всех утомил и исключительно себя радую

БоссПимп (Богодеев на фоне) Офисное AU - PG-13, кроссдрессинг Написано по заявке Ehromai: друг просит сбросить тапки с балкона своего приятеля, и тот притворяется, что они пара (да блин эту вирусную историю все слышали). Драббл (миник, на самом деле) написан к Дню Защитника Отечества, так что от всей души желаю всем защитникам мужества, стойкости и терпения. Всем остальным я желаю теплой весны С: __________________       Машина надорванно ревёт, пытаясь вырваться из плена сугроба – скользит, рычит, расшвыривая из-под колёс снег, но с места не сдвигается. – Выйди и толкни, – говорит Игорь, отрываясь от перечисления эпитетов в адрес своей ласточки. – Ну уж нет, – морщится Стас, кутаясь в шарф. – Я на мороз не пойду. – Свинтус ты, Стасян, – тяжело вздохнув, качает головой Лавров. – Я еду через весь город… – Пять километров, – прерывает его Конченков, зевая. – … отмораживаю жопу на холодном сидении… – трагично кривя губы, продолжает Игорь. – Кто ж виноват, что ты так и не поставил таймер на автопрогревание? – ...подбираю вас у домов, как королей… – ещё чуть-чуть, и, кажется, из глаз его польются слезы. – Это ты проиграл на камень, ножницы, бумага. Всё честно, – возмущается Стас. – ...а ты даже машину толкнуть не можешь, – завершает он, для пущего эффекта вытянув к потолку указательный палец. – Одним словом, свинтус. За окном снег продолжает валить пушистыми хлопьями, люди спешат на работу или домой – накрывать столы на праздник, а старый таджик-дворник скользит, едва не падая, пытаясь расчистить дорожки. У него на лице вся скорбь мира, и Стас догадывается, откуда это выражение скопировал Лавров. Шантажист херов. – Ну чёрт с тобой, – он расстёгивает ремень безопасности. – Толкну. Но сомневаюсь, что что-то из этого выйдет. Конченков тянется уже к ручке, чтобы открыть дверь, как Игорёк одним движением руки возвращает его на место. – Ладно уж, сиди на жопе ровно, малохольный, – говорит и кивает на своё сиденье. – Я толкну, а ты газанёшь. Он поднимает воротник свитера повыше, нахлобучивает шапку на голову, и Конченков думает, что Игорю для полноты образа Грушевского барда не хватает гитары и железной кружки с чаем. Кажется, в багажнике у него как раз такая валяется. – На счёт три газуй, только заднюю включай, – командует он и, ёжась, вылазит на холод. – Все нормальные люди на коробку-автомат давно перешли, – бурчит ему вслед Конченков, перелезая на водительское место. – Один ты выёбываешься. – Потому что я мужик, а не баба, – улыбается Лавров и выбирается из сугроба. Сквозь распахнутую настежь дверь задувает снег, оседает на приборной панели, и Стас улыбается, наблюдая, как смешно съехала у Игоря шапка-ушанка на бок, слушая, как он ругается, размахивая руками, и орёт на проезжающую машину. По радио Бродская душевно поёт о том, что люди теряют друг друга, но от этого всё равно радостно – конец февраля, как-никак. Через пять дней – весна, а там и до жаркого солнца, отпуска, шашлыков на даче и горячего песка под задницей недалеко. И Стас думает, что давно у него не было такого приподнятого настроения – бородатый Лавров что ли в этом виноват? – На счёт три, – кричит тот и упирается руками в бампер. – Раз… – Два… – вторит ему Стас. – Три! – и Конченков газует. Снег летит во все стороны, мотор натужно рычит, Игорь закусывает от напряжения губу, и машина таки поддаётся. – Ты ж моя радость! – восклицает Игорь, торопясь скорее сесть за руль. У него щёки красные с мороза, а на лбу капельки пота – начальство во всём своём великолепии. – Я же говорил, – Конченков усаживается обратно на своё место, стараясь не вымазать обивку ботинками, а Лавров тем временем аккуратно выруливает со стоянки. – Ну, теперь за Максом, а потом в офис, – довольно кивает Игорь и делает музыку погромче: теперь поют совершенно невпопад про море и корабли на его дне. – Опаздываем безбожно, – Стас бросает взгляд на наручные часы, постукивая пальцами по колену, а потом откидывается на спинку кресла: опаздывать тоже надо уметь – расслабляется, если изменить ситуацию не в силах. – Начальство не опаздывает, – назидательно объясняет Игорь, сворачивая на Бауманскую, – начальство задерживается. – Это ты задерживаешься, – смеётся Стас. – А я опаздываю. – Ну, так я ж твоё начальство, – пожимает плечами Игорь. – Вот и лишишь премии к херам, знаю я тебя, – Конченков отворачивается к окну и смотрит, как Москва торопится приготовиться к весне, пусть на дворе ещё февраль. Светит яркое солнце, люди идут с полными сумками продуктов, машины стоят в пробках, но Лавров такой удачливый сукин сын, что очень уж они быстро сворачивают к дому Макса. – Звони ему, – говорит Лавров, пропуская через дорогу бабульку со связкой мандаринов. Она недовольно трясет кошёлкой, явно называя Игоря иродом проклятущим, но тому абсолютно наплевать – улыбается довольно и, выглянув в окно, традиционно орёт ей: – И вас с праздничком! Бабка, кажется, портится, потому что на ключевой фразе «ах ты ж скотобаза, бабушку чуть не задавил» она умолкает и семенит к подъезду, хотя по лицу её можно понять, что в гробу она таких защитничков отечества видала. Стас слушает гудки, смотрит, как Лавров самодовольно улыбается и откровенно им любуется. Права ты, бабка: скотобаза он и есть. – Я лечу! – голос Макса в трубке запыхавшийся, и Конченкову правда кажется, что тот летит: ровно через секунду дверь в подъезд распахивается, и Голышев в куртке нараспашку бежит к машине. Он так торопится, что едва не сбивает старушенцию, и та заводится по новой. – Не тронь бабулю-божий одуванчик, – выглянув в окно, гаркает Игорь, и Стаса смешит его деланно суровая физиономия до коликов в животе. – Она тут и так чуть не пострадала. – Да не трогаю я! – Макс садится на заднее сидение, ставит рядом с собой дипломат, стягивает с шеи шарф и, едва успокоившись, опять начинает верещать: – Я туфли забыл! Игорь роняет голову на руль. – Я Фадееву щас наберу, он мне сбросит, – Макс виновато улыбается, набирает номер и снова выходит на улицу. – Вот и какого чёрта, а? – устало спрашивает Игорь в открытую дверь. – Ты мне как другу объясни. Голышев ёжится от зимнего ветра, задувающего под распахнутую куртку, шмыгает носом и смотрит, смотрит на окна их квартиры, словно ждёт, что Фадеев поймет его без слов. Его забавная коренастая фигура – по-мальчишески тонкая и подвижная – всё не может устоять на месте. Он постукивает одной ногой о другую, стряхивая снег, а потом всё же оборачивается к Игорю. – Что? – отвлекаясь от звонка, уточняет Макс, но в трубке слышится голос Димки, и он торопливо объясняет: – Туфли мне скинь на корпоратив! Они в прихожей. И с чувством выполненного долга сбрасывает вызов. – Ты сколько лет назад закончил универ? – спрашивает Лавров, и Конченков уже знает, к чему он клонит. – Шесть? Или пять? – рассеянно отвечает Макс, глядя на окно на шестом этаже. – Десять, – поправляет его Стас. – А квартиру до сих пор с Димкой снимаешь, – продолжает Игорь, закуривая. – И почему, собственно? Голышев отмахивается от него, когда окна открываются, проходит ближе к дому и машет рукой. Стас выглядывает и видит хитрую физиономию Фадеева: даже издалека заметно, что тот что-то задумал. – Забирай свои вещички, изменщик, и уходи! – орёт Димка, свесившись через подоконник. Он прицельно кидает туфли в Макса, а тот едва успевает отпрыгнуть в сторону. Бабка внимательно следит за разыгравшейся на её глазах драмой. – Между нами всё кончено! – Ну, зай! – деланно тоскливо тянет Голышев, подхватывая туфли. От смеха его едва не скрючивает, но он всё равно держит маску. У бабульки глаза округляются до размеров пятирублёвок. – Педерасты? – тихонько уточняет она, перекрещиваясь, и Игорь, перевалившись через Стаса, в окошко радостно ей отвечает: – Они самые, бабуся, – а потом машет Максу: – Садись в машину, противный. И Голышев, хохоча и прижимая к груди туфли, запрыгивает на заднее сидение. – Ну не дебилы ли вы? – смеясь, уточняет Стас. – Она ж теперь инфаркт схлопочет. – Да хоть два, – отвечает Голышев, запихивая туфли в пакет. – Надоела уже стучать по батареям. – Это потому что вы, два педераста, шумите, – посмеиваясь, объясняет Игорь. Двор, вместе с шутником-Фадеевым и истеричной бабкой, остаётся позади, улица полнится машинами как и прежде, а Лавров упрямо сворачивает по переулкам и закоулкам, медленно, но верно направляясь к офису. И настроение у него явно наилучшее – Стас видит морщинки-лучики вокруг его глаз. Везучие они стервецы – это же угораздило их обжиться на лице именно Игоря? – И возвращаясь к вопросу о занимаемой вами жилплощади, – продолжает Лавров. – Хочешь сказать, что просто так живёте вместе? – Так дешевле, – пожимает плечами Голышев и, Стас замечает в зеркало заднего вида, ёрзает. – Ты со своей зарплатой квартиру уже пару лет назад мог купить, – резонно замечает Игорь. – Колись, брат, бабка оказалась права? – Шёл лесом, – отмахивается Макс, и Лавров беззлобно смеётся: что с этих двух взять-то?       В офисе от количества георгиевских ленточек рябит в глазах, и Лавров с порога громогласно заявляет, что более пидорским их отдел не выглядел даже на четырнадцатое февраля, когда девочки расклеили по всем стенам сердечки. Он проходит сквозь гудящий офис, ограждённый прозрачными стёклами, на ходу расстёгивая куртку и здороваясь, а Стас тихонько прошмыгивает на своё место: ну их, опять начнут же сплетничать, что приехали вместе. – Ну и где твой сладенький? – балансируя на стуле, уточняет Фаворская у Макса. В её руках угрожающе покачиваются золотые звёзды, и сложно сказать, что блестит сильнее – её любопытные глаза или украшения. – Если ты про мой… – радостно начинает Макс, скидывая на стол папку с документами, но Поля его перебивает, шлёпая по плечу. – Фу, как пошло, – она кривит подкрашенные губы и машет рукой, чтобы он помог ей слезть. – Я про стратегический запас на ужин, Полечка, а не про то, что ты подумала, – деланно обиженно поправляет Голышев, опуская её за талию вниз на пол. Фаворская улыбается, показывает ему всемирно известный жест в исполнении среднего пальца, украшенного изящно накрашенным ногтем, и идёт на своё место. Голышев понятливо выпячивает губы. – Я ж не хотел обидеть! – Дурак, – бросает Темникова, отрываясь от телефона, а потом снова возвращается к переговорам. – Да нет, чёрт подери, не две тысячи коробок, а две! Две, говорю! Никому нахрен не упали ваши бичпакеты… Её голос тонет в звонке другого телефона и в гуле офиса. Накануне длинных выходных – и такой аврал. Хотя с другой стороны Стас уверен, что через два часа, когда Лавров откроет первую бутылку шампанского, телефоны под шумок отключат и все проблемы и их решения оставят до понедельника. – Уволюсь к чертям, – Серябкина хлопает стопкой документов по столу перед Конченковым, и тот откидывается в кресле, чтобы позволить ей излить душу. Собственно, на лице у неё можно прочитать истинное страдание – она поджимает губы и для достоверности качает головой. Вместе с головой качаются и большущие сережки с бриллиантами. – Ты уже третий год это говоришь, – замечает Стас, аккуратно приоткрывая верхнюю папку: отчёт по задолженностям. – Что случилось? – Этот мудак, – она повышает голос и поворачивается в сторону открытой стеклянной двери, ведущей в кабинет Игоря, – не отпускает меня в обед на примерку платья. – Я тебя слышу, – кричит Лавров, выглядывая из кабинета. – А я этого и добиваюсь, – радостно сообщает Оля, выуживая нужную папку и открывая её перед Стасом. – Мне теперь его привезут только к вечеру. Не обращая внимание на смешки сотрудников, боевую стойку Серябкиной и угрожающе накренившуюся папку документов на столе Конченкова, Лавров трясёт кулаком: – Да на санках я твоё платье катал! У нас корпоратив! – и скрывается в кабинете, изначально, видимо, планируя хлопнуть дверью, а потом, вспомнив, что она стеклянная, аккуратно придерживая. Оля тяжело вздыхает. – И что теперь делать? И снова возвращается к проклятущим документам. Переворачивая листы, она пальцем указывает на строчки, где нужно расписаться, и Конченков в ответ лишь философски пожимает плечами. В конце концов, все знают, что Игорь тот ещё самодур, и отговорить его от дурацкой затеи теперь вряд ли кто-то сможет. – А ты куда-то после вечеринки собиралась? Или новое платье только ради счастья сплясать красивой на столе? – он с удивлением пробегается по списку должников и внутренне радуется тому, что в этом году каким-то чудом прибыль выросла едва ли не в два раза. – Ты и так вроде ничего, – вставляет свои пять копеек проходящий мимо Голышев. – Уж куда мне до твоей принцессы двухметровой, – парирует Оля, и заканчивающая с украшением отдела Полина смеётся, а Серябкина, наклонившись к Конченкову, шёпотом продолжает: – Если между нами, то я на свидание еду. – С мужем? – на всякий случай уточняет Стас, поднимая на неё глаза. Оля молчит, но один её взгляд – через Стасово плечо на сидящую у дальней стены Леночку – выдаёт ее с потрохами, и Конченков думает, что это не офис, а Гоморра. В подтверждение его мыслей Полина вовсю напевает под нос военные песни, забывая слова и добавляя собственные, а её мурлыканье подтягивает попивающий кофе Джарахов – тот в третий уже раз за месяц сменил цвет волос и сейчас щеголяет праздничным розовым. Поговаривают, что у влюблённого в него Поперечного из соседнего отдела от этого крышу окончательно рвёт – тот без конца отправляет дурацкие букеты с ромашками-лилиями и шлёт гигантские коробки конфет. И это при том, что Эльдар диабетик. Ну не дурак ли? – Ладно, – кивает Стас, отдавая ей документы. – Я с ним поговорю. Серябкина довольно улыбается, поправляя платье, и с чувством выполненного долга подхватывает стопку. У Конченкова от этой её улыбки появляется ощущение, что его ловко обвели вокруг пальца.       Несмотря на периодическое бурчание Серябкиной по поводу работы в заслуженный государственный выходной, документация поглощает Стаса с головой. Он успевает переговорить с поставщиками из Туркменистана, а потом связаться с филиалом в Питере. Голову он поднимает только, когда Оля, обдав его облаком духов, напоминает, что убежала, пока Лавров не развернул её на пороге, так что Конченков просто машет ей рукой, чтобы не мешала. Последние два отчёта готовы к подписанию Игорем, и Конченков решает расправиться с делами как можно быстрее – праздничный дух всё витает в воздухе, и работать ему совсем не хочется. Может, шампанского выпить прямо сейчас? Он смотрит на цифры в углу экрана компьютера – без четверти четыре: формально рабочий день уже почти закончился. Потягиваясь в кресле, Стас моргает, потирая усталые глаза и украдкой поглядывает на дверь в кабинет Игоря. Хочется зайти и спросить, как у него дела. Или просто отнести документы. Или сказать, что пора бы начинать сабантуй, но ему отчего-то неловко и стыдно. В конце концов, ему не двенадцать, а тут народу и без него хватает, чтобы напомнить, что вечеринка не за горами. – А не хлопнуть ли по маленькой? – на пороге появляется Хованский, очевидно, пятой точкой ощущая приближение пьянки, и радостно потирает ладони. – Тебе лишь бы выпить, – смеётся Полина. – Почему бы и да, если повод есть, – Юра пожимает плечами и садится на диван, на котором балансирует Фаворская с гигантской звездой Давида в руках – дань уважения еврейской части работников. – Да тебе и повода не нужно, – резонно замечает она. – Тоже верно, – кивает Хованский съезжая по дивану ниже – юбка у Полины и без того бесстыдно короткая, а теперь он может рассмотреть даже край чулков. – Сейчас как дам тебе, – угрожающе предупреждает Фаворская, балансируя на каблуках. – Давай, – радостно соглашается Юра, но Джарахов недовольно мычит: – Не при нас, ради всего святого! – Пр’и нас! – в дверях появляется Ларин, и очевидно, что праздничное настроение у него отличается от обычного лишь антуражем – на голове у Димки пехотная треуголка. – Р’азвели тут р’ассадник пидор’ства, р’аботать невозможно. Эльдар краснеет, но молчит, зато Поперечный, отвесив легкий подзатыльник Диме, танцующей походкой проникает в офис, радостно кивая всем. – Сам пидор! – оптимистично огрызается он, даже не глядя на Ларина, но тот деланно испуганно начинает хлопать себя по карманам и тянет: – Ох, не спиздил ли ты мой бумажник часом, – и все сдержанно смеются – ну потому что заезженная шутка про этот дурацкий, потерянный на переговорах в баре кошелек Мэддисона – парня на удалённой должности – всё ещё заставляет улыбаться. По лицу Поперечного можно прочитать все замечания по поводу и без, но незаметный взгляд Джарахова, брошенный на него через плечо, заставляет его придержать язык. В конце концов, всем известно, что с Хованским невозможно спорить: даже Лавров (который, на секундочку, в гневе напоминает Стасу зверя) не смог втолковать Юре, что на обеденном перерыве пить нельзя. Собственно, и уволить его он не мог, просто потому, что этот пиздючий ящик обладал недюжинным талантом впаривать людям даже снег зимой. Хованский морщится, отрывая взгляд от Фаворской, улыбается деланно добродушно, а Даник проталкивает руки в карманы и поворачивается в его сторону. Ситуация накаляется так, что Конченков со вздохом решает уже было вмешаться, как из своего кабинета появляется Игорь. Дурацкий его свитер исчез, явив общественности белую рубашку с дорогими запонками, а взъерошенные волосы причёсаны – и куда только подевался грушевский бард с ушанкой? – Цыц, блин! – Босс ставит на стол две бутылки шампанского, и офис сразу расслабляется. – Слава тебе, величайший, – деланно шутливо протягивает Полина, приобнимая Босса за талию. – А то я думала, что заставите меня и остальные этажи украшать. – Кто как не ты, Поля, кто как не ты, – трагично вздохнув, качает головой Игорь. Девчонки смеются, распоряжаются, быстро организуя переезд заказанных ещё с утра закусок из ресторанчика неподалеку, поторапливают мальчиков, расставляющих столы и расчищающих от стульев пространство, и выкатывают тележку с бокалами. Вообще, Стас уже который год удивляется тому, до чего ж малочисленный в их фирме женский коллектив у них активен: девчонки ещё ни разу не схалтурили ни на один праздник, хотя парни в прошлом году порадовали дам только плохо отрепетированным танцем и абонементами в спа. Конченков поправляет галстук, пока Игорь и Хованский открывают шампанское и коньяк, а девчонки таинственно шушукаются на кухне. – Спорим на пятихатку, что в этом году баню заказали? – рядом появляется укравший пару оливок с тарелки Макс и аккуратно подпихивает локтем Стаса. – Или домик за городом. Он мечтательно закатывает глаза и качает головой: – Сейчас бы попариться и пивка выпить. – С Димой, – добавляет, хитро улыбаясь, Конченков. – Конечно, с Димой, – не замечает подвоха тот, и Стасу даже не хочется дальше его дразнить: так или иначе, он тут не один влюблённый дурак. Леночка стучит ноготками по бокалу, и разговоры прекращаются – все молчат, чтобы поскорее приступить к официальной части, а оттуда уже и к, собственно, пьянке. – Дорогие наши мужчины! – начинает Леночка, выпрямившись по стойке смирно. – От всей души поздравляем вас с Днём Защитника Отечества… Она запинается, приподнимает бокал и жалобно смотрит на Олю. На самом деле Темникова не мастер импровизаций и всяческих выступлений, но Серябкина ободрительно улыбается, а таки приехавший в офис Фадеев – в новеньком костюмчике, свежий и бодрый как огурчик – хлопает в ладоши. – Итак, – благодарно улыбнувшись, кивает она. – В честь этого знаменательного события мы решили… Она снова медлит, кусая губы, и, ладно, пора бы уже это прекращать. – Разбавить вашу сосисочную вечеринку, – не выдерживает Оля, приобнимая девушку за плечи. Офис довольно гудит, Полина врубает на своём компьютере колонки, и оттуда сразу же слышится зажигательная музыка. В руках у девчонок появляются неизвестно откуда взявшиеся микрофоны, а стоящий у двери Фадеев выключает свет, а на стол ставит диско-шар на подставке. По его лицу видно, что он страшно доволен собой – спрашивать, кто организовал девчонок, не нужно. Блики от светомузыки прыгают по подсыхающему в углу офиса фикусу по кличке Валера, по столам и выключенным мониторам, а Оля в новом платье так соблазнительно выводит круги бёдрами, что Стас краснеет. Он поворачивается к Максу, чтобы поделиться эмоциями по поводу происходящего, но утыкается в полностью абстрагированное и восхищённое лицо: тот в упор смотрит на Фадеева с растрепавшейся чёлкой, смотрит, как огоньки сверкают на его шее, спускаясь вниз, туда, где расстегнута первая пуговица рубашки; на его улыбку, приподнятые уголки губ и родинку на щеке. В глазах Голышева можно прочитать всё, начиная от детских стишков про любовь, заканчивая благоговением, и Конченков не решается рассеять этот момент. А девчонки всё приплясывают и тянут какую-то попсовую песенку на американский манер. Выглядит их подарок действительно классно, так что все быстро расслабляются, радостно опрокидывают в себя шоты и присоединяются к танцам. На самом деле офис внезапно с лёгкостью превращается в бар, и так и не состоявшаяся официальная часть преображается в неофициальную пьянку. Впрочем, никто не против: даже появившиеся из каморки сисадминов Лизка и Кашин через пару бокалов начинают низко флексить и забывать, насколько они интроверты. – Накатим? – за спиной появляется Игорь и кладёт руку на плечо. – Да я уже, – отвечает Стас, залпом допивая шот. Ему отчего-то неловко, но Лавров не замечает – садится в кресло рядом и смотрит, как все веселятся. – Предлагаю всё же продолжить, – из-за музыки ему приходится наклоняться к самому уху Конченкова, и тот чувствует горячее дыхание на коже. От этого бегут мурашки, забираются под рубашку и рассыпаются где-то в груди. Сопливо-розовая томность тяжелит руки, и двигаться уже не хочется – из-за виски. Разумеется. – Можно весь вечер пить, – продолжает Лавров безмятежно. – А потом… – Что потом? – нервно уточняет Конченков, стараясь на него не смотреть. – Можно кататься в такси по городу или пойти разукрашивать забор в парке. Игорь улыбается, и Стасу правда неловко – такое случается в последнее время всё чаще. Возможно, дело в том, что Игорь примерно месяц назад ушёл от Дианы, громко хлопнув дверью и отвоевав у неё свою золотую рыбку?       На прошлых выходных они напились и около часа ночи заставили Макса отвезти их к дому Манаховой. И совсем было непонятно, с какого лешего Лавров решил, что бывшая не поменяла замки и вообще не утопила Голдешку в уборной – он, пьяно покачиваясь и неловко тычась ключом в замок, пытался вскрыть дверь, пока Диана сама не распахнула её. Пусть и пьяный не меньше, чем Лавров, Стас заметил, как Манахова скользнула взглядом по лицу Игоря, чуть дёрнув в отвращении губой, а потом остановилась на нём. И если Игорь у неё вызывал негативные эмоции, потому что был её бывшим, свинтившим с сервизом в неведомые дали, то Конченкова она не любила по другой причине. И Стас долго пытался понять, почему, но глаза у него открылись только в ту ночь. – Рыба моя, – проговорил Игорь, придерживая то ли дверь, то ли себя. – Я тебе не рыба, – нахмурилась Диана. – Я о Голдешке, – ухмыльнулся Лавров, и стоящий на нижней площадке Макс даже хрюкнул от смеха. У Манаховой вспыхнули щёки, она хлопнула глазами, помедлила мгновение, а потом толкнула дверь, пропуская Игоря в дом. – Забирай свою чёртову рыбу, а сервиз верни. Это бабушкин, свинья ты, – сказала она, пока Игорь исчезал в квартире. Честно говоря, даже несмотря на то, что тогда уже было начало второго, выглядела Диана отлично: аккуратный, пусть и несвежий макияж, вечернее платье и слегка растрёпанная прическа. С вечеринки, что ли? На площадке повисла неловкая тишина, и Стас как всегда, чувствуя неловкость, подумал, что неплохо было бы покурить. – Давно не виделись, – пробормотал Конченков, рассеянно выискивая в кармане початую пачку Парламента. – Честно говоря, – ответила Диана, – ещё столько же бы не виделись. Вы у меня оба в печёнке сидите. Сладкая парочка… Она хотела было добавить что-то ещё, но наткнулась на непонимающий взгляд Стаса и криво ухмыльнулась. – Съехались уже? Не звал в Амстер, нет? – О чём ты? – произнёс Конченков, пытаясь увязать в единую мысль весь этот поток вопросов. – Ещё нет? Удивительно, – искренне воскликнула она, но продолжать не стала: из глубины квартиры показался тянущий в руках аквариум с рыбкой Игорь. Подмышкой у него торчала пара пушистых тапочек. – Вот стерва ты, Манахова, – остановившись напротив неё и незлобно улыбнувшись, сообщил Лавров. – Сто лет вместе были, а ты даже из уважения не могла Голдешке корм нормальный купить. – Скажи спасибо, что не отправила в далёкое плавание по канализации, – пожала она плечами и кивнула на Стаса. – А ты вот за любовью всей своей жизни не ухаживаешь. Худой и бледный. Улыбка Лаврова сползла с его лица как прошлогодний снег с Плющихи, зато Диана довольно сложила руки на груди. Неловкое молчание прерывалось весёлым плеском водички в аквариуме, и, пожалуй, Стасу было едва ли не хуже всех – Лавров молчал, а Макс слушал снизу. Вообще чушь какая-то. – Сервиз отправлю завтра, – вдруг абсолютно трезвым голосом проговорил Игорь. – Счастливо оставаться. – И тебе не хворать, – кивнула Манахова и захлопнула за ними дверь. Голдешку они везли домой в полном молчании.       И теперь, стоя перед ним и сжимая в руке стакан с виски, становится почти так же неловко, хотя алкоголь всё сглаживает. – Давай для начала напьёмся? – предлагает Конченков, приподнимая руку. – Неплохая идея. И Лавров улыбается так, что у него снова появляются морщинки у глаз. Вечер набирает обороты, пиджаки лежат на столах, галстуки все на шее Игоря – маленькая традиция, способствующая сплочению коллектива – а под столами кучкуется батальон бутылок. На самом деле вечеринка действительно убойная, и Стасу требуется тайм-аут: он выходит из офиса в коридор, захлопывает за собой дверь и погружается в относительную тишину. Биты идут дрожью по стене под его рукой, и отчего-то так хорошо, что он глупо улыбается, направляясь к туалету. Правда, расслабиться не выходит: едва Стас успевает открыть дверь туалета, как слышит шуршание одежды и тихие стоны. В зеркале напротив двери отражается лицо Фадеева: раскрасневшееся и довольное. Его шею яростно вылизывает Голышев, и отсюда отлично видно, как он жадно сжимает его задницу, пробираясь под расстёгнутый ремень брюк. Зрелище не для слабонервных, поэтому Конченков поспешно захлопывает дверь и отшагивает назад. – Ну его… – выдыхает он. – В женском отолью. Но едва он только направляется к уборным для дам, как из кармана звучит классическая маримба телефона. По пустому, сумрачному коридору скачут отзвуки музыки из офиса, и совсем не слышно, что там за его спиной в туалете происходит. И слава Богу, думает Стас. На экране высвечивается имя Серябкиной, свалившей с корпоратива ещё с час назад. Вместе с Леночкой, разумеется. И кто Стас такой, чтобы судить их, но, ладно, у него самого личная жизнь никак не устроена, так что он не в состоянии второй раз за этот вечер погружаться в отношения друзей без своей воли. Сначала Макс с Димкой – хотя никто и не сомневался, что они вместе. Теперь вот Оля с Леной… Но он всё равно отвечает на звонок. – Стасик, – без предисловий начинает Серябкина. – Выручай. – Что случилось? – он чешет нос, с тоской поглядывая на дымоизвещатели на потолке и думает, что пора бы поставить этот праздник на паузу и перекурить в спокойном месте. – Эдик в офис едет, – нервно говорит она. – Через пятнадцать минут будет. – А ты где? – помимо воли заражаясь её волнением, уточняет Конченков. Дверь их офиса распахивается, и на каких-то пару секунд коридор оглашает музыка – Лавров выходит, закрывает офис, и всё снова затихает. – Где тебя носит? – радостно уточняет тот, поправляя галстуки. – Там Музыченко на полу вертухи крутит, просто отвал башки… – Тише, – цыкает Стас, вслушиваясь в тарахтение Оли и беспокойные выкрики Леночки на заднем плане. – ...вот вы бы и задержали его, пока мы приедем, – заканчивает Серябкина. – Мы скоро, правда. – И как ты предлагаешь это сделать? – непонимающе уточняет Стас, ловя вопросительный взгляд Игоря. – Если он тебя ищет, то мы чем ему поможем? – Ну я не знаю, Стасик, напои его. Или там… да успокойся, Лен, всё будет хорошо, – Оля вздыхает и молчит. – Ладно, – произносит Стас. – Но ты будешь должна. В телефоне слышится радостный писк, и Конченков отодвигает его от уха, чтобы не оглохнуть. – Я за тебя контракты по Японии закрою, – выдыхает она довольно и кладёт трубку. В коридоре теперь становится ещё тише. – Муж едет, – предвосхищая вопрос Игоря, сообщает Стас. – Олькин муж. – Муж объелся груш, – хмыкает Лавров задумчиво. – Ну, судя по всему, не объелся, раз сюда едет, – пожимает плечами Конченков и таки суёт в рот сигарету. – Жалко Олю, но, что делать, я в душе не… Он не успевает закончить, как дверь туалета открывается, и их компания пополняется: Макс на ходу застегивает ремень, а Фадеев трёт красные щеки. Они замечают в конце коридора Стаса с Игорем, неловко машут рукой и подходят ближе: отступать некуда – за спиной только окно. – Так почему ты квартиру с Димкой снимаешь? – словно бы невзначай уточняет Игорь и так забавно ухмыляется, что Стас на секундочку залипает. – Так экономнее, говоришь? – Заткнись, – шипит Голышев, украдкой поглядывая на смущённого Димку. – Тебя не касается… – Всё равно все уже знают, – вдруг качает головой Дима, и лицо Макса светлеет – прозрело его солнышко, прозрело и созрело для каминг-аута, не прошло и пары десятков лет. – Всё это очень хорошо, – прерывает их со вздохом Стас. – Но у нас военные действия. Игорь смеётся, опираясь плечом о стенку, стягивает с шеи галстуки и утирает ими лоб. Рубашка у него, оказывается, расстёгнута на пару пуговиц, так что рассмотреть под люминесцентными лампами его торс проще простого. И Стас смотрит, конечно же, смотрит, пока Игорь, повернув голову в сторону, рассказывает парням, что нужно выручать Серябкину. – И как мы его задержим? – устало уточняет Дима. – Можно будет пару шотов засандалить на подходе, а дальше что? – Импровизировать будем, – радостно хлопает в ладони Игорь. – По коням, господа! Он машет рукой и распахивает дверь офиса. Кажется, что музыка стала ещё громче: веселье плещется через край, сводя с ума всех присутствующих. Девчонки танцуют, парни не отстают, а за импровизированным баром Хованский колдует над выпивкой. – Нужно сварганить что-то убойное, – просит его Лавров. – Чтобы даже без контрольного в голову унесло. – Будет сделано, Босс, – обещает Хованский, приподнимая руки. Он ныряет под стол, вытаскивает бутылку ликера и водки «Финляндия», а потом начинает мешать жуткую на вид смесь. Макс стоит на шухере у двери, стараясь заметить Мэга ещё на лифтовой площадке. Он оборачивается к Фадееву, сидящему у компьютера и машет рукой: знак, что муж Оленьки на этаже. Димка реагирует молниеносно: включает на полную мощность Пугачёву, а Игорь с парой фирменных коктейлей Хованского идёт навстречу Эдику. У того настроение явно не ахти – взглядом он выискивает Серябкину, не находит и хмурится. Стас нервно смеётся. – Точно подействует? – спрашивает Стас у Хованского, а тот самодовольно хмыкает в ответ: – Если он не конь, то засекайте пятьдесят секунд. Видно, что Эдик пытается перекричать музыку, а Игорь тыкает ему в нос бокал и машет головой – «мол, не слышно ни черта, но ты пей!». Эдик отпихивается, и на помощь Лаврову спешит Голышев, радостно чокается и сам опрокидывает второй шот из ладони Игоря, и мужу ничего не остаётся, как поддержать парня. – Привет Максу, – ошеломлённо выдыхает Юрка. Эдик выпивает коктейль, и если Голышев едва стоит на подгибающихся коленях (ощущения, словно по голове стукнули пыльным мешком), то ему, очевидно, совсем не вставило. – Из чего, собственно, делаем вывод, что муж у Оли тот ещё арабский жеребец, – заключает Хованский и сам хлопает стопочку. Музыка по-прежнему орёт, и Фадеев спешит сквозь развесёлую толпу, орущую «зайка моя» во весь голос. Судя по его выражению лица, тот в панике – оглядывается на Макса и качает головой. – Что ты ему налил?! – орёт он, перевешиваясь через стол к Хованскому. – Ты поехал кастрюлькой своей? Юрка прячется под столом, хрюкает от смеха, прикрываясь бутылкой бакарди, и Димка отстаёт от него. – Ничего не выйдет, – выдыхает он стоящему рядом Стасу. – Эдик рвёт и мечет, ищет Олю. – Стас! – кричит Лавров, пробираясь к ним. За ним плетется Макс, и Димка перехватывает его на полпути, заглядывая в глаза. – Куда ты его отправил? – уточняет Конченков. – В бухгалтерию, – отвечает Игорь. – У него в руках бутылка «Джека». Хотя, судя по тому, что шот ему по нулям дал, то это мало что меняет. Они молчат несколько минут, судорожно решая, что делать. Бухгалтерия у них на другом этаже, и на всё про всё у Эдика уйдёт не больше десяти минут. Оля, конечно, за это время вернуться не сможет, а альтернативы нет. Тогда остаётся только… – У нас только один вариант, – говорит Стас, понимая, что лучше позвонить Серябкиной и всё рассказать, как есть. Дима кивает, а Игорь подхватывает: – Да, – он кладёт ладонь на плечо Конченкова, поджимает губы и похлопывает его. – Я рад, что и ты это понимаешь. – Вот-вот, – Стас достаёт телефон, чтобы набрать номер, но Лавров выхватывает его. – Правильно, – говорит. – Выключи, чтобы не спалил. Несколько секунд Конченков хлопает глазами, не понимая, что именно Игорь имеет в виду, а потом осторожно уточняет: – Не спалил что? – Что ты не Оля, – радостно отвечает Лавров, и Стас теперь точно уверен, что все, кроме него, допились до чертиков. – Да о чём ты? – не понимает Фадеев. – О том, что ты притворишься Серябкиной, – поясняет, словно ребёнку, Игорь. – У неё платье старое в комнате отдыха. – Ну конечно! – выдыхает Макс. – Идеальный вариант! – Думаешь? – в сомнении спрашивает Фадеев. – Он ее в два раза выше и… помужественнее будет. – Ну я бы поспорил, – качает головой Игорь. – Ты только посмотри на его задницу. – Не надо смотреть на мою задницу! – не выдерживает Конченков. – И я никем не буду притворяться! Он хлопает ладонью по столу, а остальные укоризненно смотрят на него, словно совершенно не понимают, отчего Конченков так бесится. – Эдик уже успел надраться, так что можно положить Стаса в комнату к стене на диван и вырубить свет. В темноте, может, и не заметит. Все довольно соглашаются, совсем забывая спросить мнение Конченкова, и тот пытается улыбнуться, надеясь, что это шутка. – Вы прикалываетесь? – спрашивает он. – Ты же хочешь помочь Оленьке? – спрашивает Макс. – Хочу, но… – Ну вот! – снова хлопает его по спине Фадеев. – Вперёд! Они подталкивают его к двери, стараясь, чтобы Эдик не наткнулся на них раньше времени. – Ты же понимаешь, что это бред? – уже не сопротивляясь, обречённо выдыхает Стас. – Ради Оли, – говорит Игорь. – Мы не настолько близки с ней, – хмыкает Конченков, выходя из офиса. – Ещё варианты? Дверь захлопывается за их спинами, и Лавров на мгновение замирает, вглядываясь в глаза Стаса. – Ради меня?       Свет в комнате отдыха предусмотрительно выключен, и Макс снова стоит на стрёме, пока Фадеев натягивает платье через голову Конченкова. – Ты, конечно, дрищ ещё тот, но в сравнение с Серябкиной не идёшь, – пыхтит Димка, дергая за молнию. Платье вроде как село на талию, но застегиваться отказывается, и тот безуспешно дергает за собачку. – Да вы все с ума сошли, – буркает Конченков. – Что бы я ещё раз подписался на ваши глупые провокации… – Заткнись и выдохни, – распоряжается Фадеев, продолжая дёргать молнию. – А не пошёл бы ты… – и собачка поддается. Шёлк трескается, и шов подмышкой расходится, зато дышать становится не в пример легче. – Оля тебя пристрелит, – ухмыляется Димка, с гордостью оглядывая плод своих усилий. – Но выглядишь на семь из десяти. – Это я её убью, когда она вернется, – едва передвигая ноги в узком платье, выдыхает Конченков. – Убью, но перед этим выряжу в это дурацкое платье. Он поправляет атласный пояс и неловко заваливается на диванчик. Снова раздаётся треск. – Идёт родненький, – шипит в дверь Макс, и Фадеев подорвано дёргается из стороны в сторону, пока из коридора доносятся невнятные голоса Игоря и Эдика. В последнюю секунду он прыгает за шторку, и теперь остаются лишь отчётливо видны его туфли. – Спит, наверное, – говорит Игорь, открывая дверь, и щёлкает выключателем. Света нет. – Перебрала. – Оленька… – голос у Эдика весёлый и пьяненький – коктейль таки подействовал. – Любииимая моя! Он на ощупь пробирается по комнате, падает на диван рядом и ласково проводит по Стасову плечу, тяжело дыша на ухо. Конченков замирает, а Фадеев за шторкой едва не лопается от смеха. – Я на тебя… тут всякое… подумал, – бормочет сонно Эдик и тычется холодным носом Стасу в шею, не замечая, что у того длина волос ну кардинально противоположная Олькиным. Видимо, Юрка точно мастер хреновых коктейлей. Игорь мнётся у двери, загораживая тусклую полоску света, чтобы темнота не выдала их шитую белыми нитками фальсификацию. Правда, на огромное удивление Стаса, пока что всё прокатывает. Пожалуй, его беспокоят только руки Эдика на талии. – Ну ты поспи, – решает вдруг Мэг. – И я посплю… И он, хрюкнув и ткнувшись носом в шею Стаса, засыпает – убойное пойло Хованского доводит начатое до конца. – Эдик? – зовёт напряжённо Игорь. Конченков уже успел и позабыть, что тот стоит над ними и видит ладонь мужа Серябкиной на его талии. – Эдик? – Уснул, – выдыхает Фадеев, выныривая из-под шторы. – Сваливаем, – командует Макс, подтягивая Димку руку. – Пока не проснулся. Стас медленно поднимается, стараясь не разбудить Эдика; приподнимает двумя пальцами его руку и сваливается с дивана на пол. Лавров тут же подхватывает его на руки, так что платье трескается дальше по шву, в два шага выпрыгивает в коридор и, весело хихикая, тянет Конченкова прочь отсюда. – Убью Олю, вот только приедет она, – обещает Конченков, болтаясь в руках Игоря, как кукла. – Собственными руками придушу. – Да на здоровье, – кивает Игорь. – Только платье оставь – ты в нём горячий... Стас ошеломлённо замолкает, хватает губами воздух, не совсем понимая смысл произнесённой фразы, а потом краснеет. – Поставь меня, – говорит он на удивление прохладно, и Игорь останавливается. В коридоре сумрачно, и здесь почти не слышно музыки, так что дыхание Лаврова разрезает пространство надвое – начало вечера и вот такое его идиотское завершение. – Может, хватит уже? – не выдерживает вдруг Конченков. – Задолбал со своими подколками. Лавров переминается с ноги на ногу, непонимающе хмурясь, и Стас продолжает, остервенело дёргая за молнию на спине. – Я думал, что ты мне друг, – бормочет он, стягивая с плеч рукава. – Понимаю, что не заметить мои взгляды сложно, но можно было бы промолчать. Зачем давить? Думаешь, сложно заставить себя перестать пялиться на тебя? – Пялиться на меня? – переспрашивает тихо Игорь. – Да! – выкрикивает Конченков, стаскивая платье через голову. Подкатанные вверх штанины брюк измялись нещадно, и Стаса раздражает и это – что рубашка осталась валяться в комнате отдыха, и теперь он стоит перед Лавровым весь лохматый, в одних штанах и без носков. Ну до чего же дурацкий день! Он старательно отводит взгляд, чтобы не смотреть в глаза Игоря, но тот делает шаг вперед и кладет ладонь на его щеку. Внезапно. А потом еще и к себе так же внезапно притягивает. – Дурак, – шепчет он ему в губы. – Да я последние пять лет по тебе сохну. Признание совсем простое и искреннее – Игорь улыбается чуть виновато и дышит тяжело, ладонью проводя по его спине очень ласково и нежно. Как будто Конченков не взрослый мужчина, а дикий зверёк. Угу. Хомячок. – Послушай, – говорит Лавров, всё не решаясь поцеловать его. – Давай попробуем заново. Познакомимся, на свидание сходим. Весна же скоро… Его дыхание опаляет кожу, греет и заставляет бежать по коже толпы мурашек. И Стас не выдерживает: кивает рвано, а потом негромко предлагает: – Слушай, а давай ты меня сначала поцелуешь, а потом всё сначала начнём? Игорь смеётся, продолжая его ласково обнимать: – Так уж и быть, но только если на первое свидание ты придёшь в платье. – Держи карман шире, – отвечает Стас, но Лавров особо и не рассчитывал – куда уж ему приручить этого гордого и независимого парня. Так что он всё равно его целует – авансом. А потом они всё равно начнут сначала, ведь уже без пяти весна.