Формула Распутина

2 января 2017 года. Утро. Санкт-Петербург. Гостиница «Англетер»       День начинался в волнениях. Десятка отнюдь не робкого, Сухотин предпочитал судьбу не искушать и лишний раз на рожон не лезть.       Открыто заявляться в гостиницу к англичанке было всё равно, что в КГБ с повинной. Однако Лили настояла — дело, мол, срочное, отлагательства не потерпит. Да и резон ли осторожничать, когда пахнет лёгкими деньгами?       Хвала Создателю, зевак утром немного — проскользнуть в номер полковнику удалось незамеченным. Теперь столь же келейно хотелось бы покинуть сей чертог, но шансов на это с каждой минутой оставалось всё меньше.       Нервно ёрзая на диванчике, слушая стук растревоженного сердца, Михаил Евгеньевич покорно дожидался, пока мисс Буль просмотрит принесённые бумаги.       «Так и концы отдать недолго…»       Будто нарочно играя на нервах, Лили нисколько не торопилась. Поглощённая чтением, она расхаживала из угла в угол и назойливо шуршала страницами. Временами её взгляд устремлялся вдаль, она останавливалась и надолго уходила в себя. Такие минуты были особенно мучительны — скрывать раздражение уже не получалось.       — Мисс Буль, нельзя ли побыстрее?! Навещая вас здесь, я смертельно рискую! Моё положение обязывает…       — Имейте терпение, мистер Сухотин. Редакция «Таймс» платит вам щедрые гонорары в том числе и за риск, — говорила она почти без акцента, допуская ошибки лишь изредка. — Я ведь должна убедиться, что вы не пытаетесь… Как это у вас? Впарить мне туфту?       — Неужели, после стольких лет вы так и не стали мне доверять?       — Доверие, — щёлкнув зажигалкой, она закурила, — не подшить к финансовой отчётности.       Вот уж не в бровь, а в глаз! Соглядатаи из КГБ своим чередом, но не только их незримое присутствие тревожило сейчас Сухотина. Как быть, если, прочитав досье от корки до корки, англичанка под каким-либо предлогом откажется платить? Не в полицию же на неё жаловаться…       Они же скупы до безобразия, эти англичане, хуже только евреи.       Та же Лили, к примеру, — остановилась в люксе, а сама ходит в чём попало, на туалеты особо не тратится. Оно и понятно, люкс-то не на свои.       Казалось бы, потёртые техасские брючки — не лучший выбор для респектабельной британской леди, ан нет! Впрочем, как раз давеча, барон Крюденер рассказывал, что в Европе нынче мода такая, — фривольностью никого не удивишь. От юных барышень до светских львиц — все щеголяют в этом убожестве, почитая бабу, напялившую штаны, едва ли не высшим достижением западной цивилизации. Эмансипация, дескать, и всё такое. А разобраться — так нравственный упадок и торжество безвкусицы.       «Стыд и срам! Выходит, права Антонина Петровна, — наливаясь краской, полковник то и дело прятал взгляд. — Воспитывать молодёжь нужно в строгости, иначе потеряем Русь-матушку!»       — Что есть «политически неблагонадёжна»? — внезапно поинтересовалась Лили. — Мне не всегда понятен ваш бюрократический сленг.       «В штанах разгуливает!» — едва не сорвалось с языка.       — Даже не знаю…       Сухотин слегка опешил. Как передать то, что попадает в русскую кровь с молоком матери? Первое причастие, запах распутинских костров, отблески утренней зорьки над хмурой Невой — поди, растолкуй басурманину их заповедный смысл! Скрепы, на коих держится Русь, даны нам самим Господом, но сыщутся ли слова, чтобы описать помыслы Его?!       — Не знаю, — в растяжку повторил полковник. — Недостаточно любит действующую власть… Как-то так…       — Любит?! Лав?! — Лили удивлённо вскинула брови. — Ваша власть нуждается, чтобы её любили?       — Вероятно, я неточно выразился… Не испытывает должного уважения… Склонна к инакомыслию, к измене…       — О-ля-ля! — англичанка заметно оживилась. — Мисс Сендерихина склонна к измене?! Насколько сильна эта склонность?       — Не могу знать! — Сухотин негодующе фыркнул. — Лично не знакомы. Однако же в КГБ напрасно бумагу марать не станут. Я, мол, своё дело сделал, теперь разговор короткий — извольте денежки! А в чём интерес британской разведки, то есть, простите, газеты «Таймс», к заурядной и нищей университетской крысе — это полковника не интересовало.       Разумеется, своих связей с МИ-6 Лили не афишировала, но у Сухотина имелась возможность навести справки по своим каналам.       «Тоже мне, журналистка! Она, небось, с оружием ловчее справляется, чем с печатной машинкой!»       — Жаль, — с искренней досадой вымолвила Лили, — хотелось бы заранее понимать, с чем имеешь дело…       Петербург заносило снегом. Леденящей дробью метель барабанила в стёкла, тоскливо подвывала в водосточных трубах, словно оплакивая чью-то лихую судьбу.       «Подумать только, сорок лет безупречной службы! — с горечью думал Сухотин. — От простого кадета до полковника! А хватает лишь на лекарства от давления и подагры!»       Роняя пепел на мягкий персидский ковёр, Лили задумчиво вертела в руках сигарету. Тусклый свет уличных фонарей, едва пробиваясь сквозь мрак непогоды, играл переливами в бронзе и хрустале гостиничного убранства. Благородною стариной темнели шпалеры на стенах, и издевательски-томно покачивались бархатные шторы, вполне прозрачно намекая, что в таком номере полковнику не жить никогда.       — Вы к нам надолго, мисс Буль? — взглядом, исполненным безразличия, Сухотин обвёл покои. — Погодка-то у нас не очень, а вы налегке, как я посмотрю…       В таком-то возрасте дамы всё подле зеркала вертятся, а тут и не повертишься особо. Да и только ли в возрасте дело? Для светской модницы три чемодана пожитков не предел, просто чем она моложе, тем больше при ней барахла. У Лили, напротив, всё ограничивалось скромных размеров спортивной сумкой, куда с трудом поместится смена белья и мало-мальски приличный деловой костюм.       Впрочем, насчёт возраста Лили имелись у полковника сомнения. На вид она была даже моложе Наденьки Плевицкой, причём заметно. Однако вот что странно: когда они познакомились, то есть, без малого десять лет назад, англичанка выглядела примерно так же.       — Всё будет зависеть от обстоятельств, — выдавила сквозь зубы Лили, — а обстоятельства пока благоприятствуют.       — Чему благоприятствуют?       Ответить англичанка не удосужилась, однако радовало уже и то, что хотя бы читать она закончила.       — Должна признать, что подобного я не ожидала, моё восхищение не знает предела! — чувства, казалось, были вполне искренними. — Эта ваша мисс Сендерихина есть сущее воплощение гонконгской мечты! Впору рыдать от умиления! Дочь простого бакалейщика из провинциальный вилладж… Как это у вас? Напомните, как вы называете поселения подобного типа?       — Одесса?! Это город! — возмутился Сухотин. — Третий город империи, между прочим! Там даже есть оперный театр!       — «Город»?! Не перестаю удивляться особенностям русского языка. Порою он поражает своим разнообразием, а порою невероятной нищетой. У вас и это город, — Лили кивнула в окно, — и вот это?! — Она с вызовом швырнула на столик пачку черно-белых фотографий. — Подобное я видела в Калькутте, после подавления войсками Её Величества восстания Рахула Ганди.       — Господь с вами, мисс Буль! Это же «Молдаванка»! Бандитские трущобы! И этим снимкам лет пятнадцать!       — Восстание Ганди было примерно тогда же, — Лили тяжко вздохнула, дескать, о чём с вами спорить. — И тем больше причин восхищаться ею. Сирота с пяти лет! При таком-то братце ей была уготована прямая дорога на панель! Но вместо этого мы видим блестящую научную карьеру! Должна признать, что в Британии подобное невозможно! Чем действительно богата ваша страна, так это яркими женщинами. Одна только миссис Волконская чего стоит!       — Не к ночи будь помянута! — в сердцах прошипел Сухотин. — Однако давайте без сантиментов, мисс Буль. Я, знаете ли, отнюдь не поклонник слезливого германского синематографа. Товар вас устраивает?       — Не вполне…       Сердечко прихватило по-настоящему. Впрочем, ненадолго. Лили хоть и скривилась, но пухлый конверт с наличностью лёг на столик подле фотографий.       — Я ценю наше сотрудничество, мистер Сухотин, но качество информации оставляет желать лучшего.       — Вы чересчур взыскательный клиент, мисс Буль, — с облегчением выдохнув, полковник прибрал деньги в карман. — Чего уж больше-то?! Копия досье из КГБ! Или вам подлинник подавай?!       — Слишком скудная информация по её брату. Скудная и устаревшая. За год его… как это у вас? — Лили щёлкнула пальцами. — Портфолио?       — Послужной список.       — О, сэнкс! За год его послужной список мог сильно измениться.       — Мисс Буль! Я вас умоляю! Как он мог измениться там, на лесоповале?! Вы просили досье на госпожу Сендерихину?! Вы его получили! А о её брате-уголовнике речи не шло! Да и зачем он вам?       — Явление необходимо познавать во всей его полноте, — дымя сигаретой и вкрадчиво улыбаясь сквозь дым, Лили опустилась в кресло напротив. — У вас, русских, слишком широкая душа, чтобы ждать удара в спину.       «С каких это пор англичан заботит наша широкая душа?»       — От кого?! — такого поворота полковник не ждал. — Не изволите ли пояснить?       — Вы недооцениваете степень иудейской угрозы.       — Позвольте, но как можно всерьёз опасаться нации, у которой даже нет своего государства? Нации, которая ещё вчера прозябала на грани дикости? Безнадёжная нищета, разгул преступности… Эти их затхлые местечки… Ещё раз взгляните на фото, мисс Буль!       — Вы, вероятно, изволите говорить о банкирах из Сити? — с сарказмом уточнила Лили. — Смею заверить, их жизнь заметно отличается от ваших наивных представлений.       — Я говорю о России! У нас уже полвека отменена черта оседлости, но очень немногим удалось вырваться из местечкового ада. Беда в том, что и хотят далеко не все… Давайте трезво посмотрим на факты, мисс Буль. Мы ведь деловые люди! А пустую болтовню о том, кто распял Христа, оставим уличным кликушам.       — Революцию в Германии тоже вершили бандиты и нищие романтики, но тридцать миллионов рейхсмарок, полученных ими из Лондона и Петербурга, позволяют совершенно иначе взглянуть на проблему.       — Это естественно! Шла война, и мы совместными усилиями вели подрывную работу против общего врага.       — О, мистер Сухотин! Как же вы наивны! Да, с британской стороны, средства проходили по каналам интеллидженс сервис и адмиралтейства, но большая их часть выделялась еврейскими толстосумами под личные гарантии новоиспечённого барона Парвуса. И вы посмотрите, во что их марксизм превратил несчастную Германию! Интеллигенция разгромлена — большинство расстреляно, остальные или гниют в застенках, или бежали из страны. Тысячи храмов стёрто в пыль. Уничтожена сама основа христианской цивилизации! Весь Рейх, от Кёниксберга до Бордо, скоро превратится в токсичную пустошь, где не сможет существовать ни что живое! Вы хотите фактов, мистер Сухотин?! Вы найдёте их в трудах оксфордской исследовательницы Рэйчел Сесилии Дуглас. Леди Рэйчел обстоятельно доказывает, что еврейское влияние на политическую жизнь Европы наметилось ещё в середине семнадцатого века с возникновением ордена иллюминатов. Но лишь к началу двадцатого столетия…       Даты, цитаты и ссылки сыпались мелким дождичком. Полковник настолько проникся беседой, что даже менторски-назидательный тон Лили перестал его раздражать.       «Надо будет почитать эту Рэйчел, мать её, Дуглас. Всё-таки леди, а не овца какая-нибудь…»       — Мировой пожар зажечь не удалось, — продолжала англичанка, — на наше счастье, всем этим либкнехтам не повезло с человеческим материалом. Немцы трусливы и безинициативны. Рабская германская нация не умеет ничего, кроме как ходить строем. И теперь евреи пошли другим путём! Они победят нас не танками и дредноутами, они победят нас идеологией! Их сумасбродные идейки, от социализма до так называемой ядерной энергетики, кажутся безобидными только на первый взгляд. Это только вершина айсберга и только начало. Они сеют смятение в умах, растлевают нашу молодёжь с единственной целью — в один прекрасный момент заменить законные правительства наших стран своим кагалом.       — Странно слышать от вас подобное, мисс Буль. Сколько я не общался с вашими соотечественниками, все они отмежёвываются от консервативных взглядов, называя их, в лучшем случае, маргинальными, а то и вовсе — злонамеренной распутинской пропагандой…       Воистину странно. За все годы знакомства Лили ни разу не обнаруживала столь пылкой заинтересованности еврейским вопросом.       — У нас не принято говорить об этом вслух, и нас гораздо сложнее вызвать на откровенность. Но многие в Британии, очень многие, уверяю вас, понимают, что скоро двум великим арийским нациям придётся на время забыть о своих разногласиях перед лицом общего врага. Однако это долгий и серьёзный разговор… А я смертельно устала… В последние дни у меня очень плотный график.       — Благодарю за весьма познавательную беседу, — Сухотин поднялся с дивана. — У вас будут ещё какие-то пожелания, мисс Буль?       — Оф кос, — Лили выдержала паузу, — меня интересуют материалы по «Ингерманландскому эксперименту».       Сердце пустилось вскачь, ноги подкосились, и, не успев подняться, полковник рухнул на прежнее место.       Для простого смертного знал Сухотин даже чересчур много, но если разобраться, то не знал ничего. По слухам, этот сверхсекретный проект КГБ курировала лично княгиня Волконская. Но даже слухи эти не покидали узкого круга весьма влиятельных персон.       Графу Бенкендорфу, чудом и через третьи руки, удалось раздобыть один из томов технической документации. Речь, похоже, шла о разработке принципиально нового вида вооружений, но определённости по данному вопросу не было, поскольку не нашлось специалистов, способных эту документацию прочесть. Завершающую стадия эксперимента планировалось провести в Петербурге, и их сиятельство поручил Сухотину доскональнейшим образом отслеживать все чрезвычайные городские события. Однако до сего дня ровным счётом ничего не происходило.       То пусто, то густо! Теперь оказывается, что английская разведка и сюда сунула свой длинный нос!       Как поведёт себя сиятельнейший граф, узнав об утечке? Не заподозрит ли он Сухотина в передаче этих сведений англичанам? Вопросы, вопросы, вопросы…       И уж совсем страшно предположить, что в такой ситуации предпримет княгиня Волконская…       — Как?! — едва выдавил Сухотин дрожащим голосом. — Вашему начальству и об этом известно?       — Вы кого имеете ввиду? — Лили склонилась над столиком и перешла на театральный шепот. — Редактора «Таймс»? Или Её Величество?       Полковник молчал. Решение следует принимать в спокойной обстановке, а пока нужно было придумать, как заморочить голову англичанке.       — О, да! Нам многое известно, мистер Сухотин! Эксперимент проводился здесь, в Петербурге, несколько дней назад и принёс впечатляющие результаты, не так ли? Кроме того, нам известно, что и ваши покровители в Москве не обладают всей полнотой информации. А коль скоро это в интересах сторон, мы могли бы организовать взаимовыгодный обмен…       — Десять тысяч фунтов, — выцедил полковник сквозь зубы, — десять тысяч…       — О-ля-ля! Вы не спутали меня с Её Величеством, мистер Сухотин? Только одна женщина в Соединённом Королевстве имеет доступ к печатному станку.       — В России, к сожалению, тоже!