Быть героем

Третью ночь Фергюс ужасно спал, то и дело просыпаясь от странных снов. Легче всего назвать их кошмарами, но за ними явно скрывалось что-то другое, более глубокое, что пока что оставалось недоступным его пониманию. Возможно, дело было в том, где и с кем он ночевал — как знать, это могло быть влиянием ведьмы, путешествующей бок о бок, или странного долийца, пораженного скверной, как и он сам. Или это игра подсознания, испуганного и взбудораженного всем происходящим вокруг. Его сны походили на явь — иногда едва отличимые от действительности, что поначалу пугало, а потом к этому пришлось привыкнуть. Смерть собственного сына уже не воспринималась в них так остро, как и предательство Элиота. В конце концов, некоторые сны могут оставаться просто снами, безо всякого смысла. Хотелось в подобное верить. Поднявшись со своего места, Фергюс передвинулся ближе к костру и вытянул руки. В последнее время его пальцы так замерзали по ночам, что он переставал их чувствовать. Наутро тренировки с мечом становились просто невыносимыми, ведь рукоять едва ощущалась, и казалось, будто лезвием рассекает воздух кто-то другой. У него едва получалось походить даже на новичка, который впервые взял в руку оружие, но он продолжал пытаться, хоть и больше надеялся на то, что правая рука заживет быстрее, чем наступит серьезный бой. Морриган давала неоднозначные и расплывчатые прогнозы, явно не обладая даром предвидения, в отличие от своей матери, но даже за ее хрупкое «возможно» он цеплялся так же крепко, как и за эфес собственного клинка. После изнурительных упражнений с мечом, а затем весьма скудного обеда Фергюса клонило в сон, однако дрожь не давала даже сомкнуть глаз. Он стал замечать перемены в настроении, слабые и незначительные, с каждым днем становящиеся более резкими и ощутимыми. И все же стоило благодарить Создателя хотя бы за то, что он все еще нормально выглядел, в отличие от Келуана, который с каждым днем все больше напоминал ожившего мертвеца. Мертвенно-бледная кожа с серым земляным оттенком, поблескивающие темнеющие глаза, торчащие кости и стремительно выпадающие волосы. Их новый спутник оказался очень неразговорчивым — под стать Морриган. Фергюс и сам не отличался красноречивостью, особенно сейчас, когда его занимали куда более важные вещи. Поэтому их беседы сводились к минимуму, по мере необходимости, что, кажется, устраивало всех. Никакого беспокойства по этому поводу он не испытывал — скорее наоборот, в обществе друг друга это молчание действовало как лекарство, Фергюсу не приходилось напрягаться, чтобы говорить или слушать, а учитывая то, что они большую часть времени шли, делая короткие привалы лишь один раз днем и один раз ночью, нужно было беречь силы. Он боялся, что времени не хватит, тело начнет меняться прежде, чем тот пройдет Посвящение, и в его организме начнутся необратимые процессы. То, что Келуан выглядел намного хуже, не придавало никакой уверенности. С другой стороны Фергюс мог видеть, каким станет сам спустя недели. Не было похоже, что сам долиец хоть как-то тревожился по этому поводу. Вероятно, умирать не хотел, но свою чернеющую от скверны кожу воспринимал как должное, что пугало Фергюса еще больше. Они оба понимали, что, скорее всего, Келуан умрет раньше, чем Серый Страж успеет ему помочь, но молчали. Морриган и вовсе перестала говорить о скверне. Фергюс не любил задавать вопросы, но за последнее время сделал это множество раз — и на каждый получал неоднозначный и туманный ответ, вызывающий еще больше вопросов. В какой-то момент он сдался, но ведьма оставалась все такой же холодной. Несколько раз Фергюс ловил ее долгие взгляды на себе, но делал вид, что не замечает ее интереса. Казалось, будто она сказала ему не все, и эти мысли с каждой минутой звучали в его голове все громче. Однако, стоило ему услышать ее успокаивающий «кошачий» голос, тревога куда-то улетучивалась, и он был готов сделать все, что Морриган ему скажет. Фергюс как-то предположил, что это могла быть магия крови. Он знал об этом едва ли достаточно, чтобы разбираться, — ничего не знал в принципе, потому что никогда не сталкивался с магией прежде. Однажды он спросил и об этом — резко и однозначно, без тени сомнений, опережая сладкую речь. Морриган ответила так же четко и прямолинейно — она владеет многими запретными знаниями, однако магию крови не использует, во всяком случае, на своих спутниках. Отчего-то Фергюс поверил в это и не сомневался в этих словах ни разу, что должно было наоборот насторожить любого здравомыслящего человека. Добравшись до Лотеринга, они расположились на окраине поселка — Фергюс не хотел нервировать и без того испуганных беженцев тем, что привел к ним ведьму-отступницу и оскверненного долийца. Сам он тоже был хорош, но на фоне своих спутников выглядел все же лучше. Местный храмовник рассказал, что из Остагара сбежать удалось совсем немногим. Фергюс надеялся разыскать среди беженцев хоть кого-то из своих солдат, но попытки его не увенчались успехом, из-за чего самочувствие будто бы еще сильнее ухудшилось. Морриган предложила успокоительное снадобье для лучшего сна, но Фергюс отказался — удивительно, но после такого предложения он не увидел ни единого сновидения и решил, что, наверное, у этих снадобий есть определенные побочные эффекты. Он обнаружил Келуана, сидящего у костра рядом с двумя детьми. Оглядевшись, Фергюс не заметил встревоженных пар глаз предполагаемых родителей и заключил, что, вероятно, долиец подружился с сиротами. Те были расположены к нему весьма тепло, и это выглядело настолько необычно и даже дико, что какое-то время Фергюс просто молча смотрел на своего нового товарища. Тот заметил на себе чужой взор и поднял глаза, приподнимая уголки губ в едва различимой улыбке.  — Моя нянька в Хайевере знала кучу историй о том, как непослушные дети знатных родителей сбегали от них в лес, после чего долийцы ловили их и ели. Сироты переглянулись, но не сдвинулись с места, то ли парализованные внезапным испугом, то ли не восприняв слов Фергюса всерьез.  — То, что ты, мягко говоря, не соответствуешь сложившемуся образу, выглядит… интересно, — он вернул долийцу улыбку и сел рядом с ним. — Так кто же ошибается? Мы воспринимаем все не так, как есть, или дело в тебе? Келуан лишь усмехнулся, сжимая руки в замок и опуская голову.  — Многие в клане считали меня слишком наивным, потому что я не разделял их ненависти к шемленам. На самом деле, я просто не ощущал никакой почвы под этим чувством. Мои собратья всегда старались лишний раз не пересекаться с людьми, поэтому, подобные чувства к ним, — к вам — скорее убеждение, передающееся из поколения в поколение.  — А как же история? О священных походах в Долы и…  — Какое это имеет значение сейчас? Я видел руины Арлатана. Руины, которые уже не отстроить заново. Так зачем оглядываться назад, если мы туда больше не вернемся? Люди нанесли нам непоправимый вред, но это не значит, что мы сами не приложили руку к тому, в каком положении оказались. Фергюс не мог в это поверить. Кто бы мог подумать, что о подобных вещах ему будет говорить долийский эльф? Да еще и такой молодой — почему-то не было сомнений в том, что Келуан был младше, — И это удивляло еще больше. Если долиец никогда не покидал свой клан, ничего кроме леса в своей жизни не видел, вырос лишь на сказках и легендах, прославляющих эльфов, то каким же образом он смог посмотреть на все это с иной стороны?  — История нужна для того, чтобы учиться на ошибках прошлого, а не просто оглядываться и жалеть о том, что сейчас все не так, как раньше. Что еще важно — восстановить потерянное за века. Не руины и крепости, а древние знания, без которых мы можем и не справиться с тем, что происходит сейчас.  — С Мором? Фергюс заметил тень едва уловимой улыбки на лице Келуана, которая практически сразу исчезла, уступая более привычной глубокой задумчивости.  — Даже Мор сейчас мало волнует тех, кто не столкнулся с ним лицом к лицу. А существует еще многое другое, требующее нашего внимания. Знаешь, почему я все еще жив? Моя Хранительница знала то, о чем подозревают лишь немногие. И она сделала все, чтобы дать мне время. Тем не менее, оно заканчивается. Трудно было что-то возразить. Фергюс видел собственными глазами, как эльф постепенно сгорал. Всего через каких-нибудь пять-шесть дней никто не подойдет к нему с такой же невозмутимостью, как эти сироты, сидящие рядом. Морриган вернулась к ним только к обеду. Мешочки на ремнях были заполнены свежими травами, а за поясом торчал небольшой ножик, который ведьма, вероятно, вытянула у какого-нибудь не очень осмотрительного беженца. Фергюс не стал по этому поводу ничего говорить — в конце концов, время сейчас такое, что им нужно думать прежде всего о себе. Сможет ли этот ножик спасти простому крестьянину жизнь? Скорее всего, нет. По многим причинам. Выйти решено было ближе к вечеру, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания в деревне. Главным образом это касалось Морриган и Келуана, которые стали вызывать опасения даже у тех, кто жил вдалеке от основного поселения. Фергюс же мог спокойно ходить по Лотерингу, даже не лязгая своими тяжелыми доспехами, которые он по прибытию сменил на более удобную и легкую броню из кожи. Для воина подобная одежда была недопустима, но зато она не сковывала движений, и в целом скорость боя увеличивалась. Фергюс даже решил, что невозможность использования щита не была такой уж и плохой, если вовремя увиливать от атаки. А с украденным Мориган ножиком в правой руке можно было бы разработать новую манеру ведения боя, который явно будет полезнее в подобное время, нежели классическая. Конечно, до уровня убийцы или дуэлянта Фергюс вряд ли дотянется, и все же это решение могло стать вполне дееспособным. Сам щит, правда, он так и таскал за собой, жалея продать. Странно, что он вообще не потерялся, что только заставляло думать о его возможном особом предназначении. Полируя его каждое утро, Фергюс настолько к этому привык, что уже просто не мог себя помыслить без этого бесполезного в данный момент занятия. Попытки стереть с родового герба оставленные на поле боя царапины в действительности были настолько же безуспешными, как и поиски Серого Стража, способного ему помочь. В Лотеринге они не узнали решительно ничего, по всем полученным сведениям под Остагаром никто из ордена не выжил, но один из храмовников как-то обронил, что завидует нетронутой армии эрла Эамона, чьи солдаты остались целыми и невредимыми. Фергюс решил, что стоит попытать счастья в Редклифе. Король Кайлан ведь говорил, что ждет Стражей из Орлея, так кто, если не эрл Эамон мог приютить их в сложившейся ситуации? Местные говорили о Стражах неохотно. Оказалось, что именно их они винили в том, что случилось при Остагаре, а это мнение вложил в их головы тейрн Логейн. Трудно было поверить, что талантливый и совершенно бесхитростный полководец способен на подобные интриги, но мать Морриган подтвердила эту информацию еще задолго до Лотеринга. Но как же так вышло, что Логейн сыграл на руку порождениям тьмы? Эмоции мешали построить здравое и рациональное объяснение этому поступку, но как можно вообще объективно оценивать ситуацию, если сам Фергюс на поле боя не присутствовал? И все же, он не мог не расценивать этот тактический ход как предательство. А еще ему бы следовало послать о себе весть домой, где наверняка за него переживает семья. Почему-то хотелось сохранить это в тайне, но Морриган все равно раскусила Фергюса раньше, чем он решился сесть за письмо.  — Не знаю, сколько в этом смысла, но ты имеешь право. Твоя жена и сын обрадуются вести, но если ты погибнешь раньше, зачем им эта правда? Фергюс замер, и чернило с пера оставило уродливую кляксу посреди листа.  — Мне нужно предупредить ее о том, что Орену угрожает опасность, — поджав губы, он продолжил писать, медленно и коряво, так как еще не мог управлять пальцами правой руки.  — Никто кроме тебя всерьез воспринимать не будет это предостережение, ведь строится оно на снах. Но если мысль о том, что информацию ты передал, тебя утешит…  — Это может помочь. Сейчас они беззащитны, ведь все войско мы с отцом увели под Остагар. Если нападут порождения тьмы, у Элиота не будет никаких шансов. Печальной улыбкой вместо слов ответила ему ведьма, а затем оставила наедине с самим собой. Фергюс ощутил резкую злость, из-за которой еще долго не мог сконцентрироваться, остановившись посреди предложения. Но в итоге сделал это, после чего запрятал письмо в один из внутренних карманов нового доспеха, так и не решившись отправить. Возможно, в Редклифе он передумает — все зависит от того, появится ли у них хоть какая-то надежда на встречу с кем-то из Серых Стражей.