатыльник. – И кто ещё из нас баба, пидор? Тот, конечно, ничего не отвечает, а просто смеётся, и Конченков тут же расслабляется, потому что, ну, всё не так уж и плохо, если они могут над этой ситуацией посмеяться. – Спокойно, братишка, я что-нибудь придумаю, – обещает ему Дима снисходительно, и Стас ему верит. И закуривает протянутую сигарету: бросит в следующий раз.       Фадеев его не обманывает. Через пару недель Стасовых пряток по коридорам университета от высокой фигуры Игоря Лаврова, на паре философии Дима швыряет на стол сорванную где-то оконную ручку. – Что это? – Конченков опасливо трогает кончиком карандаша сломанный кусок пластика и косится на Фадеева. – Это отличный вариант, как можно всё устроить, братишка, – Димка сияет как начищенный пятак, и Конченков уже опасается, что сейчас ослепнет от этой довольной физиономии. Монотонный голос профессора гулко отдаётся от стен аудитории, слышится шорох ручек и бумаги, а с задней парты – тихое посапывание. За окном ветер гоняет тучи, и стоит нескончаемая пелена: идёт дождь со снегом. – Я сломал окно в нашей… твоей комнате в общаге. Дима выдерживает паузу, а Стас просто не может поверить в то, что только что услышал. – Ебануться… Он хватает воздух как выброшенный на берег кит, смотрит на ручку на столе и пытается унять дёргающийся глаз. – Я решил, что это идеальный вариант, – как ни в чём не бывало объясняет Дима, не обращая внимания на побледневшего друга. – У тебя там всё сейчас снегом завалит, значит, комната будет непригодная для жизни. – Да ты охуел в край! – восклицает Конченков, приподнимаясь, и профессор поражённо умолкает. На самом деле замолкают все – даже храпа с последней парты не слышно. Но Димка уверенно кладёт на его плечо руку, усаживает и тут же виновато улыбается преподавателю: – Нервный срыв перед сессией, он так больше не будет. Профессор понятливо кивает и продолжает лекцию об учении Канта. Но Стас до сих пор не может отойти от шока, так что тянется своей тонкой рукой к горлу Фадеева с неприкрытым желанием убить его. – Но-но-но! Без рук! – Димка ловко перехватывает запястья Конченкова и спокойным, утешительным тоном пытается его вразумить: – Да всё будет заебись, ты просто послушай. Стас делает несколько глубоких вдохов, закрывает глаза и медленно кивает. Убить Фадеева он всегда успеет. А тут слишком много свидетелей. – С тех пор, как мы с Максом съехали, свободные места есть только у вас с Лавровым. Так что после этого ЧП тебя точно к нему переселят. А там дело в шляпе – уж как-нибудь… Он делает какие-то движения руками, пытаясь соединить пальцы, и Стас даже не хочет представлять, что это он имеет в виду. – Насколько велики масштабы ущерба? – почти спокойно спрашивает он. – Подоконник и твоя кровать, – вины Фадеев, разумеется, не чувствует, но что-то в его голосе даёт Конченкову понять, что это не всё. – А стол? – И стол, – отвечает Фадеев, и Стас с грохотом роняет голову на руки. На рабочем столе не только ноутбук и зарядки, но и его курсовой проект – чертежи на пару метров. – Ноутбук я запихнул под кровать, – спешит его успокоить Фадеев, и от жестокой расправы его спасает звонок. Он тут же подскакивает на ноги, хватает рюкзак и оказывается в трёх партах от Конченкова – тот никак до него не дотянется. Поэтому Стас просто швыряет в него эту проклятую оконную ручку и показывает средний палец. Но поганец Фадеев ловкий, что мартышка, поэтому легко перехватывает ручку на лету. И шлёт Конченкову воздушный поцелуй, зараза такая.       Каким бы ни был этот план, он срабатывает: заведующая охает и ахает, когда Стас, едва не глотая слёзы от ярости, собирает обрывки чертежей. Он потратил на них два месяца выходных, и переделывать всё с нуля… Чёртов Фадеев поплатится, уж это Конченков может ему гарантировать. – И шкаф развалился, – расстроенно сетует заведующая, не понимая, как такое могло произойти. Она рассеянно смотрит на сломанную ручку, на честное лицо Фадеева и, чёрт подери, верит, что это от ветра. Нет, ну, это уже вершина долбоебизма, если вы спросите Стаса. Но его никто не спрашивает: Дима скоренько помогает собрать учебники в один чемодан, уцелевшие вещи – в другой, и незаметно пинает Стаса в сторону выхода. – И куда же мне его… – начинает было заведующая, пытаясь вспомнить свободные комнаты, но Фадеев её радостно перебивает. – У Лаврова на этаже в комнате есть место! Она согласно кивает, а Стасу только остается порадоваться, что у Фадеева нет желания захватить какую-нибудь страну: у него бы это вышло – раз плюнуть, судя по его стратегическому складу мышления. Поэтому он обречённо подхватывает сумки, суёт ноут подмышку и бредёт дальше по коридору. Он прекрасно знает, где живёт Игорь Лавров. И он нервничает. – Ну, бывай, приятель, – легкомысленно хлопает его по плечу Фадеев и смывается до того, как Стас успевает сказать ему что-нибудь из серии “ты, чёртов мудак, меня подставил и, будь добр, сам разгребай это дерьмо”. Но Димка уже на другом конце коридора, а Конченков – сутулый и неуверенный в себе – жмётся у двери и не может постучать: руки заняты. И в тот момент, когда он хочет бросить всё на пол, дверь распахивается. – Йоу, – хрипло говорит Лавров. – Вацап, – отвечает Конченков, и в голове у него сразу тысяча фэйспалмов. – Чё забыл тут? – гостеприимно уточняет Игорь, не позволяя войти. – Жить тут буду, – говорит Стас и пихает его плечом, но толку от этого мало: широкоплечий Игорь входит в основной состав команды по баскетболу, а Конченков напоминает телеграфный столб. Телеграфный столб, страдающий анорексией. Но попытка не пытка, так ведь? – Жииииить? – протягивает Лавров задумчиво, глядя на потешные попытки Стаса его пихнуть. – Ну, ладно. Он отходит в сторону, и Конченков пытается поправить на плече сумки, как мир вокруг вдруг делает кульбит, и он осознаёт, что висит на плече Лаврова вниз головой. И тот его тащит куда-то, совершенно игнорируя его слабые трепыхания –  вообще-то, Конченков и сам в силах справиться. – Добро пожаловать, братишка, – добродушно произносит Лавров и улыбается в щетину, усаживая Стаса. От такого развития событий сердце у Конченкова заходится в рваном ритме, и он едва дышит, потому что вся кровь прилила к лицу. Он привычно натягивает на худые запястья рукава толстовки и ошалело хлопает глазами, сидя на кровати. – Не ожидал, что мы сразу перейдём к сожительству, но я рад, что не придётся тратиться на цветы и конфеты, – Лавров пропихивает в карманы ладони и смеётся, а Стас тупит неимоверно. – Хотя не подумай, я не жадный. – У меня комнату снегом замело, – тихо произносит Конченков, стараясь прийти в себя. – А у тебя есть свободное место, так что заведующая направила меня сюда. Понимаешь ли… Лавров опускается на свою кровать напротив и забавно щурится, рассматривая покрасневшего Конченкова как новогодний подарок. – Комнату. Снегом. В апреле. Ага, – резюмирует он наконец и заваливается на подушки. – Ну, что сказать, велкам. И Стас краснеет ещё сильнее. А потом запоздало соображает показать своему новому соседу средний палец, но тот только смеётся в ответ.       На самом деле жить с Лавровым несказанно лучше, чем Конченков мог себе вообразить. Тот старше его на пару курсов, поэтому с удовольствием делится конспектами и старыми записями. И даже с чертежами помогает так, что за вечер Стас заканчивает огромный пласт работы. Игорь умеет варить прекрасный кофе, и он вообще тот ещё изобретатель: у него даже будильник не звонит просто так – он делает короткое замыкание, отчего тут же включается чайник и тостер, так что к тому моменту, как парни поднимаются с постели, их ждёт уже наполовину готовый завтрак. А ещё Лавров и правда совсем не жадный: со всей отеческой заботой он помогает восстановить весь понесённый ущерб и даже дарит Стасу майку на новоселье с забавной надписью “Чип и Дэйл спешат на помощь”. На самом деле через неделю Конченков может возвращаться к себе обратно, но ему совершенно не хочется, так что остатки вещей незаметно перекочёвывают в комнату Лаврова и оседают на его полках.       Идут дни, недели, и такой прошаренный Фадеев оказывается всецело неправ только в одном: само собой всё не срастается – Лавров не заходит дальше подшучиваний, а Стас не решается признаться. Так что в начале мая Конченков идёт на отчаянный шаг, и, когда Игорь возвращается вечером с тренировки, он застаёт абсолютно голого Стаса, мнущегося перед шкафом. И единственной вещью, за которую может зацепиться взгляд Лаврова, чтобы не скользнуть ниже – это большие оленьи глаза Конченкова. – Стас, – говорит он неторопливо, – почему ты голый? Несколько секунд Конченков молчит, покусывая тонкие губы, а потом наклоняет голову набок, зажмуривая глаза: – Я… ну… у меня нет одежды, – если это не самая тупая отмазка, то просто покажите ему того, кто мог проебаться ещё сильнее. Лавров тяжело вздыхает, и Стас может из-под ресниц видеть, как он скользит взглядом по его телу, останавливаясь на татуировке. Но время идет, и ничего не происходит – ёбаный Лавров просто издевается. – Конечно, есть, – говорит он в конце концов и открывает шкаф. – Смотри-ка: рубашка, джинсы, привет, Игорь, и, вот так сюрприз, футболка, которую ты недавно подарил Стасу. Он протягивает ему эту самую футболку, улыбается как ёбаный Супермен, и Конченков просто смотрит на Чипа и Дэйла, пока Игорь идёт в душ. И он насвистывает какую-то незатейливую мелодию, словно ничего не произошло. Ладно, Игорь, один-ноль в твою пользу. Но Стас ведь решительный? Поэтому через несколько дней он просто лежит на кровати, пытаясь выучить несколько тем, как замечает, что Игорь куда-то собирается. Он снимает футболку и что-то ищет в шкафу. Его спина – широкая и такая красивая, с ямочками на пояснице, маячит перед глазами, так что Стас никак не может отвлечься. Он смотрит на Лаврова, удивлённо замечая родинку на лопатке, мечтая прикоснуться к ней, как вдруг понимает, что Игорь чувствует его взгляд. – Мне нравятся твои штаны, – краснея, объясняет Стас и снова утыкается в тетрадь с записями. – Спасибо, – отвечает Игорь невозмутимо и стряхивает со штанины несуществующую пыль. – Купил с пятидесятипроцентной скидкой. На мгновение Стас зажмуривается, пытаясь справиться со страхом, а потом тихо выдаёт: – Но знаешь, Игорь, мне бы больше понравилось, если бы они исчезли на сто процентов. Слышится шум соседей за стеной, кто-то играет на улице в футбол, а Стас ждёт ответа от Игоря. – Братишка, ты должен знать, что магазины не могут отдавать вещи бесплатно, понимаешь? – голос Лаврова непрошибаемый – оторви да выбрось, и Конченков краснеет ещё пуще. – Я просто… – Это, типа, самый хуёвый способ вести бизнес, дурашка, уж можешь мне поверить, – не обращая внимания на метания Стаса, заканчивает свою мысль Лавров и, сука, взъерошивает его волосы. Взъерошивает. Чёртовы. Волосы. Стаса. Унизительнее вещей с ним ещё не происходило. И, наверное, поэтому он просто взрывается, как самая настоящая сверхновая – яростно разбрасывая лучи и радиацию. И Лавров сам виноват, что в зоне поражения, ведь Конченков взорвался именно из-за него. – Долбоёб ты, Лавров, ох, долбоёб! – шипит Стас сквозь зубы, подскакивает, швыряет в Игоря подушку, а потом показывает ему фак и решительно направляется прочь из комнаты. – Погоди-ка, – сильные руки перехватывают его на полпути, и он чувствует, что висит в паре сантиметров над полом, а Игорь внимательно смотрит на его раскрасневшееся от злости лицо. – Что случилось? – Нахуй пошёл, – выразительно поясняет Стас. – Я уже давно мечтаю, только ты ж у нас цветочек-недотрога, – хмурится Игорь, и Конченков забывает, как дышать. – Так в чём дело? Стас несколько мгновений нерешительно висит в его руках, а потом обхватывает ногами талию Лаврова и прижимается к нему всем телом как ласковая коала – хочется быть ближе, а злость испарилась. – Цветочек, я так понял, не совсем уж и недотрога, – брови Игоря приподнимаются, а ладони скользят ниже, пока не сжимают ягодицы Стаса. – Заткнись, – шипит Конченков в его губы, а потом проводит языком по щеке. И закрывает глаза от блаженства, ведь это то, о чём он мечтал последние месяцев шесть. – Так всё это время ты флиртовал, цветочек, – наконец, всё понимая, протягивает Лавров и подставляет шею под поцелуи. – А я не понял. – Ну, и дурак. – Дурак, – соглашается он и валит их на кровать. И жадно подминает под себя Конченкова, позволяя ему стянуть с себя штаны на сто процентов. Стас – красный и смущённый – смотрит на него своими большими глазами и сладко постанывает, когда Игорь спускается ниже, целуя его грудь и живот. И он нежно проводит языком по выпирающим косточкам, а потом поднимает глаза на возбуждённого Конченкова. – У тебя, я так понимаю, на мой счёт тоже был хуёвый бизнес-план, – и тихо смеётся перед тем, как облизать его. – Ну да мы всё исправим.