***
»…отдельные пассажи Книги Бытия тем не менее рождают интуицию, что свободная воля не присуща человеку имманентно — не дарована Демиургом, но была украдена вместе с Плодом Познания. Внутренняя логика подобных прозрений может показаться неубедительной, однако только так объяснима та подозрительность, с которой христианская церковь, а затем и государство относились к манифестациям человеческой свободы, трактуя их то как ребяческие шалости медленно взрослеющего человечества, то как инсинуации некоторых не вполне дифференцированных тёмных сил…» Чтение давалось Софье с трудом, и не только потому, что едва ли не каждое слово приходилось сверять с интернет-толмачами, хотя и это раздражало. Чем глубже барышня вгрызалась в текст, тем больше ей казалось, что посреди бушующей весны её заперли в душной университетской аудитории, заставив слушать трёхчасовую лекцию по римскому праву — предмету столь же скучному, сколь и бесполезному. Нет, совсем не по-весеннему трепала нынче метель жестяную кровлю, не апрельское солнце играло морозной росписью на стёклах, однако если ты влюблена, то в душе твоей всегда зацветает сирень и радостно щебечут птицы. Сегодня вечером у Софьи свидание с Андреем — далеко не первое, но ничуть не менее волнительное, чем прежние. Всеми мыслями Софья уже была там, со своим возлюбленным, а не в этой дурацкой книжке, где если что-то и понятно, то крайне безрадостно. Но прочитать нужно хотя бы пару глав, иначе Андрей может обидеться — надуется букой, слова из него не вытянешь. »…претензии христианского клира на роль духовных опекунов человечества не могут, однако, считаться обоснованными, — механизмы формирования церковной элиты непрозрачны, а её компетенции сомнительны. Говоря же о русской элите, как церковной, так и светской, необходимо отметить, что она, помимо прочего, поражена крайней формой социального эгоизма. Ради собственного народа — тех, кого стремимся опекать, — мы, пожалуй, не готовы даже перейти с чёрной икры на красную, не говоря уже о более серьёзных жертвах…» Софья задумалась. Где-то далеко, должно быть на Садовом, жалобно стонала сирена «скорой помощи», и как-то вдруг сделалось невыносимо стыдно за собственное равнодушие. Вот сидит она в модном клубе, пьёт лавандовый латте, мечтает… А ведь кому-то сейчас плохо, к нему мчатся врачи и успеют ли, сумеют ли спасти? Как много вокруг боли и несчастий, которых порою даже не замечаешь! Андрей не такой, он чуткий, отзывчивый. Наверное, и полюбила его Софья именно за это. А то, что красавчик, так не портит его красота, в отличие от чёрствых и смазливых тусовщиков-сердцеедов. Вой сирены меж тем приближался, но Софья уже позабыла о ней. Хотелось выйти на улицу, забраться на башню Соборного Дворца и кричать о любви во весь голос, чтобы все на свете узнали об их невероятном счастье! Софья и хотела этого, и боялась. Жаль, Инга надолго уехала в Питер — единственный человек, которому можно доверить самое сокровенное. А с кем ещё секретничать? Не с Гариком же, в конце концов, — тот, чего доброго, на смех поднимет. Витая в заоблачных высях, Софья потеряла счёт времени. Давно уже смолкла сирена за окнами, кофе успел остыть, а она словно бы заблудилась меж явью и сном. Даже громкий скандал в клубной гардеробной казался отзвуком другой вселенной. Очнулась Софья только тогда, когда кто-то, подкравшись из-за спины, выхватил книжку из её рук. К выходкам Кристины, как ни старайся, а не привыкнешь, хоть за двадцать лет, хоть за целую вечность. — Привет, подруга! Какая интересная у тебя брошюрка! Где взяла? — Ну… Один знакомый почитать дал, — Софья почувствовала, что краснеет, — ты его не знаешь… — Знакомый? Библиотека Филиппа Трубецкого, — щурясь почти как её мать, прочла Кристина на форзаце. — Ты общаешься с духами? И они снабжают тебя запрещённой литературой? Он ведь умер, когда мы ещё в куклы играли! Потёртый экслибрис там действительно был, но Софья в него не всматривалась, и совершенно напрасно. Теперь стало понятно, откуда у Андрея книжка, — от Риты конечно же! Сам он не уставал повторять, что ревность — низменное буржуазное чувство, а с Ритой они только товарищи. Однако уже эта настойчивость выглядела подозрительной. Кристина тем временем, чуть повертев книжку в руках, швырнула её на столик, а сама устроилась напротив. — Хамло тупорылое! Скотина! — прошипела она, повернувшись к гардеробной. — В хитровских шалманах прислуга и то вежливее! — Крис, какая муха тебя сегодня укусила?! — Я сама сейчас кого-нибудь покусаю, — уже без прежнего раздражения ответила Кристина и погрузилась в изучение меню, — нашли, с кем связываться… Читала она так, словно её неделю не кормили, — нервозно, но въедливо — страницу за страницей, от корки до корки. — Так… Трюфели у них отстойные… Это тоже… Зная Кристину почти всю жизнь, Софья наперёд знала, что будет дальше. Сначала подруга обхает всё меню, закажет из него половину, а затем с удовольствием стрескает, и главное — без каких-либо последствий для фигуры. — Чего изволите, барышни? Подоспевший лакей хоть и старался держаться невозмутимо, но на Кристину поглядывал с опаской. — У меня аппетит пропал от вашего сервиса, — с желчной ухмылкой огрызнулась та. — Впрочем… Принеси-ка мне порцию мороженого с миндальными трюфелями, кусочек киевского торта да чашку горячего шоколада с перцем. И пепельницу замени! А то не клуб, а свинарник какой-то! — Будет исполнено, барышня, — лакей со всей доступной учтивостью поклонился и повернулся к Софье. — Вам? — Мне латте повторите, пожалуйста. За Кристину нередко приходилось краснеть. Наверное, оттого они и общаются меньше в последнее время. В детстве с нею было интересно, чего они только не отчебучивали вместе — скучать не приходилось! Кристина всегда верховодила, но и Софья старалась не отставать. Скольких гувернанток они довели до слёз! Сколько крови испортили менторам в гимназии! Сейчас все те проделки казались милыми и безобидными — озлобленность и цинизм появились в Кристине позже. — Как-то ты сегодня скромно, — не без ехидства заметила Софья. — Всего три блюда… Не твой уровень, тебе не кажется? Или принялась наконец фигуру беречь? — Ещё чего! — бросила Кристина, закуривая. — Пускай она сама себя бережёт, у неё неплохо получается! Просто я на минуточку. Дел невпроворот. Выглядела она действительно несколько измученной: то ли к сессии готовилась, что на Кристину не похоже, то ли ещё чего… Поинтересоваться Софья не успела, подруга сама полезла с расспросами. — А ты, должно быть, решила нигилисткой заделаться? На Софью она смотрела с нескрываемым подчёркнутым любопытством и какой-то слишком уж таинственной улыбочкой. — С чего ты взяла? — Мне латте повторите, пожалуйста, — передразнила Кристина и кивнула на книжку. — Начитаешься подобной ереси и начинаешь с холопами любезничать! Правильно эту крамолу запрещают. Я бы… — Так ты читала? — Нет, конечно! Мне-то зачем?! Или я не догадываюсь, что там написано? Социальная справедливость, ля-ля тополя… — А откуда знаешь, что книжка запрещённая? Я, например, не знала… Вряд ли бы князь Трубецкой стал держать у себя запрещённую литературу… Разумеется, Софья солгала, не особо, впрочем, надеясь, что подруга поверит. — Ага, в макулатуру бы сдал! — Кристина издевательски кивнула. — Однажды предки что-то такое перетирали про эту Аксакову… — А что говорили? — Ой! Я уже не помню! — Кристина поморщилась. — Далась она тебе! Сумасшедшая старушенция… Давно, небось, ласты склеила где-нибудь под Баден-Баденом! Когда принесли заказ, обошлось без эксцессов. Кажется, тема разговора интересовала Кристину гораздо больше, чем та стремилась показать, — до такой степени, что на всё прочее она перестала реагировать. — Я всё понимаю, — продолжала Кристина, уплетая мороженое, — но откуда у тебя книжка из библиотеки Филиппа Трубецкого? Или у тебя появилась новая подруга? — в голосе сквозила обида. — В случайные руки книжка попасть не могла… Изображать обиженку Кристине всегда удавалось на славу. Тема была опасной, но Софье и самой хотелось поговорить о Рите — вдруг что-нибудь новенькое всплывёт. — Если ты про Бенкендорф, то нет, — Софья равнодушно пожала плечами. — Я с ней даже не знакома. Слушай, а почему я её по гимназии не помню? Она, наверное, старше нас, но не сильно же? — Так она с нами и не училась. Она в Староконюшенном училась. В гимназии для шибко умных, а не для таких дебилов, как мы. Софья едва сдерживалась, чтобы не засмеяться, глядя, как подруга истекает желчью. — А ты зря лыбишься! У Бенкендорф тоже есть чему поучиться. — Чему же, например? — Ну как… Ни кожи, ни рожи, а парни вокруг неё толкутся, точно мошкара на болоте! Третий сорт, конечно… Однако, при нашем-то безрыбье, любой вяленный пескарь в дело сгодится. А потом на тысячу слюнтяев один толковый парень наверняка попадётся… Софью будто бы кипятком ошпарили — от вспыхнувшей ревности даже потемнело в глазах. «Крис права, — думала она, сжав кулаки до хруста, — Андрей либо врёт, либо по наивности сам не понимает, что происходит!» — Ты думаешь, ей это надо? — с дрожью в голосе спросила Софья. — Она ведь у нас мир спасает. — Я тебя умоляю! Мир она спасает! — Кристина фыркнула. — Разумовская, не будь идиоткой! Она же типичная хищница! Мир она хочет не спасти, а трахнуть! И, по возможности, весь! «Бывают же такие стервы! — в сердцах негодовала Софья. — Сегодня же нужно положить этому конец! Пускай выбирает: или я, или эта лицемерка!» Она попыталась закурить, но руки предательски тряслись. — Что с тобой, Сонь? — Кристина заботливо угостила её огнём. — Как-то ты раскисла, подруга… Или у тебя завёлся какой-нибудь симпатяшный нигилистик? Маленький глупый карасик, который подплыл слишком близко к зубастой акуле? — Никого у меня нет! — нервно отмахнулась Софья и поняла, что теперь уже выдала себя окончательно. Большинство общих знакомых считали Кристину дурочкой — избалованной и недалёкой дочерью влиятельных родителей — пустышкой. Однако Софья-то знала, что это не так. Кристина лучше всех решала задачки в гимназии, и её поступление на мехмат было отнюдь не блажью, как могло показаться. А уж талант интриганки она впитала с молоком матери — той самой, что держала под каблуком не только собственного мужа, но вместе с ним и всю империю. Просто в какой-то момент Кристина научилась скрывать свой изощрённый змеиный ум, да так мастерски, что даже Софья иногда задумывалась, а не поглупела ли подруга за эти годы? Конечно, Кристина могла не знать, где находится Павлодар и на каком дереве растут миндальные трюфели, но соображала получше иных записных умников. Надеяться, что сейчас она не сложит два и два, было бы слишком наивно. — Не хочешь, не рассказывай, — разумеется, Кристина обо всём догадалась. — Но я тебе как подруга говорю, если он связался с Бенкендорф, то уведёт она его у тебя. Хотя бы прикола ради. Такая уж у неё гадкая натура… Тему нужно было срочно сворачивать. Софья уже потихонечку приходила в себя, но знала, что может разреветься в любой момент. — А помнишь, — вкрадчиво поинтересовалась она, — что ты тоже собиралась мир спасать? — Я?! — Кристина прыснула. — От кого же?! С этого места, пожалуйста, поподробнее! — Помнишь, перед каким-то Рождеством… Давно, ещё в детстве, мы с тобой писали письмо дедушке Распутину… Помнишь? — И что же я попросила? Дробовик? Чтобы убить всех плохих людей? — Не-а. Ты попросила волшебное кольцо, которое исполняет желания. Сказала, что с этим кольцом ты всех на свете сделаешь счастливыми… Теперь что-то неладное творилось с Кристиной. Она сидела с широко открытыми глазами и, вертя меж пальцами дымящуюся сигарету, отрешённо смотрела в пространство. — Крис! Ты в порядке?! — Только где же его носило все эти годы? — с какой-то особенной злобой прошипела она. — Где ж его носило… — Кого носило? — Распутина… — Не знаю, — в недоумении ответила Софья. — Наверное, был занят…Глава 32. Генеральские дочки
19 августа 2021 г. в 00:00
2 января 2017 года.
Слегка за полдень. Москва.
Торчать в московских пробках — занятие не из приятных. Улица гудит, надрывается клаксонами, харкает выхлопной гарью — от беспрерывного лязга и грохота мозги плавятся. Нервы у всех на пределе, того гляди, убивать друг друга начнут. И такая канитель запросто может растянуться на несколько часов.
А посему не барское это дело — в пробках стоять. Ещё издали заметив, что съезд с Садового на Большую Басманную закупорен намертво, Кристина притормозила, достала из бардачка мигалку, выпрошенную однажды у отца, и под вой сирены ринулась в гущу машин.
Обычно-то Кристина водила аккуратно, без лихачества, но сегодня настроение было паршивым. Какому-то бедолаге она, кажется, снесла зеркало, однако связываться с барышней на элитном внедорожнике никто не отважится. Модель, конечно, немного устарела, у Соньки-то поновее, но «Ока» она всегда «Ока», тем более с мигалкой на крыше — они ведь затем и придуманы, чтобы господ от челяди отличать.
Поначалу мать категорически возражала против затеи с мигалкой, но потом гнев на милость сменила и препятствий чинить не стала. То ли папа в кои-то веки расхрабрился и её уломал, то ли ещё чего…
— Чем бы деточка не тешилась, лишь бы не вешалась, — по обыкновению скривившись, выдавила она. — Только шею себе не сверни.
Сама-то всегда с эскортом ездит и всегда по перекрытым трассам, а стоит про мигалку заикнуться, так сразу «деточка»!
Такое отношение Кристину откровенно выбешивало. Деточке уже двадцать лет стукнуло, между прочим! Пора бы хоть как-то с нею считаться!
На Басманной стало посвободнее. Кристина добавила газу и включила радио. Мчаться быстрее ветра и грустить под музыку — это ли не восторг?! Однако на любимой волне, видимо в честь пенсионной реформы, крутили сплошь какую-то заплесневелую ветошь.
— Жгучие мелодии для тех, кто в маразме, — вслух съязвила барышня. — Приветик дедушкам из гаражей!
Скосившись в зеркало, она показала отражению язык — тоскуй, мол, подо что дают. Но внешностью своей Кристина осталась довольна: печальные глаза пронзительно блестят, брови отчаянно изогнуты — почти как у матери на старых фотографиях. Высший класс!
Повод для грусти у Кристины имелся нешуточный. Снился ей нынче сон, будто бы танцует она на какой-то вечеринке не с кем-нибудь, а с самим Фрицем Келлером из «Рейнских виноделов». Только в фильме-то он милашка-дуралей, а тут — и шмот моднющий, и прогоны грамотные — не то что все эти светские мямли!
Сладостно ныло в груди от протяжных мелодий, в сумраке нежно стелилось мерцанье хрустальных шаров, и сердце замирало от каждого вздоха. Жаль лишь, что сны скоротечны…
Даже сейчас, под вой сирены, под неистовый стук снега о лобовое стекло, Кристина всё ещё кружилась в том упоительном танце, безнадёжно цепляясь за обрывки истлевающих видений, никак не желая с ними расставаться.
Закончился сон на самом волнующем месте, когда Фриц подарил Кристине кольцо. Тысячей звёзд сияло оно, обжигало подобно пламени. Выронила Кристина колечко на пол, вспыхнуло оно, и огненный вихрь уничтожил всё вокруг. Кольцо превратилось в ржавую железяку, а красавец-принц, издевательски захохотав, обернулся наглым разнузданным хулиганом.
Ни свет ни заря вскочив, Кристина твёрдо вознамерилась отыскать и купить точно такое же кольцо. Сегодня же! Даже если для этого придётся объехать все ювелирные лавки!
Она побывала у Фаберже: и на Кузнецком, и в Хамовниках; не поленилась съездить к Позье в Бирюлёво, была у Овчинникова и Готтлиба, но ничего похожего не нашла: то кольцо слишком тяжёлое, то бриллианты мелковаты.
Теперь она ехала в «Вий-Плезир» выпить кофе и собраться с мыслями. Сколько же ещё ювелирных лавок в Москве?! Уму ведь непостижимо! А сколько нервов придётся потратить! У солидных-то хозяев лакеи вышколены, по струночке ходят, они и дверцу перед тобой отворят, и машину на стоянку отгонят, а общаться с неотёсанными приказчиками Кристине не улыбалось.
«И всё-таки какой же он душка этот Фриц Келлер! — мечтательно думала Кристина. — Какой лапуля!»
Ради него она была готова на любые жертвы.
Впервые Кристина посмотрела «Рейнских виноделов» ещё задолго до премьеры, когда на семейном совете решался вопрос, допускать ли фильм к прокату. Отец считал, что картина насквозь пронизана коминтерновской пропагандой, растлевает молодёжь, подрывая тем самым цивилизационные основы общества. Однако мать, хоть и просидела все четыре часа с постной физиономией, сказала, что никакой крамолы она не увидела, а вырезать нужно лишь пару сцен.
— Каких именно? — с сомнением поинтересовался отец. — Зин, тут что ни сцена…
— Любых, — отмахнулась мать. — Это для профилактики. Германские партайгеноссе должны твёрдо помнить о нашей бдительности.
Редкий случай, чтобы Кристина целиком поддерживала мать. И если бы у неё спросили, если бы с её мнением кто-то считался, нашла бы тысячу доводов в пользу того, что фильм бомбический.
Правда, теперь Кристина уже сожалела, что его разрешили. Как было бы классно знать, что только ты одна можешь наслаждаться этой трогательной, по-настоящему атмосферной историей и без конца её пересматривать!
Сладкие грёзы не отпускали, они схлынули лишь в тот миг, когда Кристина вдруг обнаружила, что уже заезжает на клубную автостоянку. Часы на башенке у ворот показывали без четверти два — то самое время, когда все нормальные тусовщики ещё нежатся в своих постельках. Однако стоянка не пустовала — прямо посередине, вызывающе сверкая надфарниками, обвешанная тюнинговыми приблудами, красовалась ещё одна «Ока» — та самая, которая поновее.
— Вот ведь дрянь! — от праведного гнева Кристину перекосило. — И паркуется ведь так, чтобы у всех на виду! Ничего! На Рождество и мне такую же подарят! Даже круче! Если мать обещала, значит, можно не сомневаться!