Black box

      Ненавязчивая мысль о приходе выходных как-то поздно пробралась в голову: в комнате было по-прежнему темно, на столе лежали исписанные карандашом учебники, напоминающие о днях суровой учебы, и только ледяной воздух днём сменился тёплыми веяниями, как бы намекая об уже прошедшей революции в стенах жилого дома.       Нам Йонг проснулась к вечеру, когда главы семейства уже давно не было дома. С трудом поднявшись с кровати, она ступила на не до конца прогревшийся пол. Желания заправить кровать, поесть и хоть чуть-чуть прибраться в комнате не возникало совсем, и единственное, на что девушка была способна в таком состоянии, — это подобраться вялыми движениями к рабочему столу, на котором уже двое суток лежал тихо вибрирующий телефон.       С того самого дня, как Нам написал «ПитерПен», прошло более недели. Возможно, чуть меньше, чуть больше — неважно. В целом, их общение ограничивалось скудным ответом со стороны блокирующей его новые номера Йонг. Вот только неизвестный не отчаивался, продолжая писать с новых почтовых адресов, отличавшихся, разве что, нумерацией, — это доставляло неудобства, хотя и подкидывало намёки на некую лесть. Пишет — значит, заинтересован её персоной, хотя сам и не отличается особой сообразительностью, чтобы понять незаинтересованность в нём этой самой персоны. В такие моменты Йонг осознавала неловкость сложившейся ситуации, но ответить на сообщение подобно достижению вершины Эвереста, до которой добраться, в силу её «незаурядных» способностей, было за гранью возможностей. Девушка не любила общаться с парнями, а этот абонент, конечно, представлял собой особь мужского пола с, возможно, слишком энергичным характером.       Йонг открыла телефон-раскладушку, на котором высвечивался один пропущенный звонок и десять сообщений. Девять из них отправлены с нового почтового ящика «Питера», который тут же полетел в чёрный список, а последнее, десятое — матери, отличавшейся особым лаконизмом: «Ночная смена. Деньги на столе. Зайди к Чон и отдай долг».       — Это она так пытается заставить меня проветриться?       Впрочем, выйти хотя бы на ту же провонявшуюся табаком лестничную площадку Нам Йонг не помешало бы. Чон — вторая молодая семья, жившая в этом доме. Приятные на вид, дружелюбные и весёлые, судя по частому смеху, доносящемуся снизу. При заезде, года три назад, они заходили поздороваться с соседями, тогда-то Нам и познакомились с ними, такими отзывчивыми, всегда готовыми протянуть руку помощи, когда в холодильнике мышь вешалась. Вот и в этот раз, Нам Ен, видимо, заняла у них, чтобы тепло было; чтобы не заболеть. По крайней мере, самой Йонг, которая и не думала выходить из комнаты эти пару недель.       Взяв с кухонного стола деньги и мусорный пакет из ведра, девушка вышла на улицу, намереваясь сначала всё-таки проветриться. Вот только когда за спиной закрылась железная дверь подъезда, Нам передёрнуло: рядом с домофоном что-то хлопнуло, и через секунду весь дом оказался во тьме.       — Что случилось? Неужели, опять сломался? — Студентка, посмотрев на домофон, заметила слабый дымок, — такое происходило постоянно, и каждый раз удивляться выбитым пробкам старого дома, как для неё, стало несколько странно. Однако, случайно бросив взгляд на нижние кнопки, Йонг поёжилась: последние три цифры словно выковыряли. Она набрала местному электрику: — Добрый вечер, господин Чхве, вас с сорок третьего дома беспокоят. Вы свободны? У нас в доме выбило пробки — кто-то сковырнул кнопки с домофона.       — Кнопки? Это мог быть вор.       — Да. Вы не могли бы подойти по возможности?       Получив положительный ответ, девушка сбросила, отошла чуть дальше от дома и приостановилась, оглядываясь по сторонам и поджимая губы. Вообще-то, Нам Йонг не из пугливых, но и рискованной её нельзя было назвать. Когда приключалась непонятная ситуация, вроде той, в какой оказалась сейчас, её насторожённость увеличивалась в несколько крат, и, конечно, заслышав тяжёлые шаги позади себя после пугающих вестей о возможном грабителе, а, может, и маньяке, Йонг не могла не задуматься.       Неловко вздёрнув хрупкими плечами, девушка жалась ближе к детской площадке, где всё ещё находились люди в столь поздний час. Задорный смех детей эхом разносился между домами. Они, играя в догонялки, последние минуты проводили друг с другом под наблюдением одинокой мамочки, на которую свалилась столь грузная задача. Забегали за горку и вылезали где-то поверх неё по небольшим подъёмам; и Йонг, засмотревшись, успокоилась, более не обращая внимания на тяжёлые шаги, которые стали ближе. Ещё ближе. Настолько, что дыхание этого человека, казалось, прошлось по её коже, уходя куда-то в сторону после того, как намерение резко повернуться всё же вернулось: тяжёлые шаги принадлежали юноше, который так же, как и она, жался к площадке. Но не из-за того, что страшно. Парень, весело улыбаясь, подошёл к детям и, пригнувшись, чтобы казаться ниже, влился в игру, что было довольно мило. Йонг приподняла уголки губ в лёгкой полуулыбке и, вконец расслабившись, двинулась туда, куда, собственно, и держала свой недолгий путь — к мусорному баку.       На улице уже давно стемнело, людей всё меньше, детский смех отдалился. Зайдя в круглосуточный магазинчик, Йонг завернула в отдел с рамёном и через какое-то время услышала заученную фразу кассирши при появлении нового покупателя, заглянувшего, как и она, в такой же поздний час. Расплачиваясь за несколько пачек, боковым зрением она заметила мелькнувшую тень за спиной, а чуть позже услышала и приближающееся вымученное шарканье второго покупателя.       — Спасибо большое, приходите ещё, — кивнула кассирша и стала пробивать поданную вторым покупателем упаковку куриных ножек.       Хмыкнув, Йонг тут же выскользнула на улицу, поражаясь резкой смене погоды. Когда-то небольшой ветер стих, а температура воздуха и вовсе спала, как ей показалось, до минус десяти. Руки сразу побелели и потеряли столь дорогое Нам тепло, заставив оную потереть их друг об друга, прежде поставив пакет около ног.       — Как может так похолодать резко? — шикнула она.       — Сам поражаюсь, — послужило ей ответом из-за спины, отчего сердце ухнуло в пятки.       Резко обернувшись, студентка приметила знакомое лицо соседа снизу, лыбящегося от вида её едва краснеющих на морозе щёк и носа, и фыркнула: — И тебе доброго вечера, Чон. Я как раз хотела зайти к вам по маминой просьбе. Долг отдать. Лично в руки госпожи.       Знакомство с Чон Чонгуком стало самым нежелательным знакомством Нам Йонг за всю её сознательную жизнь. Единственный сын семьи Чон, уважаемой среди всех тех старушек на районе (хотя, может, и не только их), характером выдался слишком назойливым, по мнению Йонг. Будучи одноклассниками в старшей школе, Чонгук выбрал целью для дружбы бедняжку Нам, которая, в принципе, и не хотела этой дружбы, из-за некоторых не очень приятных для неё обстоятельств. Однако избавиться от «липучки» представлялось непосильной задачей, и только благодаря переводу в другую школу после полугода мучений старшеклассница зажила спокойно, продолжая избегать нежелательных встреч с «другом» в подъезде и на улице (даже везло, когда мать просила сбегать долг отдать, как сейчас).       До сих пор ей это удавалось, если б не её невнимательность из-за напряжённой атмосферы во дворе.       — Да, хорошо, что нам всё-таки удалось пересечься спустя два года, Нам Йонг, — растянул Чонгук, переведя возмущённый взгляд в сторону подъехавшей к магазину машине. Всем своим видом юноша показывал своё недовольство, но Йонг, будто бы и не замечая этого, подняла пакет и медленным шагом направилась в сторону дома. — Вообще-то, это обидно, знаешь ли. — Он догнал её, подстраиваясь под медленный, неширокий шаг.       — Я говорила, что не хочу заводить дружбу с тобой, Чон Чонгук. Прости, но до сих пор моё мнение на этот счёт не поменялось.       Хотя девушка и чувствовала себя виноватой перед ним, но переступить через свои чувства, через свой страх — выше её сил. Она действительно всем своим существом боялась того, что может произойти, общайся она с ним чуточку ближе, чем сейчас, на отдалённом расстоянии по времени и пространству. Это что-то подобно фобии относительно противоположного пола, — общение на «вы» и по телефону не несли большой нагрузки. Однако когда дело доходило до встреч, «рукоприкладств», вроде дружеских объятий, которые так любил Чонгук в своё время, случайных прикосновений, — Йонг пробивала сильная дрожь. Внушительная по своему размаху паника достигала истерических выплесков проклятий в сторону недоброжелателей-парней, посягнувших на её личное, никем нетронутое пространство, и девушка просто не могла больше терпеть это, максимально отгораживая себя от подобных ситуаций. Чонгук ни в чём не виновен.       — Мама сказала, что у тебя проблемы в общении проявились. Психологические. Из-за этого? — тактично спросил Чон, заранее зная ответ.       — Я даже не хочу знать, откуда до неё дошла такая информация.       — Тётушка Нам рассказала.       — Я же сказала, что не хочу знать, — угрюмо напомнила студентка, поправляя воротник пуховика, чтобы наглый ветер не пробирался к оголённой, ничем не защищённой шее. Заметив это действие, Чонгук снял с себя вязанный синий шарф и аккуратно, не соприкасаясь пальцами с чужой одеждой, повязал поверх куртки застывшей от неожиданности девушки.       — Заболеешь. Мама не зря одолжила денег, ты так не считаешь? — Йонг не стала ничего говорить и только поджала губы, дабы не сболтнуть ничего лишнего, потому как маленький человечек, взбунтовавшийся пару дней назад, вновь дал о себе знать, в этот раз намекая на опасность складывающейся ситуации. — Я не собираюсь лезть к тебе, не беспокойся на этот счёт. Ты же… мой друг.       Юноша мягко улыбнулся и перевёл взгляд на ночное небо, поражаясь мириадами ярчайших звёзд, какие можно увидеть только зимней ночью; стрелка на часах показывала около восьми, когда он выходил в магазин, вот и не ожидал встретить подругу (которую до сих пор считал таковой, узнавая новости о ней через маму). Обычно в это время Йонг не выходила из квартиры, точно зная, что Чон отправляется за продуктами по поручению родительницы, и данная встреча, однако, не могла не порадовать, ведь он так давно хотел встретиться, поговорить о том, о сём. Сказать, что перевелся в Ханкук…        — Спасибо… — запоздало произнесла Нам, уткнувшись носом в шарф так, чтобы никто не увидел её уже не от мороза покрасневших щёк.       Подходили к подъезду они молча, не решаясь нарушить воцарившуюся тишину. Свет к тому времени уже мягкими волнами лился из окон, а домофон не искрился и не испускал струйки дыма, хоть и не работал, как положено. Зайдя в подъезд, ребята тут же устремились на третий этаж, на котором проживали Чон.       — Заходи. Я сейчас позову маму, она, вероятно, опять в наушниках, — юноша посмеялся, почёсывая затылок и, вместе с тем, стягивая с ног ботинки.       Помявшись немного, Йонг неуверенно зашла, мгновенно притихнув у входа, словно её здесь нет и даже духу не было, а в это время Чон, переговариваясь между собой, поспешно собирались к гостье, которая просто обязана остаться на тёплый вкусный чай с домашним чизкейком.       — Йонг! Как давно не виделись, дорогая. — В коридор вышла Чон Чеён — женщина сорока лет с удивительно молодым для её возраста лицом и бархатистой кожей. Она растянула губы в улыбке, похожей на чонгуковскую, и спешно подошла к стушевавшейся соседке. — Мы виделись месяца два назад. Я слышала, ты закрыла сессию с отличием в этот раз. Поздравляю! Теперь тебе дадут стипендию в следующем семестре, умничка.       — Да, это так, госпожа Чон. Спасибо. — Прикусив губу, Йонг достала из кармана деньги и протянула их женщине с поклоном. — И спасибо за то, что всегда помогаете нам. Это мама передала.       — Да-да, всё хорошо главное, так? — выпрямившись, девушка кивнула, а Чеён спохватилась: — Так, а что же мы стоим? Проходи давай, я хочу угостить тебя чизкейком. Не откажешься?       Нам вновь стушевалась, не зная, как отвертеться, потому как тон, которым говорила госпожа Чон, свидетельствовал о непринятии отказа. Кротко кивнув, Йонг улыбнулась и сняла обувь у двери, замечая усмехающегося Чонгука в проёме между кухней и коридором.       Квартира у Чон по площади примерно соответствовала квартире Нам, потому и, сориентировавшись и спросив разрешение сходить помыть руки в ванную, девушка прошла к соседней от кухни двери, стараясь не смотреть по сторонам и тем более на всё так же стоящего в проёме возмужавшего за каких-то два года юношу. Йонг могла поспорить: Чонгук немало времени провел в тренажёрном зале, чтобы добиться шикарных плеч, потому как раньше, когда они только познакомились, страдающий худобой юноша выглядел слишком щупло в своих мешковатых штанах и безразмерных футболках, по-прежнему оставшихся неизменным составляющим гардероба, что выяснилось, стоило девушке поднять взгляд на висевшие в ванной вещи.       Помыв руки, Нам застыла, обратив внимание на свой потрёпанный внешний вид в зеркале, и уныло облокотилась на раковину, на самом деле не имея и малейшего желания оставаться в этой квартире, — не нужно было вообще переступать порог; это не то место, где хотелось бы задержаться, и Йонг, собравшись с духом, поспешила за стол, за которым уже сидела невероятно милая Чеён и её не менее милый в своих действиях (что просто ужасно) сын.       — Мне нужно спешить. Я попробую немного и пойду, хорошо?       Ответила ей Чеён, широко-широко улыбаясь: — Только весь кусочек.       Кусочек с четверть пирога, который съесть быстро не получится. Тяжело вздохнув, Нам принялась есть, внимательно слушая рассказ о прошедших месяцах, пока они не виделись, и о том, как Чонгук, накосячив в университете, по-тихому перевёлся в другой. На факультет экономики. В Ханкук. На тот же факультет, в тот же университет, что и сама Нам Йонг, в шоке уставившаяся в кружку потихоньку остывающего чая.       — В какую группу, говорите? — с опаской спросила девушка, получая такую же потрясающе-широкую улыбку госпожи Чон.       — e5223. Подгруппа «б», если не ошибаюсь, да, Гуки? — Чонгук виновато кивнул, а у Йонг весь мир рухнул от осознания тщетности всего бытия, явно невзлюбившего малышку Нам, отчаянно бежавшую от потенциальных «липучек».       Настроение быстро скатилось на «нет», и, доев остатки огромного куска чизкейка, девушка поблагодарила хозяйку за чудесную пищу и аккуратно двинулась к выходу под разговор Чеён о кулинарных способностях матери, до которой ей самой ещё далеко.       Они попрощались, договорившись, что Йонг, конечно, теперь будет чаще навещать их, и разошлись: хозяйка с сыном — в глубь квартиры, а девушка — на этаж выше, на подкашивающихся ногах поднимаясь по ступенькам. Дело не в Чонгуке, пугавшим одним своим чересчур возмужавшим видом; дело в страхе, что юноша, находясь так близко, однажды может понравиться своим внимательным отношением к ней и уважительным к остальным — он ведь хороший. Слишком хороший для пугающего своей многогранностью мира.       Всё-таки поднявшись на свой этаж, Йонг вставила ключ в замочную скважину и попыталась провернуть, удивлённо наклоняя голову, когда дверь не поддалась махинациям с замком и лишь тихо скрипнула, когда девушка, проверяя, всё же потянула за ручку.       — Что? Я разве не закрывала? — задала риторический вопрос, прислушиваясь к звенящей тишине подъезда. — Мам, ты дома? — громко спросила, заходя внутрь и не видя никаких внешних признаков вторжения: всё как было, тапки родительницы на полке, а ключей, которые женщина обычно оставляла на тумбочке, так же, как и её дочь, не было на месте.       По спине прошелся холодок, а резко хлопнувшая за спиной дверь до чёртиков испугала и без того напуганную происходящим студентку, совсем недавно наблюдавшую дымящийся домофон, который пытались сломать.       На телефон пришло сообщение, читать которое Йонг не очень хотела, однако слова, появившиеся вместе с оповещением, всё же заставили открыть письмо, повергнувшее её ещё в более напряженное состояние:       «PeterBoo: Не боишься вот так просто ходить к парням домой?»       «Yong: что тебе нужно?» — написала она дрожащими пальцами, ровно через пять секунд получая ответ:       «PeterBoo: взаимность общения»