Это был Дождь

— Эй, чёртов босс, — Скуало подбирает с пола расчёску и чуть неловко правой рукой пытается привести свои волосы в порядок. — Твоя очередь клясться, — серые глаза смотрят серьёзно, а тонкие губы сжаты. И Занзас кивает, потому что отлично знает, когда его заместитель серьёзен, а когда шутит. — Пообещай мне, если к тебе придут и будут шантажировать мной, ты будешь точно знать, что тебе лгут. Меня у них нет. Я либо уже мертва, либо сбежала. — Более приятных тем нет? — он отбирает расчёску и, сев за спиной у своей женщины, медленно распутывает длинные пряди. Спроси его, что именно так влечёт его в ней, и он не ответит. Но точно не внешность, нет в этой внешности ничего такого прекрасного. Разве что эти волосы, которые он запретит ей остригать. — Занзас! — Хорошо, — соглашается он. Потому что. Потому что она права. Скуало, это — его слабость. Вот только сама Акула далеко не слаба, и она не хуже него знает, в каком мире они живут. Капитан Варии не даст никому влиять на него, это право целиком и полностью её. — Занзас, не делай глупостей, иначе твоя любовница может не пережить твоего упрямства, — Ноно не желает отступать. Ему нужна Вария, Вария, которая будет подчиняться и молча выполнять все приказы. Не независимый отряд наёмников, а верные сидящие на короткой цепи псы. Только диким волкам ошейник не по нраву. — Да ну? — усмехается мужчина, сильнее сжимая рукояти пистолетов. Гнев впервые не помогает. Какой от него толк, если, вероятно, уже поздно менять хоть что-то? С теми ранами Скуало не сбежит, а если она не может бежать, значит, эта упрямая Акула уже мертва. Остаётся только месть. Он спиной чувствует, как подбираются остальные Хранители. В своей мести он не будет одинок. И Ноно, и его свита этой ночи не переживут. — Ши-ши-ши, глупый король думает, что его слова что-то для нас значат? — шелестяще смеётся сумасшедший принц, а Гокудера испуганно вздрагивает. Десятое поколение совершенно не понимает, почему атмосфера так резко изменилась, а их лидер и вовсе, кажется, сейчас упадёт в обморок, оказавшись на точке столкновения двух Воль. Тсуна всё ещё озирается по сторонам, хотя интуиция очень настойчиво кричит ему бежать. Мафиози беседуют между собой на итальянском, а потому мальчик понимает лишь отдельные слова, выхватывая их из контекста. Наверно надо было быть прилежнее на занятиях с Реборном. — Женщины, — не сводя готовых к выстрелу пистолетов с Ноно, чуть поворачивается Занзас к Червелло. Горящее вокруг его рук пламя становится всё насыщеннее. Пламя тоже хочет мести. Оно тоже жаждет крови глупца, забравшего то, что принадлежит ему. — Вам лучше зафиксировать слова этого японского мусора, иначе я стану боссом Вонголы по куда более древнему правилу. По правилу силы. — Мне жаль, что ты столь бесчувственен, Занзас, — качает головой Ноно, снова одев на себя маску. — Ты не способен заботиться о своих людях. — Мертвецы требуют не заботы. А мести, — два одновременно сорвавшихся с пистолетов сгустка насыщенно оранжевого пламени устремились к Девятому, который уже поднял свою трость для защиты, и растаяли, остановленные всё ещё стоящим между мафиози Тсуной. Выстрел босса стал для Варии командой к нападению. Иемитсу пришлось вскидывать свою кирку, отбивая летящие в него стилеты, и тут же отскакивать в сторону, уходя от широкого удара Такуми. Ураган и Облако Варии, привыкшие тренироваться вместе, отлично работали в паре, и даже просто защищаться от слаженного нападения было непросто, не говоря уже о контратаке. Его помощника Базиля взял на себя Леви-а-Тан, а замерший чуть в стороне Бешеный с кровожадной улыбкой оглядывал Хранителей Десятого, которые пока не решались вступать в битву. Реборн тоже не спешил вмешиваться, Лучшего Киллера для другого нанимали. Да и слабо ощутимое присутствие Вайпера заставляло задуматься о том, столь ли его вмешательство необходимо? И стоит ли оно риска боя с хорошо знающим его стиль иллюзионистом? Занзас за боем своих Хранителей не следил, у него не было сомнений в этих людях. Куда больше его занимал мелкий японский мусор, который играл в героя, и Ноно, который хотел привести Занзаса к покорности, пусть даже силой. Японский мусор был шустрым, Ноно опытным, а Занзасу просто хотелось раздавить этих мельтешащих уродов и вернуться в Италию. Взять десяток миссий покровавее и выплеснуть весь заледеневший в нём Гнев. Ведь он причиняет почти физическую боль. Выстрел. И ещё один, уже по Ноно, пока Десятый останавливает первый своей техникой. Рывок вперёд, ещё один выстрел по Ноно, пока Савада пытается ломануться наперерез. Тимотео раскручивает трость, а Занзасу вспоминается их первая битва. Подземелье, обломки колонн, Ярость за предательство. И едва ощутимый шелест Дождя. Он никогда не спрашивал, как жила Вария четыре года без своего босса. Уж тем более не интересовался, где Акула наловчилась так быстро разгребать отчёты, писать приказы и разбираться в финансах. Он принимал это как должное. Направить пистолет на дрожащую от страха Хранительницу Тумана, чтобы японский мусор отвлёкся и бросился на её защиту, второй на Ноно. Сдвоенный выстрел, старик с трудом отражает атаку своей тростью, Занзас с удовольствием отмечает сетку трещин на тёмном дереве. Ещё немного — и этот ничтожный мусор сдохнет. Ещё чуть-чуть — и он испачкается в его крови, и тогда лёд в нём пусть частично, но растает. Выстрел, отскочить, уходя от кулаков японского мусора, ещё один выстрел, с удовольствием увидеть, как кровь течёт из пробитого плеча Ноно. Пропустить мимо ушей обвиняющие крики Савады. Отметить, что его Хранители уже скрутили Иемитсу и теперь Такуми занимается тем, что методично ломает ему кости на ногах, пока Бел с весёлым смехом отгоняет пытающихся прийти на помощь отцу своего босса хранителей Десятого. Базиль тоже уже вырублен, а Леви теперь дерётся с младшим Хибари, дерётся так, чтобы не подпускать Облако к себе и заставлять его отвлекаться на пулемётные очереди. Аркобаллено всё ещё не вмешивается, но это не важно — за ним следит Маммон. Ноно зажимает рану на плече и падает на землю. Надо прорваться ближе. Приставить пистолет к виску и выстрелить. Чтобы это мерзкое лицемерное лицо разнесло на клочки. Увернуться от ударов Савады, снова выстрелить в сторону хранителей. Чтобы отвлечь. Но мусор игнорирует уловку и бросается наперерез, перехватывает его за руки, поверх пистолетов, и разжигает своё Пламя. Ледяное, как Гнев Занзаса. Он ведь помнит такое пламя. Помнит, что бывает дальше. Ярость вздымается волной, они снова хотят посадить его в клетку? Снова запереть наедине с кошмарами? Он не позволит! Не позволит! Занзас пытается отскочить в сторону, разорвать опасный контакт, но ледяная корка уже сковывает руки, пока тонкий лёд поглощает Пламя, становясь прочнее. Он не позволит! Не позволит! Он не хочет в оковы этого кошмара! Он не хочет! Крики, это Хранители. Ярость — уже чужая. Мир — как через мутное стекло. И все звуки исчезают. В его кошмаре не бывает звуков. В его кошмаре есть место только для одного голоса. — ВРООООЙ! Я не хочу снова всю работу на себе волочь! — да, этого голоса. Голос шумной Акулы, белые волосы, в которые он не может не вцепляться пальцами, серые глаза, смотрящие серьёзно, упрямо, наглый оскал. Его личный кошмар, из которого теперь не будет выхода. Тсуна смотрит, как Занзас покрывается льдом. Издевательски медленно. Почти мгновенно. И битвы одна за другой останавливаются. Тоже быстро. Тоже долго. Мальчик пытается помочь встать Дедушке, проверяет, в порядке ли его друзья. А варийцы, страшные злые варийцы один за другим падают на землю и отчего-то зажимают руками головы и кричат. Это их нежелание принимать проигрыш? Почему старший брат Хибари-сана, вдруг разом потерял всю свою силу и сидит рядом с его, Тсуной, искалеченным отцом и бесцельно смотрит куда-то вперёд? Почему стоящий рядом Бельфегор смеётся так истерично, запуская руки в волосы и, кажется, пытается их выдрать? Почему ревёт тот, кто чуть не убил несчастного Ламбо? Тот, кто пытался убить Хром-чан, шатаясь, идёт к ледяной глыбе, рядом с ним висит Маммон. Он жив? Почему Тсуне тоже больно? Почему ему до сих пор страшно? Они же победили! Вот они, поверженные враги. Да, не как в манге, и они не раскаиваются в своих грехах. Он ищет глазами Реборна, зажимает маленькими ладонями рану на плече у улыбающегося Дедушки. И Тсуну тоже трясёт. Он победил. Победил этого чудовищно страшного человека. Вот только победа почему-то кажется грязной.