Кол Майклсон

Грязь нашего вранья не смоет тёплый душ, И, как всегда, с утра нести мы будем чушь, Чтобы укрыть от всех единство наших душ. Мэтт Донован был идеальным мужем. Всегда понимал жену с полуслова, баловал дочь, но не избаловал ее. На работе его уважали, к его мнению прислушивались. Никто никогда не слышал, чтобы он повышал голос на жену. Он боготворил ее, буквально носил на руках. У нее и у их дочери было все, что они могли пожелать, они ни в чем не знали отказа. Мэтт Донован старался не задерживаться на работе, а если задерживался, появлялся дома с букетом любимых чайных роз Эйприл. Он ни разу не пропустил ни один день рождения своей дочери Кайлы. Он ни разу не посмотрел на другую женщину и пил в меру, никогда не напиваясь. Он был идеальным в всем. Мэтт Донован пил обжигающий виски прямо из горла бутылки, а перед ним на столе лежали три билета на самолет Вашингтон - Париж. В них значились три имени. Эйприл Донован. Кайла Виктория Донован. Кол Майклсон. Эйприл, войдя в дом, едва не выронила из рук сумочку, когда увидела полный ненависти и злости взгляд мужа. - Мэтт? – осторожно спросила Эйприл, почувствовав неладное. - Ловко ты все продумала… - Мэтт неторопливо поднялся со стула и медленно-медленно направился к жене, не сводя с нее горящих яростью глаз. Впервые в жизни Эйприл испугалась его и невольно отступила назад. Мужчина приближался, а она отступала, пока не уперлась в стену. - Он знал про Кайлу? – сильные руки Мэтта, сжавшие хрупкие женские плечи до боли, не позволили Эйприл сделать ни шага. Она смотрела на него со смесью испуга и чего-то еще, что сама еще не поняла. – Отвечай! – потребовал Донован. - Нет, не знал! Я не успела рассказать ему! - Какая же ты дрянь… лживая стерва… видеть тебя не могу! – но он смотрел в серые глаза жены, прожигая ее взглядом. Сколько раз он смотрел в эти глаза, мечтая увидеть в них любовь… - Ты знал всю правду с самого начала. Ты знал, что я люблю его, - Эйприл перестала бояться, ей стало просто все равно. - Я думал, что ты сможешь забыть его… - слова Мэтта прозвучали наивно-наивно, но Эйприл впервые это не тронуло. - Я знаю, что вы с Кэтрин сделали в Нью-Йорке. Ты думал, я смогу забыть или простить? - Так что же ты делала рядом со мной все эти годы? - Мне было тебя жаль… - откуда в ней эта жестокость? Куда делась та прямая и простая девочка, в которую влюбился Кол Майклсон? Она потерялась на дороге жизни давным-давно… Сейчас Эйприл не было жаль Мэтта. Она могла думать лишь о Коле, о времени, которое они провели вместе, о времени, которое потеряли… Он должен был узнать о Кайле… Как он мог умереть, не зная об этом?! - Я ненавижу тебя, Эйп… - такое сокращение ее имени больно резануло воспоминаниями о том, как другой, с вечной улыбкой на губах и озорным блеском в глазах, такой родной, такой близкий, такой любимый называл ее так… Только он мог звать ее Эйп. Мэтт что-то говорил, но Эйприл не слушала его. Кажется, он что-то кричал, что уходит. Потом хлопнул дверью, и в доме стало тихо. «Как хорошо, что Кайла у Елены» - Эйприл облегченно вздохнула, когда Мэтт ушел. Как будто бы стало легче дышать. Она не могла больше выносить его взгляда, полного надежды и обожания. И чувствовать себя отвратительно, чувствовать вину за то, что так и не смогла дать ему то, чего он заслуживает – любовь. Не дружбу, не уважение, а ту настоящую искреннюю любовь, на которую только способна женщина. Сколько раз Эйприл думала об этом… много. Но только не сейчас. Сейчас ей стало легче. Эгоистично, сказала бы Елена. Но какая, к черту разница, если его больше нет! А у нее остались только воспоминания… В фотографиях, в письмах, в мыслях… Но никогда они не заменят того тепла, что он дарил ей. Мэтт уже давно ушел, а Эйприл так и осталась у стены, только ноги подогнулись, и она опустилась на пол. Опустошенная и разбитая. Брошенная. Навечно, навсегда. Как же больно было осознавать снова и снова, что больше она не проснется под его нежным взглядом, что не будешь больше задорный заразительный смех наполнять гостиную… Не будет больше ничего. Как она могла быть такой глупой в свои восемнадцать, считая, что расстояние для них – помеха? Эйприл не слышала, как хлопнула входная дверь – ее дочь вернулась домой. Кайла перепугалась, увидев мать, сидящую на полу с мокрым от слез лицом и размазанной косметикой. Она вообще не помнила, чтобы ее мать плакала, ни разу за свои четырнадцать лет, а сейчас Эйприл выглядела такой разбитой и несчастной, что у Кайлы сжалось сердце. - Мама! Мамочка! – девочка бросилась к матери и плюхнулась на колени рядом с ней. - Кайла… - Эйприл крепко обняла дочь, - девочка моя… Она гладила свою дочь по волосам и крепко обнимала, шепча ей ласковые слова, а по ее щекам градом лились слезы. Кайла – единственное, что ей осталось от него. Самый лучший, самый дорогой подарок. Бесценный. То, ради чего стоит жить. Нет большего счастье, чем ребёнок от любимого человека. Даже если его больше никогда не будет рядом, часть его всегда будет с ней. Ее девочка. Его дочка.