***
— Бабушка, держите детей за закрытыми дверьми в темное время суток, — ворчливо говорит мужчина, затягивая меня в пропахший травами и томящимся в горшках мясом дом за воротник, словно нашкодившего котенка, — вы же знаете, что люди начали пропадать, особенно здесь, на окраинах. Она шаталась по улице совсем. Бабушку все называют бабушкой. Я стою, глядя на снег, превращающийся в грязные лужицы под ботинками, и в абсолютном ступоре и шоке пытаюсь вспомнить, называл ли кто-то бабушку при мне по имени и как её вообще зовут. — Извините, — бабушка переводит взгляд с мужчины на меня и качает головой, — она далеко не такая послушная и прилежная, какой может показаться на первый взгляд. У меня нет сил кивать или качать головой. У меня вообще нет сил. — Ну вы уж постарайтесь держать её на виду, — мужчина не зол, скорее, немного раздражен, но быстро отходит. Он ворчит по-доброму, качает головой, отказывается от чая и уходит — домой, к своей семье, к детям и жене. Быстрее, быстрее, быстрее — думаю я, глядя ему вслед и чуть не выкрикивая слова ему в спину. Успей, только успей дойти домой, пока фонари освещают дорогу ровным светом, а на улице еще достаточно людей, чтобы среди них можно было почувствовать себя в безопасности. Интересно, каково это — возвращаться домой в одиночестве? — Куда ты ходила? — бабушка скрещивает руки на груди, не ругает и не дает подзатыльников. В её глазах что-то знакомое, чему я пока что названия не знаю, но совсем скоро все пойму, — вся твоя одежда грязная. Это что, глина на ботинках? В глазах бабушки страх. И я не знаю, как сделать так, чтобы она не боялась, поэтому просто снимаю ботинки и прохожу мимо к своей комнате. — Кай, ты знаешь, что выходить из дома после темноты детям нельзя, — строгость в голосе бабушки дрожит и берется трещинами опасения, — люди пропадают. — Потому что их забирает Снежный Король? — тихо спрашиваю я, оборачиваясь в дверях. Бабушка молчит. Смотрит на меня необычно долго и серьезно. — О, солнышко, — вздыхает бабушка и скрещивает руки на груди, — Кай, Снежный Король — просто легенда. — Как скажешь, — я киваю, — извини, что заставила волноваться. Я упала по дороге, а потом пыталась оттереть пальто от грязи и не заметила, как стемнело. Мы обе врем. И обе это понимаем, вот только никто ничего не говорит. Поэтому я просто поднимаюсь наверх, закрываюсь изнутри и наконец-то достаю из кармана пальто небольшой круглый камешек. У него очень странный цвет — я бы сказала, что он и вовсе цвета не имеет. Как талая вода. Как разбитый об асфальт снежок. Странно, но это почему-то мне кажется хорошим знаком.***
— Сделка? — несмотря на ситуацию, с моих губ срывается едва слышный смешок, — ты правда думаешь, что я настолько глупа, чтобы заключать сделки со Снежным Королем? Снежный Король только щурит глаза. — Неужели ты считаешь, что моя сделка хуже мучительной смерти? Я замираю, глядя в бесцветные глаза. — Ты же Снежный Король, в конце концов, — тихо произношу я, — ты воруешь души и прячешь их, ты забираешь детей из их постелей и никогда не возвращаешь обратно. Мужчина смотрит на меня и только слегка качает головой, поджав бледные губы. Я закрываю глаза. Бесцветный взгляд Короля преследует меня даже тогда, когда я смыкаю веки что есть силы — а еще меня преследуют тени, я практически вижу, как они танцуют в уголках моих глаз, практически чувствую, как настигают меня. Как будто бы у меня есть выбор. Я чертовски не хочу умирать. — Я согласна, — тихо произношу я, и по губам Короля ползет довольная улыбка.***
В замке Снежного Короля, судя по всему, холодно и до жути пустынно, и я боязливо смотрю на его очертания из окна остановившейся кареты. Я ожидала ледяных стен и сосулек, торчащих из потолка, но реальность гораздо прозаичнее и в то же время печальнее — замок целиком и полностью сделан из серого камня. Он гораздо больше, чем я думала. Гораздо. — Прошу, — улыбается Король, и я выхожу из кареты. Может, так кажется из-за пустоты, которая эхом отскакивает от стен, может, дело в холоде и абсолютной безжизненности. Не пахнет едой. Не цокают часы. Не слышно, конечно же, голосов, музыки, шагов — чьих-то кроме наших. Я будто бы поднимаюсь на эшафот. В абсолютно пустой голове перестукивают друг о друга равнодушные, пустые слова Короля. «Ты будешь жить в моем замке — обещаю, там тени тебя не тронут. За это ты поможешь мне найти и уничтожить остальные осколки, а я найду способ достать твой и не убить тебя при этом. Ты будешь свободна от сделки, как только твой осколок будет уничтожен, но до тех пор останешься в замке». Король впереди ускоряет шаг, и я практически бегу за ним. Руки и ноги сковывает непривычный холод — он не щипается, а болезненно кусает, и пальцы от него не краснеют, а странно замирают, будто бы скованные во льду. «Но что, если ты уничтожишь все остальные осколки, но не сумеешь без вреда достать мой?». «Тогда ты останешься здесь навечно. Или умрешь, если сама того захочешь». Или умрешь, если сама того захочешь. Очень оптимистично. Король практически летит сквозь пустые коридоры и залы, не давая мне рассмотреть ровным счетом ничего. Я едва поспеваю за ним — меня сковывает по рукам и ногам странная слабость, из-за которой шаги получаются какими-то деревянными. Раз-два. Левой, правой, левой. Холодно. Еще сегодня утром я была просто-обычной-девушкой-Кай. Девочкой, которая вышла на площадь прокатиться на санях и случайно отозвалась на свое имя, когда отзываться не стоило. Еще два часа назад я была Кай-которая-сегодня-умрет. Все равно, как, от чьей руки — или не руки, если уж на то пошло. Время сыпалось сквозь замерзшие пальцы, словно сухой песок, который силишься удержать в кулаке. Минут тридцать назад я стала Кай-которая-служит-Снежному-Королю. Кай-с-осколком-в-глазу. Кай-которой-нельзя-уходить. Я спотыкаюсь, вспоминая Герхарда, который бежал за мной сквозь толпу, тщетно пытаясь остановить. Видел ли он, в чью карету я запрыгнула? Знает ли, что я жива? Будет ли искать? — Куда мы идем? — я все же начинаю разговор, лишь бы не углубляться в рвущие на части мысли еще сильнее. Не время и не место. Что-то подсказывает мне, что у меня еще будет время пожалеть о том, что я совершила. — Прямо, — ровно отвечает Король, и я только досадливо сжимаю руки в кулаки. — Ты не назвал своего имени, — продолжаю я, — ты знаешь мое имя, а я твое — нет. Король только кивает и идет вперед, даже не утруждая себя поворотом головы. — Откуда? — мой голос в пустоте залов и коридоров звучит почти отчаянно, — Мы ведь не встречались раньше. Откуда ты знаешь мое имя? Читаешь мысли? Знаешь прошлое и будущее каждого человека, которого видишь? У тебя есть книга, в которой вписаны имена каждого, кто когда-либо рождался на свет? Король останавливается, я почти врезаюсь в его спину. — Абсолютно все, что ты только что сказала — ложь, — спокойно говорит он, не оборачиваясь, а затем легко указывает узкой белой ладонью на дверь впереди. Я делаю шаг вперед, заправляя за ухо прядь волос, выбившуюся из косы. Дверь выглядит совершенно монолитной, и я не имею ни малейшего понятия о том, как её открыть, поэтому… Поэтому оборачиваюсь. Короля за мной нет, коридоры абсолютно пусты, и я, естественно, не слышу ни малейшего эха шагов. От этого по телу бегут мурашки. Я отстраненно замечаю, что слабо дергаю кулон, висящий на шее — Герхард говорил, что я всегда так делаю, когда нервничаю. Бесцветный камешек на тонкой цепочке привычно ложится в ладонь. Я даже не помню, откуда он у меня.