***
Не сказать, чтобы что-то изменилось с того дня. Все тот же плотный график, повседневные заботы, шоу, репетиции, отработка хореографии… Хосок вел себя так же, как и всегда. Старался. И вроде получалось. Конечно, от глаз фанатов и прессы не могло укрыться то, что он начал носить кольцо. И даже несмотря на, казалось бы, запретность темы, все тут же начали обсуждать это. Ну, в данном случае на то, что это не совсем прилично или приятно, всем было, естественно, плевать с высокой колокольни. Чуть ли не каждый фанат считал своим долгом вынести предположение о том, чье имя скрывает Чон. И не то чтобы за такое время он не привык ко всем этим обсуждениям и слухам, ведь порой арми выдавали и что-нибудь похлеще споров о том, почему у него кольцо на пальце. Но сердце каждый раз предательски замирало, когда кто-то писал «Мин Юнги». Да, это было нормально, их же постоянно делят по парочкам и все такое… Но мысли путаться начинали, ведь эти несчастные, может, даже не догадывались, насколько правы. Как-то незаметно даже для самого себя Хосок все чаще стал пропадать в танцевальном зале. Он и раньше значительную часть свободного времени там находился, но тут все уже просто до абсурда доходило. На самом деле, он его почти не покидал. Будь у них не такое плотное расписание, Хоби, наверное, просто там жил бы. Благо Джин, беспокоясь о здоровье младшего и прекрасно понимая причину его такого состояния, притаскивал ему еду, чтобы он хоть с голоду не помер. Намджун пару раз пытался поговорить с Чоном, но тот лишь делал вид, что очень удивлен, смеялся и отмахивался. А дело все было в том, что Хосок уже попросту не мог находиться рядом с Юнги. С этим шикарным, сексуальным Юнги, к которому нестерпимо хотелось прикоснуться. Юнги, который уже в открытую заигрывал с Чимином, чем вызывал какое-то болезненное покалывание в области грудной клетки и желание послать все в задницу и потыкать рукой со снятым кольцом им в лицо. Но Хоуп кольца не снимал и в лицо никому не тыкал. Просто смотрел на них и посмеивался, пока изнутри все раздирало. «Вести себя как обычно». Вот только как обычно все-таки не получалось. Выходило как-то немного неестественно. По крайней мере, Чону так казалось. И именно поэтому, стремясь минимизировать всякие шансы на то, что хоть кто-то из них начнет догадываться, он практически поселился в танцзале. Там он мог не бояться, что кто-то поймет, что с ним не все в порядке. Что кто-то поймет, что он любит чертова Мина Юнги. Впрочем, то, что с ним не все в порядке, было понятно всем. Не просто же так Хосок себя так ведет. Догадаться не слишком трудно.***
Когда Чимин, довольно щурясь, укладывается макушкой на живот лениво развалившегося на диване Шуги, а тот не просто не напрягается, но еще и кладет свою руку младшему на волосы и начинает их перебирать, Хоуп невольно закусывает губу с внутренней стороны. Благо, все устали после тяжелого дня и слишком поглощены просмотром фильма, чтобы заметить его реакцию. А Чон сидит и не смотрит на экран. Он сидит и смотрит на тонкие изящные пальцы, перебирающие чужие мягкие прядки. И медленно сгорает. Хочется расплакаться, как маленькая девчонка, и заныть, требуя внимания и к себе. Но Хосок лишь шумно выдыхает и, выжидая еще пару минут, поднимается, пробормотав с нелепой улыбкой что-то о том, что хочет еще потренироваться. На лице Тэхена появляется весьма забавная удивленная гримаса: — Ха-а…? Хён, ты с ума сошел что ли? Мы весь день на ногах, а ты еще танцевать собрался…? Хосок лишь усмехается, разводя руками и стараясь не смотреть на Чимина с Юнги. Пак, кстати, с Шуги поднялся, и вид сейчас имел не менее удивленный, чем Тэ. Да все были порядком удивлены, что уж там. Ну, почти все. Намджун быстро понял причину желания убраться поскорее в танцевальный зал. Поэтому он первым вышел из оцепенения и, тяжело вздохнув, строго глянул на Чимина, который тут же съежился, явно не понимая, почему удостоился такого внимания, а затем на Шугу, который недоуменно хмурился и неотрывно смотрел на Хосока, на себе испытующего взора лидера явно не замечая. Хоуп, не собираясь дожидаться какого-то разрешения или чего еще, весело хмыкает и молча выходит из комнаты. Ну, наверное весело. Он хотел, чтобы это звучало именно так. Чимин, видимо, расценивает взгляд Намджуна как-то по-своему, потому что незамедлительно поднимается с дивана и неуверенно направляется в сторону выхода. Хочет вернуть. Просто в голове у него сейчас каша какая-то, честное слово. Почему все так странно себя ведут, черт подери? Почему Хосок так часто стал срываться в танцзал ни с того ни с сего? А еще без него… Раньше они частенько ходили туда именно что вместе, хен давал советы, помогал в чем-то, а когда Пак и сам достиг довольно высоких результатов, они стали просто практиковаться вместе, указывая друг другу на ошибки, которые самому бывает трудно заметить… Но сейчас… Если это была инициатива Хосока, а не обычная их тренировка, то Чимина никто не звал. Несколько раз он пытался увязаться следом, просто из привычки, но Хоуп на это только бурчал. Беззлобно и как-то бессильно. Такое поведение вызывало недоумение и даже некоторое беспокойство за Чона. А потом хен и вовсе начал бесконечно пропадать в танцевальном зале и Паку хотелось бить тревогу. Да всем хотелось бить тревогу. Чимин провел довольно много времени, пытаясь понять, что же изменилось. Он не мог точно сказать, когда поведение Хосока начало меняться. Как-то это произошло… Слишком незаметно и постепенно. Пак хотел бы списать все на появление кольца, закрывающего имя родственной души Хоупа, но если пораскинуть мозгами, то меняться отношение Чона к нему начало куда раньше. И вот на этом моменте какая только муть не начинала лезть в голову. Поэтому Чимин решил, что уж лучше вообще не думать, чем нафантазировать какой-нибудь непонятной и смущающей фигни про своего хена, а потом самому же мучиться, гадая, правда это или нет. Единственное, он был почти уверен, что с сокрытием имени это все же как-то связано. Но как именно — думать не хотелось. До дверей Пак дойти не успел. Его догнал голос Намджуна, уставший и мрачный: — Тебе лучше тут остаться. Пусть один побудет. — Я… — начал было Чимин, с недоумением, написанным на лице, поворачиваясь одним только корпусом к лидеру. Намджун сделал какой-то особый упор на «тебе», что было немного обидно. Но Пак внезапно замолк, не продолжая, потому что сказать ему, в общем-то, было и нечего. Потому что помнил, как Хосок сейчас реагирует, если он идет вслед за ним. И понимает, что да, лучше ему и правда тут остаться. Ибо он боится, что может сделать только хуже. Так что Чимин поджимает губы и возвращается назад, поближе к Юнги, которому тут же утыкается в плечо, чуть не хныча. Он правда не понимает. И правда хочет помочь. Но не понимает. — С ним… Надо поговорить… — наконец бормочет парень расстроенно. Намджун, подперев голову рукой, молча сверлит этих двоих взглядом. Вроде и хочет сделать что-то, накричать, дать подзатыльник, но не может. Не запретишь же. Сокджин сидит рядом, как-то немного обреченно уставившись в потолок, и успокаивающе поглаживает предплечье Мона. Помогает не особо. Но сдерживает все же. Потому что, видит Бог, Намджун сейчас бы просто подошел и хорошенько по шее дал. Юнги. Потому что ладно наивный ребенок Чимин, но Шуга не мог не заметить или, по крайней мере, не заподозрить. Мон устало прикрывает глаза. Поговорить. Будто он не пытался. Хосок совершенно не хотел слушать. Постоянно отнекивался, говорил, что все в порядке, удивленно хлопая глазами, мол, «с чего ты взял, что что-то не так». А в редкие моменты, когда рядом никого не было, Намджун спрашивал напрямую. Но и тут в ответ получал лишь горькие усмешки. На него самого уже давила эта ситуация. Потому что один из них разрушал себя, медленно, но верно, пытаясь сделать вид, что все в порядке и ничего такого особенного не происходит. И долго это продолжаться не могло. В комнате стоит давящая тишина, которую разрушают лишь уже никому не интересные реплики персонажей фильма. Все молчат, каждый задумался о чем-то своем. Юнги хмурится. Ему не нравится. Не нравится эта ситуация. Не нравится состояние Хосока. Не нравится то, о чем он начинает догадываться. Ни черта ему не нравится. Он молча поднимается, вынуждая Чимина, задумчиво рассматривающего его колени, поднять голову. Юнги легонько треплет его по голове, чтобы не волновался так. И тут же встречается взглядом с лидером. В этом его взгляде какая-то странная смесь эмоций, от тихой ярости до молчаливой просьбы, почти мольбы. У Юнги сердце обрывается, а в глазах застыл немой вопрос. Нет, Шуга не знает, есть ли его вина в произошедшем и в чем именно она состоит. Чувствует подсознательно разве только, что да, есть. И от этого как-то очень дерьмово на душе становится. Потому что Хосок ему все-таки дорог. — Иди уже, — почти приказывает Намджун застывшему Юнги. Тот чуть кривит губы, ведь такой тон из уст Кима услышать в свою сторону было весьма странно. И вообще-то это плохой знак. Потому что понятно сразу, что все чертовски серьезно. Продолжая испытывать какое-то иррациональное чувство вины, Шуга все так же молча выходит из комнаты. Поговорить с ним, да? Что ж, может, им обоим от этого легче станет. А может и нет. Но, по крайней мере, все станет понятнее. А проще или сложнее — это уже совсем другой вопрос.