Формула Распутина

1 января 2017 года. Вечер. Ночной клуб «Вий-плезир». Москва.       Сотворить бездну и твердь у Гарика получилось легко. На экране смартфона твердь выглядела сильно увеличенным листом наждачной бумаги, а в бездне, источая ультрамариновое сияние, кто-то уныло копошился.       Однако с разделением вод случилась заминка. Как Гарик ни усердствовал, всё без толку — воды никак не желали отходить.       Новомодную игрушку «Шестоднев» он скачал, чтобы убить время, пока Тимоху носит невесть где, а теперь порядком увлёкся.       — Так, вода… вода… — рассеянно бормотал Гарик. — Что мы знаем о воде?..       По залу деловито шныряли официантки, джаз-банд наяривал нестареющие «Сопки Маньчжурии» — народ танцевал и веселился, заставляя дрожать стены. Гарик же всё тыкался пальцем в экран, постигая премудрости божественного ремесла.       Среди старшего поколения клуб «Вий-плезир» слыл бесовским вертепом и рассадником крамолы. Его бы давно закрыли, не зависай здесь детки тех, кто мог бы принять подобное решение.       Вот, например, франтоватый парень у окна. Сидит в вальяжной позе, чиркает что-то в своём блокноте да, знай, часиками отсвечивает, тысяч за десять. Дюжина таких баламбешек и на Сонину машину хватило бы. Оттого и кофе ему носят с завидной регулярностью, а Гарик своего капучино дождаться отчаялся.       Или две крашеных блондинки за соседним столиком — косят под простушек, но курят «Пегас», пьют дорогущий ликёр, и сумочки у них — из крокодиловой кожи.       — Поймите, Женечка, — одна из блондинок поправила сползшие на нос очки, — реформа казённых богаделен, затеянная правительством, коренным образом изменит структуру нашего общества, что при слабости гражданских институтов…       — Глаша, вы не правы, — с нескрываемым раздражением парировала другая, — беда России не в самих законах, но в правоприменительной практике. Коррупционный эффект любой реформы напрямую зависит от…       Гарику было не до правительственных реформ — благословлённая Патриаршим Советом игрушка никак не желала сдаваться.       — Или дело не в воде, а в тверди?.. А что мы знаем о тверди?..       Блондинки между тем оказались весьма разносторонними. Покончив с богадельнями, они обсудили проблемы славянского этногенеза, а затем и вовсе переключились на некоего Андрюшу, которого, по их словам, давно пора лишить девственности. Собрались они делать это сразу вдвоём или наперегонки — Гарик не понял. Однако ясно было, что бедняге не поздоровится — фурии прямо-таки рвались в бой.       В иных обстоятельствах Гарик отпустил бы пару колкостей, театральным шепотком. Но сейчас даже остроты в голову не лезли.       — Так-так-так… А если благодати чуть-чуть прибавить?!       — Дай сюда! — кто-то выхватил у Гарика смартфон из рук. — Умник!       «Ба! Кристина Сперанская собственной персоной!»       Едва ли многим доводилось видеть, как бродит мысль по лицу этой барышни. Уткнувшись в смартфон, Кристина осела в кресло напротив, и через пару минут ласковый седобородый дедушка, материализовавшись на экране, сообщил о переходе на следующий уровень.       — Как-то ты шустро, — Гарик был искренне удивлён. — Ты уже проходила?       — Первый раз вижу.       Интеллигенту, причём потомственному, дружить с аристократами — адово наказание. То есть дружить ещё туда-сюда, но зависать в одних и тех же кабаках — удовольствие ниже среднего. Прежде, чем заказать свой несчастный капучино, Гарик битый час дожидался, пока его заметят. Кристина же войти не успела, а официантка тут как тут.       — Готовы сделать заказ?       — А где Сонька с Тимохой? — снизойти до челяди Кристина Алексеевна не удосужились. — Придут?       — Софи изображает примерную падчерицу, — ещё раз скосившись в смартфон, Гарик спрятал его в карман, — с отцом и мачехой уехала за город на лыжах кататься.       — Там, говорят, такая мачеха… — Кристина скривилась, — мачеха-гимназистка…       — Не знаю. Я с ней не знаком.       — Бедная Сонечка… Это ж скукотища-то какая! Я бы не смогла… Лыжи, тренажёры… Тоска зелёная!       — Ну… каждому своё.       Не знай Гарик Кристину, он решил бы, что с ним флиртуют. Сама подсела, светится, как ёлка рождественская, глаз не сводит, и взгляд такой мягкий, почти что нежный.       «А ведь Софи говорила, что она меня не переваривает…»       — Слушай, — Кристина загадочно улыбнулась, — а может, вы ей просто надоели?       — В каком смысле?       — В прямом. Девушке, может быть, любви хочется, а с вас чего взять?! Вы ж в игрушки дуетесь, что дети малые! — вздохнув, она небрежно отмахнулась. — Да вы и есть дети! Про Соньку с Тимохой уж пол-Москвы шепчется, а он всё ходит вокруг да около. Девушки таких не любят. Девушки любят взрослых и решительных! На лыжах она катается, видите ли! Может, конечно, и на лыжах… Только не с мачехой.       — Ну…       — Баранки гну. Вот увидишь — уведут Соньку! Глазом моргнуть не успеете!       Подобная прямота Гарика всегда подкупала. Мозгами он понимал, что Кристине лишь бы языком почесать, но воспоминание о вчерашнем разговоре с Софи больно царапнуло изнутри. Все эти дурацкие вопросы о любви к доярке, они ведь были неспроста.       — У вас трюфельное мороженное как и в прошлый раз? — отравив Гарика в нокаут, Кристина вспомнила об официантке. — Снова раскисшее?       Гарику сделалось неловко, и даже не за Кристину. Надеяться миновать конфуза, сидя с ней за одним столиком, было бы смешно. Совесть грызла за то гаденькое чувство упоения, с которым он наблюдал за бедной официанткой. А как же?! Все его страдания из-за несчастной чашки кофе были отомщены! Однако обида на Софи жгла сейчас сильнее совести. Даже если Кристина попала наобум — это ничего не меняло.       «Неужели Софи мне совсем не доверяет? Или это из-за Тимохи? Но ведь и он имеет право знать, в конце концов…»       Вот только Кристине-то что за печаль? Потрепаться больше не о чем? И тон такой доверительный, с переходами на шпионский шепоток, как будто действительно что-то знает да по секрету выкладывает.       Гарик аккуратно огляделся по сторонам. Парень марал бумагу, блондинки увлечённо ворковали о своём Андрюше — никому до них дела не было.       — Выпьете что-нибудь? — робко продолжала официантка. — Может быть, «Женепи»?       И вот теперь её стало жалко по-настоящему.       Тяжелым взглядом исподлобья Кристина буквально прожгла пространство.       — Горячий шоколад! — рявкнула она, выдержав паузу. — С перцем! А от этой полынной вони мне дома покоя нет!       — Вам, молодой человек?       — Вообще-то я уже жду заказ, — Гарик примирительно улыбнулся, — у меня капучино.       — Ах да… Простите…       Нависшие над горизонтом тучи рассеялись сами собой. Вопреки обыкновению, скандалила Кристина вяло, без огонька. Гарик даже заподозрил, что виною тому — пресловутые критические дни, которые, должно быть, на всех влияют по-разному.       С уходом официантки показалось, что можно расслабиться, но не тут-то было.       Напрасно Гарик решил, что появление Кристины оставило блондинок равнодушными — они лишь ждали подходящего момента для выражения своей гражданской позиции.       Когда джаз-банд смолк, одна из них чинно поднялась, и её чётко поставленный голосок прозвенел на весь зал.       — Мне кажется, Глаша, что мы не можем здесь больше оставаться, — обращаясь к подруге, она гневно смотрела на Кристину, — пока наши власть предержащие кровавыми пассатижами удушают свободу Тибета, их отпрыски имеют наглость появляться в приличном обществе!       — Вы правы, Женечка! Это отвратительно! — вскочив, вторая опрокинула кресло. — И как же им только не стыдно порядочным людям в глаза смотреть?!       Кристина хотела было что-то ответить, но как раз в этот момент раскуривала сигарету, а потом было поздно — прихватив бутылку ликёра, протестные блондинки гордо прошествовали через весь зал и устроились в самом дальнем его углу.       — Надо же! — прошипела Кристина. — Горчакова думает, что если она под Риту покрасится, то это ей мозгов добавит! Про вторую вообще молчу… Овца кривоногая!       — Под Риту?       — Ты что, не знаешь Риту Бенкендорф?       Гарик был наслышан, но предпочёл неопределённо пожать плечами.       — Не знаешь? Ты не много потерял.       Как ни старалась Кристина изображать равнодушие, а получалось скверно — она осунулась, глаза её потускнели.       Смятение в зале, впрочем, длилось не больше минуты — вновь зазвенели столовые приборы, затем и музыканты вернулись с перекура. Лишь Кристина продолжала молча курить, изредка недобро посматривая в сторону обидчиц. Гарику захотелось как-то утешить барышню, сказать что-нибудь ободряющее.       — Классный свитерок, — ничего более подходящего на ум не пришло, — тебе идёт.       Свитерок как свитерок — ничего особенного. В нём Кристина выглядела даже скромнее давешних блондинок, всячески подчёркивающих свою связь с народом.       Утешать Гарик не умел, в тряпках не разбирался, но надо же что-то говорить.       — Нравится? Правда?       Гарик кивнул.       — Скажите, пожалуйста! А ты знаешь толк в гламуре! — запрокинув голову, Кристина выпустила тоненькую струйку дыма. — Вот никогда не подумала бы! По тебе и не скажешь. Это викунья. Ручная работа.       «И это вместо благодарности! У неё, значит, викунья, а я, стало быть, нищеброд!»       — Викунья?! Всего-то?! — Гарик поморщился. — А я думал, тибетская лама…       — Чего-чего?! Какая лама?!       — Тибетская, — повторил Гарик со всей доступной серьёзностью. — Ты что, ничего не слышала про тибетских лам?       — Что-то слышала…       — Что-то?! Это же новый тренд! У Софи джемпер помнишь? Беленький такой, с оленями? Ей мачеха как раз из Тибета и привезла!       — Мало ли что из Тибета… Всё равно может оказаться подделкой… Знаешь, как бывает…       Наличие у подруги моднющей шмотки расстроило Кристину даже больше, нежели демарш прогрессивной общественности. Вот только Гарик никаких чувств, кроме злорадства, уже не испытывал.       «Всю ночь ведь теперь не уснёт, бедняжка… И пускай помучается!»       — Хорошо же некоторые устроились! — проворчала Кристина. — Ей и машину дарят, и ламу тибетскую… Только мне никто ничего не дарит! Почему ей всё, а мне ничего?!       — Ваш заказ, милостивые государи.       Насчёт «ничего» Кристина явно прибеднялась — многие барышни продали бы душу за это «ничего». И машина у неё была почти такая же, как у Софи, и карманных денег на целый антикварный магазин, и предки — влиятельней некуда.       Мало того! Образец красоты и грации, героиня светской хроники и чужих снов — Кристина, казалось, должна сутками не вылезать из тренажерного зала и изнурять себя всевозможными диетами.       Ничего подобного! Такое количество сладкого и мучного иным красавицам могло только сниться. В кошмарах.       Глотая свой капучино, Гарик попытался вспомнить, когда Софи в последний раз позволяла себе съесть пироженку? Попытался и не смог. Было ли такое вообще на его памяти?       Кристину же комплексы не донимали, и аппетит у неё, казалось, никогда не пропадал — вопреки испорченному настроению, трескала она за обе щёки.       — Не умеют здесь трюфельное мороженое делать, — Кристина отодвинула пустую креманку, — то оно у них раскисшее, то задубевшее…       На очереди были эклеры и горячий шоколад, но Кристина не торопилась. Заметно повеселев, она откинулась в кресле и вновь собралась закурить.       От резкого толчка её сумочка сползла по покатой спинке и оказалась на полу.       Чего только не сыпется из дамских сумочек! Тут тебе и потрёпанная книжка с ворохом закладок, и ключи от машины, тюбик помады и мятные леденцы — всего не перечислишь. Гарик даже не подозревал, что в природе существует столько разновидностей пилочек для ногтей.       Как истинный джентльмен, он бросился даме на помощь — собрал все пожитки и аккуратно сложил на стол перед хозяйкой. Все, кроме книжки.       «Наталья Аксакова» — значилось на титульном листе.       Странное совпадение — именно эту книжку они вчера обсуждали с Софи.       — Так-так-так, Кристина Алексеевна, — он вернулся за стол, — запрещённой литературкой балуемся!       — У матери стащила, — барышня вяло пожала плечами, — нам в универе велели эссе написать по какому-нибудь современному философу.       — И ты собираешься по этой книжке эссе писать?! Серьёзно?!       — Неужто ты знаешь, что это за книжка?! — дымя сигаретой, Кристина снисходительно улыбалась. — Читал?       — Ну… сам не читал, но слышал.       — И где ж это ты слышал?       — Ну так… слышал…       — Небось от Соньки?       Её проницательность настораживала, а торжествующая улыбочка начинала бесить. Мол, а что я тебе говорила!       — Допустим, — промямлил Гарик и попытался сменить тему, — а ты не боишься, что ваш препод…       — Что он «что»? — договорить Кристина не дала. — Донос на меня в КГБ напишет?       — Хорошая шутка. Смешная.       — Вот и посмотрим, как он изворачиваться станет. Задолбал он уже, козёл старый! А доносы на меня ещё в гимназии писали. Я дуру-математичку затроллила, так она на четыре страницы телегу накатала. Анонимную. У матери специальная папочка заведена для подобных шедевров. Жемчужина семейного архива! Там и на отца пару штук есть, — Кристина скорбно вздохнула, — вот только на неё, бедненькую, никто доносов не пишет. А знаешь, как ей обидно?!       — Ага, — Гарик прыснул, — сим уведомляю ваше превосходительство, что княгиня Волконская Зинаида Николаевна, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, состоит в преступных сношениях с эфиопской разведкой.       Шутка удалась — от смеха Кристина едва не захлебнулась своим горячим шоколадом. Пока сконфуженная барышня приходила в себя, Гарик с любопытством вертел в руках книжку.       Серая дешёвая бумага, настолько дрянная, что даже не пожелтела от старости, текст, напечатанный едва ли не на машинке, дарственная надпись на первой странице…       «Стоп! Зине от Наташи?! Бред какой-то!»       Политикой Гарик никогда особо не интересовался, но такая дарственная надпись шокировала бы кого угодно, кроме марсиан.       — Зине от Наташи?! — повторил он вслух сбивчивым голосом. — Зине?! Прям как лучшей подруге! Твоя мать настолько близко знакома с автором?       — Ну-ка покажи! — Кристина была удивлена не меньше, и стало понятно, что книжку она даже не открывала. — Быть этого не может…       — Вот тебе и повод для доноса, — Гарик протянул книжку Кристине, — хоть и не эфиопская разведка, но уже кое-что.       Кристина окинула страницу беглым взглядом и тут же захохотала. Она даже не взяла книжку в руки.       — Веселовский, глаза разуй! Ты что, слепой?! Тут написано, не Зине, а Диме! Диме от Наташи!       Всмотревшись, Гарик понял, что действительно ошибся. Почерк изящный, линии тонкие — в клубном полумраке немудрено было спутать букву «д», написанную с завитушками и на манер латинской, с заглавной «з».       — И правда… А кто такой этот Дима?       — Понятия не имею! — Кристина недобро ухмыльнулась. — Знаешь, откуда у матери эта книжка, я даже спрашивать боюсь. Может статься, что этот Дима сейчас на какой-нибудь магаданской лесосеке Сибирь поднимает.       — Ну… Магадан — это как бы не совсем Сибирь, это…       — Ты думаешь, его волнуют такие нюансы?       — Кристина Алексеевна, — по-светски учтивый, но твёрдый голос прозвучал у Гарика прямо над ухом, — вы не представите меня вашему спутнику?       Принадлежал он тому самому франту с дорогими часами и блокнотом. Сам он немного картинно застыл в лёгком поклоне, будто бы кавалер, приглашающий даму на танец.       — Феликс! — дама же изображала неприступность. — Только тебя нам не хватало! Не видишь, мы секретничаем!       — Надеюсь, не обо мне?       Лёгким движением Феликс придвинул к их столику третье кресло и уже расположился в нём, сосредоточенно раскуривая сигару.       Жгучий брюнет, типичный светский красавчик с отрепетированным холодком во взгляде и тщательно ухоженной небритостью — таких Гарик по жизни недолюбливал. Однако то, как виртуозно Феликс управлялся с Кристиной, ему импонировало.       Барышня ответила отказом, а он сидит да, знай, сигарой попыхивает, и делай с ним что хочешь!       Одевался Феликс дорого, но неброско. Но случись Гарику описывать его внешность, он непременно одарил бы Феликса белой сорочкой и строгим костюмом.       — Да кому ты нужен, Феликс?! — Кристина презрительно хмыкнула. — Ты думаешь, нам поговорить больше не о ком?!       Выглядела она при этом как кошка, стащившая кусок сыра с хозяйского стола. Будто бы всё это время они с Гариком только Феликса и обсуждали.       Гарику вообще показалось, что за столом началась какая-то странная, нелепая игра, в правила которой его забыли посвятить. С симпатиями-то он определился, а вот когда кричать «гол» понимал не вполне.       Толком разобраться помешал зазвонивший мобильный.       — Привет, Тимох! — Гарик снял трубку. — Тебя где носит?!       — Прости, — в голосе друга чувствовалось раздражение, — сестра куда-то ключи от мотоцикла заныкала.       — Тебе же пешком минут пятнадцать…       — Так я и иду пешком! Скоро буду. Если Ксюха что-то спрятала, то хоть об стенку разбейся — всё равно не сыщешь! А гоняться за ней по всем подворотням я не нанимался! Ты-то не закис там?       — Закиснешь тут, — Гарик обвёл взглядом присутствующих, — я в тёплой дружеской компании. Кристина Алексеевна, кстати, тебе поклоны шлёт.       — Передай ей, чтобы катилась ко всем чертям!       Вышло не очень по-джентльменски. О, мягко говоря, непростых отношениях между Кристиной и Тимофеем догадывались многие, и получилось, что Гарик сам спровоцировал друга на грубость, а Кристина всё слышала. Не могла не слышать.       — Ладно, мальчики, — небрежно роняя на стол крупную купюру, она поднялась, — вы знакомьтесь, а мне пора.       Выдернув у Гарика из рук свою книжку, барышня решительно двинулась в сторону выхода.       — У вас всегда телефон на такой громкости? — обращаясь к Гарику, Феликс провожал Кристину задумчивым взглядом.       Не знаю… — Гарик виновато пожал плечами, — так вышло.       — Я надеюсь, вы отдаёте себе отчёт в масштабах последствий?       — Вы думаете, она всерьёз обиделась?       — О! В этом нет ни малейших сомнений! Такие люди, как Кристина Алексеевна, ничего не забывают и ничего никому не прощают. Остаётся утешать себя мыслью, что её главными врагами сегодня были не мы: ни я, ни вы, ни даже господин Морозов. Это ведь он вам звонил?       Гарик кивнул.       — Кому действительно не позавидуешь, — продолжал Феликс, размахивая сигарой, — так это Евгении Павловне и её очаровательной подруге, — он кивнул в сторону продолжавших веселиться блондинок, — но я ведь сейчас даже не об этом.       — А о чём?       — О тибетских ламах! — Феликсу почти удавалось сохранять трагическую серьёзность. — Что-то она о них слышала!       Вспомнив кислую мордочку Кристины, Гарик захохотал. Так, глядя друг на друга, они и ржали минут пять, словно обкуренные.       — Вы думаете, будут последствия? — Гарик первым пришёл в себя. — Она же и так меня терпеть не может… Ну… если верить…       — Конечно будут! И дело совсем не в вас. В этом продажном мире спрос неизменно рождает предложение, а, памятуя о возможностях нашей недавней собеседницы, я смею предполагать, что шерсть этих милых зверушек скоро появится на рынке.       — И из чего же её будут делать?       — Думаю, что из всё тех же тибетских лам, — Феликс вновь подавился смешком. — Они ведь и так налысо бреются, а теперь будут бриться с солидным профитом!       — Как-то не верится…       — Желаете пари?       — Я не люблю пари.       — Жаль… — сигара у Феликса потухла, и он вновь её раскуривал. — Хорошее пари способствует скорейшему переходу на «ты», вы не находите?       — Ну… мы ведь можем перейти на «ты» и без всякого пари…       — Давай. Кстати, нас ведь так и не представили… Феликс Юсупов. Художник.       «Да уж! Художник!» — мелькнуло у Гарика.       О внуке премьер-министра, князе Феликсе Юсупове, болтали всякое. Одни называли его нелюдимым затворником, другие — содомитом и распутным психопатом. Ни та, ни другая версия, похоже, не подтверждалась. Конечно, содомия — вещь не очевидная, но Гарику очень не хотелось бы в это верить. Очевидно было другое — сегодня судьба свела его с весьма незаурядной личностью.       — Очень приятно, — ответил Гарик чуть смущённо, — а я… а меня…       — А вы, как я понимаю, Игорь Антонович Веселовский?       — Ага. Но мы ведь договорились на «ты», и можно просто Гарик.       — Да, прости, — он вытащил из-за пояса блокнот и протянул Гарику. — Вот. Ты так увлечённо играл в эту свою игрушку, что я не смог сдержать творческого порыва.       Простой рисунок карандашом, а ощущение, что смотришься в причудливое зеркало, которое почему-то показывает профиль, а не анфас.       — Классно! — Гарик зачарованно всматривался в своё отражение. — Это мне?       — Забирай, только блокнот верни.       — Конечно! Спасибо!       — Тебе спасибо.       — Мне? За что?       — Когда у художника творческий кризис, любая, даже самая маленькая, удачная работа повышает самооценку.       — Творческий кризис?       — Я задумал одну картину… Женский портрет… — говорил Феликс сбивчиво, видеть его в смущении было даже странно, — портрет прекрасной дамы… Знаешь, так бывает… Я его вижу в мельчайших подробностях, а встаю за мольберт, и будто шоры на глазах. Кого я только не пробовал в качестве модели! Даже досточтимую Зинаиду Николаевну!       — И Кристину?       — О, нет! — Феликс засмеялся. — Слуга покорный! Увольте! Вот когда я промотаю отцовское состояние и подряжусь малевать комиксы для журнала «Паломник», вот тогда я и буду писать с неё выходцев из преисподней! Она меня не устраивает, — он вновь погрузился в задумчивость, — красота Кристины Алексеевны имеет демоническую природу… Хотя, про эту лань трепетную, в отличие от её же маменьки, даже не скажешь, что она роковая женщина… Светлая масть, яркие голубые глаза…       — Ну, да… У Волконской ведь карие?       — Карие, да… Кстати, — Феликс скабрезно усмехнулся, — осмелюсь заметить, что у Алексея Францевича глаза тоже карие. Вот где настоящий повод для доноса на Зинаиду Николаевну. Это поинтересней эфиопской разведки!       Пока до Гарика доходил смысл сказанного, Феликс успел поднять руки вверх в знак того, что несколько погорячился.       — Шучу.       — Три процента… — вспомнилась Гарику лекции по генетике.       — Шучу-шучу. Три процента — это очень много. Это всё-таки не ноль.       — А кого вы… то есть ты ещё пробовал?       — Пустое… — Феликс отмахнулся, — если долго мучиться… — тут он вспомнил о чём-то, и лицо его просияло, — а ведь ты мог бы мне помочь!       — Я?! Чем?!       — Одно время я подумывал о Софье Денисовне, но потом отказался от этой идеи…       — О Софи? Почему отказался?       — Я не очень хорошо её знаю… В том смысле, что слишком плохо помню лицо… Писать её без натуры невероятно сложно.       — Так и позвонил бы ей! Я не думаю, что она откажется.       — Не ловко как-то… К тому же у меня нет её телефона. Если бы ты поговорил с ней…       — Да нет, я думаю, ты можешь совершенно спокойно позвонить сам. Телефон я дам. Софи напрочь лишена этого светского жеманства.       — Считаешь, что можно просто позвонить?       — Я уверен.       — Хорошо… Попробую… За телефон буду признателен! — на мгновение Феликс задумался, но вновь оживился. — А не выпить ли нам за наше знакомство?!       — Я бы с удовольствием, — Гарик смущённо развёл руками, — но я жду друга…       — Ну, мы ведь и не собираемся без него начинать, — Юсупов уже подзывал жестом официантку, — ты не помнишь, кстати, здесь подают лобстеров?