Противный стальной привкус чувствовался на языке еще очень и очень долго.
Тогда, он выпустил меня – больше от неожиданности, чем от боли и я попыталась бежать. Как жаль, что удача мне никогда не была на моей стороне. Дробь, выпущенная из его винтовки, разбила висящие над дверью зеркало. Я не успела опомниться, как меня сбил с ног тяжелый удар этой самой винтовки, брошенной точно мне под ноги. В его израненной руке поблескивал кривой осколок от зеркала, когда он с диким оскалом подходил все ближе и ближе. «- Неблагодарная чертовка! Я научу тебя уважать того, кто тебя содержит!» - кажется, так он кричал. Не помню точно. Тогда меня больше волновала боль и кровь, которая заливала глаза от вспоротой щеки. Последние, что я запомню в этот день – это его по-мертвецки холодные руки, шарящие под моей футболкой и желание свободы, которое вспыхивает слишком неожиданно в угасающем сознании. Тот день был последним, когда я позволила себя заплакать. После – слезы стали непозволительной роскошью. Третье воспоминание – самое отчаянное. Воспоминание, которое с огромной натяжкой, но все – таки можно назвать хорошим.Свобода.
Это – то, к чему я начала стремиться, после того рокового дня. Мне больше нечего было терять и потому, прощаться тоже было не с чем. Это стало последней каплей моего терпения. Это стало финалом и началом одновременно. Весь день ушел на то, что бы подготовиться к последнему рывку и подготовки дальнейшего пути. Когда я возвращалась домой в последний раз, на улице начал накапывать мелкий дождик, который через каких – то пару минут разошелся затапливающим ливнем. Как же это было символично! Выкрасть оружие солдата-пьянчуги не составило никого труда. Когда за окном блеснули первые грозовые вспышки – я держала дрожащими пальцами, побитый в нескольких местах, энергетический кристалл и неумело вставляла его в оружие. Со вторым раскатом – я была внутри дома, точна перед его развалившейся тушей. Мне было шестнадцать, когда я с горящими от боли глазами и неумело залепленной пластырем щекой, прижимала холодное дуло к его дрожащему горлу. В этот раз, он кричал от испуга. Когда – то, так кричала я. Я прострелила ему ногу. Не смогла убить. Побоялась.С первыми лучами рассвета, я собираю все необходимые вещи и ухожу. Дверь за собой я не закрываю, даже несмотря на сдавленные стоны, доносившиеся, откуда – то из глубин дома.
Из сна меня выдергивает легкая качка и громкое лошадиное ржание, после которого следует короткое ощущение пустоты где – то под ногами. Когда мне все – таки удается продрать глаза, то я оказываюсь распластанной на грязной земле под удивленные взгляд своих нынешних коллег. - Эй! С тобой там все в порядке? Ты чего с лошади навернулась, как мешок с кое - чем? – Дрогоз радостно гогочет во всю глотку, пока я не слишком торопливо пытаюсь подняться на ноги. Голова кружится, во рту привкус песка, да и в принципе, мое состояние можно описать как «не самое хорошее». Благо, хоть кто – то догадываться помочь – я не успею даже толком прийти в себя, как почти сразу же хватаюсь за протянутую руку нашего Авангарда. - Все в порядке? – стоит только мне оказаться на своих двоих, как я тут же начинаю завалиться вперед, посему Эш приходиться снова меня перехватывать и ставить на место. – Тебе плохо? Может лекаря позвать? - Нет… Наверное? – вторая попытка выходит куда лучше первой. Я болезненно кривлюсь и прикладываю ко лбу прохладную ладонь. Меня снова мучали кошмары… Опять. – Все в порядке. Я просто заснула. Тяжелая была неделька вот и заснула прямо в седле. Ничего необычного. - Ты сможешь учувствовать в бою? – танк угрюмо провожает мою нетвердую походку своим взглядом и вскидывает голову, когда меня снова начинает качать. – Мы можем тебя заменить, пока есть время. - Я в порядке, что б вас! Мы уже почти на месте. Возвращаться обратно в город, что бы меня заменить будет слишком долго. Все будет в порядке. Мы выстоим! Я вам обещаю. Все – таки давать это обещание мне не стоило. Бой оказывается на редкость тяжелым и мучительным. И по большей части в этом не была виновата моя больная голова! Помимо постоянно докучающей розоволосой бестии и проклятого убийцы богов, который метался где – то на периферии сознания – был еще один человек, который портил мне жизнь. Вражеский снайпер умудрялся убивать абсолютно все, до чего только дотягивался его зоркий взгляд сквозь прицел своего оружия. От его убийственных выстрелов успел пасть каждый из нас… Ну, практически каждый. Когда с предсмертной бранью, на точку завалилось тело нашего не убиваемого Авангарда, я осталась единственной, кто еще не успел погибнуть от руки этого меткого стрелка. Когда над головой просвистел выстрел, сразу стало понятно, что и он это понял. Мой взгляд метается из угла в угол, пока не натыкается на стальную пластину моей собственной перчатки. У меня есть единственный шанс, который я могу попробовать испытать, прежде чем меня убьют. Либо я убью его, либо он меня. Третьего не дано. Я вскидываю голову и резко выпрямляюсь. Чувствую, как болезненно вспыхивает тупая боль где – то около висков. - Попробуй и!... Второй раз за день я оказываюсь на холодной и грязной земле. Вот только в этот раз – у меня еще и благополучно прострелено плечо. Я не успеваю даже толком взвыть от боли, как где – то совсем рядом уже слышатся чужие шаги. - Как медленно. А ведь мне представляли тебя как опасного и убийственного наемника! Я медленно разворачиваю потяжелевшую голову на доносившийся голос и как только натыкаюсь на его обладателя, начинаю громко смеяться. Меня только что ранило мое очень странно отражение! Умора – то какая! Чем больше растекалась алая лужа подо мной, тем тише становился мой смех. Когда кровавый полукруг коснулся «моих» ботинок, она осторожно присаживается передо мной на корточки и протягивает свою руку. Последние, что доносится до моего уплывающего сознания, это чужое касание теплых пальцев к моей щеки и холодная дымка уже надоевших кошмаров.Наше знакомство оказывается слишком странным даже для столь безумного мира.
Проходит неделя, когда мы снова встречаемся с ней, вот только в этот раз уже не на поля боя, а в более мирных условиях. Она представляется мне моим же именем и говорит о том, что у судьбы и тех, кто сидят наверху – все очень плохо с юмором, раз они создают двух, практически одинаковых людей. Она просит называть её Несса и приглашает меня пропустить парочку – другую кружек в таверне что бы, так сказать, извиниться за моё простреленное плечо. И я ведь соглашаюсь! Я иду следом за ней и тихонько посмеиваюсь каждый раз, как только она начинает говорить.И правда – у Великих не только туго с юмором, но еще и плохо с коммуникацией.
В отличие от меня, у неё светлые короткий ирокез на самой макушке и довольно грубая манера поведения и изъяснения. Она не любит, когда кто – то пытается доказать свою правоту, даже если оная окажется единственно правильной. Она не любит ошибаться, синий цвет и откровенное насилие в сторону невиновного. В последнем мне приходится удостовериться лично. К сожалению, конечно же! Мы говорим с ней о Магистрате, затем о Сопротивлении, а чуть позже и о наемниках. Она рассказывает мне о своей семье, о том, как любила своих родителей и о свое жизни в целом. Когда мы доходим до Северных башен, рассказывать начинаю уже я. Я выдую ей обо всем без какой либо утайки, зная, как она относится к вранью. А врать я никогда особо не умела. Интонация всегда выдавала. Она слушала слишком внимательно и очень напряженно. В какой – то момент, мне хотелось остановить свою печальную повесть, и я замолкала, но она вновь и вновь просила продолжать. Когда же моя история дошла до того момента, когда я вступила в ряды тех, кого Несса так не любила в силу своего настоящего, меня откровенно понесло. - А ведь я, черт побери, такая же, как они. Я хоть и не солдат, но действую практически так же, как и они. Они ведь меня обучали этому. Даже несмотря на то, что мое обучение не было законченно. Может быть их... Дикость по отношению к людям и не проявляется у меня так сильно как у них, но все же… Когда Несса с каким – то нечеловеческим рыком хватает меня за плечо и разворачивает в свою сторону - я не боюсь. Мне прекрасно видно как она злится; как готова прямо сейчас влепить мне пару крепких оплеух, что бы поставить мозги на место, но, черт побери, мне не страшно. Даже когда она начинает кричать. - Ты полнейшая идиотка, Кинесса. Безбашенная дурила с горсткой пуль вместо мозгов! Как ты смеешь говорить о подобном глядя мне в лицо? Как ты смеешь сравнить себя с… С ними. С этими безмозглыми солдатиками... Хотя какой там! Они хлеще наемников в несколько раз. Хуже нас! Если ты хоть еще раз заикнёшься об этом долбанной Магистрате рядом со мной то… – она делает короткий напряженный выдох и злобно заканчивает. - Тебе повезло сегодня, но не ожидай того же завтра. Я грустно усмехаюсь, когда она медленно выпускает из своих ладоней мой желтый шарф, но почти сразу же смыкает на нем свои пальцы вновь. Тихо клацает тонкая стальная пластина её нагрудника, когда она притягивает меня к себе в крепкие объятья. - Хорошо. Больше никогда. Она кивает. - Отлично. Именно этот момент становится отправной и невозвратной точкой того, что впоследствии станет самым счастливым воспоминанием во всей моей дрянной жизни.- Имя. Мне нужно только его имя… - я слышу, как с глухим щелчком на место встает магический кристалл, как пальцы соскальзывает с кнопки предохранителя. - Он может быть давно уже мертв. - Имя, Кинесса. Я судорожно вздыхаю. - Иагон. Его звали Иагон.
Воспоминания в этот раз меня не беспокоят, и просыпаюсь я не от них. В этот раз, меня будит легкий перезвон железных колец и тихий, едва слышный стук чужих шагов. Что – то подсказывало мне, что торопиться теперь никуда не нужно. Пришло неожиданное чувство покоя и умиротворения. И наверно лишь поэтому, я как – то лениво заставлю себя подняться с перемятой постели, накинуть на обнаженные плечи тонкую простынь и двинуться на шум. Без какого – либо вооружения или защиты. В одной долбанной простынке. Несса, которая благополучно развалилась на низеньком диванчике, встречает меня удивленно-хмурым взглядом. - Почему не спишь? До подъёма еще несколько часов. Ты можешь поспать. Размыкать губы и говорить мне совершенно не хочется. Я отчетливо вижу, как на самых концах её коротких волос поблескивают алые капли, как они переливаются от солнечных лучей; как на торопливо стянутой с её лица маске, видны кровавые разводы в виде отпечатков чьи – их то пальцев. Короткий взгляд в сторону и можно без труда заметить расчехленное оружие охотницы за головами где – то за спинкой того же дивана. Я быстро смаргиваю не прошеную влагу и как – то осторожно касаюсь, помеченной пластырем, щеки. В подсумке для боеприпасов нахватает нескольких кристаллов. - Эй… Я должна была это сделать, ясно? Он заслужил это. Она как – то сконфуженно замолкает, а затем подносит сложенные пальцы к своим губам и делает длинную затяжку. Какое – то время я делаю вид, что кольца, которая она пускает под потолок – самая интересная вещь на всей земле. - Когда – то, мама сказала мне гордиться своей работой… - чуть тише доносится от неё. – И знаешь… Сейчас… Я действительно ей горжусь. Так как, только занимаясь подобным родом длительности, я могу наказать таких уродов и мудаков, как твой совсем-недавно-убитый-в-муках отец. Я больше не позволю тебе бояться, Кинесса. Никогда в этой дрянной жизни. Ни на земле, ни в небе. Где – то на стареньком столике, остается полупустая пепельница, несколько смятых белых фильтров и одна медленно тлеющая сигарета, о которой она благополучно успела позабыть, когда я подхожу совсем близко и притягиваю её в свои объятья. Плевать на все. Сейчас есть только я, она и несколько часов до того момента, когда нам снова нужно будет становится противниками и выцеливать друг друга по чьей – то прихоти… Хотя нет… Меня она выцеливать уж точно теперь не будет. Даже если очень захочет. От её поцелуев хочется кричать. Каждое касание её сухих губ, кажется каким – то грубым, можно даже сказать, будто, болезненным укусом, от которого разве что пятна не остаются. Они похоже на царапины от пуль, которые пролетели по касательной. Они внушают легкий страх и даже ужас в какой – то мере… Но то тепло, которые растекается на светлой коже; та нежность и адреналин которые вливаются вглубь самих вен и артерий – невозможно просто так отвергнуть. Я плохо помню, как освобождаю её от одежды. Мои пальцы дрожат и с большим трудом могут цепляться за её костюм, в слабых попытках его снять. Нерешительность на пару с предвкушением дальнейшей развязки, заставляют злиться и нервничать. Из – за моей нетерпеливости, правый (или все таки левый?) ботинок наемницы, умудряется пролететь по дуге и благополучно разбить настольную лампу в другой части комнаты. Несса оглядывает, поблескивающие на солнечном свету осколки стекла, каким - то скептическим взглядом и, опалив мою шею горячим дыханием, шепчет что – то отдаленно напоминающие слово «идиотка». С её уст это звучит почти – что как комплимент. Она без особого труда заставляет меня подчиниться. Её пальцы в загрубевших от времени шрамах, с самой настоящей нежностью смыкаются на моём горле, что бы через секунду мягко соскользнуть дальше, по острым ключицам в такой сладкой и нужной ласке. Её движения слишком осторожны для человека, который привык убивать, просто сворачивая людям шеи. А ведь я знаю – ей приходилось делать и не такое. И честно говоря – я благодарна ей за эту нежность. Пока она действует именно так – во мне не просыпается ни один отголосок прошлого. Как будто бы все её касания – забирают всю ту боль, которой меня наградили с рождения. Рядом с ней мне, черт возьми, становится просто на просто, легче… Несса хмурит темные брови, стоит ей только заметить мой чуть расфокусированный взгляд и почувствовать сквозь пальцы мой ускоренный пульс. Она без лишних слов и пререканий, усаживает меня к себе на скрещенные ноги. Она ничего не говори, лишь смотрит слишком долго и как – то проницательно… А после, склоняется и снова целует. Целует так, что не остается никаких сомнений, ни у меня, ни у неё.У меня больше нет прошлого. Теперь, если только настоящие и будущие. Наше будущие.