***
Первым, кого Минсок встречает после переноса, оказывается парень по имени Бэкхён — местный, землянин, и — это несложно понять с первого взгляда — живущий первый раз, в первой оболочке. Бэкхён для Минсока — что новорожденный, такой маленький и ничего не знающий, что это могло бы умилить, если бы Минсок мог это почувствовать. Но он не обременен такими слабостями, и именно поэтому его перемещают в клон, находящийся на Земле, ради непростой работы — именно поэтому запрос пришел на него, как на одного из бойцов класса «А». — Почему я не в Центре? — спрашивает Минсок, вытираясь после душа — после капсулы всегда приходится отмывать оболочку от геля. Все клоны-оболочки солдат должны храниться в отдельном центре — там тебя обычно встречают приятные светлые стены и доброжелательный персонал, а здесь — лишь какой-то парень, передающий Минсоку одежду. — На центр хранения была атака, поэтому всех, кто там уцелел, перенесли в другие охраняемые склады. И правда: Минсок замечает, что у дальней стены стоят еще несколько закрытых капсул. — Оболочка не пострадала? — Минсок рассматривает свое тело, не находя новых шрамов. А может это уже новый клон, на замену пострадавшему старому. — Насколько мне известно, вашу оболочку спасли с минимальными потерями. — Какими? — Я не уточнял, — говорит Бэкхён, который действительно не должен быть в курсе всего, что происходило с конкретной оболочкой до этого момента, и проводит Минсока к шаттлу. Войны на Земле, кажется, никогда не прекращаются. Люди, создавая всё новое и более разрушительное оружие, в какой-то момент дошли почти до точки невозврата — они могли уничтожить не только своих врагов, но и себя заодно вместе с планетой. Тогда они нашли другой способ захватывать территории и вычищать целые страны, чтобы заселить их опустевшие города своими людьми. Перенаселение и власть в руках богатых ублюдков делают свое дело — никакого мира на планете, только грызня за ресурсы, как и сотни лет назад. Минсоку нет дела до того, кого именно ему придется убивать и к чему это приведет. Его клон на этой планете — залог постоянной и хорошо оплачиваемой работы. В отличие от наемников низших классов, которым просто предоставляют любую, не самую дряхлую свободную оболочку, Минсоку всегда достается свой личный клон — привилегии для его ранга. И переносят его сюда только ради действительно важных заданий и сражений, возможно, даже переломных. И хорошо, что это не его планета, потому что кто знает, чем закончится сегодняшний бой для местных. Бэкхён работает на одного из Мафов — почти бессмертных богачей, клонирующих свои оболочки раз за разом, чтобы раздуть свое состояние и влияние еще больше, — который и собирает отряд, чтобы, скорее всего, достать что-то достаточно важное — информацию или человека. А может, чтобы просто повеселиться, наблюдая за очередным боем откуда-нибудь из Аэриума — города Мафов. Минсок бы удивился, что такой мальчишка, да еще и землянин, работает так высоко, но единственное, что он может подумать — значит Бэкхён подходит для этого. Так же, как и Минсок находится здесь именно потому, что подходит для своей работы. Бэкхён доставляет его сразу в пункт сбора, где уже ждут несколько других таких же бойцов, и прощается — Минсок почти сразу забывает о мальчишке. Ему выдают снаряжение и вкалывают препарат для акклиматизации — ты быстро привыкаешь к смене оболочки и планеты и потом голова у тебя болит еще несколько дней, зато в бою ты силен так, будто никуда и не переносился. — Выступаем через два часа. Все данные перед вами, — говорит командир их отряда, и перед глазами Минсока высвечиваются карты, план наступления и миссия: зачистить одну из баз повстанцев и забрать стек их главного, остальных — убить по-настоящему, то есть стеки уничтожить. Нет стека — нет возможности восстановить ЦСС и перенести его в новую оболочку. Раскроши стеки всем, и никто не передаст другим повстанцам информацию о зачистке — в этом вся суть. Минсок только хочет хорошо выполнить свою работу, получить оплату и вернуться обратно — ему никогда особо не нравилась Земля. Всё остальное его не волнует. И он рассчитывает, что операция займет не больше пяти часов, но всё выходит сложнее, чем он думал. Он возвращается только спустя двенадцать часов ада. У него пять пулевых и два ножевых, а еще какой-то ублюдок успел сломать ему левую руку в нескольких местах — это те ранения, которые он точно чувствует и определяет, но реально их может быть намного больше. Он еле добирается обратно с еще одним парнем из своего отряда — Минсок вытаскивает его на себе и пешком тащится до ближайшего города, где их подбирает частный военный транспорт. А другие бойцы остаются лежать мертвыми оболочками где-то там, в чужом лагере. Они провалили миссию. И если бы Минсок мог чувствовать — это был бы стыд. Как же они облажались, думая, что эти повстанцы будут отстреливаться только простыми пушками и даже вряд ли станут вступать в ближний бой. У этих ребят оказалось чертово корпускулярное оружие и отличный план — они целились точно в стеки, засев на дальних позициях, как снайперы. И эти ребята просто разнесли отряд бойцов классов «А» и «B», как чертовых детей. Потому что командир и, видимо, Маф, который его нанял, недооценили противника и послали слишком маленькую группу, хотя и высококлассную — но их было всего шестеро. И отвечать придется тем, кто вернулся. Спустя еще два часа после прибытия на базу Минсок остается единственным выжившим — пока ему залечивают раны, у второго парня обнаруживается повреждение стека, и когда его пытаются перенести, он умирает по-настоящему. Хотя у них всех есть бэкапы, а у Мафа есть до черта денег, чтобы сделать полное восстановление всем пятерым солдатам, но зачем? Неважно как высок твой ранг, ты не можешь быть достаточно важным для Мафа, чтобы он заботился о твоей жизни, если ты только не другой Маф, например. В общем, именно Минсоку приходится отчитываться о провале операции. Маф вместе с командиром выслушивают его со скучающими выражениями лиц. В конце его отчета Маф просто взмахивает рукой в его сторону: — Значит я получил неверную информацию о том, что есть у этих повстанцев. В следующий раз, — он смотрит на командира, стоящего чуть впереди Минсока, — лучше следите за ходом, кхм, миссии. Эти оболочки дорого мне стоили. — Так точно, — отдает честь командир. — Что прикажете делать с бойцом «КМ-А-90»? — Он называет Минсока даже не по имени, а по номеру, под которым он записан в их системе наемников. — Кажется, он не так хорош, как вы сообщали. Заплатите ему треть обещанной суммы и отправьте обратно. Надеюсь, вам не надо напоминать о контракте, — говорит Маф, очевидно имея в виду пункт про неразглашение. — И да, — он делает паузу и смотрит прямо на Минсока, будто только теперь замечая его, — понизьте его до класса «C». — Он отворачивается в сторону, заканчивая разговор. Если бы сейчас Минсок мог тяжело вздохнуть и разозлиться, он бы это сделал.***
Обратно на склад Минсока так же, как и привез сюда, должен доставить Бэкхён, который ждет его у выхода из дома — это нормально для солдата высшего класса, но для «третьесортного» это слишком большие почести. — Слышал, операция не удалась, — говорит Бэкхён, пока они идут до шаттла по дорожке, сворачивающей за дом. Минсок лишь кивает ему, подтверждая. Бэкхён замолкает и потом подает голос лишь тогда, когда их шаттл уже спускается вниз с Аэриума на землю. — А вы не хотите посмотреть город? Прогуляться? — спрашивает Бэкхён. Минсок снова думает о том, что подумал в начале, встретив Бэкхёна — парень слишком молодой. Он подбирает слово, которое на его планете вряд ли кем-то используется — «наивный». Потому что пытается подружиться с машиной для убийств. — Как ты получил эту работу? Мафы не берут к себе детей, — говорит Минсок, которому вдруг становится интересно — так, просто. Бэкхён по-доброму улыбается, будто он чему-то рад. — Я его дальний родственник и сам вызвался выполнять разные мелкие поручения. Он не был против, — говорит Бэкхён. — Ну так как? Хотите спуститься? И, честно, Минсок не первый раз на Земле, но он никогда не засматривался на местные города, даже на этот красивый, парящий в небе Аэриум — сегодня город есть, а завтра такие, как он не оставляют от него и камня на камне. Но почему-то посмотреть хочется. Видимо, интерес и любопытство не относятся к тем чувствам, которые заблокированы у его расы. Минсок вспоминает, что его позорно понизили в ранге и, считай, выпнули обратно, и скорее всего завтра же его оболочку передадут кому-то другому, а его самого больше не станут переносить — по крайней мере какое-то время. И когда еще будет шанс посмотреть, как живут земляне — простые люди, а не те, которых он видел на войне, и не, что парят над всеми. — Снижайся, — говорит Минсок. — И давай на «ты». В ответ Бэкхён лишь снова улыбается, и Минсок, кажется, что-то чувствует, видя в отражении лобового стекла эту улыбку. Только он не знает что именно.***
Город удивляет Минсока скорее тем, насколько сильно он отличается от поселений, которые есть на его планете. Обилие всего в Бэй-Сити может поразить многих, чего стоит только количество мест, где можно потратить все деньги на виртуальный секс и на невиртуальный бой — платить за свой же органический ущерб — это то еще развлечение. Бэкхён долго водит Минсока по городу, а Минсок просто смотрит, ничего не спрашивая, не заводя разговор. Смотрит на серость, раскрашенную неоном, смотрит на людей, тоже пытающихся скрасить себя яркими одеждами, и смотрит на Бэкхёна, который так по-странному привлекает его внимание — что с ним не так? Или что-то не так с самим Минсоком? К концу прогулки по длинной улице, заполненной людьми, магазинами и грязью, они оказываются в маленьком баре с голограммными танцовщицами, чей внешний вид подстраивается под предпочтения зрителей — тех, кто платит. Но Бэкхён садится подальше от стойки, на которой танцуют полуголые и полупрозрачные женщины, и приносит Минсоку какой-то коктейль. — Ты решил за мной поухаживать, или тебе нужно что-то другое? — спрашивает Минсок, отставляя в сторону дымящийся цветными завитками стакан, и заказывает что-то более простое — виски со льдом. — Ты же из тех бесчувственных, да? Как это — жить без чувств? — Бэкхён подсаживается ближе, и у него в глазах буквально сверкают какие-то синеватые искорки, когда он отпивает из своего бокала. — Нормально, — коротко отвечает Минсок. Он принюхивается — от Бэкхёна и его напитка едва заметно веет чем-то слишком сладким, почти приторным. — Что тебе надо? — снова спрашивает Минсок — у него перед глазами начинает чуть плыть, когда он вдыхает тот дымок, идущий от коктейля. И когда Бэкхён кладет свою руку ему на плечо. — Правда, что после долгого анабиоза очень хочется секса? — Гормоны не перестают вырабатываться, когда лежишь в капсуле, так что — да, хочется, — спокойно говорит Минсок, понимая, к чему клонит парень. Возможно, он не такой уж ребенок, каким казался, и Минсок тоже иногда ошибается. — Не думай, что я пытаюсь затащить тебя в постель, — начинает оправдываться Бэкхён и становится таким милым, что Минсок не сразу понимает — у него учащается сердцебиение. — Мне просто интересно, — говорит он, убирая свою руку. Минсок делает большой глоток обжигающего напитка. Удивительно — он не может считать этого парня. А еще — он что-то чувствует. В Бэкхёне, конечно, есть процент сексуальности, но сейчас Минсок видит в нем какую-то настоящую красоту, и его так тянет к ней — что-то совершенно неестественное для Минсока. Это странное ощущение, но ему так приятно просто смотреть вблизи на лицо Бэкхёна, что он даже не хочет думать, подмешали ли ему в напиток какие-то препараты, или это что-то еще, а может это даже настоящее — но Минсок хочет просто быть рядом. И он уводит Бэкхёна, держа его за руку, такую теплую и мягкую, такую, почему-то, привычную — уводит к набережной, подальше от всех, и долго-долго просто смотрит на него, будто пытаясь что-то… — Ты вспоминаешь? — тихонько спрашивает Бэкхён, сильнее сжимая чужую ладонь своей, и голос выдает его взволнованность. — Что? — Минсок даже не понимает, о чем вопрос, не понимает, что делает, но только он чувствует. Бэкхён делает шаг вперед, чуть приподнимаясь и легко касаясь губами щеки Минсока — совсем невинно и так честно. — Вспоминай, Минсок, — просит он. Туман перед глазами Минсока будто только усиливается, парит и у него в голове, пока он пытается перебрать свои воспоминания и понять, где среди них мог затеряться Бэкхён, как они могут быть связаны и почему, почему же он, бесчувственный, сейчас все-таки что-то чувствует — приятное до боли. Но Бэкхёна в его воспоминаниях нет. — Нет? — спрашивает Бэкхён, и поняв, что ничего не вышло, крепко обнимает Минсока, утыкаясь в его плечо — и выдыхает. — Всё нормально, ты и не должен это помнить, — с тихим нервным смешком говорит он. И Минсок впервые в жизни плачет. Он даже не осознает, что это слезы, пока Бэкхён не начинает вытирать его щеки своим рукавом. — Все-таки ты что-то чувствуешь. — Я не знаю, что это. — Минсок действительно не знает — он был бы шокирован, если б мог. Хотя, кажется, он и правда может. — Я бы назвал это «любовью», но, наверно, это слишком громко, — улыбается Бэкхён. — Мы не чувствуем так, как люди с Земли. — И это факт, это — просто часть жизни его расы, у которой была своя эволюция с тех пор, как они сотни лет назад переселились с родной Земли на другую планету. — Как оказалось — можете. Рассказать тебе? И Бэкхён рассказывает — совершенно невероятную историю, от которой у Минсока чуть ли не снова наворачиваются слезы — не по-настоящему, но он хочет заплакать снова, услышав, что они с Бэкхёном уже встречались раньше, и Минсок много времени провёл на Земле, так же много, как и с самим Бэкхёном. И Бэкхён говорит, что им было так хорошо, а Минсок верит, правда верит, хотя и не помнит этого. — Тебя отправили на какую-то операцию по зачистке, но потом среди Мафов что-то случилось и они решили скрыть это дело. Всем отрядам стерли память, сделали откат до того бэкапа, который был сохранен несколько месяцев назад, в день, когда вас только перенесли на Землю. А потом всех отправили обратно. Я даже не сразу узнал, что ты уже в Центре, думал, что ты просто на задании, — рассказывает Бэкхён. — Пришлось покопаться, чтобы найти информацию, мне ведь подробности не рассказывают. На самом деле история о том, что Мафы — последние ублюдки, которым плевать на простых людей, не нова, но вот что в ней невероятно — оболочка не может сохранять воспоминания. Цифровой слепок сознания, или ЦСС, содержится только в стеке, и если часть информации из него стерта, то удаляется она окончательно. Но у Минсока остается какой-то призрачный след чувств — гормоны в мозгу и крови, которые вместе с оболочкой были в анабиозе несколько лет, и, видимо, сохранились, раз он, побыв наедине с Бэкхёном какое-то время, начал чувствовать то, что когда-то уже чувствовал в прошлом. — Если что-то и осталось, то я все равно не тот, кого ты знал, — говорит Минсок. И ему грустно, ему тяжело это говорить, но это правда. — Знаешь, у людей есть такое чувство — надежда, — говорит Бэкхён, касаясь кончиками пальцев волос Минсока, проводя по ним, скользя за ухом, отчего у Минсока по затылку бегут мурашки — и Бэкхён снова улыбается, и снова слишком приятно видеть его таким. — Оно плохое, вот что я знаю. — Минсок слишком жесткий и точно далеко не лучший человек, в которого можно было влюбиться, но Бэкхёну, кажется, все равно — и на такие слова он тоже реагирует спокойно. — Раньше ты думал так же. Оставайся, и я изменю твое мнение. Бэкхён не заставляет, не давит на какую-нибудь жалость, если она есть у Минсока, и уж тем более не умоляет. Он просто предлагает. И он всецело готов принять любое решение Минсока — это видно по его лицу, и теперь Минсок точно подмечает для себя, что ошибся, назвав его ребенком. Просто Бэкхён слишком хороший. А Минсок давно считает себя слишком плохим, и в сравнении с Бэкхёном, который готов почти на самопожертвование ради него, он кажется совсем худшим. Он слишком далеко от всей этой нежности, ласки и преданности — ждать несколько лет того, кто, может, и никогда не вернется, а потом быть готовым долго помогать ему приспосабливаться и пытаться, бесконечно пытаться вернуть ему воспоминания и чувства в полной мере, а не остаточным следом где-то в оболочке — на такое способен лишь чистый — и Минсок вспоминает слово из очень старых книг — ангел. Когда Минсок смотрит в глаза Бэкхёна и говорит, что останется, не думая даже о том, как он это сделает, о том, сколько сложностей это принесет им двоим, и что это может подвести их к грани реальной смерти, где нет никакого бэкапа, а стек раздавлен в мелкую крошку — когда Минсок видит желтоватые искорки в глазах Бэкхёна, то ему кажется, что он может сделать всё, что угодно, чтобы остаться с ним. И хотя Минсок просто неспособен всё это понять, но он действительно пытается. Если он сможет стать хотя бы наполовину таким, каким его видит Бэкхён, каким помнит его, то он, наверно, будет способен на всё, или почти на всё. Он даже сможет снова научиться любить — ведь однажды у него все-таки получилось.