Королевство из слез: Как в старой сказке

— Матвей… Матвей! Господи, что с тобой стало… Свеколт бросилась на колени перед сидевшим в кресле парнем, который некогда был ее лучшим другом, другом детства и юности. С которым играла в одной песочнице, делила книги и игрушки, даже целовалась — из чистого интереса, робко и неумело, смеясь и смущаясь. С которым мечтала, что они поженятся и станут правителями одной из областей — справедливыми и добрыми высокими лордами, обожаемыми подданными и верно служащими своему королю Глебу. Что же вышло из этих наивных детских мечтаний… Они выросли; она встретила Александра, Матвей — княжну Ирину, небогатую, но почти такую же умную и талантливую, как его детская подружка. Светящуюся, добрую, сострадающую Ирину, по своим моральным качествам много раз превосходящую Свеколт. У Елены было богатство и знатный род, близость к королевскому роду, невероятный интеллект — но пустота в душе. Пустота, которую не мог заполнить Багров. И которая мешала заполнить такую же пустоту в душе Багрова… Может, если бы они реализовали свои наивные хотелки, многие были бы живы и здоровы. Может… Лена осторожно коснулась щеки Матвея. Левый глаз вытек; через всю сторону лица шел жуткий уродливый шрам, заканчивающийся где-то под подбородком. Рука… Как же она любила эти руки, помогавшие ей воровать книги с королевской библиотеки и возвращать их на место! На месте руки была пустота. Матвей потерял кисть правой руки. Будь проклят этот Бессмертник Кощеев, решивший порадовать и примерно наказать бывшую невесту… Нет, милосерднее было оставить его там, на поле боя. Бездыханным. Ирине бы сообщили, что он погиб на поединке, сражаясь, как герой, за ее честь… И она бы любила и берегла память о нем. Это было бы милосерднее. Тихо застонав, Лена положила голову ему на колено. Глеб, будь и ты проклят… Александр, прежде тихо стоявший у двери, отошел к окну. Он не знал Бейбарсова лично — но… теперь… Он им восхищался, пожалуй? Мастерские игры с людьми. Мастерски исполненное наказание… — Лен, успокойся ты. Все хорошо. Я жив. Шрамы заживут. Глаз… Бог с ним, с глазом. Жаль только, что руки не отрастить, — попытался пошутить Багров. Свеколт тяжело вздохнула. — Твоя честь тебя и погубила… Честь и любовь неплохо губят, да, Матвей? — хохотнув, девушка отстранилась, и вновь начала рассматривать его лицо, — а, пожалуй, не так уж и плохо… Красавчиком-то ты никогда и не был. Вранье. Матвей был потрясающе красив — конечно, не так хорош, как Глеб, но женщины от него млели… Да она сама млела, чего скрывать! — Я же говорила, все хорошо, — в гостиную зашла молодая темноволосая девушка. Смуглая, достаточно высокая, с веснушками. Обычная, — отметила Лена. Она прежде видела Ирину, но всего один раз. Все ее знания об этой особе основывались исключительно на рассказах Багрова. Симпатичная, неплохо сложенная — но не красавица. Не было в ней той красоты, ради которой можно было уничтожить свою жизнь… А вот свет — был. Да, Ирина была намного лучше нее. От Ирины прямо-таки веяло добрым всеспасающим светом… — Он уже неплохо себя чувствует, — весело заявила Ирина, и буквально подлетела к собственному мужу, — но до полного выздоровления далеко. О том, кому нужно было его геройство, мы уже не говорим… По-другому тогда мы бы и не смогли; не простили бы себе. Но ведь все хорошо, так? Мы живы и мы вместе. И даже ребенка ждем. Матвей усмехнулся. Первые три дня по возвращению он упорно пытался довести до Ирки мысль о необходимости развода; он страдал, занимался саможалостью и упивался собственным благородством. Ирка слушала, кивала, гладила его по голове, смазывала раны, а потом огорошила его интересной новостью. Собственно, тогда его жена впервые и закатила ему скандал. Скандал состоял сугубо из ее монолога, и суть его заключалась в следующем: «Обрюхатил и бросил». Далее последовало обвинение, что она выходила замуж за человека, а не его внешность, и что отсутствие руки и глаза у мужа она как-то переживет. И он переживет, если захочет увидеть дитя. А детей будет много; Ирка уже пообещала ему регулярно рожать девочек. Как-никак, у нее было двенадцать сестер… — Поздравляю Вас, — улыбнулась Свеколт. Нет, зря она волновалась… В этой любви столько света, что хватило бы на все королевство. Вот у кого Глеб мог бы поучиться… Было бы столько света в его будущей королеве… Татьяна уже была пуста так же, как и ее муж. Ее свет Глеб уничтожил. — Матвей, Тантал скоро умрет, — сообщила Свеколт, наконец, поднимаясь с колен. — Вот как… Сердце? Он на него и прежде жаловался. — Сердце… — бесцветным голосом произнесла Елена, и Багрову все стало понятно, — отцовское сердце тоже не железное. Глеб был истинным Некрома. — Сын рода Некрома не может разлюбить, и любовь его темна, страстна и всеуничтожающа. Он не может умереть, потому что будет жить вечно в памяти своих подданных. Он не может отказаться от собственной цели… Особенно, если эта цель — власть… — негромко сказал Матвей. Самым сильным рода Некрома; олицетворением всех грехов этого проклятого рода… Величия. Умения властвовать. Умения любить той любовью, что не сможет спасти и принесет лишь гибель. Олицетворением похоти. Злой справедливости. Бесконечной жажды власти и готовности уничтожать все на своем пути… — Скоро будут перемены, Багров. Он ждет смерти собственного отца — а потом всему, что мы любим, придет конец… Никто не будет в безопасности. Ничто не спасет нас. Голос Свеколт звучал глухо. Звенящая тишина давила своей пустотой… — Ты слишком пессимистична, Ленка, — просто сказал Матвей, — что еще он может сделать? Ты сама все делаешь за него. Ты запугиваешь саму себя… — Если бы ты знал, что я сделала по его воле… Багров вздохнул. В единственном глазу его она прочитала сострадание… Он знал, поняла Свеколт. — Мы за это ответим после смерти. Бейбарсов не отнимет у нас ничего — потому что нельзя отнять дороже того, что внутри нас, а на души его власть пока не распространяется. Бейбарсов не отнимет, потому что ему нужны союзники. У него есть все, что ему нужно: величие, слава, жена, скоро будет дите и единоличный трон. Но без союзников он не сможет… Удержать трон — да, сможет. Но он Некрома, а Некрома мертв всегда. Проклятие Некрома — у них нет души… — Разумеется… Тем более, что Бейбарсов, все же, сын Аиды. Аида… Последняя из Плаховых, еще одной ветви царского рода… Мудрая была женщина; и сына, и мужа держала в ежовых руковицах — жаль только, что скончалась рано. А может, и помогли ей, кто теперь знает. — Гремучая вышла смесь, — хмыкнул Багров. — Все будет хорошо, — вдруг сказала Ирина, — скоро. Все будет хорошо. За мраком приходит свет… Даже самая страшная ночь сменяется рассветом; у принца скоро будет ребенок. Дитя — это жизнь… И оно принесет свет даже в такую темную душу, как и у него. — Быть может, куда лучшим было бы возвести на трон дитя Бейбарсова… — прошептала Елена, — у него есть мать. Мать добрая… Умная. — А у этой матери есть отец, который может стать похуже Глеба. От Бейбарсова мы хотя бы знаем, чего ожидать, — парировал Матвей, — так что не неси малодушных глупостей. Никто из присутствующих, — он оглядел супругов Некрома, — не слышал того, что ты только что сказала, Лена. Это ясно? Свеколт кивнула. — Мы будем сидеть тихо и спокойно в своих имениях. Мы будет делать то, что нам велел Бейбарсов. И будем счастливы — назло ему. Будем верными слугами престола, потому что один Некрома НИКОГДА не идет против другого. Ты поняла меня, Ленка? Вижу, что поняла. И надеюсь, ты не наделаешь глупостей в своей скорби… Свеколт тяжело вздохнула. Еще бы… Тягаться с Бейбарсовым было высшей глупостью, на которую она только могла оказаться способной. Злая ведьма Запада могла так ярко начать свое восхождение — но осталась с обрезанными крыльями. Она проиграла еще в начале игры. — Все будет хорошо, — в который раз повторила Ирина, и мягко коснулась ее плеча, — верь в рассвет.

***

Гроттер сидела у камина и поглаживала пузо. За последние недели она, по собственному мнению, превратилась в шарик — Тантал только хмыкнул на это замечание, и посоветовал много и вкусно кушать. Истерики и капризы закончились. Неконтролируемый жор прошел и сменился апатией; начала накатывать паника и страх скорой боли. Все женщины через это проходят — и Таня знала, что выживет, что боль забудется… Пугало осознание, что скоро она станет матерью. Что нужно будет нести ответственность. Что ее привычная жизнь подойдет к концу. А если умрет Тантал, то станет и королевой. Как же хорошо было в детстве, когда она являлась лишь дочерью повелителя Севера и десницы короля… Когда рядом был ее брат Ярояр. Когда можно было бегать босой, лазать по деревьям, ездить верхом. Когда разрешалось забывать про этикет и правила приличия… Таня, Таня. Что с тобой стало, где та яркая зеленоглазая девчонка с заливистым смехом и искренней улыбкой?.. Волевая, языкастая, с буйным крутым нравом, упрямая, немного не от мира сего... За что… Отец же знал все. Зачем он это сделал? Затем, что хотел власти и влияния — а получил только статус для Ярояра. Ведь Лео тоже проиграл жестокому черноглазому мальчишке, презревшему все светлое, что только могло быть… Забывшему даже о собственном отце. Вскочив, Таня направилась к королю. Они были нужны друг другу; одному был нужен любящий сын, другой — любящий муж… Один и тот же человек, который променял их на собственные амбиции. Который просто шел к цели… Тантала она нашла в саду. Тот сидел на мягком троне у кустов черных роз; за этими цветами — символом его рода — он ухаживал сам. Потом эта обязанность перейдет и к Глебу… — Как Вы себя чувствуете, Ваше Величество? — спросила она, останавливаясь рядом, — стало ли Вам легче? — Если тебя это успокоит, то да, дитя мое, — ответил пожилой мужчина, — я могу сказать, что слаб, но сердце почти не болит. Но я не буду тебя успокаивать, несмотря на твое положение. Лекарь говорит о хорошем исходе болезни — и он врет. Многие из Некрома умирали примерно в моем возрасте именно от сердца. — Ваше… — Брось, Татьяна. Я прожил жизнь так, как хотел. Я возвысил свое королевство… я передал его в хорошие, способные руки, — голос Тантала дрогнул, — и умру спокойным. Все идет правильно, милая дочь. Гроттер покачала головой. — Татьяна, ты видишь мир слишком черным. Королевский двор для тебя — обитель мрака и ужаса… А ведь это не так. Твой муж для тебя — тиран, убийца и насильник; и не отрицай, я знаю обо всем, что происходит в замке… Я знаю своего сына. Я и сам никогда не был хорошим человеком, но видел свет в других людях. И в тебе он есть; и, быть может, если ты захочешь, то сможешь согреть им своего мужа. А согреешь его — поможешь стране. И себе. Даже короли хотят быть любимыми, дочь моя. Даже Глеб. Если ты захочешь, счастье между вами — зыбкое, темное, странное — может стать реальным. Все в твоих руках; я не просто так выбрал дочь Лео Гроттера… — Ваше Величество, Вы слишком высоко меня цените. — Я прожил куда дольше твоего. — Ваше Величество, — вдруг сказала Таня, — мы с Вами давно не гуляли, а ведь нам обоим нужен свежий воздух. Не хотите ли… порыбачить? Меня без Вас никто не отпустит, а Вы — король… Последние слова были уже произнесены шепотом, а на аккуратных губах ее сверкала лукавая улыбка. Тантал хохотнул. — Ну что ж… Пожалуй, я могу позволить нам это баловство, ведь, возможно, это мои последние дни… — Ваше Величество! — Ладно, ладно. Я ведь еще король, а не труп… Распорядись, и пойдем на пруд. ...— Глеб прибывает через три дня, Татьяна, в свои именины. Они не празднуются по его желанию — но ты обязана знать.