Верность

В экипаже Анна бросилась на шею мужу, целуя его в бурую от пыли шею. - Яков! Ясь мой милый! Ну зачем это, ты же полицейский, я бы посидела… - Лучше уж с нами посиди, Анечка, - чуть отодвинулся Штольман. Он помнил, что Анне неприятны его прикосновения к телу Нежинской. Но это было мелочью по сравнению с тем, что жена была рядом, и он сжал ладони в кулаках. Дюк взобрался на колени родителей и полез к Анне. - Мам, я тебя узнал! Ты мне такая снилась! - Солнышко мое, я так по тебе соскучилась. С днем рождения! - задыхаясь от нежности, Анна обняла Дюка, прижала к себе худенькое тельце, расцеловала в грязные щечки. Яков снял каску, стащил с кудрей платок и убрал нашлепку с носа. Повернул к себе лицо сына. - Именинник! Ты как здесь оказался? Дюк спрятал лицо на груди Анны. Сидевший на скамье напротив Петр Иванович сокрушенно вздохнул, демонстрируя раскаяние. - Это я не уследил, ЯкПлатоныч. Отвлекся, а потом смотрю - вот он, юный Штольман, уже рядом пристроился. Затем он внимательно вгляделся в лицо бывшей фрейлины и на всякий случай спросил: - Аннет, я еще неделю назад с тобой советовался насчет праздника. Совсем запамятовал – о чем мы договорились? Миронов собирался зарыть пару золотых монеток на побережье недалеко от Лахты, чтобы потом отправиться с Дюком на поиски сокровищ. - Пиратский клад, - шепнула Анна так, чтобы не разобрал сын, а затем хихикнула: - Дядюшка, судя по платку, ты тоже участвовал во взятии Бастилии? Мужчины, вас никуда нельзя пускать! Вы же тюрьму разломали! - Пусть запомнят, как невиновных оговаривать, метеорит им в башню! – донесся баритон с крыши, и в окно свесились голые пятки императора. - Жаль, подданная, ты не видела, как Марьюшка выступает! Она же звезда сцены! Анна улыбнулась. - Спасибо вам, мои дорогие. … Пока Петр Иванович забирал внучку из гостиницы и расплачивался по счету, Штольманы укрылись на скамейке в парке. - Аня, мы не поедем в Лахту, - ответил Штольман на невысказанный вопрос жены. - Пусть Нежинская живет там, сколько угодно, я не могу привезти туда тебя. Анна вскинула голову. - Почему? - Милая, подумай сама, как это будет выглядеть. Я не хочу позорить тебя в глазах света и выгонять из дома. Давай представим, будто я… - Яков потер подбородок. Это была неприятная часть его плана. - Будто я разошелся с женой, забрал детей и уехал в неизвестном направлении. Когда ты вернешься в свое тело, мы с малышами тут же приедем к тебе. Можешь даже разбить о мою голову пару тарелок. - А твоя служба в полиции? Штольман откинулся на изогнутую спинку скамьи. - Послужил я, что уж тут. Подам прошение об отставке. - Нет! Он склонился к Анне и, не дотрагиваясь, горячо зашептал на ухо: - Милая, я не оставлю тебя. Тебе нельзя сейчас быть в России, а я не смогу ходить на службу, зная, что ты где-то далеко пытаешься не влезть в очередное приключение. Малыши должны быть с тобой. Я должен быть с вами. - Я не отдам их Нине! - вскрикнула Анна, осознав весь драматизм ситуации, в которой оказалась. - Не отдам ей тебя! - Тихо, тихо, милая, - Яков протянул руку, чтобы погладить жену по плечу, но тут же опустил ладонь. - Мы будем вместе. Уедем куда-нибудь далеко, где не будут искать сбежавшую Нежинскую. Во Францию, Германию… Куда захотим. Ты отдохнешь там, отойдешь от этого кошмара и придумаешь, как вернуться. Анна нахмурилась. - А если не придумаю? «Как у Якова все просто. Снести тюрьму, забрать меня и увезти за границу». - Ясь, спасибо… Ты ради меня… - она смутилась, зная, что ее любимый не примет громких слов. «А теперь ты - бывший полицейский? Эх, Нина Аркадьевна… Ну разве можно так поступать с чужими судьбами?» - Ничего, милая, все в порядке. Если останешься в этом теле, будем устраиваться надолго, - Яков посмотрел на взволнованную жену и отвел глаза. Ему было немного не по себе. Не от нападения на управление полиции, нет - что сделано, то сделано. От того, что он жаждал эту худенькую женщину, которую знал когда-то давно и с которой давно расстался. «Вот и думай, советник, кого ты любишь. Ладно, спишем на ажитацию от похищения». - Полицейские требуются везде. - А малыш Смоляков? Штольман вздохнул. На это у него ответа не было. - Ой, прости, Яков, - Анна прижалась к мужу и вдохнула его пряный запах. «Ясь мой... Может, не обращать внимания на тело Нины, целоваться-то хочу я? Как это все странно…» - Ты не можешь запланировать все. Мы позже это решим, вместе? Да? - Конечно, родная, - он мягко отстранился. - Но сначала мне все-таки придется съездить в Петербург. Уладить дела на службе, взять из сейфа документы, деньги, твои драгоценности. Оставить, прости Господи, содержание для Нежинской. Предупредить твоих родителей. Анна вздрогнула. - Совсем о них забыла! Они же на день рождения Дюка приехали, а мы все тут… - Кстати, о дне рождения, - Яков свистнул, подзывая агента Романова. - Павел Петрович, благодарю за помощь с кирпичами. Из вас строитель лучше, чем я. Загордившийся император залихватски ухнул. - Ой, да ладно, подданный, нос тебе набок. Это было здорово! А Марья Антоновна-то как похорошела! Штольман привстал со скамейки и зашептал что-то, вручая купюры и показывая самодержцу на возившегося с листиками Дюка. - Х-ха! – Павел кувыркнулся в воздухе. - Раз плюнуть, втулку вам в цепь! Марьюшка, пойдем, прогуляемся! … В доме Штольманов в Лахте Виктор Иванович начал подозревать неладное. Анна редко выходила в столовую, предпочитая проводить время в спальне и в городе. Не делилась ничем с отцом, как раньше. Не прибегала поцеловать перед сном. - Машенька, - Миронов постучал пальцем по широкому обеденному столу. - Что-то мне это не нравится. Ты ничего не замечаешь? - А что тут замечать, Витя? По Штольману суд плачет! Предлагаю, как только явится, забрать у него детей и отвезти в Затонск вместе с Анютой, - Марья Тимофеевна тоже приняла решение. - Где это видано, увозить дочку, которой еще и года нет, посмотреть Москву! Что он ей там покажет? Свою любовницу? Несмотря на ложные предпосылки, матушка Анны абсолютно точно угадала ситуацию. - Пусть думает, что хочет, но внуков я ему не оставлю. Бессердечный фараон! Анюта еще и на развод должна подать! - Какой развод, Маша, ты в своем уме, она же не вдова. Ты видишь, что Анна ни слова о детях не вымолвила? Будто ей все равно! Миронова фыркнула. - Что за глупости. Конечно, ей не все равно, она переживает. Вот и обедать не пришла. - Переживает… Виктор Иванович задумался. В семье дочери творилось что-то непонятное. … Бездельно стоя в коридоре, Нежинская подслушивала разговор Мироновых и нервно пощелкивала пальцами. «Адвокат-то не дурак, надо еще что-нибудь придумать. Может, мигрень? Ничего не хочу, мне дурно, заберите на время детей?» Дети Штольмана произвели на Нину впечатление громких и крикливых надоед. Мальчишка бегал по всему дому, не зная ни режима, ни правил поведения в обществе, а девочка плевалась на Нину, когда та пыталась ее накормить. «Вообще-то я Штольмана хотела, а не семейку его в полном составе, и тем более не его отпрысков». Образ пухленького светловолосого малыша вдруг ниоткуда возник в ее сознании и померк. Нина встряхнула головой. «Привидится же... Своих нет и чужих не надо, благодарю покорно». - Добрый день, мама, папенька, - Нина вошла в столовую. - Прощу прощения, мне с утра было нехорошо. От Якова вестей не было? Мать Анны оживилась. - Нет, Аннушка, сами как на иголках. Сейчас тебе лучше? Выпей чайку, девочка моя, а то уж побледнела ты от тревог… … Пыхтя, как паровоз, Дюк бегал меж горок опавших листьев, приговаривая: - Чух-чух-чух! Следующая станция - Любанька! Стоянка поезда – две минуточки! Анна улыбалась, сжимая в руке подаренный Яковом и Дюком букет из кленовых листьев. «Мужчины мои верные, как же я вас люблю», - она поймала сына в охапку. - Сынок, разве тебе не странно, что я другая? - Не, - помотал головой Дюк, не испытывая никаких сомнений. - Ты же мама. Мы чух-чух домой поедем? Я хочу в свисток посвистеть! И с угольками еще поиграть, они вкусненькие… - Дмитрий Яковлевич, гляди! – Яков показал малышу на вход в скверик. В сквер входил Петр Иванович, держа на одном локте Верочку, а в другой руке – затейливо раскрашенную коробку, перевязанную бантиком. - Мне? – ахнул Дюк. - Это торт? - Сперва заказал всем нам чаю в кафе, а потом передумал, - по благодарному кивку Штольмана Миронов понял, что поступил верно, не устраивая праздник в людном месте. Анна протянула руки, прижала к себе дочку. - Зайка моя… Ты меня узнаешь? Ты скучала? «Верочка, пожалуйста, узнай меня. Я твоя мама, ягодка…» - Ма! Ма-ма-ма! – расплываясь в улыбке, громко высказалась Верочка. "Папа! Это мама!» «Конечно, ягодка. Поцелуй маму, ей будет приятно», - Яков с улыбкой смотрел на дочурку. «Я ненадолго уеду, малышка, а потом мы снова будем вместе». Вытащив из карманов блюдца, ложки и салфетки, Петр Иванович разложил все это на скамье, вручил имениннику торт. - Держи, Дюк. Будет у нас пикник на лужайке, как у английских аристократов. Ты же граф по-английски. Ну или герцог. Малыш хихикнул. - Я - герцог Штольман? Улыбающийся Яков отложил коробку и взял сына подмышки. - Разве что в изгнании. Вставайте, граф, вас ждут великие дела. Подняв малыша над головой, Яков подкинул его в воздух. Дюк взвизгнул. - Раз! - Два! - подхватила Анна. - Три! - Петр Иванович поставил Верочку на скамейку, и малышка улыбнулась брату. - Четыре! – Штольман поймал сына, крепко обнял и поцеловал в раскрасневшиеся щечки. - С днем рождения, мой хороший. Вон едет твой подарок… По дорожке катился невысокий двухколесный велосипед, на сиденье которого приплясывал босыми ногами император Павел. Педалей император не крутил. У него и так хорошо получалось. - Лисапед! – заверещал Дюк, кинувшись ощупывать блестящий подарок. - Два колесика! Взрослый! Я умею! Взгромоздившись на ярко-синий велосипедик, малыш ухватился за руль, налег на педали и ринулся вперед. Самодержец подправил вильнувшее колесо. Ветер трепал мальчишеские кудри, выбивавшиеся из-под черного пиратского платка, под каучуковыми шинами разлетались осенние листья, на ухоженной дорожке шуршал гравий. Разгоняя голубей, рассыпался трелью звоночек. Анна взглянула на мужа. «Ты помнишь?» Он улыбнулся вновь. Конечно, он помнил. «Барышня моя на колесиках...» Озвучив свой план и понимая, что жена согласна, Яков впервые за последние дни расслабился. Впереди было еще много проблем, которые можно было решить. Кроме одной. Но и с ней он намеревался разобраться. ... В пустующем частном доме на окраине Москвы, который по знакомству снял Миронов и где Штольманы решили устроиться на время, пока Яков не уладит все дела, Анна уложила малышей спать и тоже легла вздремнуть. Когда она проснулась, за окном уже вечерело. Дюк хохотал на лужайке, гоняясь на велосипеде за охающим дедушкой, Верочка еще спала рядом. Анна приложила ладонь к животу. «Опять меня тошнит. Не волнуйся, малыш, я не буду от тебя избавляться. Ты хоть чей, а уже немножечко родной». Промыв в сенях под рукомойником тонкие темные волосы, она задумалась. «Как мы будем жить вместе? Яков не трогает меня, уважая мое неприятие Нежинской. Но ведь он бросил ее пять лет назад. И тянулся ко мне в камере... Что-то я запуталась...» - Яков, - окликнула она развалившегося в кресле мужа, входя в маленькую комнатушку. Штольман еще дальше вытянул ноги и лениво закинул руки за голову, демонстрируя мышцы. Белая майка, задравшись на крепком животе, небрежно вылезла из-за пояса. «Грязно играем, советник...» - Да, Анечка. Забыв, что хотела спросить, Анна сглотнула. - А... а ты здесь спать будешь? Он пожал налитыми плечами. - Поезд уходит рано утром. Наверное. А что? «Красавец мой восхитительный. А что? А то, что ты мой муж», - Анна даже в мыслях не желала признавать очевидное. - Яков... Тебе Нина нравится? Улыбаясь про себя, Штольман покачал головой. - Нет. «Ох, Анечка, наивная твоя душа. Иди сюда, милая». Анна подошла ближе и провела пальцем по обнаженной коже. - А та Анна, которая осталась в Лахте... Она тебе нравилась? Он вздернул бровь. - До моей поездки в Карелию? Разумеется. - А третьего дня? - Вообще-то после возвращения домой у меня страшно разболелась голова. Не знаю, оттого ли, что ты была со Смоляковым, или потому что в Лахте была не ты. - Я не была со Смоляковым! - горячо воскликнула Анна. Темные искры в сощуренных глазах могли бы ее насторожить, но голова Анны была занята другим вопросом. «Ой. Значит, ты не желал ее и в моем теле... Значит...» Чуть наклонясь, она завела ладонь в любимые кудри. Вздохнула. Легко провела ногтями по коже головы. Штольман прикрыл глаза и потерся затылком о ее ладонь, будто огромный кот. Сделав еще полшага, Анна встала бедром меж бедер Якова. Дотронулась подушечкой пальца до плоского соска, едва заметного под майкой. Проехалась костяшками пальцев по выпуклой груди и животу. Еле слышно выдохнув, Яков поднял на Анну невинный взгляд. «Недолго я так продержусь, Анечка. Ты уж решайся поскорее...» Она кашлянула. - Вот что ты сейчас чувствуешь? «Гм. Не смотри вниз, милая, и не узнаешь». - Прикосновения. - Тебе приятно? Яков усилием воли развел колени и постарался дышать ровно. - Даже и не знаю... Попробуй еще, если хочешь. Она забыла о Нежинской и о ее ребенке. Забыла об отравлении и побеге из тюрьмы. Вид раскинувшегося в кресле мужа, такого родного и такого привлекательного, выбил из нее все мысли. Облизнув губы, Анна осторожно присела на подлокотник старого кресла, положила ладонь на майку, добралась до теплой кожи. Опустила руку ниже. И тут же вскочила с запылавшими щеками. - Ах ты обманщик! Не чувствует он ничего! Я тебе сейчас покажу, что такое чувствовать! Она заколотила по плечам Якова кулачками. Внезапно потеряв опору под ногами, она упала ему на грудь и охнула. - Пусти немедленно! Но Штольман с широкой улыбкой усадил ее к себе на колени, прижал метущиеся кулаки, жадно поцеловал в губы. - Милая моя, счастье мое... - бормотал он, закрыв глаза и целуя любимую везде, где мог дотянуться. - Анечка... Я буду любить тебя любую, кем бы ты не обернулась. Анна поерзала в его объятиях. - Любую? - В крокодила не будешь превращаться? - Штольман испуганно поднял голову, и Анна хихикнула. - Тогда да, любую. - А если мы... ну... Ты будешь на меня смотреть? Он вжал ее в свое тело, стараясь успокоиться, но это произвело лишь обратный эффект. - Милая, будет так, как хочешь ты. Можешь завязать мне глаза. Можешь даже привязать руки к кровати, чтобы я тебя не трогал. - Ясь... - она едва не плакала от переполнявшей ее любви. - Что, Анечка? - Давай чуть подождем. Мне нужно еще немного времени, чтобы привыкнуть, и еще малыш Нежинской... Я не хотела бы потерять его из-за... Он встал с кресла с Анной на руках, позволил ей съехать по своему телу. Замер, впитывая ощущения, и только затем открыл глаза. - Конечно. Пойду прогуляюсь. Ты не выходи со двора, пожалуйста, все-таки это тебя ищет полиция. Ухмыляясь, как мальчишка, Яков поцеловал ее взметнувшийся кулачок и вышел. Анна закружилась по комнате. «Мой Штольман. Мой!» Внезапно внимание ее вернулось к растущему внутри ребенку. Это была не тошнота. И не движение. Не звук. Анна не знала, как это назвать. Это был слабенький, еле слышный в сознании зов. «Мама? Мама?» - будто пищал малыш Смолякова, пытаясь найти настоящую мать. Застыв у кресла, Анна вздрогнула от пришедшей в голову идеи. - Давай найдем твою маму, рыженький, - прошептала она вслух.