Верность

- Нет, Аня, - Штольман, стоя у окна большой комнаты, сразу понял, о чем идет речь. - Я поддержу тебя во всем, но мы не будем делать этого здесь, за пять сотен миль от Лахты. Давай предположим, что вы с Ниной поменяетесь удачно. И мы с Петром Ивановичем вновь останемся с Нежинской и рыдающими детьми? Я предпочитаю получить тебя сразу. Перед домом на лужайке, покрытой ранним осенним сумраком, валялся новенький Дюков велосипед, на дорожке лежала забытая Верочкина лопатка. Малыши, утомленные суетой дня рождения, уже давно спали. Павел Петрович отправился показывать своей королеве Кремль. Воспользовавшись затишьем, Анна позвала мужчин обсудить пришедшую ей в голову идею и устроилась в гостиной. Миронов пожевал губами. - Аннет, я не понял, как ты... как твой дух выйдет из тела? Ну ладно, Нину ты вызовешь из сна, как меня когда-то, а сама? Сидевшая в углу дивана Анна нахохлилась, как упрямый воробушек. - Яков поможет. - Опять душить? - на лице Штольмана было написано такое негодование, что Анна улыбнулась. - Милая, я тогда сам едва не умер! Ты три минуты не приходила в сознание, а я уже думал, что убил тебя! Пару лет назад у Штольманов похитили сына. Тогда Анне пришла в голову замечательная мысль - потерять сознание. Заплаканный малыш все время звал маму, и дух Анны смог ответить на его зов, успокоить мальчика и узнать, где его держат. После этого Штольман с подчиненными провел успешную операцию по освобождению Дюка. То, что Яков пережил, пока Анна лежала без чувств, он до сих пор вспоминал с содроганием. - А почему Нежинская вообще захочет вернуться в свое тело? Сейчас же не хочет, - Миронов не мог понять логику племянницы. - Вон Яков Платоныч рассказывает - Нина прекрасно себя чувствует в твоем теле и не собирается сознаваться в подмене. Ей и там хорошо. Почему она передумает? Тем более сейчас, когда тебя, то есть прости, её, обвиняют в убийстве мужа? Анна погладила живот. - Я не могу толком это объяснить. Мне кажется, что ребенок зовет её. Пусть этот малыш не медиум, а Нина не видит духов, но... Глядя на мужчин, на лицах которых было непонимание, Анна махнула рукой. - Не знаю. Материнский инстинкт, быть может... Петр Иванович фыркнул. Яков покачал головой. - О смерти Смолякова Нина может еще не знать. Но Анечка, за все время, что я знаком с Нежинской, она ни разу не заикнулась о детях. - Да, Нина слишком разумна и расчетлива, но она ведь женщина! Может быть, где-то в глубине души она захочет вернуться к своему ребенку? Давайте попробуем! Яков! - Анна подбежала к мужу, схватила его руку и прижала к сердцу. - Я не хочу бежать за границу и рожать рыженького! Я хочу жить с тобой открыто! Не хочу, чтобы мои родители забыли, как выглядят внуки. Не хочу, чтобы Дюк и Верочка слушали сплетни о том, что их родители не венчаны! А твоя служба в полиции? Мы не заслуживаем всего этого! Штольман вздохнул. Все это было верно. - Тихо, милая, не горячись, - он поцеловал ее ладонь. - Давай еще подумаем. Видя, как Яков сдается, Анна привстала на цыпочках и зашептала ему на ухо: - Ясь, если ты не позволишь мне это сейчас, клянусь, мы не будем вместе! Я не собираюсь доставить Нине это удовольствие! Он вздернул бровь. - Ультиматум? Ну-ка... Он взял Анну за руку и с извиняющимся кивком Миронову прошел в крохотную спальню. Закрыв за собой дверь и остановившись у кресла, Штольман поставил жену перед собой. - Анна Викторовна? Что-то в глубине ее живота сжалось и сладко распустилось вновь. Таким голосом Яков всегда разговаривал с ней, когда она переступала границы. Даже с Дюком в похожих ситуациях он был мягче, а с Верочкой вообще общался без слов. Анна хотела обнять мужа, но он сел в кресло, и Анна отошла к окну. - Клянешься, что мы не будем вместе? - холод в голосе любимого стал сменяться льдом. Не понимая, что делает, Анна открыла и закрыла окно. Поскребла ногтями по стеклу. Оторвала кусочек отклеившихся обоев. Иногда Штольман был таким несгибаемым, что дальнейшее упрямство могло стоить ей семейного счастья. - Ясь, прости... - она вернулась к креслу, обняла мужа со спины, потерлась губами о шею. - Это я не подумав. Я хочу быть с тобой. - Уверена? Перегнувшись через кресло, Анна поцеловала Якова в небритую щеку и внезапно с тихим визгом оказалась у мужа на коленях. Бунт был подавлен в зародыше, и Яков прикрыл глаза, ожидая. Анна вздохнула. Она знала, что её Штольман мог сопротивляться зову плоти практически бесконечно, и что ей почти никогда не удавалось выиграть в такой игре. Анна дотронулась губами до его губ. Яков, довольно заурчав, усадил ее поудобнее. - Милая, и как ты хотела обменяться телами? Может, в этом останешься, раз уж на все согласна? - в его голосе была не насмешка, а легкое поддразнивание. Он поерзал, не открывая глаз и позволяя ей залезть ладонью под рубашку. "Мерзкий, отвратительный тип! Как я согласилась выйти за него замуж?" - хихикала про себя Анна, наслаждаясь прикосновениями к любимому и забыв про Нежинскую. Вкус его кожи был одновременно и сладким, и чуть горьким, запах зачаровывал, а окутавшее Анну тепло дарило невыразимое ощущение счастья. Внизу живота ее вспыхнуло жаркое пламя, и внезапно ей стало все равно. Она съехала между колен мужа, вытащила рубашку из его брюк, прикоснулась пальцами к поясу. - Шшш, милая, - Яков осторожно погладил ее по щеке. - Не стоит. Если все получится, тебе будет неприятно это вспоминать. - Ясь! - протестуя, она приподнялась на коленях, безотчетно повела бедрами. - Пожалуйста! Она поднесла к губам его ладонь и прикусила пальцы, а затем облизнула их. Штольман вздрогнул. "Знаешь, чем меня пронять, цветок мой страстный. Нина никогда на меня так не действовала..." Игра зашла слишком далеко. И хотя он осознавал, что нельзя позволить любовной лихорадке заслонить их будущее, он видел, что жена уже на грани. И он сам был в этом виноват. Он вновь поднял ее на руки. Уложил ее голову на свое плечо, откинулся в кресле, распластав Анну на своем длинном теле. Прижал пальцы пониже гульфика мужских брючек, так и одетых на Анне со времен побега из Крыма. И негромко забормотал, поглаживая: - Милая моя... Анечка... Сладкое мое сокровище... Иди ко мне - вот так, да... Жена моя, радость моя навсегда... Забившись в его руках, Анна вскрикнула, и он закрыл ее рот поцелуем. - Я с тобой, Аня. Я с тобой... ... Когда Штольманы вышли из комнатушки в гостиную, Миронова там не было. "Хорошо, что дядюшка не слышал наших... моих стонов. Ох, Ясь ты мой сладкий..." - Анна прижималась к мужу, не в силах покинуть его тепло. - Милая, я схожу на двор, - Яков, улыбаясь, мягко высвободился из ее пальцев. - Дрова рубить? - хихикнула Анна. Покачав головой, Штольман пробурчал: - Дождетесь, Анна Викторовна. Может, не стоит вам тело-то менять? Вдруг придется пощады просить у соскучившегося в разлуке муженька? Он вышел во двор и действительно занялся поленницей. Анна вздохнула. "Прости, любимый..." Проверив, что дети спокойно спят, она тоже вышла из дома. Осенний ветерок остудил ее пылавшие щеки, отвлек от мыслей о муже, заставил поежиться от вечерней прохлады. - Яков, я же хотела попросить тебя помочь с Нежинской! - Разумеется! - крякнув, Яков выжал на руках тяжелый неразрубленный пень. - Как именно? Вернувшийся с прогулки Петр Иванович подошел ко Штольманам и заинтересованно прислушался. - Ты меня ударишь. Штольман уронил пень себе на ногу и сдавленно выругался. ... - Мы все поедем домой. Заявимся вечером, детей уложим в детской. С тобой вместе, Яков, мы подождем, пока Нина заснет в спальне, я вызову ее дух, а ты стукнешь меня так, чтобы я потеряла сознание. И мы с ней поменяемся местами... - Анна затихла, глядя на одинаковые выражения лиц мужа и дядюшки. Она всплеснула руками. - Да бросьте вы этот сарказм! Во-первых, это ее тело, а не мое, пусть получает синяк! А во-вторых... Кто-то знает способ лучше? - Аннет, а как ты найдешь свое тело? - осторожно спросил Миронов. - Как ты мне рассказывала, в нашем мире дух не может никуда попасть, если его не позовут. Нину Аркадьевну позовет ее ребенок. А тебя? Анна встряхнула головой. - Дюк! Он тоже медиум. Представив, как он с Анной и их малолетним хулиганом стоят над телом Анны же, Яков задумался. - А он не слишком мал для таких... экзерцисов? Хотя… Он кивнул. - Хорошо, пусть так. Но я не буду тебя бить, Анечка, я это уже говорил. Ударить человека так, чтобы он потерял сознание, можно многими способами, и все они опасны. Грань между сильным и смертельным ударом очень мала. - Яков… - жалобно протянула Анна. - Хотя бы попробуй. Это не мое тело. - Может, нажать на сонные артерии? Как в тот раз? – Штольман уже был согласен придушить тело Нежинской. Она нахмурилась. - Я не уверена, как это подействует на малыша, он слишком маленький. - У вас не будет этих нескольких минут, Аннет, - вмешался Миронов, знавший, с какими предосторожностями в тот раз Штольман перекрывал Анне доступ кислорода. - Если дух Нежинской окажется на свободе и захочет вернуться в свое тело… А в это время в нем еще будешь ты… Картина одновременного нахождения в теле Нины двух женщин произвела на Штольманов удручающее впечатление. - Ну вот! - Анна расстроилась. - Так нельзя! Значит, Яков, остается только ударить. Видя сомнение в глазах мужа, она предложила: - Потренируйся сейчас. Начни потихоньку. Я выдержу, Ясь, честное слово! Я очень хочу все вернуть обратно! Яков вздохнул. Посмотрел на свой кулак. На Анну. Перевел взгляд на её дядюшку. Миронов попятился. - У меня очень слабое здоровье. Штольман достал из кармана платок и обмотал им ладонь. - ЯкПлатоныч, я гораздо тяжелее Нежинской, а вам нужна точность. Взяв Миронова за рукав, Яков подвел его к лужайке, где еще росла пожухлая трава. - Аннет, а вы меня потом точно разбудите? - в голосе Петра Ивановича появилось смирение перед тяжкой долей. - И пожалуйста, не надо меня никуда звать, мне и с собой хорошо... Яков задумчиво поднес кулак к углу челюсти Миронова, примериваясь. - У вас, Петр Иванович, где завещание? В квартире на Мойке, под четвертой половицей от входа? Анна закрыла глаза.