Формула Распутина

2 января 2017 года.       Сквозь промёрзшее стекло всё явственнее проступало зарево далёкого пожара. В его жарком дыхании иней тончал, и пейзаж за окном постепенно обретал положенную чёткость — как фотоснимок в ванночке с химикатами.       Рваной копотью стелились над городом тучи, шпиль Петропавловки рдел, словно раскалённый, а Нева стала похожей на поток вулканической лавы.       Чёрное предутреннее небо добавляло действию зловещей торжественности — на его фоне пожар смотрелся особенно эффектно.       «А ведь походу я в Питере, — с изумлением отметил Гарик. — Это ж как же нужно было напиться-то?!»       И кажется же, только что Тимоха рассказывал бородатый анекдот про то, как Распутин с Джунковским ходили в баню. И было это ещё в Москве. Нет, уже не в клубе. Кажется, где-то на бульварах…       Или в скверике на Китай-городе? Или на Пресне?       Но точно в Москве!       Даже образы растаять не успели — так и маячат перед глазами. Чинно и вальяжно шествует сквозь толпу Григорий Ефимович, поигрывая тростью, а следом, на своих коротеньких ножках, семенит Владимир Фёдорович с берёзовыми вениками подмышкой.       И вдруг на тебе! Питер! Да ещё пожар какой-то!       — Интересно, что же это полыхает так ярко? — прошептал Гарик, вплотную прильнув к окну. — Светло же, как днём!       — Не обращайте внимания, молодой человек, — неожиданно прозвучало в ответ. — Должно быть, какой-нибудь коровник.       Резко обернувшись, Гарик встретился взглядом с невысоким тучным господином в генеральском мундире. Тот сидел за большим круглым столом и покровительственно улыбался.       — Да-с, — уверенно добавил он, на миг скосившись в окно, — определённо коровник.       Внешность генерал имел самую зауряднейшую: покатая лысина блестит, будто хромовые сапоги, брови свисают еловыми ветками, усы топорщатся, как ёршики для мытья посуды.       Иначе говоря — типичный солдафон.       — Присаживайтесь, — генерал указал на свободное место, — и не бойтесь, я вас не съем.       Розовые гардины на окнах, тонкая лепнина по стенам и потолку, раритетный рояль фирмы «Стейнвей» — генерал в сей антураж явно не вписывался.       Эта гостиная больше походила на салон какой-нибудь светской львицы, где вечерами собираются такие же гламурные кумушки, пересказывают друг другу сплетни по-французски, музицируют и вызывают духов.       — Коровник?! — ошарашенный Гарик и не заметил, как оказался за столом. — Откуда в Питере коровники?!       — А откуда в Москве доярки?       — Какие ещё доярки?! Нет в Москве никаких доярок!       — Молодой человек! Не морочьте мне голову! — генерал строго приподнял брови. — Был бы коровник, а доярки найдутся!       — Но…       — Никаких «но»! У нас слишком мало времени, а вы вынуждаете тратить его на пустую болтовню! Аннушка уже купила на рынке палёную тормозную жидкость! И не только купила, но даже заправила ею свой адский самокат! И прежде, чем скажутся последствия сего недальновидного поступка, мы непременно должны успеть!       — Какая Аннушка?! Что успеть?!       — Как «что»?! Раскрыть преступление, разумеется. Произошедшее, к слову сказать, именно в этой гостиной. Изобличать врагов Родины и Веры — это ли не долг всякого сознательного гражданина?!       Гарик не понял ровным счётом ничего. Всеми силами он пытался сохранять спокойствие, но чувствовал, что вот-вот сорвётся.       «Сейчас там половина Питера выгорит, а этот клоун про тормозную жидкость толкует!»       Между тем, не давая Гарику опомниться, генерал энергично приступил к допросу, попутно ведя протокол.       — Ваше полное имя?       — Игорь Антонович Веселовский.       — Возраст?       — Восемнадцать лет.       — Происхождение?       — Дворянин.       — Род занятий?       — Студент медицинского института.       — В каких запрещенных организациях имеете несчастье состоять?       — Ни в каких. Но сочувствую.       — Каким именно?       — Всем!       Терпение лопнуло. Изображать пай-мальчика Гарик не стал и, рявкнув во всю глотку, теперь с нескрываемым вызовом смотрел на генерала — прямо в его заплывшие жиром поросячьи глазки.       Поначалу тот даже опешил от такой наглости, однако в себя пришёл быстро.       — Дерзить изволите, юноша?! — генерал сверлил Гарика осуждающим взглядом. — Вас пригласили для серьёзной беседы, а вы дурака валяете. И прекратите наконец жевать! Имейте уважение к старшим!       Гарик резинку изо рта вынул, но сдаваться не собирался.       — Да кто вы вообще такой, чтобы меня допрашивать?!       — А вас не поставили в известность? Владимир Фёдорович Джунковский к вашим услугам, — с подчёркнутой учтивостью он поклонился. — Генерал-лейтенант госбезопасности и бессменный директор КГБ с одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года.       А Гарик-то всё никак не мог вспомнить, откуда же ему знакома эта людоедская ухмылочка?! Теперь всё встало на свои места.       — Ах, с тридцать восьмого?! Надо же! А нынче у нас какой?!       — Не знаю я, какой у вас там год, — небрежно отмахнулся Джунковский. — И к делу это отношения не имеет.       Гарик уже понимал, что спит. Оставалось загадкой, успел ли он дойти до дому? Не хватало замёрзнуть где-нибудь под скамейкой или, что гораздо хуже, угодить в вытрезвитель. Того гляди, из института выпрут!       Безудержно подмывало расспросить Джунковского про баню. Во всех подробностях! Мешало лишь чувство такта и врождённая интеллигентность.       — Чудовищное злодеяние, содеянное заговорщиками, всколыхнуло всю патриотическую общественность, — продолжил генерал, — и Григорий Ефимович распорядился, чтобы я лично возглавил расследование.       — Так какое же злодеяние?       — Чудовищное! — с нажимом повторил Джунковский. — Однако вопросы здесь задаю я. Что вы можете показать на Кристину Алексеевну Сперанскую?       — Ну… Не знаю, — к такому повороту Гарик оказался не готов, — у неё глаза голубые.       — Вы полагаете это преступлением? — генерал тяжело вздохнул. — Я всегда знал, дай социалистам волю, они за цвет глаз на каторгу отправлять начнут.       — Нет… Но у её матери глаза карие…       — Значит, по-вашему, голубые глаза, это не преступление, а карие, стало быть, преступление?!       — Нет, но у её отца глаза тоже карие!       — Угу. Семейка преступников! — Джунковский задумчиво постучал пальцами по столу. — Впрочем… не исключено…       — А почему вы интересуетесь Кристиной? Она-то чем не угодила этим… как их… Родине и Вере?       — Не стану скрывать от вас, молодой человек, что ситуация крайне тяжёлая. У нас есть все основания считать, что преступление было совершено в интересах Кристины Алексеевны. Она, так сказать, является главным и, пожалуй, единственным бенефициаром всех этих гнусностей. А если ещё принять во внимание упомянутую выше тормозную жидкость, то картинка получится весьма прескверной. У вашей подруги очень серьёзные неприятности, Игорь Антонович. Очень серьёзные!       Это было уже чересчур даже для сна. Генерал так скабрезно и недвусмысленно улыбался, что Гарика швырнуло в жар.       — Она мне не подруга! — выпалил он. — Не подруга!       — Молодой человек, — врастяжку промолвил Джунковский, — где же ваша хвалёная порядочность?! Отрекаться от друзей и наипаче столь близких, это, мягко говоря, не по-мужски! Жареным запахло, и в кусты?! Если друзья оступаются, мы должны приложить все усилия, чтобы помочь им вернуться на путь истинный, а не бросать их на произвол судьбы! Если друзья оступаются…       — Да не подруга она мне!       — Позвольте-позвольте! На сей счёт следствие располагает собственноручными показаниями княжны Горчаковой, Евгении Павловны, — генерал подхватил со стола документ и принялся зачитывать: — Сим доношу до сведения вашего превосходительства, что у Кристины Сперанской появился новый ручной зверёк по кличке Гарик…       «Вот ведь, сучка крашеная!»       Возникло острое желание сотворить какую-нибудь гадость. Воспользовавшись тем, что Джунковский отвлёкся, Гарик размазал свою жвачку по гладкой поверхности стола, и только после этого слегка успокоился.       — …интеллектуальный уровень ниже среднего, однако превосходно обучен. Знает команды «фас», «апорт» и «голос». В еде же неприхотлив. Питается исключительно бобами и кофейной гущей.       Закончив чтение, генерал с торжествующим взглядом отшвырнул бумагу на стол — прямо Гарику под нос.       — Что вы на это скажете, Игорь Антонович?! Написано, конечно, претенциозно, но суть передана яснее некуда. Не так ли?       — Бобы-то здесь причём?! — Гарик вновь начинал закипать. — Терпеть не могу бобовые!       — Стало быть, по остальным пунктам возражений не возникло?       — Возникло! Ещё как возникло! — перейдя на крик, Гарик вскочил. — Ваши методы инквизиторские отвратительны! Вы заставляете нас стучать друг на друга и при этом смеете толковать о порядочности?! Возродив опричнину, вы душите свободу всюду, куда дотянетесь! Вы оккупировали Тибет! Запрещая книги, вы оболваниваете Россию и лишаете народ доступа к знаниям! Вы!..       — Угомонитесь, юноша! — пламенная речь была бесцеремонно оборвана. — Скажите лучше, вы читали Эмпедокла?       — Кого?!       — Эмпедокла. Это грек такой. Древний. Между прочим, ваш коллега.       — Впервые слышу!       — Подозреваю, не вы один, — генерал скорбно развёл руками, — и осмелюсь доложить, большинство граждан любезного Отечества не знакомо с творчеством оного гения отнюдь не потому, что он запрещён. Но стоит вмешаться цензуре, стоит изъять книжонку из библиотек, и её начнут взахлёб цитировать на всех студенческих сходках. Мы не оболваниваем Россию, как вы изволите выражаться. Мы просвещаем её! Либералы и социалисты, конечно, тоже пытаются этим заниматься… Но есть нюанс! — Джунковский воздел к потолку указательный палец. — Мы это делаем гораздо эффективнее!       Внезапно резко похолодало. В лицо ударили колючие снежинки, и ветром смело бумаги со стола. Генерал же затрепетал, подобно пламени свечи, то становясь до безобразия толстым, то стрункою вытягиваясь до потолка.       Спустя мгновение он окончательно превратился в Тимоху, а винтажная гостиная растаяла, словно туман под ярким солнцем.       — Но есть нюанс! — повторил друг уже своим голосом.       Повторил и громко захохотал.