Семимостье

"The voices inside you can Lead your soul astray, Believe in what you dream! Don't turn away, Don't you turn away" Забвение — это покой. Рядом что-то тихо и ненавязчиво трещало, будто лопались в воздухе крошечные пузырьки. Пахло деревом, костром и морозом — такой запах бывает, когда открываешь настежь дверь домика за городом зимним вечером, и метель заносит в теплый коридор комья снега. Под веками гуляли разноцветные мелкие кружки. Голова лежала на чем-то мягком, и это ощущение покоя и уюта, которое расползалось по телу приятной волной, хотелось продлить изо всех сил. Однако глаза все же пришлось открыть, когда буквально через пару мгновений после пробуждения все внутренности больно свело от ужаса вернувшихся воспоминаний. — Юра! — Отабек резко сел, не успев даже толком сообразить, где он. Произнесенное имя повисло в воздухе, заняло собой все пространство, будто продолжая звучать отовсюду. Отабек повернул голову в сторону и наткнулся взглядом на продолжавший как ни в чем не бывало гореть камин. Треск-треск-треск. Мелкие искорки разлетались от прогоравших бревен и тут же гасли в воздухе, не успев даже долететь до деревянного пола. Отабек мотнул головой, надеясь, что это поможет прогнать иллюзию, но это лишь вызвало приступ легкого головокружения. Он так и сидел на диване, пялясь в камин и свесив одну ногу вместе с пледом на пол, пока со спинки дивана не раздалось удивленно-сонное «мррр». — Луи? — Отабек глянул через плечо на явно только что проснувшегося кота, который смешно топорщил усы и облизывал сухой нос. — Я даже не знаю, обрадуюсь ли я, если узнаю, что мне все приснилось. Бред какой-то, — сказав это вслух, Отабек встал на ноги и, пошатываясь, подошел к окну в пол. За прозрачным и чистым стеклом расцветали синеватые рассветные сумерки. Все было ровно таким, как он привык. Все было таким, каким он сам и создал. Каким он создал свой собственный мир. — Луи, прости, мне просто не с кем поговорить, но что, блин, происходит? — спросил Отабек, видя, как от его дыхания на стекле образовывается мутное пятнышко. Разумеется, ему никто не ответил. Луи, хоть и был котом из его мира, разговаривать не умел. Или просто не хотел — ведь здесь возможно все, чего желаешь. Отабек хотел было отойти от окна, но, едва успел сделать шаг, увидел то, что заставило его буквально впечататься лбом в стекло. На узкой заснеженной дорожке появилась фигура, которую он узнал бы из сотен и тысяч даже в темноте, даже, черт побери, слепым. Когда-то давно, в прошлой жизни, много лет и много воспоминаний назад, он точно так же смотрел на этого человека, боясь отвести от него взгляд. Они выросли, но что-то в них обоих осталось неизменным. Эти светлые волосы — снова отросшие и смешно завивающиеся на кончиках от влажности, привычно торчащие из-под черного капюшона, руки в карманах джинсов, размашистая походка, даже когда он никуда не спешил... Нужно было выбежать на улицу, поймать за руки, держать, чтобы виденье не исчезло. Нужно было все делать быстрее — догнать, обнять, вжать в себя, чтобы и миллиметра между ними не осталось. Нужно было много чего сделать, но Отабек только сжал руки в кулаки, упираясь ими в стекло, и, зажмурившись, надеясь на то, что во все времена называли не иначе как чудо, крикнул, что было сил: — Юра! Открывать глаза теперь было еще страшнее, чем перед этим — когда он даже не знал, где он. И весь мир рухнул под ноги со звоном разбитого стекла, когда, все же распахнув их, он увидел, как Юра, остановившись, смотрел прямо на него и улыбался. Той самой, черт побери, улыбкой. Отабек медленно опустил прижатые к окну ладони, и пальцы с тихим скрипом проехались по стеклу. Он чуть не споткнулся об Луи на пути к двери, но успел лишь подумать, что сможет загладить свою вину перед котом позже. Здесь было возможно все: бежать так быстро, как это делают мультяшные персонажи, летать, разбивать стекла без угрозы пораниться или просто брать и оказываться в сотнях метров от того места, где был только что. Однако именно сейчас хотелось, чтобы все было так, словно они оба живы на все сто процентов. Чуть не споткнуться об питомца. Чуть не снести собственную деревянную дверь с петель. Почувствовать лед на веранде и ступенях крыльца босыми ногами. И, в конце концов, едва не навернуться в снег в попытках вовремя затормозить. Крепко обнять, рискуя наградить трещиной в ребрах. Стащить с макушки черный капюшон, как делал это сотни раз до этого, зарыться пальцами в волосы и целовать, пока не онемеют губы. И, потеряв равновесие, все же опрокинуть в сугроб, ударившись лбами. Услышать смех, который не слышал, наверное, целую вечность. — Ты здесь. Здесь, — произнес Отабек, прижимаясь ко лбу Юры своим. — Я здесь, и ты, кажется, меня сейчас раздавишь, — усмехнулся Юра, мотнув головой, из-за чего его затылок еще сильнее погрузился в рыхлый снег. — Ты в моем мире, так что вряд ли, — сказав это, Отабек снова поцеловал его, чувствуя улыбку на чужих губах. — В нашем, вообще-то, — оторвавшись от него, поправил Юра. Отабек успел только набрать в легкие воздуха, чтобы ответить, как услышал чье-то многозначительное покашливание и повернул голову, натыкаясь взглядом на чужие затянутые в черное ноги на дорожке. — Избавьте меня от сентиментальности — мне ее хватило при жизни, — голос Юри был строгим, но раздражения в нем слышно не было. — Это еще что за...? — начал Юра, пока Отабек поднимался на ноги и протягивал ему руки, чтобы помочь. — Юра, не надо продолжать, — Отабек уже знал, каким словом заканчивается эта фраза, так что поспешил перебить — от Юри еще нужно было дождаться ответов на вопросы, которые крутились в голове, как сумасшедшие. — Если ты ждешь от меня, что я сейчас по полочкам расскажу тебе, почему так получилось, лучше вообще ничего не спрашивай, — Юри стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и казался мазком черной краски на светлом холсте. — И все же, — произнес Отабек, крепко держа Юру под локоть. Боялся, что, если отпустит, все окажется каким-нибудь сном или очередной шуткой подсознания. Юра жался к его боку и покорно молчал, что было на него не особо похоже. — Тебя устроит ответ, что ты победил? — спросил Юри, наклонив голову набок, как сова. — Выиграл в салочки у самого дьявола? Заставил весь ад слагать о тебе баллады и легенды? — Юри, скажи, как есть, — попросил Отабек, пряча улыбку. — Если серьезно, вы меня оба просто убиваете. И вы скорее исключение, чем правило. Но, наверное, мне стоит признаться, что такого я еще не видел, — Юри отвел глаза, и в них мелькнуло отражение восходящего солнца, делая их еще более багровыми. Отабек посмотрел на Юру, и тот вернул взгляд и пожал плечами. Отабек молча поцеловал его в висок. — А для тебя у меня есть хорошие новости, — Юри посмотрел на Юру, и тот нахмурился, но не успел ответить, так как услышал мяуканье прямо под ногами. — Луи! Луи, ты тоже тут! — Юра нагнулся и поднял кота, прижимая к груди и зарываясь носом в белую шерсть. — Засранец, я скучал по тебе! — Это не все хорошие новости, — вновь заговорил Юри и посмотрел куда-то за спины Отабека и Юры. Оба обернулись и застыли. Метрах в пяти от них стояли двое — мужчина и женщина. И Отабек, едва бросив взгляд на женщину, понял, кто они такие. Ее светлые волосы были заплетены набок в тугую косу, лицо было открытым, с точеными, немного острыми чертами — и каждая эта черта напоминала ему кое-кого. — Мама, — выдохнул рядом Юра, и Отабек, сжав покрепче его руку, отпустил его. Обнимая сына, Настя подняла глаза на Отабека и одними губами произнесла: «Спасибо». * * * — Может, весну здесь забабахаем? — Юра сидел на камне у леса и щурился от яркого солнца, лучи которого отражались от белого снега. — Сам хотел зимний Монрепо, вот тебе зимний Монрепо, — ответил Отабек, стоявший за его спиной, наклоняясь и целуя его в макушку. — Но можно и весну — только реку не трогать. Мила аж из своего мира приходит смотреть, как ты катаешься на коньках. Юра повернулся к нему, не вставая, и поднял на него глаза. — Ты правда готов был лишиться всего этого, чтобы провести вечность в аду, даже не зная, кто я? — спросил он. — Если бы не хотел, нас обоих бы здесь не было, как бы странно это ни звучало, — сказал Отабек. Воспоминания о времени, проведенном в аду, были похожи на странный сон. — Но... — Юр, — Отабек присел перед Юрой на корточки и взял его руки в свои, — ты бы поступил иначе? Юра задумался, потом покачал головой, не отводя взгляда. — Ты сдался и победил, — сказал он. — Я не сдавался. Я просто принял решение, — возразил Отабек. — Знаешь... — начал Юра, но вдруг замолчал. — Что? — Можно родиться и жить заново, — Юра улыбнулся, и Отабек потянулся к нему, коротко целуя в губы. — И откуда эта информация? — Мила сказала. — Мила... — Родители не против. Здесь время идет иначе, и человеческая жизнь не кажется такой долгой. А мы так и не встретили вместе старость, — сказал Юра. — Только давай ходить пешком или ездить на метро, ладно?  — Как скажешь, командир, — улыбнулся Отабек. Идея была интересной. — Мы ведь там встретимся? Да? — с надеждой спросил Юра. — Плисецкий, я нашел тебя в аду, — Отабек осторожно провел пальцами по щеке Юры, — а уж в каком-нибудь Санкт-Петербурге найду и подавно.