Формула Распутина

2 января 2017 года. Вечер. Москва. Марьина Роща.       Сима вертелся точно белка в колесе. Собирая на стол, он выпотрошил весь холодильник и, кажется, уже половину погреба — на целый шалман жратвы, как будто не вдвоём пьянствуют.       — Не мороси, Раввин, всё по кашруту, — то и дело приговаривал он. — Грибочки, огурчики, колбаса лосиная…       — А водка у тебя тоже кошерная? — с издёвкой поинтересовался Яша. — Или как?       — А то! — Сима захохотал. — И сало кошерное имеется! Не хочешь сальца к водочке?       — Валяй, — лениво отмахнулся Яша, — всё тащи. От тебя, я гляжу, не убудет.       Сима Груздь всегда был мужиком рачительным, хоть и не жадным. Это у Яши легко приходило, легко уходило — поднял куш и в загул, по бабам да по кабакам. Сима же, напротив, и по малолетству-то всякую копеечку берёг, а к тридцати годам уже вконец остепенился — перебрался в Москву, врос в её промёрзшую землю, обзавёлся делом, пошёл в гору и даже масть сменил.       Знала Одесса Симу-медвежатника, мастера на все руки, и где он теперь?       Вы-таки не поверите! В Марьиной Роще краденые цацки толкает!       И как бы уже совсем другой человек…       «Или всё тот же? — хотелось надеяться Яше. — Хрен его разберёт…»       Внешне-то всё при нём — такой же крепыш-весельчак, разве что пузо наел. Носится вокруг стола, как наскипидаренный, и водка у него первостатейная, и тон задушевный — для старого кореша ничего, мол, не жалко.       А в чужое нутро, в него ведь не заглянешь.       Тем временем аппетит разыгрался не на шутку. Сало благоухало пряностями, Сима резал его тончайшими ломтиками, сам при этом кряхтя от удовольствия.       — Слышь, Раввин, — спросил он между делом, — а почему нам свинину нельзя? Несправедливо это как-то…       — Не очкуй, Груздь. Мошиаха дождёмся — разрешат.       — Чё, правда?!       — Оттого и нельзя, чтоб не расслаблялись. Ребе Акива за то ещё в первом веке писал. Мол, на пиру у Мошиаха всем воздастся.       — Знаю я тебя, — Сима подмигнул, — заливать ты мастак!       — Больно мне надо, — пожал плечами Яша. — А ты не женился ли ещё? Или сам огурчики маринуешь? Не замечал за тобой таких талантов.       — Ну есть тут одна, — усмехнулся Груздь. — Только сам посуди, куда я хозяйку-то приведу? В эту халабуду?! Надо сперва хатой приличной обзавестись, а уж потом…       Жил Сима при своём же магазине — зал с прилавком да полудюжиной стеллажей, склад, малюсенькая спальня на втором этаже, — взаправду не разгуляешься. Потому и гостей приходилось принимать прямо на складе, посреди видавших виды самоваров, потрескавшихся картин, церковной утвари и прочего хлама. Зато мебель фасонистая — дубовый стол и стулья чуть ли не из музея, — такая не во всяком ресторане отыщется.       — Сам-то как? — Сима уже разливал по стаканам. — Разное про тебя болтали. Сперва, что крупный куш взял, потом, что упекли тебя надолго. Что тут правда? Что брехня?       — Всё правда, Груздь, — Яша привстал. — Ну, за встречу!       — За встречу! — согласился Сима. — Дык я не понял, ты утёк, что ли?       — Подсобили добрые люди, — с кривой ухмылкой выдавил Яша и осушил стакан. — В долгу я теперь перед ними.       — Что за люди? — Сима оживился. — Я их знаю?       Хорошо пошла водочка, в охотку. Закусывали с чувством, не спеша — как раз время, чтобы с мыслями собраться. Отвечать Яша не торопился, хотя уже давно всё решил. Кому же довериться, если не старому корешу?       — Не хочешь, не говори, — Сима обиженно хрустел огурцом. — Я тебя за язык не тянул.       — Уймись, Груздь. Терпилу из себя не строй. Затем и пришёл, чтобы рассказать.       — А я ж разве чего? — Сима пожал плечами. — Ещё налить?       — Потом, — отмахнулся Яша. — Проблемы у меня, Груздь, с гэбнёй я связался. Они-то меня с кичи как раз и вытащили. С рывком помогли, ксивы потом справили...       — Ну и сказал бы им большое человеческое спасибо да отвалил по-тихому, — Сима пожал плечами. — Или малин на Москве мало? Где затихариться, ты всегда найдёшь…       — Ты чё, охренел?! Сеструхой они меня за яйца держат! Они ей такие проблемы устроят, что мама не горюй!       — Остынь, Раввин, всё я понимаю…       — Сделали из меня мальца на подхвате, подай да принеси… Но паскуднее то, что делишки у них сплошь мутные. Мутные и тухлые… А такие дела, сам понимаешь, лишних глаз не терпят. Боюсь, как бы в итоге они меня в расход не списали.       — А чего ты ещё от гэбни хотел? Отморозки почище легавых! — Сима наполнил-таки стаканы. — Ты закусывать-то не забывай, а то ведь сало само себя не сожрёт.       Водочка заходила, как положено, лаская горло, согревая нутро. Беспечная лёгкость расплескалась по жилам, напряг отступил — Яшу потянуло на откровенность. Затем ведь и придумана пьянка на Руси: хочешь не хочешь, а наизнанку вывернешься.       — Бывает, однако ж, и весело, — продолжил он, налегая на закусь. — Особенно телеги на барчуков катать. Обхохочешься!       — Телеги? — удивился Груздь. — На барчуков?       — Рэволюционэры сопливые, — Яша скривился. — Знают, что им ничего не будет, что дальше подмосковной дачи не сошлют, вот с жиру и бесятся. А верховодит у них баба, прикинь! Дочурка министра финансов, та ещё штучка.       — А ты у них, типа, за соглядатая?       — Скорее уж за няньку, — хмыкнул Яша. — Есть там один пацанчик… Я к нему даже прикипел как-то… Постоянно сопли вытираю.       — Тоже барчук?       — Он-то как раз наш, простецкий. Диву даюсь, где только успел всей этой дури нахвататься?!       — Не понимаю, Раввин… Как ты всё это терпишь?! — с тяжким вздохом Сима открыл вторую бутылку. — А если по чесноку и кроме шуток, то влип ты конкретно. Местная братва тебя уважает, но для них ты всё равно залётный. И если прознают, что ты ссучился, вмиг на ножи поставят.       — Ты за базаром-то следи! — вспылил Яша. — Я блатных корешей охранке не сдавал!       — Один хрен, — отмахнулся Сима, — что охранка, что мусора… Хитровка, брат, это тебе не Лубянка, долго разбираться не станут. Олька-то у тебя всё там же? В Питере лабораторией заведует?       — Скажешь тоже! — прыснул Яша. — Лаборатория! Два керогаза и трое калек на подхвате. Вот и вся лаборатория!       — Замуж не вышла?       — Куда там! Был у неё один профессор… Крыла она его последними словами, но дышала к нему неровно. По глазам видел.       — И где сейчас тот профессор?       — Не знаю. Видать, на пенсии уже. Интеллигенция, что с них взять?! — Яша развёл руками. — Пока кобылу в воз запрягут, она сдохнуть успеет.       — Понятно, — процедил Сима. — Может, оно и хорошо, что не вышла…       — А ты к чему это, Груздь? — Яша подозрительно прищурился. — Ты ж, вроде, не прокурор, а я не на допросе.       — Я к тому, что валить вам надо, — чеканя слова, ответил Сима. — И подальше от здешних палестин. Есть у меня в Питере кореш надёжный. С ним по морю к шведам уйдёте. А там… Ежели сеструха твоя и впрямь светило, без дела не останется. Ну, а ты и сам себе дело сыщешь. Не впервой ведь нам…       — Козырно ты придумал, Груздь, — Яша усмехнулся. — Вот только не поедет она к твоим шведам.       — А ты у неё спрашивать будешь? Поедет, не поедет… Хочет, не хочет… Станет артачиться — за шкварник и ремнём по жопе. Как тогда на Привозе, помнишь?       — Да ты мёртвого припаришь, Груздь! Вспомнила бабка… Ей тогда семи лет не было, а сейчас двадцать семь! Забудь за шведов! Не поедет она!       Сима хотел ещё что-то сказать, но не успел. Громыхнула входная дверь, звякнул колокольчик над нею, по магазинчику прошёлся ледяной сквозняк.       — Тихо! — Яшина рука потянулась в карман. — Что это?!       — Не кипишись, Раввин, — успокоил Сима. — И волыной своей не отсвечивай. Чужие тут не ходят. Я даже на ночь не всегда лабаз закрываю.       Тяжело кряхтя, Сима поднялся и, едва не опрокинув один из стеллажей, неровным шагом поплёлся встречать покупателей.       — Кого ещё принесла нелёгкая, — пробубнил он. — На ночь-то глядя…       На всякий случай Яша притаился за дверью. Сквозь узкую щель видел он не слишком-то много, зато сам оставался в тени.       Опасения оказались напрасными. У прилавка торчала хрупкая барышня лет двадцати и с нескрываемой брезгливостью оглядывалась по сторонам.       Белая норковая шубка, барские манеры — всё указывало на то, что к подобным антуражу и сервису она не привыкла.       «Ну, точно же она не из блатных, — с усмешкой отметил Яша. — А кто-то ещё заливал, что чужие здесь не ходят…»       Странное чувство… Чем-то она неуловимо напоминала Ольку, особенно, когда та капризничала.       Наверняка кто-нибудь посторонний сходства бы не увидел, оно едва прочитывалось во взгляде и мимолётных жестах.       А ещё вскользь подумалось, что все расфуфыренные нигилистки, с их титулами и цацками, этой крале даже в подмётки не годятся.       Как она держала фасон! Загляденье! Брови высоко подняты, губки поджаты. Сняв с полки картину, барышня рассматривала её с таким видом, будто бы хотела спросить: «Вы на какой помойке это нашли?»       — Чего изволите, сударыня? — подоспел Груздь. — Смотрите, выбирайте… Выбор у нас богатый!       — Я подыскиваю кольцо, — барышня отложила картину. — Какое-нибудь… Особенное…       — Так вот же они, перед вами, — Сима кивнул на витрину. — Вы для кого подбираете? Для себя, подруги или для жениха?       — Барахло, — небрежно обронила она. — Поприличнее ничего нет?       — Вас что-то не устраивает? — удивился Сима. — Товар авантажный!       — Я же сказала. Особенное. Ты не услышал? — с усталым раздражением процедила барышня. — Тебе семь раз повторять надо?       Зная Симу, его норов и объёмы выпитого, дальнейшее угадывалось без труда. Он и по трезвяку-то особой сдержанностью не отличался.       — Ишь оно как! — взвился Груздь. — Поприличнее тебе?! А рыло не треснет?!       — А вот хамить мне не нужно! — змеёй прошипела она. — Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь, шантрапа?!       — В душе не чаю!       Барышня гневно фыркнула, развернулась и, цокая каблучками, направилась к выходу.       — Ты меня ещё вспомнишь! — бросила она через плечо. — Я тебе такие проблемы устрою!       — Катись-катись, соплячка! — проорал Сима ей во след. — Ещё угрожать мне будет…       Почти сразу где-то на улице хлопнула дверца авто, свирепо взревел мотор, но уже через минуту смолк, уступив место привычному дребезжанию ночного города.       — Узнаю, кто этой лярве наводку дал, ноги выдерну, — возмущался Сима, усаживаясь на место. — Поприличнее ей!       — А укатила-то на тачке!       — Не, ну баблишко-то у неё есть, я ж разве спорю. Только, кто она такая, что бы мне тут пальцы гнуть?!       — Ну, мало ли, — усмехнулся Яша. — Ты ж даже не знаешь, кто наводку дал.       — А ты, я смотрю, запал на неё? — Сима хитровато подмигнул. — А то догоним? Водочки ей нальём.       — Не гони порожняков, Груздь. Не по масти она мне.       — Ой! Я-таки вас умоляю! — Сима захохотал. — Скорее уж ты ей не по масти! Кто она по-твоему?! Царевишна-королевишна?! На прикид повёлся? Дочурка мелкого барыги из какой-нибудь Пупындровки занюханной! Не обижайся, Раввин, но ты в столице человек новый, не обвыкся ещё. Так в Москве одеваются только тюленихи сибирские. Ну, или… Я не знаю… На приём к княгине Волконской!       — А вдруг она как раз оттуда?       — Ага! Попрощалась с ихней светлостью, запрыгнула в свою «Оку» и прямиком к нам, в Марьину Рощу! Нет, Раввин, такая публика в мой магазин не ходит. Третьего дня вдовушка местного прокурора заходила, но это максимум. Серебряное блюдо купила, которое с полгода назад у неё же и увели.       — Чё, в натуре?!       — Ой, говорит, у меня когда-то такое же было! Да ну их всех! — Сима махнул рукой. — Давай лучше выпьем.       Накатили ещё по стакану. Выпивки и закуски меньше не становилось, однако ж и ночь длинная.       — Насчёт шведов ты крепко подумай, Раввин, — не унимался Сима, — оставаться вам без всякой мазы.       — Тебе семь раз повторять надо? — тоном давешней барышни ответил Яша. — Сам разберусь… И не за советом пришёл. Дело у меня к тебе.       — Дело? — напрягся Груздь. — Какое дело?       — Не ссы, в охранку вербовать не стану, — Яша ухмыльнулся. — Кстати, ты часом не знаешь, кто такая…       Уже и мысли путались, и язык заплетался. Пришлось лезть в карман за блокнотом.       — Татьяна Романовна Унгерн фон Штернберг, — запинаясь, прочитал он. — Такое хрен выговоришь…       — Понятия не имею.       — Слыхал за пожар в центре?       — А-а… Вона как! Был базар, — Сима понимающе кивнул. — Какой-то вдовушке красного петуха пустили, а гэбня тебя подрядила разнюхать, что к чему? Сам же понимаешь, блатным это без надобности. Шпана озорует…       — Гэбня меня подрядила петуха пустить, — нехотя признался Яша. — Только я всё в толк не возьму, чем она-то им не угодила?       — А кто ж их разберёт…       — Мне-то в уши льют, типа, она какая-то родня Разумовскому, а у гэбни, типа, зуб на него. Да только брехня это, — Яша скривился, — совсем меня за лоха держат. Я потом возле дома покрутился… Не шибко-то фараоны за неё вписались. Будь она роднёй Разумовскому, там такой бы кипеж стоял!       — Да уж, дела! — Сима потянулся к бутылке. — Ещё по маленькой?       — Наливай! — Яша махнул рукой. — Ладно, есть у меня человечек, который за мадам разнюхает… А к тебе у меня дело другое…       — Дык, не тяни кота! Выкладывай!       — Ты старое-то ремесло не забыл? — хитро прищурившись, поинтересовался Яша. — Не скучаешь?       — Я-то, может, и забыл, — вздохнул Груздь. — Руки помнят!       — А инструмент?       — Обижаешь, Раввин! — Сима всё больше оживлялся. — А чё, серьёзная наводка?       — Как знать, как знать, — задумчиво пробормотал Яша. — Дверца одна мне покоя не даёт… Короче… Есть в центре особнячок заброшенный. Гэбнёй он опечатан, но я туда доступ имею. А в подвале того особнячка дверца имеется. Солидная, стальная и замок нешуточный. Вот и надумал я те сусеки аккуратно выпотрошить. Дверку ту не только открыть, но и закрыть надо будет.       — Это-то само собой, — Сима тяжело вздохнул. — А ежели тухляк там? Бумажки архивные иле ещё чего… Нам ими подтираться потом?       — Врать не стану, не знаю я, что там… Но ты не кипишись, Груздь. Ежели тухляк нам выпадет, я с тобой из своих рассчитаюсь. За мной не залежится. Ты меня знаешь.       — Другой базар! — воспрял Сима. — За это и выпьем!

***

      Из магазина Кристина выскочила с твёрдым намерением пожаловаться отцу. Холопы должны знать своё место, а когда позабудут, следует напоминать со всей возможной доходчивостью.       Справедливое возмездие рисовалось Кристине в мельчайших подробностях: тараня ограду, подкатывает к магазину черный микроавтобус, выбегают добры молодцы в масках и с автоматами, валят этого вонючего сморчка на пол и метелят по полной программе. А его затхлую сараюху, по недоразумению названную ювелирным салоном, переворачивают кверху дном.       Одна беда — жаловаться было толком уже не на кого, — пока Кристина так мечтала, она успела проехать несколько поворотов и теперь едва ли нашла бы дорогу назад. Никаких ориентиров Кристина не запомнила, адреса магазина не знала, она и наткнулась-то на него случайно, слегка заплутав в трущобах Марьиной Рощи.       «Занесло же меня! — удивлялась Кристина, поглядывая на свою кислую мордочку в зеркале заднего вида. — А потому что дурой быть не надо! Повелась как гимназистка сопливая! Сон ей, видите ли, приснился!»       Впрочем, если где-то и существовала канцелярия, заведующая снами, то жалобу от Кристины Алексеевны Сперанской она бы отклонила.       Товар доставлен согласно описи — сон сбылся. В заоблачных детских грёзах растаяло волшебное кольцо, а красавец-принц превратился в быдловатого субъекта с синюшной пропитой харей.       «Получите и распишитесь! — досадовала Кристина. — Или вы не этого хотели?»       Унялась непогода, на «Гусарской волне» отжигал Кузя Знойный, но даже музыка не спасала сейчас от грусти. Однако на удивление светлой была та грусть, сладостной и томительной. Будто бы всё идёт, как должно, во исполнение какого-то воистину грандиозного замысла. Сойдутся светила, переплетутся судьбы, и кольцо непременно отыщется. Нужно лишь чуть-чуть подождать…       — Вау! — вещал меж тем диджей на радио, — у меня для вас плохие новости, девочки и мальчики! Энтропия возрастает! Всеми нами любимая Сонечка Разумовская едва не протаранила трамвай и не расцеловала дюжину фонарных столбов. Все живы и здоровы, никто не пострадал, однако осадочек остался! Водите аккуратнее, не спите за рулём, не берите пример с гадких проказниц! А специально для Сони мы передаём хит прошлого сезона «Ты ж моя гололедица»!       От таких известий Кристина чуть сама не угодила в кювет.       — Хоть что-то приятное за день! — в сердцах обронила она, — Вот потеха-то! Пересудов месяца на два хватит!