всех утомил и исключительно себя радую

БоссПимп Ангст, ER (Established Relationship) - PG-13, элементы гета Драббл по зарисовке https://pp.userapi.com/c841027/v841027407/b7d9/TCYwWo22EI4.jpg и по вопросу в ask.fm Пимпа https://pp.userapi.com/c841027/v841027540/a760/JJ1KOEXC460.jpg ____________________       Глаза слезятся, и голова уже не соображает, но это Стаса не останавливает: он пишет бит, накладывает слои один за другим и тихонько матерится, когда что-то не получается. Хотя сейчас должно всё получаться, ведь за его спиной тихо сопит Игорь, раскинувшись на кровати в позе звезды. Это у него такая особенность – занимать всё пространство, как только войдет. И это касается не только кроватей или, скажем, домов. На самом деле он давно и безраздельно царит в сердце Конченкова и, что хуже, знает об этом. Потому что иначе Игорь бы не валялся сейчас в его смятой постели, а был бы дома, вместе с… Пимп хмыкает и поправляет на голове наушники. На его колени запрыгивает мурчащая кошка и пихает его лапой, мотая хвостом из стороны в сторону. Стас бы отдал руку на отсечение, что Шанели не нравится то, что Босс у них тут развалился, от слова совсем – она сама любит спать в постели, но слишком гордая, чтобы делить её с кем-то помимо Конченкова. – Иди в стиралку, – примирительно шепчет ей Пимп на ухо и закручивает на длинный палец хвост. Шанель смотрит на него как на говно, но предложение благосклонно принимает, ведь там наверняка мягкие полотенца или простыни. Даром, что грязные – это её не останавливает. Конченков задумчиво провожает кошку тяжёлым взглядом, размышляя, где бы достать хотя бы одну десятую ее гордости и указать Игорю на дверь. Или вообще не пустить в квартиру в следующий раз, но сам понимает, что нигде – ещё не настал тот день, когда он сможет сказать Лаврову "нет". – Слушай, пиздострадалец, иди спать, – слышит он хриплый голос за спиной и оборачивается. – Я не дописал… – Похуй, – отвечает Босс и вытягивает руку. – Через три секунды я хочу, чтобы в моей ладони была твоя тощая жопа. Раз… Пимп вздыхает, но послушно захлопывает крышку ноута и стягивает через голову толстовку. – Два, – угрожающе тянет Лавров, и Стас снимает треники. – Три, – произносит Игорь, а Конченков уже рядом, чувствует ладони на своей заднице и устраивает голову на подушке. – Заебал ты меня, – шепчет Стас негромко, закрыв глаза. – Есть такое, – сонно отвечает Лавров и несильно шлёпает его. А потом сразу засыпает, потому что уж его-то ни черта не терзает, а вот Конченков ещё долго лежит, стараясь не ворочаться, и думает, думает, думает без конца… Хотя что тут думать – всё и так понятно.       Утром он просыпается как обычно пораньше. Тихонько, стараясь не разбудить, идёт на кухню, цыкает на орущую Шанель, которой абсолютно по барабану, выспится ли человек в ее постели или нет. Она затыкается только тогда, когда Стас насыпает ей корма и дает любимую витаминку. И Конченков не может в который раз уже не восхититься её стойкостью к чарам Лаврова. На скороводке шкворчит яичница по-французски и тосты, и Стас рассеянно наматывает на палец подол и без того растянутой майки, глядя в окно. Там сука-весна пустила по тротуарам потоп, и Пимп видит, что машина его в самой глубокой луже – нужна лодка, чтобы добраться. – Что на завтрак? – Босс обхватывает его со спины и клюёт в плечо, с интересом заглядываясь на плиту. – Голодный, как скотина. – Сейчас поедим, – отвечает Конченков и отстраняется. Он не любит всех этих нежностей по утрам – Игорь сейчас поест и, как обычно, свалит, а Стас останется в опустевшей квартире смотреть, как довольно разваливается на его постели Шанель, радуясь, что Лавров ушел. – К которому часу подъедешь в студию? – спрашивает Игорь и усаживается за барной стойкой, выжидая, пока Пимп поставит перед ним тарелку. – Знаешь, кто сегодня будет гостем? – Нет, – говорит и открывает шуфлядку, чтобы достать вилки. – Яникс, – вилки падают на пол, и Конченков тут же ныряет за ними, радуясь, что может скрыться и подготовиться к разговору. – Я решил, это будет забавно. “Забавно будет привести в студию своего парня и заставить смотреть на него своего любовника?” – Он классный, – почти без запинки произносит Конченков. Босс смотрит на него, улыбается так, словно обмануть его невозможно, и от этого Конченкову больно, да так, что кричать хочется. Но он не кричит – улыбается натянуто и делает вид, что ему абсолютно всё равно. – Да, – соглашается наконец Игорь. – Классный. И с аппетитом ест, запивая апельсиновым соком. А в голове Конченкова в этот момент настоящая Чечня в огне.       На студии он приходит в себя: под балаклавой скрыть эмоции проще простого. Это что-то вроде выключателя или типа того – он просто прячется и очень хорошо делает вид, что ему наплевать на всё. Даже на подколы Босса, которые сегодня, кажется, переходят все границы. Он даже шутит в ответ и смеётся. – Ты считаешь Пимпа модным? – спрашивает Босс, улыбаясь в бороду. Он ласково поглаживает клавиатуру макбука и косится на Стаса. – Нет, Пимп вообще не модный, – отвечает Яникс. – Слышь, Пимп, ты не шлюха, – протягивает Босс язвительно, и Конченков рад, что способен держать себя в руках. Последней каплей становится шутка Яникса о том, что Босс трахается с этим дерьмом. И Стас не знает, догадывается ли тот, что его парень ночует у Конченкова, и смеётся, размазывая под балаклавой слёзы. Это потрясающе – то, что он способен вообще что-то чувствовать. До конца съёмки он молчит, теребя в руках телефон и иногда проверяя сообщения. Ему болезненно хорошо – так бывает, когда худшее случается, когда нет пути назад и достигнута точка невозврата. Босс просто срывает корочку с гнойника, и всё дерьмо тихо выходит, изредка заставляя сердце дёргаться. Хорошо, до чего хорошо… После съёмок он помогает Фадееву убрать реквизит, и только через несколько минут замечает, что тот не собирает фальшивое бабло с пола, а пялится на него. – Эти ваши гейские драмы, – говорит он, когда Стас вопросительно приподнимает брови. И Конченков смеётся как помешанный, прижимая ладонь к груди. До чего же больно и хорошо.       А вечером он получает вопрос в аск. “Без балаклавы ты не секазный” Вопрос – не вопрос вовсе, а утверждение – анонимный и действительно странный. Конченков лежит на подушках, гладит Шанель и перечитывает его дважды, вдруг осознавая, что знает, от кого этот вопрос. Это интуиция или что-то вроде того, но он игнорирует все остальные сообщения и быстро набирает ответ, чувствуя, что сердце заполошно дёргается снова – но это остаточное явление, не иначе. “Да ясен хуй. Зато готовлю классно. Секазный Яникс у нас” Он криво улыбается, тянется к пачке сигарет в изголовье кровати и ленится встать и выйти на балкон. Да и какая, к чёрту, разница? Шанели по барабану, где он курит, а больше в его постели никто не появится. Стас решил это точно.       На несколько дней он пропадает – просто уезжает на выходные за город, предупредив лишь Фадеева, отключив телефон и забыв на столе ноутбук. У него в сумке несколько пар носков и бельё, а больше ему ничего не нужно. Он берёт билеты в кассе вокзала, наугад тыкая на карту, а потом долго едет, засыпая и просыпаясь на полустанках. И бесконечно пьёт отчего-то такой вкусный “поездной” чай и пишет без конца тексты. Сменяются попутчики, и последней оказывается миловидная девушка – очень несчастная, судя по всему. Она выглядит изможденной и уставшей, и это какой-то знак, не иначе. – Одиночество легче переносить в компании, – говорит Стас, и девушка кивает, рассеянно провожая взглядом пролетающие за окном ёлки. Поезд мерно качает их, когда Конченков целует девчонку и стягивает с неё свитер. Он не знает её имени, а она – его, и это самое прекрасное в этой ситуации. Тот факт, что они не хотят ничем делиться, кроме одиночества. Стас уже давно забыл, как это, когда ты контролируешь ситуацию и сам ведёшь в постели. Это необычно, но даже мило, хотя ему не может понравиться на все сто. Такие вот встречи и медленный секс без лишних разговоров – хороши в нужное время. Что-то вроде лечебных процедур для восстановления разбитого сердца. То, что доктор прописал. И это правда помогает, потому что утром он сходит на какой-то станции, и девушка ему застенчиво улыбается, на прощание желая быть сильным. Она так и не называет своего имени, и Конченков этому рад – волшебство момента не рассеивается, а пилюля всё ещё лечит. Они больше никогда не встретятся, но, Стас уверен, будут помнить, что одиночество легче переносить в компании.       Домой он добирается на автобусе, потому что его путешествие подошло к логическому завершению. Не то чтобы он искал случайной связи, нет. Этого добра и в Питере завались. Скорее всего, это было паломничество, и оно помогло – сердце больше не дёргает. На лестничной площадке сидит Лавров и глушит виски из бутылки. Зрелище то еще – хоть на рождественский пригласительный вставляй, потому что Игорь в красной шубе и с короной на голове. Хорошо хоть, бороду снял, дурак. – Ты где был? – он поднимается по стенке и устало смотрит на Конченкова, пытаясь прочитать ответ по его глазам. – В отпуске, я же говорил Диме, – Стас хлопает по карманам в поисках ключей, находит и аккуратно отталкивает Игоря от двери квартиры. – Я голодный, – жалуется Лавров. Под пальцами Конченкова мягко щёлкает замок, но он не спешит открывать – смотрит на Игоря долгим взглядом, и понимает, что любит его. Но теперь эта любовь способна существовать на расстоянии, и ему не нужно впускать его в своё сердце и в постель, чтобы хоть как-то её поддерживать. – Закажи пиццу. – Стас… – Отпишись, когда домой доберёшься, – и Стас распахивает дверь, думая, что надо бы заехать сейчас к Фадееву, чтобы забрать кошку. Но Лавров подаётся вперёд и обнимает его со спины, утыкаясь холодным носом в шею. – Но я уже дома, – говорит негромко, пальцами цепляясь за куртку Конченкова, как за спасательный круг. А Стас краснеет, потому что это только мысленно он уже всё решил и сделал соответствующие выводы, а на самом деле ему очень хочется, чтобы Игорь не отпускал его, продолжал держать руки на талии и дышать его кожей. – Я имею в виду здание, – запинаясь, говорит Конченков, на мгновение позволяя себе закрыть глаза и отдаться этому ощущению с головой. – С окнами и дверями. А потом заставляет Игоря расцепить руки и проходит в квартиру, оставляя того стоять на этаже. – Стас… – шепчет Лавров, кусая губы. – Яниксу привет, – говорит Конченков. – Увидимся завтра в студии.