Одурманенные.

Прошло уже несколько месяцев с моего отпуска. Всё очень быстро вернулось на круги своя. Работа. Коллеги. Быт. Только мысли мои до сих пор витали далеко от дома. Они парили высоко над землёй, там, где возможно всё. И даже встреча с желанным человеком. Я грезила корейским парнем, звездой мирового масштаба, и во сне, и наяву. И если раньше это были наивные фанатские заскоки, то сейчас это были реальные, ощутимые и очень болезненные переживания. Мне его настолько сильно не хватало, что я стала часто просыпаться по ночам в слезах и поту от того, что начинала задыхаться. Сдавленное ощущение в груди стало привычным состоянием. Сколько раз я желала и представляла, как раздаётся звонок телефона с неизвестного номера, начинающегося с +(82) — не сосчитать. Сколько раз я бросалась на улице за парнем с пышными волосами и фигурой, как у Хосока — не сосчитать. Но побили все рекорды мои мечты о появлении сообщения в социальных сетях от него. Я каждый час проверяла все свои аккаунты на наличие каких-либо уведомлений. Но всякий раз, увидев новое, но не от него — оно становилось ненужным, бессмысленным и вгоняло меня в сильнейшее уныние. Мои коллеги, с которыми мы всегда обедаем в маленькой и очень уютной кафешке, стали делать мне замечания и задавать вопросы уже на третий день моего выхода на работу. «У тебя что-то случилось?», «Ты в порядке?», «Что с тобой?» — эти вопросы стали преследовать меня каждый день. Поэтому очень скоро, чтобы избавиться от них мне пришлось что-то изменить. Я перестала ходить на обеды со своими коллегами, а если быть точной, то я вообще перестала кушать на обед. Я уединялась на всегда пустующей скамейке в сквере, что был в десяти минутах ходьбы от офиса, включала музыку и, закрыв глаза, просто сидела в наушниках. Я отдавалась воспоминаниям о Хосоке и наших коротких встречах, а иногда своим фантазиям о том, как я открою глаза, а он передо мной. Статный, в рваных чёрных джинсах и тёмной в полоску рубашке, на лице его улыбка, на щеках милые ямочки, глаза, глядящие с нежностью, присаживается на корточки, не отрывая своего взгляда. Усмехается и его лицо приобретает счастливое выражение, словно исполняется его самое заветное желание. Его рука тянется к моей, но на этот раз я жду прикосновения, чтобы окунуться в омут того жара, и пусть даже придётся сгореть дотла. Главное, что в его объятиях. От его пламени. В такие моменты сама не замечала, как начинала улыбаться, а из-под закрытых век уже катились слёзы. А как я жалела о том, что не воспользовалась билетом, который он оставил для меня в номере, и ушла никому ничего не сказав — и вовсе не передать словами. «Может, надо было оставить ему записку? Может, стоило пойти на тот фан-митинг и кто знает, возможно, смогли бы ещё попрощаться?» — продолжала я терзать себя догадками. Я в жизни своей никогда не чувствовала себя такой опустошённой, полной немыслимой тоски по человеку и внутренних противоречий. Я запрещала себе смотреть видео и выступления с ним, читать новости и хоть как-то отслеживать его деятельность и события из жизни. Но этот запрет нарушился. Моя младшая сестра, которая раньше часто ругала меня за любовь к кейпопу, неожиданно, сама увлеклась корейской культурой. Пока что, это ограничивалось лишь просмотром дорам и в рамках разумного. Марафонов по выходным она себе не устраивала, а смотрела по паре серий в день. Но иногда заваливалась ко мне в субботу с мороженым и заставляла смотреть вместе с ней. Возможно, это были приступы сестринской любви и привязанности, поскольку она редко так поступала. И вот, в одну такую субботу она пришла с очередной порцией фисташкового мороженого. Запускали мы просмотр он-лайн с сайта, главная страница которого всегда пестрила различными новостями из Кореи. Мы никогда их не читали. Но в этот раз шапка сайта привлекла внимание моей сестры. — Кать, а это не про ту твою группу, по которой ты фанатела раньше? Тут один даже вроде похож на того, кто тебе нравился больше всех, — нахмурилась она. А я вспыхнула, как пламя. Мои щёки загорелись, а ладони покрылись потом. Никто не разделял и слова со мной о Хосоке. Никто не упоминал о нём. Всегда была только я и мои собственные мысли. А тут, словно кто-то вкрался в них и вытащил наружу. — Глянь, — обратилась она ко мне. Я старалась не вызвать у неё подозрения. — Возможно. — Ты даже не посмотришь? — удивилась она и снова повернулась к монитору. — А когда-то, ты бежала с другого конца города только, чтобы заставить меня послушать их новую песню. Могла бросить всё, если речь шла о нём. «Я могу и сейчас бросить всё, если он позовёт » — сказала я про себя. — Нда. Загоняют они себя, совершенно не жалея, — проговорила сестра и замолчала. А мне так захотелось, чтобы она продолжила, чтобы прочитала, рассказала эту новость, но я напомнила себе о запрете. Однако, сестра, услышала моё сердце. — Представляешь, он упал в обморок во время выступления! Тут даже видео есть! В прямом эфире было! — она включила его. — Ой! Как жутко! — услышала я её возглас и десятки женских вскриков из видео. Мне казалось моё сердце остановилось. Дыхание сбилось и я с трудом вдохнула. Я заставила себя обратить внимание на монитор. Сестра увидела мой обращённый взгляд и включила видео на повтор. Как только я увидела Хосока у меня в глазах помутнело, но я схватилась за спинку стула, на котором сидела сестра и заставила себя сосредоточиться. Я так давно не видела его. Тут он в центре кадра. Его короткое соло. Начало кульбита, прыжок на руки, они слабеют и его тело небрежно падает на пол. Он не шевелиться, как не шевелилась и я. К нему подбегают мембры, закрывают от камер. Что происходило с ним дальше - видно уже не было. На сцену выбежал персонал шоу, погас свет и видео закончилось. Я судорожно вздохнула. — Ах… — опустилась я на пол. — Кать! — встала сестра. А у меня, по всей вероятности, начинался приступ панической атаки. Обычно, это случалось по ночам, но тут это видео всколыхнуло всё внутри до такой степени, что я уже не выдерживала. — Катюша! — присела она рядом и взволнованно смотрела на меня. — Катюш! Что такое? Успокойся! — гладила она меня по плечу. Моё сердце стучало, как ненормальное, дышала я часто и не могла унять дрожь. — Алина, — тихо произнесла я её имя и жалобно глянула на неё. — Что? Что случилось? — расширились её глаза. И я зарыдала, как маленькая девочка. Я рыдала громко и прижалась к ней, как к единственному лекарству на земле. — Я больше не могу. Я больше не могу без него, — пробивались слова сквозь мои всхлипы. Алина молчала, а я уже не могла остановиться. — Почему так тяжело? Уже столько времени прошло. Почему я так скучаю по нему? Что мне делать? Что же делать? Хосок. Хосок. Ты мне нужен! Как же больно, сестричка, — я посмотрела на неё. Алина крепко держала меня в своих объятиях и нежно гладила по спине. А взгляд её был таким добрым, таким ласковым, ничуть не жалостливым и это успокаивало. — Кого ты так сильно любишь? Кто этот счастливчик? — почему-то улыбнулась она. Меня это обескуражило и наступило какое-то секундное просветление. — М? — поднялись её бровки. — Я… — немного отлегло у меня. Рыдания прекратились. Она заставила меня сейчас признаться самой себе в том, что я люблю Хосока и это не просто какое-то наваждение, как я себя уверяла. … его, — и я махнула головой в сторону монитора. Она надула губки. — Того, кто упал? — Угу. — Я бы могла подумать, что ты снова зафанатела от него. Но вижу, что это всё очень серьёзно и из-за любви к экрану монитора не убиваются месяцами. Так. Давай-ка встанем с пола, — поднялась она и помогла мне. Ноги меня совершенно не держали и вместе с руками продолжали дрожать. Мы медленно переместились на мою кровать. — Иди сюда, — заключила она меня в свои объятия. — Давай, сеструля, выкладывай, как есть. Что случилось в твой отпуск? И без утаек. Не зря же я столько тратилась на морожко. Меня поразили её внимание и участливость. Всё это время она ждала, когда я откроюсь. Я ей рассказала всё. Она стала единственным человеком, которому стало известно о нашем коротком романе с Хосоком. Мы пролежали почти до самого рассвета. Алина слушала меня внимательно, редко перебивала, и только в конце, уже усталым голосом, проговорила: — Знаешь, Кать. Я бесконечно рада, что ты любишь его. По-настоящему. Это очень здорово. Я боялась, что ты закроешься навсегда после той поганой истории с твоим бывшим пару лет назад. Но убиваться так не надо. Если у вас не получится быть вместе, просто люби его, но полюби и себя, и меня также. Не думай о том, что было. Это будет сжигать тебя ещё больше. Только увидев, что её слова не особо меня радуют, добавила: — Но я думаю, что если вам так снесло башню с первых прикосновений, то это что-то должно значить во Вселенной. Может, вы родственные души или же половинки целого. А значит, рано или поздно вам суждено воссоединиться, — философски подытожила она, — а вообще, моя дорогая, я бы ещё послушала и поговорила, но физически не могу уже и думать. Если у тебя ещё есть силы, накрой нас одеялом и давай спать. Уснула она моментально, я даже накрыть нас не успела. На следующий день, я проснулась первой. Было уже около полудня. Чувствовала себя довольно хорошо. Выспалась. Впервые за все эти недели ушло сдавливание в груди. Ещё некоторое время я наблюдала за спящей сестрой и ощущала восхищение, и безмерную благодарность за её заботу и чуткость. Потом, как неисправимый алкоголик, взяла ноутбук и нашла то вчерашнее видео с шоу. Я посмотрела его ещё раз. На Хосока было больно глядеть. Он сильно похудел, а движения его стали слишком резкими и выделялись из общей всегда гармоничной хореографии. Он казался ненастоящим, словно в маске или как будто это был его дублёр. В наушниках, в момент падения, я отчётливей услышала вскрики, как фанатов, так и даже мембров на сцене. «Милый Хосок, что же с тобой произошло?» — спросила я про себя. И мои пальцы сами потянулись к клавиатуре. Через пять минут, среди сотен обеспокоенных, страдальческих и желающих ему выздоровления комментариев, появился ещё один на корейском, от пользователя «CatherInARMY»: «Я всё ещё в твоей власти, моя прекрасная тёмная лошадка. Береги себя, пожалуйста.»

***

Наступило утро третьего дня в больнице, где наблюдался Хосок. Врачи диагностировали ему тяжелое нервное истощение, обезвоживание и ряд других сопутствующих этому состоянию недугов. Агентство заморозило ряд мероприятий и решило дать возможность отдохнуть ребятам. Хосок лежал под капельницей после утреннего врачебного обхода. Спать он не хотел, а телевизор, как и доступ к интернету ему отчего-то запретили, поэтому он просто уставился в окно. — Хён, — неожиданно без стука в палате появился Тэхён. — Ты проснулся. Хосок повернулся к нему и слабо улыбнулся. — Доброе утро, Тэхён-а. Ты один? — он привстал. — Э. Да. Тэхён уселся на диванчик. С его лица не сходила загадочная улыбка и Хосок не мог этого не заметить. — Тэхён-а, ты чего? Зачем в такую рань пришёл? У вас выходные. Могли бы съездить или сходить куда. — Без тебя мы никуда не пойдём, — сказал он, как отрезал, потом взглянул на хёна и неуверенно продолжил. — Хён. Вообще, тут такое дело. Мы долго думали с ребятами говорить тебе или нет. Может, из-за этого продюсер Бан изолировал тебя от интернета, — размышлял он, — не знаем. Но мы посчитали, что это важно. Отчего-то Хосок напрягся и, не моргая, внимал говорящему Тэхёну. — В общем, я тебе лучше покажу. Он достал из рюкзака планшет, что-то потыкал, пролистал и направился к Хоби. — Это наше последнее выступление. А тут один комментарий. Мы думаем, он особенный. Его заметил Джин-хён. Ему он и показался особенным. Может быть, имена просто совпадают. Пока Тэхён говорил Хосок жадно поглощал каждую букву. — Он особенный, — в его глазах застыли слёзы. — он очень особенный, — Хосок закрыл ладонью глаза и тихо заплакал от облегчения. — Хоби-хён, — потянулся к нему изумлённый Тэхён. — Я тоже ещё в твоей власти, Кэти, — еле слышно проговорил он и его плечи вздрогнули. Но Хосок быстро успокоился. Он не отрывал взгляда от строки с комментарием и спустя несколько минут заключил. — Тэхён-а, я хочу всё рассказать. Всем. Хочу, чтобы она услышала меня. — Что ты хочешь рассказать? — Что люблю её. — Как? — Пресс-конференция — самое подходящее будет, — раздался голос Джина. Он вошёл в палату, а за ним и все остальные ребята. — И вы тут! — удивился Хосок и поглядел на спокойно улыбающегося Тэхёна. — Мы поддержим тебя Хоби. Нам очень нужна твоя сила и энергия. Так что мы готовы отстоять всё, что случится потом. Главное, чтобы это помогло, — сказал Джин. — Хён, — смущённо подсел Чимин к Хосоку, — а нас ты хоть немного любишь ещё? Хосок заулыбался и похлопал Чимина по волосам. — Я вас никогда не смогу разлюбить, Чимин-а. Моя любовь к вам и Бантан — безусловна. — Хоби-хён, нас тоже любит, — всё также смущённо улыбаясь, Чимин завалился с объятиями на Хосока. — Йя-я-я-я! — лёг сверху Тэхён. — И я вас люблю! — Йя-я-я-я! — повторил Джин и тоже повалился поверх ребят. А вслед за ним и Чонгук с Намджуном запрыгнули сверху, отчего Хосок и Чимин издали приглушённый хрип и попытались посмеяться, но у них это вышло с трудом. Юнги же медленно, грациозной походкой, обошёл кровать и прилёг у изголовья, опершись на одну руку: — Ребят, я, в принципе, тоже вас люблю! — Шуга-хён! — Хён! — Шуга! Все попытались взглянуть на царственное выражение его лица. У кого получилось, у кого нет, но рассмеялись все.