Верность

Приняв арестованную, сонный охранник камер предварительного заключения расписался в бумагах и пробурчал: - Поезжайте домой, Зюкин, утром вашу красотку будут допрашивать. Сейчас нет никого. Один я тут… Кьеркегора почитываю. - А… Кого? Эта женщина – особо опасная террористка! Околоток наш подожгла! Кондрат Лексеич сказал – требуются повышенные меры безопасности! – Зюкин хотел как следует исполнить поручение околоточного Ляпкина. Охранник бросил взгляд на худенькую дамочку. Дрожащая Нежинская, у которой от холода и перспективы заточения зуб на зуб не попадал, в грязном платьем и торчащими во все стороны патлами походила не на врага империи, а на избитую сутенером дешевую проститутку. - Лексеичу - привет и поздравления с заслуженным юбилеем. Но заработался он у вас, как есть заработался, - вежливо охлопав новоприбывшую в поисках спрятанного оружия, дежурный усадил ее на стул у конторки и ушел в темноту тюремного коридора. - Кого тут бояться, Зюкин? Вы еще скажите - в кандалы её... Призрак императора, не пожелавший оставить возмездие на волю случая, возмутился. - Не верит! Не верит, муравьев ему в штаны! Деревянная метла несильно пнула под коленку юного городового, стоящего рядом с арестованной. Охнув, Зюкин схватился за ногу и не увидел, как чернильница у ладони Нежинской взмыла в воздух и полетела вслед охраннику. Начитанный служивый громко выругался и, топоча, вернулся на пост. - Это она? – потирая ухо, охранник с недоверием уставился на дамочку, рука которой была замазана в чернилах. - Не я… Не я это… - неслышно бормотала павшая духом Нина Аркадьевна, пока двое мужчин под руки несли ее в камеру. … «Почему на меня все это, за что? Околоток этот странный, дог в слюнях… Чернильница… Может, я действительно схожу с ума?» - усевшись на холодный и твердый топчан, Нина горестно держалась за челюсть. «Обратиться не к кому, кто ж мне поверит, что я у Штольмана дома сидела безвылазно… И кто Смолякова убил? Третье отделение – это не шутки. Тут мне нападение на корону могут приписать, а это уже серьезно. Начнут спрашивать, кто сообщники, где тайная квартира, пароли-явки. А что я скажу? Оно как-то все само? Кошмар какой-то. Они же и пытать меня будут!» Сделав два шага от шконки, Нина стукнулась в темноте в каменную стену, и искры брызнули у нее из глаз. «О! Совсем забыла, сделка же еще не выполнена! Ну-ка, ну-ка…» - Дьявол! Бес! Как тебя там… Все еще хочешь мою душу? – все громче взывала она, пока в дверь не стукнуло что-то тяжелое. - Заткните фонтан ваших бредней, дамочка, у нас экспертиза на невменяемость хорошая, - охранник сунул железную чашку с водой в лючок двери. - Ложитесь спать. А то к Черной Верке пересажу, она любит худеньких. Стукнув зубами о край чашки, Нина глотнула воды и всхлипнула. «Гадость какая. Верка Черная, казематы… Почему этот мутный не приходит?» - Тот, кому нужна моя душа, - прошептала Нежинская трагическим шепотом, - пожалуйста, помоги мне! Она вздрогнула. Хотя в камере не было света, Нина отчетливо узрела возлежавшего на шконке красивого молодого человека. Юноша помахал в воздухе ногой в белоснежном штиблете и отчаянно зевнул. - Чего изволите, сударыня? - Эээ… - Этого нет, - штиблеты сменились на сафьяновые башмаки с загнутыми носами - Простите... Не знаю, как к вам обращаться… Вы в тот раз предлагали… Можно еще попробовать? Али-баба в белом бурнусе уселся по-турецки. - Сменить тело? Признаю, о сердцевина сладчайшего персика, промашка с вашей Штольман вышла. Но вы сами виноваты - не предупредили, а мы тут, знаете ли, не всевидящие. - У меня крайний случай! – Нина даже взвизгнула. Губы ее дрожали, сердце колотилось где-то под горлом. "Ну пожалуйста! Ты мне должен, тварь адская! Давай!" - Да? – Али-баба хмыкнул. – Разве что в виде исключения... Кого осчастливить на этот раз? От воцарившегося в камере холода мысли у Нины текли медленно. Она перебрала в уме высокопоставленных знакомых. «Кто из них благополучен? Кого я знаю так, чтобы не попасть впросак с привычками и родственниками? Великая княжна Мария Александровна? Вышла замуж за принца Альфреда, сына королевы Виктории, богата, как Крез, папаша отстегнул невиданное наследство… Но ей уже сорок два года. Нет, не пойдет». Вспомнив о возрасте, Нежинская переключилась на царственных дочек. «Принцесса Аликс? Нет, цесаревич Николай мне вовсе не нравится, да и ответственности сколько. Её сестра Элис, княгиня Елизавета Федоровна? Уже десять лет замужем. Вот! Принцесса Мария, двадцать лет, красавица, как раз недавно вышла замуж за наследного принца Румынии. А у того, по слухам, есть любовница – значит, и я смогу развлечься. Но Румыния? Черт с ней, не Бразилия, может, и Якоба когда-то увижу. Перед двадцатилетней принцессой он не устоит!» - Любезный, я выбираю принцессу Марию Эдинбургскую, - решилась она, пряча замерзшие ладони подмышками. Юноша задумчиво осмотрел Нежинскую. - Прошу простить, о богиня тундры. Мне надо в библиотеку. Не уходя никуда, молодой человек вытащил из воздуха старинную черную книгу, надвинул на нос очки, полистал страницы. Из-за обложки фолианта до Нины донеслось разочарованное бурчание. - Принцесса Мария. Муж – будущий король Румынии. Сын – будущий король Румынии. Станет королевой Румынии в одна тысяча… Какая скука, - юноша захлопнул фолиант и вытащил дешевенький гроссбух. В воздухе ощутимо запахло лекарствами. - О, тут интереснее… - Уважаемый, мне подходит, - внезапно Нине понравилась перспектива стать королевой в свободной нравами балканской стране. «Румынский учить, боже… Но не на каторге же гнить». - Проверьте там у себя, чтобы она не умела… э… перемещаться самостоятельно. Представитель зла заржал. - Хотите в колясочке, о аромат карминовых чернил? Или на ручках? - Нет, нет, я не то имела в виду! – вздрогнув, Нина вспомнила о необходимости точных формулировок. – Чтобы она не смогла вернуться в свое тело, как Анна Штольман. И чтобы у меня там… в ней… не было больше неприятностей. Войн, обвинений, дворцовых переворотов. Я хочу покоя. И еще знать румынский... Али-баба повелительно воздел ладонь к потолку. - Достаточно! Но с этой минуты - никаких более просьб о помощи! Это понятно, орхидея моя благовонная? - Да-да, понятно! Только пожалуйста, еще… - Что еще? – из кружки с водой внезапно вынырнул огромный джин и навис над Нежинской, испугав ее до смерти. Она присела на дрожащих ногах, но любопытство было сильнее страха. - Вы не могли бы сказать, кто убил моего мужа, Смолякова? Я этого точно не делала… Джин свернулся в кружку и гулко захохотал там, расплескивая воду. - О моих очей тупи… пардон, царица! Конечно, это вы сделали. Глядите, слепоокая. В середине камеры вдруг возник прилавок, за которым склонился доброжелательного вида аптекарь с пейсами на благообразном лице. К прилавку подошла сама Нина и попросила: - Любезный, мне бы кокаину, муж зубами мается. Подняв голову, аптекарь почесал затылок под кипой. - Уважаемая, к сожалению, сейчас нет. Приходите вечером, но деньги вперед. Мне еще закупиться нужно. Нежинская пожала плечами – вечером так вечером, зубы то не ее, оставила рубль и вышла из помещения. Стоявший за ней низкорослый мужчина невнятной наружности отвернулся к стене, а затем вышел следом, так ничего и не купив. Через пару минут в аптеку влетел мальчишка с запиской, к которой было приложено десять рублей. - Господин, это от той дамы, что хотела кокаин! Она передумала! Вот, от нее… Аптекарь прочитал записку и пробормотал: - Желание покупателя – закон. Дернувшись, Нина потянулась к живой картине: - Я не писала никаких записок… Это не я! Вновь она подошла к прилавку и постучала по дереву пальцем. Седой аптекарь, узнав давешнюю покупательницу, осторожно, через тряпочку, подхватил в ящике непрозрачного стекла пузырек с притертой пробкой и выставил его на прилавок. Нина взяла двумя пальцами баночку и опустила в ридикюль. - И что? - возмутилась Нежинская. - Я разве била его бутылкой? Да это наверняка Анна Штольман! Это все она! Максимилиан Смоляков достал из секретера темный флакончик, насыпал порошок на зуб. Запил водой. Сглотнул. А затем, широко разевая рот, задергался на кресле, захрипел и в судорогах упал на пол. Свет в камере померк, а холод проник до костей. Нина догадалась. "Тот старик, дальний родственник императорской семьи, назвавшийся Михаилом. Тот, которому я передавала информацию о железной дороге Макса. Старик говорил, что его человек встретится со мной, вот он и встретился, и заменил кокаин на отраву". - Он за мной следил! Но он же обещал, что я не пострадаю! Что они убьют Макса без меня! Джин окрутил ее мутным хвостом, словно удав, и уставился ей в глаза с улыбкой, от которой у Нины душа ушла в пятки. - Обманули, да? Какая неприятность. Бывает. Кстати, этот Михаил скоро задешево купит дорогу Смолякова - ваш шпионаж помог ему почти разорить железнодорожное общество. Вы ему не нужны. Как и Румы... Не дослышав тяжелый, гулкий голос, Нина Аркадьевна без чувств упала на каменный пол. Джин исчез, будто и не было. ... Из замочной скважины в камеру втянулся император и боязливо заглянул в кружку. - Эт-та... Лед вам в сердце... Ну с кем ты связалась, болезная, а еще при дворе служила... Даже жалко тебя стало. Не буду рыженькому рассказывать, что его мать такая... Женщина на полу открыла глаза, мило улыбнулась и что-то забормотала, с недоумением оглядывая свою одежду. В тарабарских словах её встречались и знакомые: - I'm a princess! Princess Maria! Why does nobody believe me? I do not want more drugs (Я принцесса Мария. Почему мне никто не верит? Не хочу больше порошков). - Такая дура, - вздохнул император и вылетел из камеры. ... На окраине Шотландии, в ветхой каменной больнице для умалишенных, обнесенной высоким забором, царила тишина. В женской палате лишь изредка взвизгивали те пациентки, на кого не подействовало снотворное. Нина открыла глаза. Повернулась на постели. Села, скрипнув ржавыми пружинами, и тут же ей в голову прилетела подушка, а с соседней койки донесся грубый женский голос, выхрипывающий английские слова: - Ты, принцесса клятова... Хошь спи, хошь не спи, слуг с опахалами нету. Тока не вертись, а то санитаров позову. Они тебе и чаю в постель... И рубашку смирительную... Нежинская взглянула в окно и очень удивилась. Отражение её вовсе не походило на красивое лицо дочери герцога Эдинбургского и великой княжны Марии Александровны. У изголовья старой кровати косо висела бумажная табличка, на которой по-английски было выведено: "Принцесса Мария Эдинбургская. Режим мягкий. Родственников нет".