Осколки

— Госпожа, помогите мне! Я открываю глаза. Горный воздух пьянит — я давно уже не дышала полной грудью. После пыли замка это кажется настоящим чудом — даже голова кружится от того, что я здесь. На свободе. Жива. Правда, ненадолго. Холт ушел вперед — осколок, за которым мы пришли в эту деревню, находится в доме на окраине. Я задерживаюсь у границы деревни — вид вокруг, чистый воздух и озеро неподалеку до боли напоминают о родном городе. Кажется, что вот-вот из-за поворота выйдет бабушка, или Герхард налетит сзади и потащит рыбачить… От воспоминаний о семье неожиданно больно, поэтому я со стыдом отбрасываю их в сторону, запрещаю себе снова и снова воскрешать их лица в памяти. Что толку жалеть о том, что не изменишь? Я позволяю себе просто дышать, закрыв глаза, пока меня не зовут. — Госпожа! — девочка лет пяти стоит в нескольких шагах от меня, склонив голову и тяжело дыша, — Госпожа, помогите мне! — Что случилось? — я щурюсь от яркого света и подхожу ближе. Обычная девочка — две растрепанных косички, короткая дубленка, раскрасневшиеся щеки и яркие большие глаза. — Мой друг, мой друг упал в овраг и не может выбраться. Скорее, госпожа, скорее! — голос девочки разливается по пустому воздуху, как птичье чириканье, и это почему-то очень странно. Наверное, я просто отвыкла от детских голосов, думаю я, шагая к ней, да я с людьми-то в последний раз говорила почти три месяца назад в лучшем случае. — Быстрее, пойдемте же! Девочка срывается на бег, как только я подхожу. Лес совсем рядом — всего-то шагов тридцать — и я спешу за ней. Холт меня и так найдет — всегда находит. — Скорее! — не оборачиваясь, говорит девочка, сворачивая в лес. Она останавливается у первого дерева, чтобы меня подождать, и я ускоряю шаг. Её голос почему-то заставляет меня чувствовать себя неуютно. Такой громкий и звонкий, будто бы она поет, а не кричит, такой… Безэмоциональный? Возможно, месяцы в замке сделали из меня параноика. Возможно, я настолько отвыкла от кого-то кроме Холта, что безразличие замечаю во всех вокруг, но… Но с девочкой что-то не так. И это ощущение растет и заполняет меня всю иррациональным чувством неправильности происходящего. Это просто ребенок, повторяю я про себя. Ты просто отвыкла. — Как тебя зовут? — тихо спрашиваю я, догоняя ребенка, — Где ты живешь? Кто твои родители? В воздухе пахнет хвоей. Солнце проглядывает сквозь ветки, оставляя на земле причудливые недвижимые тени. Недвижимые. Девочка идет вперед, двигаясь быстро и в полной тишине. Солнце освещает тропинку еще ярче. Девочка шагает рядом, сфокусировав взгляд на чем-то впереди. Я перевожу взгляд на край тропинки за её спиной. Что-то не так. Понимание выбивает воздух из легких, и я шумно вдыхаю. Девочка останавливается, проследив за моим взглядом, но уже слишком поздно — я и так все поняла. Она не отбрасывает тени. Девочка молча перегораживает дорогу к деревне и поднимает на меня глаза. У детей таких глаз не бывает, понимаю я. Дети не двигаются так плавно. Дети не ведут себя так. Господи, какая же я идиотка. — Холт, — тихо шепчу я, не в силах отвести взгляд от существа, что стоит передо мной, — Холт… — Думаешь, если дать ему имя, он станет таким же, как ты? — девочка широко улыбается, склоняя голову набок. Теперь в ее поведении все меньше и меньше человеческого, она выглядит, как топорная пародия на ребенка — пародия пустая и простая, как болванка под парик. Её голос такой же звонкий, как раньше — ровный и абсолютно лишенный интонаций, — Думаешь, если притвориться, что он человек, он им станет? Я молча смотрю на то, как девочка теряет человеческий облик. Крик застывает в моем горле, и я не могу двинуться с места — поэтому не могу не смотреть, не могу не видеть, и глаза закрыть не могу тоже. — Думаешь, что он отпустит тебя? Думаешь, он тебя спасет? — девочка делает шаг вперед, и я не могу отступить — меня будто бы держит что-то, что-то невидимое, но очень сильное, — он превратит тебя в свое подобие — уже начал это делать, судя по всему. Сделает из тебя безразличное чудовище, которое и имени-то своего не вспомнит, и все, что тебе останется — вспоминать, как это — чувствовать тепло. — Нет… — тихо шепчу я, пытаясь сделать шаг назад, убежать, закричать — но горло сдавливает страх. Я не могу двинуться. Вообще. Даже пальцами пошевелить не могу. Не могу ничего, кроме тихого сдавленного шепота. — Вспомни, что тебе говорили о нем — о том, кто он такой, что он такое. Существо, ворующее чужие души, сосуд, наполненный чужими жизнями, — тихо продолжает девочка, делая шаг вперед, — холодный ледяной демон, который уже давно забыл, что такое быть человеком. Он не способен на эмоции, у него нет души, нет желаний, нет мечты. Он пустой, Кай. Он — не такой, как ты, не такой, как твои близкие, не такой, как… Девочка закрывает глаза, а в следующую секунду её лицо начинает неуловимо меняться. Спустя один тяжелый миг на меня смотрит уже не она. — …как я, Кай, — заканчивает Герхард, глядя прямо мне в глаза. — Гер… — шепчу я, хотя понимаю, что это не он. Это тень, повторяю я про себя, это не он, не он… Но внутри что-то все равно предательски дергается. У этого существа теплые карие глаза Герхарда, его медово-русые волосы, его прямой нос, его линия губ. Теплый тихий голос. Грустная улыбка. Это почти он. Почти — потому что что-то не так. Малейшие изменения интонации, осанка, движения. Это тень. Это не он. — Кай, я не понимаю, зачем ты ушла, — вкрадчиво и тихо говорит существо с лицом Герхарда, делая шаг вперед, — к кому ты ушла. Кай, он не такой, как мы. Он — чудовище, о котором нам рассказывали страшные сказки. Разве ты забыла? Разве не знаешь, что от таких нужно бежать без оглядки? Что с тобой? Кай, ты так изменилась… Еще один шаг. Теперь он совсем рядом со мной — протягивает руку, тянется ко мне, практически прикасается к коже. Воздух застывает. Я закрываю глаза, но так еще страшнее — поэтому их приходится открыть, чтобы видеть его. Он уже ближе. Он убьет меня, думаю я. Точно убьет — и Холт не успеет. Он вряд ли вообще заметит, что меня нет, вряд ли вообще поймет, что именно вокруг него изменилось, чего не хватает. Я умру от руки Герхарда. Как жутко. — Кай, — вблизи глаза этого существа совершенно не такие, как у Герхарда — они злее, темнее, абсолютно застывшие, — позволь мне сделать тебя такой, как раньше. Позволь мне… Пальцы Герхарда-не-Герхарда почти касаются моего лица. — Кай! — крик позади отрезвляет, заставляет дернуться, заставляет снова начать дышать, заставляет… — Холт! — кричу я в ответ, и хотя крик больше напоминает стон, я почему-то уверена, что Король меня услышал. Лицо Герхарда-не-Герхарда меняется, превращается в злую застывшую гримасу, и он смотрит за мою спину. А потом широко ухмыляется.

***

Праздновать после того, как на глазах у всего города лошадь умерла, бросаясь туда-обратно в проруби с ледяной водой, никому не хочется. Без лишних вопросов все просто разворачиваются и уходят — и на берегу озера остается все меньше и меньше людей с каждой секундой. Герхард трогает меня за плечо. — Пойдем, — тихо говорит он, — здесь делать больше нечего. — Ты ничего не видел по ту сторону озера? — резко спрашиваю я, не отрывая взгляда от далекого берега. Там больше никого нет, но я готова поставить все, что у меня есть, на то, что Лилия стояла там — живая и настоящая, как в последний раз, когда мы её видели. Я не могла ошибиться. Не могла. — Нет, ничего, — Герхард недоуменно щурится, — а что, что-то было? — Да, — я наконец-то поворачиваюсь к другу, — да, я видела… Герхард выглядит испуганным. Усталым. Широко распахнутые глаза, испарина на лбу, болезненная полуулыбка на губах. Только что произошло кое-что очень страшное, произносят его глаза, давай просто пойдем домой, давай просто уйдем. — …ничего. Думаю, показалось во всей этой кутерьме, — заканчиваю я, отводя взгляд, — пойдем домой. Вот только мне нужно будет спросить кое-что у учительницы — она как раз ждет мужа у лавки рыбака. Подождешь меня здесь? В глазах Герхарда удивление. Пожалуйста, думаю я. Ты не представляешь, как это важно. Не представляешь, что на кону. Я видела Лилию, девочку, которая пропала, девочку, которую уже никто на самом деле не ищет. У неё есть младшая сестра и родители — больше, чем есть у нас с Герхардом вместе взятых. Если бы пропал кто-то из нас, горя было бы вдвое, втрое меньше. Я должна хотя бы попытаться её найти. — Хорошо, — Герхард кивает, отпуская мое плечо, — жду тебя здесь. — Спасибо, — я отворачиваюсь, чтобы скрыть торжество на лице. Совсем скоро я уже огибаю деревья, растущие на берегу озера. Через десять минут я буду на месте. Через десять минут Герхард начнет искать, а вскоре поймет, что моя учительница ушла с праздника одной из первых. Ровно через полчаса что-то случится — что-то, чего я не запомню, хотя и не забуду до конца тоже. Что-то, что просто ждет правильного момента.

***

Холт стоит в нескольких шагах — его взгляд быстро перескакивает с моего лица на лицо не-Герхарда. Мне почти кажется, что в его глазах я вижу удивление и опаску — но затем там снова воцаряется привычная безучастность. — Отойди, — произносит Холт, и я не понимаю, обращается он ко мне или к существу рядом. Я отойти в любом случае не могу — меня все еще что-то будто бы держит. Существо кривит губы в ухмылке, которая на лице Герхарда выглядит невыразимо жутко. — Снежный Король, — Герхард-не-Герхард склоняет голову в шуточном поклоне, — не возражаешь, если я немного поиграю с твоей зверюшкой? Осколок в её глазах — он довольно ценный, не так ли? Гораздо ценнее, чем тот, который я только что достал из мальчика в том доме на краю деревни. Гораздо ценнее, чем те, которые ты собирал все это время. Хотя и доставать его из Кай будет гораздо… Холт выглядит безучастно, но уголок его губ едва заметно дергается. Грудь вздымается вверх и резко опускается вниз. Он нервничает?.. — Болезненнее, — усмехается не-Герхард. Вот это уже плохо. — Что тебе нужно? — устало спрашивает Холт, — Ты ничего мне не сделаешь. Чтобы достать осколок из Кай, тебе придется забрать её отсюда, а этого… Король переводит на меня пустой взгляд. Делает шаг вперед. Еще один, еще. Остановись, хочется закричать мне. Стой. Это ловушка. Не все так просто. Иди сюда. Защити меня. Пожалуйста, не отдавай меня. Давай уйдем. — …я позволить не могу. — Держишь её, как скот на убой, — не-Герхард ухмыляется, качает головой, указывая в моем направлении, — просто ждешь удобного времени, чтобы поставить точку. Почему ты не достал осколок, как только увидел его? Ты же знаешь, что способ только один. Голос не-Герхарда проникает в уши, ввинчивается в мозг и не оставляет ничего, кроме отвратительных, злых слов. Я помню, что случилось с сережкой, которую Холт расплавил в тот день, когда мы достали первый осколок. Мне не нужно напоминать о том, что случится со мной рано или поздно. Несколько капель расплавленного металла с вкраплениями драгоценных камушков. Каждое утро я вплетаю в волосы вторую сережку — и каждый раз вспоминаю, что нужно уничтожить оболочку, чтобы добраться до сути. Но сейчас все равно страшно. — Хватит, — Холт прерывает не-Герхарда, переводя на него взгляд бесцветных глаз, — отдай её. — Возьми, — пожимает плечами не-Герхард. Все остаются на своих местах. Я бы рассмеялась, если бы могла издать хоть один звук. Хотя бы пошевелиться. Хотя бы покачать головой. Вместо этого я вынуждена наблюдать, чувствуя, как внутри отвратительной горькой волной поднимается страх. Несколько секунд ничего не происходит. Холт стоит на месте, я стою на месте, не-Герхард стоит на месте. — Что ж, — не-Герхард ухмыляется, поворачиваясь ко мне, — если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. В следующую секунду моя голова буквально взрывается от слепящей, острой боли. Наверное, так бывает, когда пуля разносит череп, проносится у меня в голове, когда в голову вгоняют десяток гвоздей, когда её зажимают между молотом и наковальней. Наверное, так бывает. Мне кажется, что я ослепну от боли. Сойду с ума, если это не прекратится спустя пару секунд. Это не прекращается. Я даже закричать не могу, поэтому просто оседаю на землю, как марионетка, нитки которой никто больше не держит. Значит, он меня все же убьет — этот человек с лицом моего лучшего друга. Значит, Холт не готов рисковать чем-либо ради того, чтобы попытаться… — Кай! — слышу я где-то совсем близко. Я не сразу узнаю голос, а потом понимание заставляет меня вынырнуть из волн отвратительной боли. Холт. Я открываю глаза. Он ближе, чем я ожидала — значит, все же подошел. Я фокусирую взгляд на его лице, пытаясь рассмотреть там хоть что-то. Мир воспринимается вспышками, рывками между приступами боли, которые длятся всего несколько мгновений. Глаза Холта широко распахнуты, одна рука дергается в мою сторону. Не-Герхард хищно улыбается где-то в стороне. Его глаза сфокусированы не на мне — на Холте. Пара резких шагов, и Холт неуловимо уходит в сторону от не-Герхарда, который тянется к нему. Он попался. Не-Герхард почему-то не бьет Холта в лицо, не толкает, не пытается даже что-то с ним сделать. Он резко тянется к груди мужчины, будто бы хочет схватить его за одежду. Несколько миллиметров. Он пытается поймать что-то в воздухе, пока Холт этого не видит, отвлеченный всем, что происходит, и почти успевает. Почти. Холт замечает это как раз вовремя — и на секунду, на крохотный миг на его лице я вижу практически испуг. Меня снова скручивает боль, но я успеваю заметить еще кое-что — то, как судорожно Холт сжимает что-то в ладони, прежде чем отбросить не-Герхарда в сторону. В тусклом свете солнца поблескивает цепочка. Медальон? Неважно. Холт поднимает руку. Бледная кожа на фоне разом как-то потемневшего, загустевшего вокруг него воздуха. Не-Герхард падает на колени. Я почти не слышу из-за боли, которая бьет набатом в виски, но почему-то мне кажется, что он кричит. Он должен кричать, потому что я не могу. Больно. Слишком больно смотреть. Я закрываю глаза, чувствуя, как боль заполняет меня до краев, берет надо мной контроль, раскалывает на части. Переворачивает сознание вверх дном, вытаскивая наружу то, что было скрыто — то, что вытащено быть не должно. Лучше бы я умерла. Лучше бы Холт убил меня, как сейчас убивает это существо — по крайней мере, это было бы быстрее. Несмотря на боль, я чувствую, как контроль медленно ко мне возвращается. Я могу двигаться — поэтому прижимаю руки к вискам. Могу говорить — поэтому издаю странный полувскрик-полувсхлип, втягивая в себя воздух. Боль отступает. — Кай, — я скорее чувствую, чем вижу, как рядом со мной на землю опускается Холт, — Кай. Посмотри на меня. Я не хочу смотреть, не могу смотреть. — Кай, — что-то легкое касается моего лица, — открой глаза. Затем, спустя пару секунд, я слышу тихий вздох: — Пожалуйста. Когда я открываю глаза, Холт смотрит прямо на меня. Его взгляд сфокусирован прямо на моих глазах, лицо выражает тщательно дозированное опасение. Рука Холта осторожно сжимает мою, когда он отнимает мои ладони от головы и опускает их. Я судорожно всхлипываю — от испуга, боли и неожиданности, облегчения, страха, обиды, непонимания. Эмоции мешаются внутри, и я вообще не понимаю, что должна чувствовать на самом деле. Всхлипываю чуть громче. Затем еще и еще. Холт опускает взгляд на свои пальцы, которыми все еще сжимает мою руку. Я следую его примеру — и отрешенно смотрю на несколько капель на его белой коже. — Это слезы, — тихо произносит Холт, будто бы удостоверяясь в правильности своих выводов. Поднимает свой бесцветный взгляд снова на меня, ожидая ответа. — Да, — соглашаюсь я дрожащим голосом, вытирая щеки и часто-часто моргая, — люди плачут, если им хочется. Если им страшно, если им обидно или… — Или больно, — тихо перебивает меня Холт. Его пальцы едва ощутимо вздрагивают, но затем он отпускает мою руку, — я помню. Я поднимаюсь вслед за ним, и вопрос уже готов сорваться с моих губ. Ты помнишь, потому что ты был человеком? Потому что когда-то тебя в Снежного Короля превратило что-то не очень хорошее? Потому что когда-то все было по-другому? Я поднимаюсь, но спустя несколько секунд понимаю, что это был плохой идеей. Перед глазами все темнеет, и я отключаюсь.