***
Несса приходит в себе лишь через несколько дней – когда непроглядная стена ливня за окном, наконец – то редеет и становится тише, а её рана, успевает немного подзатянуться. Я заглядываю в её спальню со свежей перевязкой и нахожу наемницу сидящей на краю расстеленной постели, хмуро растирающей широкими ладонями лицо. Я подхожу к ней осторожно и тихо, а когда оказываюсь достаточно близко, чтобы меня без труда можно было заменить, она поднимает голову и хмурится сильнее. Она щурит свои алые глаза, стараясь рассмотреть меня при слабом отсвете неярких ламп. - Не думала, что ты захочешь мне помочь, после всего того, что между нами произошло. Я самодовольно хмыкаю. - А ты когда – то думала правильно? Сейчас она была именно такой, какой я её привыкла видеть. Она вновь начала казаться живой; она снова начала источать саму жизнь. Будто бы вместе с кровью из неё вышла вся та дрянь, которая досаждала ей всё это время. Изменения были настолько колоссальны, что не заметить их смог бы разве что слепой… Чего стоил этот привычный домашний вид! Я уже и забыла, когда видела её последний раз в таком виде: растрёпанные после сна волосы, в своих любимых привычных штанах и обнаженная по пояс – именно такой она нравилась мне больше всего. Даже бинт, который уже успел окраситься в некоторых местах в алый и который пересекал её живот несколькими плотными слоями, не нарушал эту композицию. Можно даже сказать, вполне так гармонировал с общим образом Охотницы за головами. Сейчас она была ко мне ближе, чем когда – либо. Как в прямом, так и в переносном смысле. Мягко, что бы ни причинить ей излишней боли, я мягко опускаюсь рядом и прошу её повернуться. Благо, она даже спорить не пытается – покоряется. - Сколько я так провалялась? - Двое суток. Говорить наемница начинает громко, четко и с огромным сожалением в голосе. - Мне всегда было сложно принимать свои ошибки. Я всегда старалась их объяснить или исправить раньше, чем последствия от них станут слишком видимыми для чужих глаз. Когда то, это удавалось без проблем, но чем старше я становлюсь, тем сложнее это сделать теперь. Кинесса… Я должна перед тобой извиниться. Я не должна была говорить тебе тех слов тогда. Тогда я словно лишилась всех своих чувств и перестала мыслить здраво. Меня будто бы подменили! Мне было так сложно… Я так устала, Кин. От всего этого безобразия, которое сейчас творится в городах. Магистрат дичает и вербует всех без разбора, а если ты пытаешься им отказать - тебя наказывают самой смертью. Они ищут любых свободных наемников и едва ли не принуждают их к участию в новой войне. Несса переводит дыхание и старательно пытается взять себя в руки, а я молчу, не смея её прерывать. Я лишь легко прижимаюсь к ней в таких нужных сейчас ей, теплых объятьях и терпеливо жду. - Они нашли и меня. Перехватили с очередного заказа. Все эти последние дни, я старательно водила их за нос, заметала следы, чтобы они не смогли найти тебя. Я не могла позволить им, что бы они приписали и тебя к этому! Но вот только… Мне пришлось многим пожертвовать, чтобы сделать это. После нашей ссоры, я была слишком нерасторопной и злой, отчего не смогла понять, как сама завела себя в ловушку. Вот этот подарочек, оставил мне один из учеников твоего излюбленного Птичника. Идиоты и глупцы, но их было много, да и стреляли они вполне метко. Мне едва хватило сил, чтобы открыто врать в им глаза, когда они допрашивали меня о тебе. Я сказала, что убила тебя. Что тебя заказали, и я не могла отказать. Наша ссора, помноженная на усталость - сделали своё дело, и они мне поверили! Я смогла отвести их морды с твоего следа… Я должна была тебе обо всем рассказать, как только все это начало завязываться в узел, но я слишком сильно боялась твоей реакции. Зная тебе, ты бы скорее согласилась на участие в войне, чем позволила мне вновь разбираться с твоими проблемами самой. Ты могла пострадать, даже если бы отказалось от всего этого, а этого уже я не могла допустить. Кинесса, за эти дни я многое переосмыслила. Я должна научиться тебе доверять. Ты должна понимать, что мне сложно сделать это так сразу. Сложно и практически невозможно в силу моего жизненного недоверия. Как бы я не пыталась его подавить, - она устало прикрывает глаза и сильнее прижимается ко мне спиной. – Но теперь… Твоё слово для меня – закон, приказ и прямая просьба, которую я не посмею ни выполнить. Я хочу тебе довериться. Хочу сделать нас равными перед друг другом. Хочу доверить тебе себя целиком и полностью. Примешь ли ты меня, Кин? После всего что произошло, и будет происходить? Я беру её за руку и переплетаю наши пальцы в крепкий, неразрушимый замок. - Люблю тебя, потому и приму; приму такую, какая ты есть... Чуть обнаглевшую, иногда глуповатую и не очень удачную наемницу за чужими головами, - на моих губах расцветает загадочная и довольно неясная улыбка. Несса болезненно охает, когда я без особого труда валю её на перемятое красное одеяло. – Но за твою промашку, тебя все-таки следует наказать. Поцелуй выходит неторопливым, сладким и очень нежным. Остаточная слабость после ранения, не дает ей толком перехватить инициативу, отчего девушке приходится довольствоваться только тем, что я могу предложить. Ох, и если бы она только знала, ЧТО именно я задумала для неё… Она шумно выдыхает, когда я мягко давлю на её напряженные плечи, а после забираюсь ладонями в её растрепавшийся светлый ирокез, неторопливо перебирая короткие прядки пальцами. Будем учить её доверию более простым и обоюдно приятным для всех способом. - Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь? Я чувствую, как под тонкой, поцелованной солнцем, кожей потрагивают напряженные мышцы. Мне нравится касаться их пальцами, гладить и мягко сжимать, чтобы Несса заходилась глухим, едва слышным шипением. Грань между удовольствием и болью у неё настолько тонка, что приходится постоянно следить за любыми переменами эмоций на её лице, чтобы не ошибиться и сделать все правильно… И судя по тому, что наемница не может взять себя в руки ни с первого, а уж тем более и ни со второго раза, я понимаю – пока, я действую максимально точно и правильно. - Я… - у меня перехватывает дыхание, когда мне все – таки удается поймать её расфокусированный взгляд из-под слегка опущенных век. - …так странно. Непривычно. Немного больно и не ясно, что мне нужно делать… Кинесса, может, все-таки, я поведу? Я знаю больше чем ты и… Ладонь, мягко скользнувшая вдоль её обнаженных выпирающих ключиц, заставляют её стушеваться и замолкнуть. Кровать мягко пружинит, когда я нависаю над ней, опаляя истерзанные губы своей временно пленницы, горячим, жадным дыханием. - По-твоему, я знаю меньше твоего? Сегодня в нашей маленькой игре ведущей буду только я. И снова поцелуи. Такие, влажные, глубокие и долгие, что я лишь счастливо улыбаюсь, когда чувствую, с какой силой напрягается пылающие тело подо мной. Я отрываюсь от неё лишь тогда, когда мои руки опускаются на её впалый живот и начинают невесомо поглаживать место будущего шрама сквозь тонкую белую обмотку перевязки. Она дергается слишком сильно – блестящие от влаги губы, проходятся по её подбородку, когда она с каким – то остервенением отворачивает от меня голову. Такое поведение меня пугает. Пугает… И наконец, заставляет задуматься. Горящие глаза, пульсирующий алый румянец, заливающий все лицо. Несса старательно пытается прикрываться раскрытыми ладонями и понимание приходит почти мгновенно. Как же раньше я была глупа! Сейчас Несса выглядела как – никогда слабой. Она, будто птица, с подбитым каким – то охотником и сросшимся неправильно крылом, которая в который раз падая на твердую землю, понимает, что уже никогда не сможет летать. Я смотрю на её напряженную фигуру, и наконец, понимаю, почему охотница боялась мне поведать хоть какую – то частичку своей прошлой или настоящей жизни. Несса боялась показаться беззащитной. Как целому миру, так и ей одной в частности. Люди – это звери, которые чуют любую человеческую слабость за несколько миль к ряду. Они ищут этого несчастного и буквально растерзывают его на части – они вынуждают его захлебнуться в собственном отчаянье и нисходящий боли. Такие долго никогда не живут. Такие не держатся на плову, а идут ко дну при первом подходящем случае. Охотнице за головами нельзя было даже давать такого намека, что она могла являться тем самым слабым звеном. Её жизнь и без того была слишком тяжелой. Она старалась держаться из последних сил, черпать остатки из самых глубоких резервов, чтобы до самого конца строить из себя крепкую нерушимую крепость безразличия и жестокости. Она была обязана так делать, чтобы просто напросто выжить среди всего этого безобразия. Я почти уверена, что так оно и было… А еще, я точно была уверена, что если бы у Нессы не хватило сил продержаться… Если бы она не встретила её когда – то… Если бы их ссоры не было и она, и дальше продолжила бы увязать в черноте своих и чужих проблем… Несса под мной едва ли не скулит, когда я прекращаю все действия и торопливо стягиваю с шеи, такой нужный сейчас мне, предмет гардероба. …я была уверена, что если бы не эти «если» - девушка уже бы даже не была жива. Пустила бы себе пулю в висок из собственной винтовки, да, наконец, распрощалась бы со всем этим дрянным мирком.Гордая смерть для гордой наемницы.
Я сжимаю тёплую ткань своего шарфа пальцами и вновь наваливаюсь, на приподнявшуюся с постели, Нессу с легким укусом чуть пониже плеча. Под нескончаемым потом нежных ласк она медленно, но верно расслабляется и перестает так сильно волноваться… Но стоило только мне дернуться из её, так и не о крепчавших объятий, как это самое волнение захлестывает её с новой силой. Она снова дергается и оставляет на моих плечах длинные алые полосы, некоторые из которых начинаю кровоточить, когда я как можно аккуратней, накидываю уже известный кусок светлой ткани ей на глаза. - Что ты, черт возьми, делаешь?! Узел на затылке выходит достаточно крепким и плотным, что бы его нельзя было развязать самостоятельно. Когда придет время, я ей с этим помогу. - Учу твоё сознание и тело доверять мне. Ты ведь не боишься меня? Скажи честно. Если ты и правда, еще не готова к этому… Мы можем остановиться. Несса кусает собственные губы и, кажется, уходит глубоко в собственные мысли. Я лишь терпеливо глажу её по тонким запястьям и открытой груди, пока она взвешивает все за и против, и думаю о том, что еще никогда не видела, как она получает удовольствие. Наемница всегда была ведущей в их игрищах и всегда старалась лишь доставить это самое удовольствие, но не получить его. Даже когда этого хотела я – она делала все так, что вновь становилась главной или же ссылалась на что – то такое, что требовало её незамедлительного вмешательства и все прекращалось. В любом случае она, грубо говоря, всегда оставалась в «этом плане» - в пролете. Зная настоящую причину её нежелания раньше, возможно, удалось бы все это исправить уже давным-давно, а так… Приходится делать это сейчас. Немного торопливо и неловко, из–за нависшей угрозы Магистрата над их головами. Им нужно было начать прямо сейчас, чтобы потом это продолжить, но в уже более благоприятных условиях. Перебирая собственные мысли в голове, я как – то пропускаю то, что наемница свое решение уже успела сделать и укрепить его в своей голове. Так как она все еще лежала на постели, с все еще завязанными глазами и задранной вверх головой, говорит о том, что выбор был сделан в мою пользу. Она слепо утыкается носом в мою раскрытую ладонь и, немного нервно улыбаясь, настойчиво целует. Прежде, чем я решаю убрать руку от её лица, девушка, будто прочитав мои мысли, опрокидывается на перемятое одеяло и хрипло дышит. - Продолжай. Делай – то, что считаешь нужным. Я все приму. Хочу тебе доверять… И я приступаю к делу с новыми силами и вспыхнувшем азартом. Я не пыталась её дразнить или мучить. Я не делала ей больно или неприятно в этот день. Я дарила ей столь нужно сейчас тепло и трепетную нежность, от которой она, разве что, не выла – так ей было хорошо. Она выгибалась подо мной, старалась больше не увиливать от прикосновений, как делала это чуть раньше. Я видела, как она, буквально, пересиливала себя и вынуждала собственное тело поддаться ближе ко мне до тех пор, пока её сознание не одолел пылающий огонь возбуждения. Момент столь резкой перемены был настолько неожиданный, что я осознаю его лишь тогда, когда охотница начинает стонать как можно громче, и совсем не стесняясь; когда после очередного жаркого поцелуя, просит быть чуть жестче и ускориться. А я что? А я ничего! Мне только этого и надо было. Мне и самой не хватает терпения и вместо того, что бы раздеть Нессу до конца и продолжить (достаточно было всего лишь снять эти надоедливые штаны!), просто запускаю ладонь под тонкую тёмную ткань. Этого оказывается вполне достаточно для того, что бы наемница начала выгибаться сильнее и уже откровенно хрипеть, а не кричать от слишком импульсивных чувств. - Твоё удовольствие заразительно, ты знаешь об этом? Нужно как – нибудь, попробовать поймать тебя во время боя и… Обещаю, тебе это понравится. Мне хочется смеяться, когда мои слова оказываются, открыто проигнорированы. Вместо ответа, я получаю несколько новых царапин на собственной груди и пару крепко скрещенных ног вокруг своей талии. В долгу я долго не остаюсь, потому, когда я все – таки позволяю себе хотя бы улыбнуться, Несса в моих руках бьется и более не дышит. Не может дышать – сейчас ей слишком хорошо. Что удивительно, но когда она доходит до самого пика – она уже не стонет. Жмется так, что становится физически больно и зубы скалит, словно дикая. Хватка оказывается настолько крепкой, что я невольно подмечаю, что в тех местах где сжимались её пальцы и на пояснице скоро выступят свежие синяки и кровавые подтеки… Но я о них практически сразу забываю, когда Несса утыкается лицом мне в плечо и замирает, будто каменеет. Моя улыбка становится печальной и почти – что сожалеющей. Несса не всхлипывает – лишь пресловутая ткань шарфа становится излишне влажной и мокрой настолько, чтобы это можно было почувствовать. У меня ноет спина и исцарапанные плечи, но это не мешает мне прижимать девушку как можно ближе к себе, легко целовать, соленое от слез, лицо и слушать её сбивчивую и не очень внятную благодарность. Долгая нервотрепка за последние несколько недель, наконец – то, находит свой выходит в виде совсем-уж-ненужных-сейчас-слез. И я благодарна всем Великим, что это произошло именно сейчас и именно так. Это явно всяко лучше, уже упомянутой ранее, пули. Несса бы не выдержала, а я и подавно. Уходить мне совсем не хочется, потому, когда наемница, наконец, успокаивается, я помогаю ей снять с глаз уже ненужный шарф и широко зевнув, устраиваюсь рядом. Перед тем, как провалиться в глубокий и долгий сон, она находит в себе силы и шепчет о том, что любит и теперь уж точно никуда не отпустит. Мне же хватает сил лишь, что бы по-доброму усмехнуться и последовать следом за ней. А на следующий день, когда дождь, все же соизволил прекратиться окончательно, я нахожу Нессу на поляне перед домом, с оружием в руках и небольшим рюкзаком, накинутым на одно плечо. Она счастливо улыбается, когда я оказываюсь рядом и говорит, что более здесь оставаться не намерена. Наемница протягивает ко мне руки и крепко обнимая, шепчет, что уже очень давно хотела показать мне космос и что сейчас – самый лучший момент, что бы это сделать. Ну, а что же я? Я улыбаюсь ей в ответ и думаю о том, какая же она все-таки идиотка. Сквозь серые тучи пробирается редкие солнечные блики, когда я увожу упирающуюся Нессу обратно в дом. Космос космосом, а кофе всегда было, есть и будет по расписание. А улететь они могут и завтра.