Формула Распутина

2 января 2017 года. Вечер. Москва. Тушино.       Оставив машину на парковке торгового центра, Софья смешалась с толпой. Теперь никто бы не признал в ней княжну Разумовскую. Обычная скромная девушка спешит со службы домой — от метро к трамвайной остановке. На таких вообще внимания не обращают и даже в транспорте место не уступят.       Любовь требует жертв, а тайная любовь — и подавно!       За последние месяцы Софья научилась многому: скромно одеваться, ходить на каблуках по обледеневшим мостовым, она освоила общественный транспорт и даже обзавелась льготным проездным на метро. Узнай про это Кристина, она бы преждевременный инфаркт получила. Подруга наверняка ведь даже не знает, как он выглядит, этот проездной.       А Софье такая игра нравилась — неузнанной брести в толпе, без томной рисовки, прямо на ходу, затягиваясь дешёвой сигаретой. Нравилось, забыв о сословных предрассудках, ощущать свою близость с народом, чувствовать себя одной из многих.       Потрескивал морозец, стучали каблучки, струился табачный дым к потемневшим небесам — Софья деловито чеканила шаг и наслаждалась бурлящей суетой вечернего города.       — Барышня, барышня! — прокричали вдруг из-за спины. — Купите шляпку! На рождественской вечеринке вы будете неотразимы!       Софья обернулась, однако её скромная персона никого не интересовала. Слегка подвыпивший коробейник окучивал какую-то девицу, и нельзя сказать, что безуспешно.       Обычно сверх меры назойливые к концу рабочего дня уличные торговцы становятся куда избирательнее. Из нескончаемого людского потока их цепкий взгляд теперь выхватывал лишь тех, кто казался наиболее перспективным. Софья, по всей видимости, к таковым не относилась.       — Таблеточку примерьте, — суетился торговец, — мне кажется, клош вас немного полнит.       Барышня вертелась и так и эдак, должно быть, пытаясь увидеть рождественскую фею в грязном и потрескавшемся зеркале.       «Ну, симпатичная, — нехотя признала Софья. — Но почему он выбрал именно её, а не меня, например?! Неужели я такая неприметная?!»       Вот Кристину, её хоть монашкой выряди, а через одного телефончик просить будут.       Софья понимала, что до Кристины ей далеко, нет у неё той ослепительной красоты. Наверное, нет и глубокого ума, так настойчиво приписываемого Рите Бенкендорф.       С чем же она тогда останется, отними у неё кредитную карточку, машину и отцовский титул? За что её полюбил Андрей?       Или как раз за титул он её и полюбил, но не может признаться в этом даже себе самому?       — Берите, барышня! Не прогадаете! — почуяв наживу, напирал торговец. — Последний писк полоцкой моды!       «Ага, как же! — Софья скривилась. — Последний писк!»       Она-то знала, как выглядят настоящие полоцкие шляпки. Их не продают прямо на улице в десятиградусную стужу.       Тушино — район небогатый, пролетарский. В высокой моде здесь не разбираются, всякого можно облапошить. Не трущобы, конечно, неонового блеска не меньше, чем в центре. Но и бардака хватает — даже название якобы фешенебельного магазина «Лебёдушка» двусмысленно подмигивает первой буквой. Уж который месяц они с Андреем встречаются в этих краях, а её всё никак починить не могут. Зато весело, настроение поднимается.       «Вот ведь идиотка! — обругала себя Софья. — Расстраиваться из-за того, что тебя не попытались надуть?! Нет уж! Увольте!»       Она громко презрительно фыркнула, выбросила окурок в урну и поспешила своей дорогой.       Скрипел под ногами снежок, пощипывал морозец — погода стояла воистину рождественская и действовала умиротворяюще. На свидание Софья ехала с твёрдым намерением устроить Андрею скандал, но теперь решимости поубавилось. То ли, едва не попав в аварию и основательно перепсиховав, Софья извела все силы, то ли, действительно, погода… Да и не умела она скандалить. Конечно, Кристина неоднократно демонстрировала мастер-класс, но в подобных делах собственный опыт гораздо важнее.       «Ну, и прятать голову в песок нельзя! — уговаривала себя Софья. — Эта стерва вертит им, как ей вздумается, а я должна смотреть?!»       В сумочке затрезвонил мобильник. Софья не любила разговаривать по телефону на улице. Когда её хождение в народ только начиналось, она считала это небезопасным — модель премиум класса, новая, а люди вокруг попадаются разные. Она даже собиралась купить что-нибудь дешёвенькое, но потом передумала — стала замечать, что у многих телефоны едва ли не такие же, ну разве что чуточку поскромнее. В метро, пролетарских забегаловках и магазинах — везде мелькают дорогие модели. Как объяснила одна из сокурсниц, мобильник, он ведь не машина, затратного ухода не требует, а понтоваться любят все. Поэтому довольно часто телефон покупают на последние или даже в кредит.       Это было так странно. Ну, вот ежели народ, как уверяют, едва сводит концы с концами, то зачем понтоваться?! Мешок гречки купите!       Страхи с тех пор унялись, а привычка не разговаривать на улице почему-то осталась. Однако абонент оказался настырным — телефон продолжал надрываться.       «А вдруг у Андрея что-то случилось?!»       Звонил не Андрей, а Гарик, и, немного помешкав, Софья всё-таки ответила.       — Привет, Софи! — напористо начал он. — Ты где? Не отвлекаю?       — Отвлекаешь, — солгала Софья. — Я в бутике, шляпку выбираю.       — Зачем тебе шляпка? — удивился Гарик. — У тебя же их много…       — Веселовский! Не тупи! Я девочка, и я хочу шляпку!       — Ладно-ладно, молчу…       — Вот и молчи!       — Слушай, тут такое дело, — Гарик замялся. — Тебе Феликс Юсупов уже звонил?       — Нет. А должен был?       — Он у меня твой телефон попросил, собирался звонить, типа, хочет твой портрет нарисовать. Я дал, ты ведь не возражаешь?       — А может быть, сначала стоило у меня спросить?       Возмутилась Софья исключительно для порядка — нефига чужими телефонами разбрасываться! С Феликсом они знакомы не были, хотя пару раз пересекались на каких-то жутко важных светских приёмах. Впечатление он производил самое наилучшее, а всё, что про него болтали, Софья объясняла его некоторой избыточной эксцентричностью и банальной человеческой завистью — к состоянию, независимости, таланту наконец. Софье невероятно польстил интерес Феликса, да и портретов её пока ещё никто не рисовал.       — Значит, накосячил, — с виноватым вздохом промямлил Гарик. — Ну, прости…       — Всё в порядке, не переживай. Просто больше так не делай.       — Хорошо, не буду, — обрадовался Гарик. — У меня к тебе ещё один вопрос. Знаешь ли ты, кто такая Улита Шубина, и нет ли у тебя её телефона?       — Понятия не имею. А кто это?       — Она горничной служит у этой… как её… У той, которая то ли тётя Кристины, то ли не совсем тётя, то ли совсем не тётя… Я так и не въехал.       — А! Поняла! Но почему ты мне с этим звонишь?       — Ты, помнится, что-то такое рассказывала… Правда, я уже забыл, что именно… Вот я и подумал…       — Нет, телефона нет. А тебе зачем?       — Понимаешь… Мы с Улитой сегодня познакомились, я ей обещал кое-что, а телефонами мы обменяться забыли…       — Ну и позвонил бы Крис, она, по крайней мере, их домашний знает.       — Не хочу я ей звонить.       — Почему?       — У твоей Кристины язык что помело. Сделает из мухи слона и разнесёт по всей ойкумене.       — А есть из чего слона делать? — аккуратно поинтересовалась Софья. — Веселовский, а ты не влюбился ли?       — Не знаю, — обречённо ответил он. — Только ты не рассказывай никому. Даже Тимохе.       — Хорошо, не буду.       — Ладно… Придумаем что-нибудь… Тогда до встречи?       — До встречи.       «А ведь Гарик прав! — признала Софья, пряча телефон в сумочку. — Из мухи слона!»       Это у Кристины получалось даже виртуознее, чем скандалить. Так, может, и насчёт Риты с Андреем она несколько преувеличивает?       «Поживём, увидим…» — решила Софья, и словно бы гора с плеч свалилась.       А между тем из-за поворота показался трамвай. Пришлось пробежаться и под дежурную матерщину попутчиков втискиваться в вагон.       Разговоры в транспорте — довольно чуткий барометр общественных настроений. Здесь вы узнаете мнение народа по всем насущным вопросам: от цен на куриное яйцо до пенсионной реформы и боевых действий в Тибете. Нынешний день не стал исключением — в трамвае о чём-то до хрипоты спорили.       — Говорю вам! Пьяная она была! — негодовала старушка в вязаном чепчике. — И как таким только права выдают!       — Не пьяная, а укуренная! — возражал чуть подвыпивший мужик с лопатой. — Травят нашу молодёжь дрянью всякой!       Он кивнул на Софью, и та покраснела. Она вдруг поняла, что речь шла о ней. Вернее, о той лихачке, которая с четверть часа назад едва не протаранила вот такой же старенький трамвайчик.       — А всё кто?! — продолжал мужик. — Всё англичане хреновы! Мать их бога в душу!       — Жиды! — не унималась бабулька. — Жиды Россию спаивают!       Вагон громыхал, как ведро с гвоздями. Софья с ужасом поняла, что, не успей она затормозить, эту ржавую колымагу разнесло бы по винтикам. Едва ли хоть кто-то бы выжил.       Сделалось невыносимо стыдно, и Софья сошла, так и не доехав до своей остановки.       Впрочем, идти оставалось недолго. Маленький вьетнамский ресторанчик с пафосным названием «Сайгон» ютился в самой глубине квартала, посреди покосившихся блочных пятиэтажек. Выглядело это по меньшей мере странно. Здесь, на забытой богом окраине, экзотическая кухня особым спросом не пользовалась, и, казалось бы, подобное заведение должно располагаться у всех на виду, зазывать клиентов броской вывеской, а оно как будто специально пряталось.       Как умудрялось оно выживать, если посетителей здесь не было никогда?!       Зато место для тайных свиданий они с Андреем нашли идеальное!       Как обычно, ресторанчик пустовал. За барной стойкой скучала официантка, буддийские перезвоны ручьями растекались по залу, и в этих чарующих робких нотах уже угадывалась далёкая, но неизбежная весна.       Андрей сидел за столиком в углу, пил кофе и что-то увлеченно читал. В поношенном студенческом сюртуке он был похож на рыцаря-пилигрима, бредущего к своей цели пыльным разбитым трактом и коротающего досуг за сочинением баллад да чтением псалтыри.       «Сколько же в нем целеустремленности! — думала Софья. — Целеустремленности, ума и благородства! Как же ему, должно быть, одиноко на этом пути! Одиноко, холодно и тоскливо!»       Словно бы что-то почувствовав, Андрей поднял усталый взгляд, улыбнулся, и они подались навстречу друг другу.       — Привет, — взяв его за руку, Софья села напротив. — Прости, что опоздала…       — Привет, любимая, — Андрей прижал её ладошку к щеке. — Я успел соскучиться…       «А борода-то уже колючая! — отметила Софья, — Надо будет сказать, что с нею он похож на дряхлеющего сорокалетнего старикашку…»       Мгновения неспешно угасали, взгляд утопал во взгляде, стремительно мчались минуты, а они все никак не могли насмотреться друг на друга.       — Вы готовы сделать заказ? — деликатно поинтересовалась подоспевшая официантка. — Молодые люди желают ужин при свечах?       — Желают, — Софья беглым взглядом скользнула по меню. — Нам две порции «нэм» с крабами и бутылку «Кава Ауреум» полусладкого.       Вспыхнули свечи, восточные благовония вскружили голову, стало легко-легко, будто бы на всём белом свете нет ничего, кроме этого маленького ресторанчика и двух влюблённых держащихся за руки.       — Сонь, ты с ума сошла?! — Андрей покраснел, он всегда краснел, если нервничал или злился. — Тут салат из редиски… Забыл, как его… Больше двух рублей стоит! А у нас в столовке за двенадцать копеек от пуза можно поесть! Пюре с котлетой взять, компот…       «И вот надо было всё испортить!» — возмутилась Софья, но виду не подала и попыталась сменить тему.       — А что ты читаешь?       — Ничего! Ты меня услышала?! — Андрей покраснел пуще прежнего. — Ты опять собираешься за нас платить?! Я так не могу!       — Ну, догони! — Софья кивнула в сторону убежавшей официантки. — Скажи, что мы будем пюре и котлету! Одну на двоих!       — Сонь! Ты можешь хотя бы раз в жизни обойтись без этого вашего…       Внезапно он замолчал, запрокинул голову и принялся лихорадочно рыться в карманах.       — У тебя опять?! — Софья вскочила. — Как-то слишком часто это стало…       — Зимой всегда так было, — найдя наконец платок, Андрей приложил его к носу, — Сейчас пройдёт.       Некогда белоснежный батист был усеян застаревшими бурыми пятнами. Даже смотреть на платок было жутковато.       — Бедненький ты мой, — тяжело вздохнув, Софья опустилась на место. — Ты так и ходишь с этим замызганным сопливчиком?       — Ну, это же твой…       — Эка драгоценность! Я тебе еще один дам.       Кровотечение, действительно, быстро прекратилось. Софья отобрала у Андрея платок, а новый по-матерински заботливо вложила в его карман.       — Тебе к врачу надо, — продолжала Софья. — И кипятиться поменьше.       — С тобою, пожалуй, получится!       Тем временем блинчики и бутылка игристого уже появились на столе.       Чем припираться, лучше налей нам, — предложила Софья. — А то вино нагреется.       — Сонь, ну зачем всё это? — Андрей недовольно поморщился, но бутылку откупорил. — Неужели нельзя просто посидеть?! Кофе попить, например?       — Может, мне хочется тебе подарок сделать?!       — Ага! Каждый день! — Андрей осекся. — Ой, чуть не забыл! У меня для тебя тоже есть подарок!       Порывшись в сумке, он достал оттуда небольшую книжицу в старинном кожаном переплёте. Софья открыла на случайной странице и вслух прочла:       «Моей душе покоя нет. Весь день я жду кого-то. Без сна встречаю я рассвет — И всё из-за кого-то…»       — Это Бёрнс, — Андрей потупился. — Стихи, баллады… О любви…       — Спасибо… Но Рождество ведь ещё почти через неделю.       — Ещё чего! Будем мы на поповские праздники ровняться! — он улыбнулся. — К Рождеству я ещё чего-нибудь придумаю! А это на Новый Год!       Софья любила старые книжки — запах выцветшей бумаги, чужие пометки на полях, — запрятанную в них тайну, которую очень хочется, но уже невозможно разгадать.       — Спасибо, — она бережно погладила корешок. — Выпьем? За нас?       — За нас!       Едва пригубив из бокала, Андрей набросился на блинчики. Пользоваться палочками он не умел, содержимое его тарелки почти сразу превратилось в рассыпчатую кашицу, но, несмотря на это, исчезало с потрясающей скоростью. Софья долго прятала улыбку, но в конце концов не выдержала и рассмеялась в голос.       — Сонь, ну не умею я есть этими штуками! Почему у них вилок нет?! К ним что, нормальные люди не ходят?!       — К ним вообще никто не ходит, ты же видишь.       — Да уж, — Андрей отодвинул тарелку. — Но блинчики вкусные. Никогда бы не подумал, что рис может быть таким вкусным.       — Ещё хочешь?       — Нет, спасибо, — Андрей улыбнулся. — С пережора у меня голова отключается, а мне ещё…       — К сессии готовиться?       — Не только… Товарищи поручили мне выступить на лекции Прыжова, а я даже не знаю, как к этому подступиться… Читаю его фельетон, — Андрей кивнул на лежащую рядом брошюру. — Смешно… Однако никаких зацепок…       — Можно посмотреть?       Софья потянулась к брошюре, но Андрей буквально выхватил её из-под руки.       — Нет! — испуганно выпалил он. — Тебе этого читать не нужно!       — Почему? — удивилась Софья. — Там что-то неприличное?       — Там всё неприличное. Кстати, ты дочитала Аксакову?       — Почти. А почему это кстати?       — Понимаешь… Я хочу найти у них с Прыжовым что-то общее…       — И ты ищешь в скабрезном фельетоне?       — Ну, нет… Фельетон… Это так… Для общей картины.       — Ага, оправдывайся! — улыбнулась Софья. — Знаем мы…       — Ну прекрати, пожалуйста! — злился Андрей. — Мне очень важно знать твоё мнение. Что ты думаешь об Аксаковой?       — Не знаю, — Софья пожала плечами. — Как-то у неё всё сложно… Много слов непонятных… А иногда и наоборот, и слова вроде бы все знакомые, а мысль ускользает.       — А ты хотела, чтобы всё просто было?       — Да, хотела, — кивнула Софья. — Понимаешь… В мире ведь много несправедливости и зла, но это зло, оно простое и понятное… Кто-то украл, кто-то убил… Зло всегда простое, в этом его сила. И если добро будет сложным, то проиграет. Оно так и останется только на бумаге, люди не примут его.       — Сонь, если мы начнем упрощать, то скатимся к десяти поповским заповедям, под которые…       — А чем они плохи?       — Как чем?! — Возмутился Андрей. — Ты разве не понимаешь?! Прикрываясь этими заповедями, церковь веками…       — Их же и нарушала. Дело не в заповедях и не в том, кто их навязывает. Дело в нас самих. Вот я, например, сегодня чуть в трамвай не врезалась.       — Ты с ума сошла?! — всполошился Андрей. — Я за тебя и так всегда волнуюсь, а ты ещё…       — Погоди, не перебивай, а то я в собственных мыслях запутаюсь.       — Прости…       — А потом, когда я сама в трамвае ехала, разговор подслушала. Оказывается, во всём этом виноваты жиды и англичане. Одни меня спаивают, другие дурью травят. А виновата только я. Понимаешь?       — Класс! — Андрей рассмеялся. — Прыжову бы понравилось! Он тоже повсюду жидов ищет. У него даже Волконская жидовкой оказывается. Вернее, эта его графиня Волынская.       — Вот видишь, у них всё просто. А вы за сложностью гоняетесь.       — Ой! Раз уж заговорили про аристократов… Ты ведь наверняка в курсе! — Андрей снова полез в сумку и достал записную книжку. — Кто такая баронесса Татьяна Романовна Унгерн фон Штернберг?       — Тётя Таня?! — удивилась Софья. — А тебе зачем?!       — Не мне. Товарищ один интересуется.       — Что за товарищ?       — Яша. Ты не знаешь, я про него не рассказывал, он у нас новенький.       — Странно, — задумчиво обронила Софья. — Мне только что Гарик звонил и тоже интересовался…       — Баронессой?       — Почти…       — Этот твой Гарик! Эти твои друзья! — Андрей поморщился. — Мне про него такое рассказали! Сонь, когда же ты наконец поймёшь, что нельзя дружить с кем попало!       — И что же тебе про него рассказали?! — Софья возмутилась. — Или ты ревнуешь?! А кто мне на днях рассказывал, что ревность — это буржуазное чувство?!       — Да ну тебя! — отмахнулся Андрей. — С тобой иногда бывает так трудно разговаривать!       — Сам ведь начал! Сколько раз я тебе говорила, не трогай моих друзей! Слышать ничего не хочу!       — Ладно-ладно! — сдался Андрей и вернулся к прежней теме. — Выходит, что эта баронесса твоя тётя?       — Нет, не моя. Это тётя Кристины.       — Тётя Кристины?! Сестра самой Волконской?! Или Сперанского?!       — Нет. Просто Кристина её так называет. А вообще-то она им никто. Просто хороший друг семьи, подруга Зинаиды Николаевны…       — Никогда бы не подумал, что у Волконской могут быть подруги…       — Она, пожалуй, единственная.       — И за что же ей такая честь? Что их может связывать?       Софья задумалась. Звенели вьетнамские колокольчики, по-прежнему маня в неведомые дали. За окнами шумела вечерняя Москва, кто-то куда-то мчался по обледеневшей трассе, кто-то покупал новую шляпку. Судачили старушки в трамваях, храпели подвыпившие работяги… И казалось, что в этой суетной круговерти нет места для великой любви — любви, которую не смогла победить даже смерть.       Нет даже слов, чтобы о ней рассказать.       — Это очень грустная история, — начала Софья, — грустная, но красивая… У Волконской не было сестры, но у неё был старший брат — душа общества, красавец-офицер, наследник всего огромного состояния Волконских, — все светские барышни по нему сохли. Они с Татьяной Романовной полюбили друг друга. Устроили пышную помолвку, дело шло к свадьбе, и говорят, что это была самая красивая пара Москвы. А потом его откомандировали в Афганистан, и он погиб… Говорят, что после гибели брата Волконская сильно переменилась… А тётя Таня замуж так и не вышла и до сих пор носит траур по своему возлюбленному… А ведь почти тридцать лет прошло…       Андрей долго молчал. Он отрешённо смотрел в пространство, глаза его предательски блестели.       — А ты бы меня ждала? — вымолвил он наконец. — Ждала бы всю жизнь?       Софья боялась этого вопроса — она не знала что отвечать.       Способна ли она на такой подвиг? Хватит ли у неё сил хранить верность, понимая, что любимый никогда не вернётся?       Софья не знала, что отвечать. Она ещё сомневалась, а губы уже сами шептали тихое, но уверенное «да»…