Формула Распутина

8 января 2007 года. Днем (Десять лет назад). Физфак СПбГУ. Старый Петергоф. Санкт-Петербург.       Знакомый всему факультету тонкий надрывный смешок невольно вырвался наружу.       «Только покраснеть сейчас не хватало! — Веневитинов ненавидел эту свою манеру и всегда смертельно конфузился. — Не самый подходящий момент!»       Его с удовольствием передразнивали студенты, за глаза, естественно, а на праздновании «Дня Физика» даже вручили издевательски оформленный дипломчик «За самый пронзительный смех».       Барышне, впрочем, было не до того. Умолкнув на полуслове, она сама была готова провалиться в пекло.       — Продолжайте, Ольга.       — Я вас чем-то насмешила? — её огромные карие глаза стали влажными. — Что-то не так?       — Нет. Всё точно. Я бы даже сказал, слишком точно. Продолжайте.       Пока студентка собиралась с мыслями, Веневитинов украдкой оглянулся. Большая лекционная аудитория уже пустовала, и подслушивать очередной приступ дипломированного смеха было некому. Для всех прочих экзамен давно закончился.       Студентка отвела затравленный взгляд, но тут же решительно тряхнула своими рыжеватыми кудряшками. Слёзы она сдерживала едва-едва, движения, прежде лёгкие и плавные, сделались угловатыми, голос дрожал.       — Вот… Уравнения Максвелла в интегральной форме справедливы даже в тех случаях, когда существуют поверхности разрыва, на которых свойства среды или напряжённости электрического и магнитного полей меняются скачкообразно. Поэтому…       — У вас потрясающая память, Ольга. Жаль, у меня она гораздо хуже, и я не могу проверить насколько дословно вы цитируете учебник. Однако, думаю, вы с успехом выступали бы в цирке, демонстрирую свои феноменальные способности. Вы вызубрили учебник…       — Я не зубрила!       — Хорошо… — Веневитинов равнодушно пожал плечами. — Пусть не зубрили. Но я жду от вас не пересказ учебника, который написан, кстати сказать, спустя сто лет после Максвелла. Я жду от вас понимания!       — Я их понимаю!       — Их?! — Веневитинов выдержал назидательную паузу. — Кого «их»?!       — Уравнения…       — Барышня, вы меня утомили… Мы бьёмся с вами уже почти два часа, и я хочу домой! — Веневитинов тяжело вздохнул. — Я жду от вас понимания не уравнений! Уравнения — это инструмент, наподобие отвёртки, лупы или разводного ключа. Можно ли понимать лупу? И что мы назовём пониманием разводного ключа?       Девушка молчала, обречённо глядя перед собой.       — Ответьте!       — Механика рычага… Оптика…       — Ну да… Механика рычага… А вы понимаете, что человеку, которому нужно вытащить занозу из пальца, наплевать на законы оптики? Для этого нужна просто лупа, а понимание, как она работает и из чего она сделана, оказывается лишним, — он снова немного помолчал. — Всё зависит от амбиций. Если вы хотите всю жизнь вытаскивать занозы из пальцев и чинить сантехнику, то у вас это прекрасно получится. Но тогда ваше место не здесь. Шли бы на инженерную специальность, в «Горный», например… Но если вы хотите быть на переднем крае науки, то от вас требуется совсем иной уровень понимания.       — Вы посмотрите решение задач? — девушка цеплялась за соломинку. — Где же они…       Рассеянно перебирая свои исписанные формулами листки, она то и дело пришибленно косилась на Веневитинова.       — Не трудитесь, Ольга. Я вполне допускаю, что задачи у вас решены верно. Только к физике это имеет весьма опосредованное отношение. Инструментарием вы пользоваться научились, это я вижу. Но этого мало. Для того, чтобы получать собственные результаты, мало научиться пользоваться чужими, — продолжая говорить, Веневитинов взял в руки её зачётку, — поймите, новые знания обретают форму уравнений только в самом конце очень длинного пути! Уравнения — это уже результат! Результат, которому предшествуют месяцы, а то и годы кропотливых трудов. А решение прикладных задач — это всего лишь математические манипуляции, которые вполне по силам даже моим аквариумным рыбкам. Ремесленничество, и не более того! — он открыл зачётку и вынул авторучку из нагрудного кармана. — Вот вы рассказывали мне про интегральную и дифференциальную формы записи, а знаете ли вы, что сам Максвелл записывал свои уравнения в совсем другой форме?       — В какой?       — Вы это у меня спрашиваете?! Хорошо… — Веневитинов склонился над столом, собравшись ставить отметку. — Хотя, конечно, ничего хорошего… Свою тройку вы заслужили, а…       — Тройку?! Но я ведь…       — Вы написали мне четыре строчки, — он поднял раздражённый взгляд, — которые нынче царапают на заборах всякие экзальтированные недоросли! А делаете вид, будто нашли тетраграмматон! Да. Те же двадцать два символа в правой части уравнений, но…       — Двадцать три…       — Двадцать три? — Веневитинов прикусил губу. — Действительно… Вот этот-то формализм вас и губит… Для того, чтобы понять устройство разводного ключа нужно стать Архимедом! А чтобы по-настоящему понять уравнения Максвелла, нужно стать самим Максвеллом, перенестись в девятнадцатое столетие и проделать с ним вместе весь путь от начала и до конца!       — Дмитрий Александрович, — её полные слёз глаза пылали смесью ненависти и робкой надежды, — а можно, я пересдам?       — Имеет смысл?! «Удовлетворительно» в вашем случае очень неплохой результат, — изображая удивление, Веневитинов пролистал страницы предыдущих семестров. — Надо же! У вас только «отлично»?! — он захлопнул зачётку и протянул её студентке. — Хорошо, пересдавайте.       Она схватила свою синюю книжицу и, вздёрнув курносый носик, пробкой выскочила из аудитории. Проводив барышню взглядом, Веневитинов облегчённо выдохнул.       «И с каких это пор у тебя завелись рыбки, Митя? А речугу ты задвинул знатную! Особенно про Архимеда и разводной ключ!»       Сил подниматься и куда-то идти уже не было, он достал сигареты и закурил прямо здесь.       — Здесь не курят, юноша! — насмешливо-строгий голос декана прогремел над самым ухом, застав Веневитинова врасплох. — Ты забыл?       — Ну да! Александр Николаевич пожаловали! Как же, как же… Сделал из меня цербера!       — А у тебя получается! Допёк бедную Сендерихину… Бежала вся в слезах! — декан был явно доволен результатом. — И откуда в тебе столько стервозности?!       — Были, знаешь ли, учителя… Саш, зачем тебе эта комедия?! Объясни толком, что тебя не устраивает?! Довольно крепкая четвёрка, но в принципе я за такое и пятерки ставил!       — А то и не устраивает, что работает она левой задней. Кого-нибудь, может, и можно за такое по головке гладить, а её нужно мордой по асфальту возить, чтобы проснулась наконец и за ум взялась!       — Вот и возил бы сам, друг студентов хренов!       — Четвёрка эта ни ей не нужна, ни нам. А тебе она ещё спасибо скажет, вот увидишь!       — Ну давай помечтаем! Как же! Скажет она! Я теперь для неё главный враг и первейший антисемит!       — А не надо было тетраграмматон всуе поминать!       — Ты подслушивал, что ли?!       — Ну, подслушивал… Дим, да не бесись ты так… Не скажет сейчас, потом скажет. Пойдём-ка, я тебя лучше кофе угощу.       — Одним кофе ты теперь не отделаешься! А на следующую показательную головомойку ищи себе кого-нибудь другого! Я свою карму за сегодня всю истратил и юными дарованиями сыт по горло!       — А если на полставки?       — Чего?! — не понял Веневитинов. — На какие полставки?!       — Ну, цербером на полставки?!       — Да пошел ты!