Верность

Понимание, что с ней происходит, ударило Анну как обухом по голове. «Она беременна. Нина беременна. А теперь это я», - Анна смотрела на взволнованного Копейкина, и не видела его. Она видела только своих малышей, которые остались без мамы. Видела Якова, который остался с женой, да не той. Видела свою добрую, но заполошную мать, готовую поверить любой искусной небылице, что непременно сочинит Нина. «Но Дюк же поверил мне. И Яков поверит! Он не сможет быть с Ниной, пусть и в моем теле! Ведь не сможет же… А со мной сможет, когда я беременна от Макса? Толстого, потного, рыжего Макса. И рожу я не темноволосого хулигана, а рыжего пухлячка. Рыжий - рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой». Решения, как вернуть свое тело, не было. В голову лезла всякая чепуха. - Эй, русская, опахало тебе в щечки, - королева Франции сочувственно кивнула. - Что ты, табарнак, грустная такая? Может, покушать принести? Полли! Павел Петрович уже наполовину втянулся в щель, когда Анна поморщилась. - Не хочу есть. Ничего не хочу. Пожалуйста, оставьте меня в покое. - Разумеется, Нина Аркадьевна, не буду вам мешать, - обиженный Копейкин встал с дивана напротив. - Если пожелаете, я могу поменяться с кем-нибудь купе. - Алексей Семенович, простите, - тут же извинилась Анна. - Вы хороший человек, и я не против доехать вместе с вами до Москвы. Я уже в порядке. «Ничего не в порядке. В моем теле – чужой ребенок. Нет, я в чужом теле с ребенком. То есть…» - отвернувшись к стене, Анна сжала веки, чтобы не расплакаться. «Не буду про это думать. Не хочу». … Дюк радостно прыгал, не замечая, что Яков еле сдерживается, чтобы не отшлепать беглеца. - Пап, пап, а как ты меня нашел? Я хотел тебя подождать! Но мама же… - малыш вспомнил про маму и дернул Штольмана за брюки. - Ты тоже к маме? Штольман вздохнул. Воспитательный момент был упущен, да и не хотел Яков наказывать подрастающего мужчину за храбрость. Что он мог сказать сыну? Сиди дома, мама сама как-нибудь справится? - Дюк, - Яков повернул к себе замурзанный подбородок сына. - Ты куда едешь? - В Москву! – выпалил юный путешественник. - А потом? Малыш помялся. Куда ехать потом, он еще не думал. Ему казалось, что вот он сядет в поезд, доедет до конечной остановки, а там его встретит мама с широкой улыбкой. И обнимет его, и погладит по голове, и споет любимым голосом песенку про пальчики и мальчика Дюка. - Нельзя так, Дмитрий, - Штольман поднял его на руки. - Путешествие требует подготовки. Обязательно нужно было меня дождаться, посоветоваться, узнать, куда ехать. Взять деньги, продукты. Ты подготовился? - Да! Сияющий четырехлетка предъявил отцу печенье и конфеты. - И защищать взял… - Дюк вспомнил, что этот подарок ему еще не подарили, и осекся. - Что ты взял? – Яков охлопал карманы сына, ожидая найти нож. - Дмитрий Яковлевич! Сын горестно вздохнул. Здесь он и сам знал, что был неправ. И сейчас отец мог отобрать подарок. - Пап, ну это же все равно мне? Ведь мне же? – личико Дюка сморщилось, он был готов расплакаться. Облегченно выдохнув, Штольман увидел брошенный на уголь плащик, в кармане которого угадывался игрушечный пистолет. - Ты из спальни стащил? И тебе не стыдно? - Прости, пожалуйста. Можно я его оставлю? Пожалуйста… - Дюк утер нос рукавом, отчего и лицо, и рукав стали еще грязнее. «Защитник мамин. И ведь попал, куда хотел – и в экипаж сел, и в поезд. Точно надо в кадеты отдавать», - думал Яков, сетуя на предприимчивость наследника и одновременно гордясь им. - Пойдем, путешественник, там дедушка с Верочкой волнуются. - Деда! – взвизгнул Дюк, поняв, что внушение закончилось и пистолет не отберут. - А давай сначала паровозик посмотрим! Мы одни боялись, что наругают… Попутчик Дюка - беспризорный мальчишка, помогший малышу залезть в бункер, с настороженным видом стоял в сторонке. Яков кивнул парнишке. - Как вас величать, юноша, и сколько вам лет? - Колян. Ну то есть Николай Савельев. Десятый пошел. - Вы почему один, без взрослых? Колян шмыгнул носом. - А пошто они мне? Мне и так здорево, вон, ехаю куда хочу. У меня нет взрослых! – сплюнул он в уголь. Потянувшись потереть подбородок, Яков понял, что сейчас станет похож на Дюка. - Ясно, юноша. Пойдемте паровоз смотреть. … Долгие часы в дороге Анна провела на диванчике, выходя лишь в уборную и изредка присаживаясь выпить чаю. Голова ее будто отупела. Мысли, спотыкаясь о факт чужого тела, мужа и ребенка, таяли в наступающем сумраке. Отчаяние брало верх. Вечер плавно перешел в ночь, а женщина в обличье Нины Нежинской все угрюмо глядела в окно. Когда Копейкин вышел в коридор проветриться, призраки пошептались о чем-то на своей багажной полке и спланировали вниз. - Подданная! Подданная, корону тебе в пробор! Ну очнись же! Греби веселей! – запыхтел самодержец, трогая Анну босой пяткой. Тяжело вздохнув, Анна прошептала: - Мне некуда грести, Павел Петрович. Я уже приплыла. Царственные особы переглянулись - настроение подданной было непривычно подавленным. Нужно было что-то делать. - Русская! Смотри, как я умею, - королева Франции хихикнула, подпрыгнула и поймала оторвавшуюся голову в следующем прыжке. - Это петанк, шарик нам в поросенка! В Марселе мы с Полем всех обыграли! Призрак фыркнул. - Марьюшка, кто шары-то гонял? - Да брось, Полли! Ты без моих инструкций чуть Жерара не прибил! - Я думал, в него надо попасть, биту ему в рюху… - опытный городошник Романов предпочитал играть по своим правилам. Натужно улыбнувшись, Анна отвернулась на другой бок. Ей было не до игр. Чья-то злая прихоть превращала ее жизнь в кошмар. … Машинист поворчал на безбилетников, но дал мальчишкам подержаться за рычаг скорости и даже дернуть за ручку на струне, открывающей паровозный свисток. Дюк был в восторге. - Папа, я возю паровоз! - он дудел бы и дудел, но не желавший оглохнуть Яков вовремя убрал его руку. - Вырасту, стану машинитом! Хмыкнув, Штольман спустил сына на железный пол. - Несомненно. После того, как станешь полицейским, моряком и офицером с саблей. - Любезный, прошу, остановите состав на пару минут, мы перейдем в вагон. С этими обормотами я через тендер лезть не собираюсь, - обращаясь к машинисту, Яков кивнул на сына и Коляна, увлеченно разглядывающего манометр. Машинист нахмурился. - Не могу, господин хороший. Мне заплатили за скорость, начальство голову снимет, если узнает. - Хорошо, как скажете. Я пока на угле посижу. Дюк, малыш, поиграй тут с дядями, - Яков подмигнул сыну и повернулся к выходу из кабины. Мальчишки, как по команде, потянулись к рычажкам. Кочегар резво задвинул заслонку топки и спрятал лопату за спину. Железнодорожник крякнул. - Вон там, впереди, двухпутка и полустанок. Дольем в тендер воды и через три минуты тронемся. … Петр Иванович, войдя в купе первого класса, не стал сдерживаться и шлепнул внука по попе. - Дюк, ты знаешь, как мы волновались? Дедушку чуть удар не хватил! Хихикнув, ничуть не обидевшийся Дюк переспросил: - А как он тебя хватал, деда? За голову? А ты убежал? - Убежал… - немного успокоившийся Миронов вполне натурально держался за сердце. - За тобой бежал всю дорогу быстрее паровоза! Боялся, что ко дню рождения не успею. - Ой! У меня же он завтра! А торт будет? Мужчины переглянулись. Праздник без Анны, где-то меж столицей и Москвой… - Дюк, давай немного подождем с праздником и подарками, пока маму твою не найдем. А то ей будет обидно. Ты потерпишь пару дней? - Штольман погладил сына по кудрям. «Анечка, мы тебя ждем в любом обличии…» - Скоро Чудово, там мы выйдем и поедем домой, - Яков решил, что после одной уступки машинист пойдет и на вторую. - Па-па! – хором завопили дети. Две детские мордашки с одинаково обиженным выражением уставились на Штольмана. «К ма-ме!» - пискнула Верочка. - Мы же к маме едем! Не надо домой! – Дюк пнул ножку купейного столика, скривился от боли и отвернулся. Миронов закатил глаза. Штольман вздохнул и притянул к себе малышей. Судя по названиям станций, которые он пару раз углядел за спиной Анны, она тоже ехала в Москву – это была кратчайшая дорога из Крыма в столицу. - Соскучились по маме? Дюк обнял его за шею, совсем как в два годика, и серьезно шепнул на ухо: - Пап, я за маму боюсь. Она в другой тете… Верочка, уткнувшись Якову в грудь, засопела. «К маме», - произнесла она уже жалобно. Скорый поезд Петербург-Москва больше остановок не делал. … Не было отражения Нины в зеркале. Не было чужого ребенка. Был Яков, обнимающий ее крепко-крепко сильными руками, шепчущий на ухо: "Милая моя. Анечка моя. Я люблю тебя любую, только вернись. Куда ты исчезла, радость моя?" Яков гладил ее горячими ладонями по волосам, отводил от висков локоны, сухими губами сцеловывал страх с бьющейся жилки. Шептал вновь и вновь: "Я с тобой, милая. Я с тобой навсегда". Держал ее за руку, улыбался так нежно, как умел только он - сокол ее ясный. Но страх возвращался. Серый, тусклый страх черными длинными лапами хватал ее за плечи, отворачивал от любимого, показывал будущее без Якова и малышей. Анна всхлипывала, и Штольман прижимал ее к себе еще крепче. "Не бойся, это лишь сон", - нежно шептал ее возлюбленный, целуя так, будто это был их последний поцелуй. Тусклый туман спустился меж ней и мужем, разделив их. Черная лапа грубо схватила ее за плечо, заунывный голос заглушил любимого. "Вы убийца. Вы поплатитесь за это". ... Кто-то настойчиво тряс ее за плечо. - Нина, да хватит уже притворяться! Вставай, я вижу, что ты не спишь. Что за маскарад? Анна открыла глаза и повернулась. Поезд стоял на станции, в небе желтела четвертинка стареющей луны. Из приоткрытого окна тянуло запахом мазута, вареной кукурузы и осени. Нависнув над ней и кривя лицо, Макс выплевывал гневные слова. Толстые губы его напоминали вылезших после дождя червяков. - Я не позволю насмехаться надо мной, Нина! Немедленно вставай! Как бы я не стал тебе противен, я не могу допустить, чтобы моя жена ехала в этом клоповнике! Рядом с Максом стоял второй охранник, темноволосый Геннадий. Копейкина в купе не было. Над головой Геннадия Павел Петрович, громко бормоча, примеривал откуда-то взявшийся булыжник: - Вот же настырные ребята, камень вам в могилку. Щас вас рядком уложим, в лючок провалим, по шпалам раскатаем. Будут потом вас бутербродиком на гробик намазывать. Лепота... Марья Антоновна, встопорщившая кружева на пышной груди, тоже была готова кинуться в бой. - Не надо, - выдавила Анна. - Не убивайте... Самодержец недоуменно почесал нос. Камень тихо лег на багажную полку. - Да кто, Нина, тебя убивать собирается? - возопил муж. - Это ты бьешь моих людей по затылку! Совсем страх потеряла? Запру в Москве в подвале - буду приходить по ночам, и жалоб твоих никто не услышит. Ты - моя жена! Ты должна подчиняться! Пытаясь успокоиться, он помотал головой и протер платком влажную шею. - Так, дорогуша. Сейчас без крика и визга мы пересаживаемся в мой личный поезд и едем в Москву. Там я решу, что с тобой делать. Поняла? Анна закрыла глаза. Липкий сон лежал на коже холодным потом, боль в голове мешала ясно мыслить, желудок переворачивался наизнанку. "Я просто не буду об этом думать. Это все не со мной". На ногу Смолякова упал булыжник. - Что за черт! - заорал Макс, озлобляясь. - Ты поняла меня, су.. драная? - он сильно дернул Анну за руку, понуждая встать. Геннадий сделал было шаг к хозяину, но, вспомнив его нрав, поостерегся. Вежливо открыв дверь перед Анной, охранник взял ее под локоть, вывел из купе. - Подданная, только кивни, - возбужденный император скользил под потолком. - Я ему такое крушение устрою, мокрого места не останется! Синий семафор ему в пропасть! - Не надо насилия, - Анна едва шевелила губами. - Найдите Якова, скажите... Скажите, что я его люблю. ... Наутро, по прибытии в Москву, Яков сдал Коляна городовому и отправился с семьей на ближайшее Спасское подворье, где снял номер. Умыв и покормив детей, Штольман сноровисто переодел малышку в купленную через горничную одежду, переоделся сам, крепко поцеловал четырехлетнего Дюка. - Штольманы, - Яков строго взглянул на отпрысков. - Ни шагу от дедушки! Тебя, Верочка, это тоже касается, - он поймал малышку, уже готовую на четвереньках отправиться в коридор. "К маме?" - Вера, встав на крепкие ножки, тянула отца на выход. Штольман рассердился. - Милые мои, пока я не найду вашу маму, вы или гуляете с дедушкой, или сидите в номере. Дюк, ты что выбираешь? Блюдце не урони... - Гулять, - вздохнул именинник, капая вареньем на новую белую рубашечку. - Верочка? Пофырчав через сложенные уточкой губки, малышка согласилась. "Деда. К маме!" - Яков уже понимал, что это у дочурки означало очередность действий. - Петр Иванович, побалуете их сегодня? - еле слышно спросил Штольман у новоявленной няни. - Я на телеграф, затем в управление полиции. Постараюсь быстро вернуться. Мне кажется, Анна уже близко к Москве. Миронов вздохнул. - Хорошо, Яков Платоныч. Пожалуйста, найдите нашу Аннет. Он ухватил Дюка за талию, перевернул в воздухе, потряс над диваном. Из карманов ничего не выпало. - Кончились конфетки? Идемте, Штольманята, будем запасы пополнять. - А торт? - хохоча, Дюк встал на руки и приземлился лягушонком. - И торт, - согласился Штольман. ... На телеграфе он известил начальство о своей неожиданной поездке. Более пространную телеграмму с извинениями родителям Анны пришлось послать в Лахту - мол, дети упросили показать Москву. Про Анну Штольман не упомянул ни слова. "Нежинская сама что угодно придумает, не маленькая", - Яков не сомневался, что Нина уже не сидит под замком, разве что Мироновы каким-то чудом не приехали в Лахту. При любом удобном случае Штольман смотрел в витрины и окна, потирая свое волшебное зеркальце. И происходящее нравилось ему все меньше. Взгляд Анны, пусть и в теле Нежинской, погас, передвигалась она медленно и будто нехотя. "Милая, не опускай руки", - заклинал Яков любимую. "Мы найдем способ вернуть тебя. Только не падай духом". Время шло к трем пополудни, когда Штольман получил наконец согласие местных полицейских встречать на Курском вокзале поезда с юга. Яков обосновал это необходимостью не упустить важную свидетельницу по столичному делу. Описав приметы Нежинской, он расставлял полицейских по перронам и нервничал в ожидании желанной встречи. - Ваше высокородие, - подбежал к нему один из московских агентов в штатском. - Разрешите доложить! Яков кивнул. - Даму, что вы встречаете... - полицейский поправил котелок. - Да не тяните, агент! Что с ней? Агент набрал воздуху в легкие и выпалил: - Убийство на Малых Каменщиках! Подозреваемую привезли в Таганский околоток, циркуляр переслали в управление. По приметам - ваша!