Уединение, отчаяние, искупление

Кофе с чайной ложкой коньяка остановил дрожь после пронизывающего холода, рана была перевязана, но сердце Юри не перестало колотиться, как безумное. После слов Констанс, однако, он почувствовал отстранение от реальности и спокойно прошёл в дом. Судя по её шокированному лицу, она ждала более эмоциональной реакции, но в голове у Юри всё как будто встало на свои места. Тайна, с которой он боялся сорвать покров, свалилась на него сама, ошеломив, но в то же время и принеся долгожданную ясность после месяцев пребывания во мраке. Юри решил, что лучшего момента, чтобы выслушать всю историю и не впасть при этом в состояние, близкое к истерике, не будет. Тейт и Эдди, к счастью, спали или делали вид, что спят, на втором этаже и не спустились после его появления. — Что здесь произошло? — бесцветным тоном поинтересовался он. Констанс заметно вздрогнула при звуке его голоса и чуть не выронила сигарету. От дыма, заволокшего небольшую кухню, у Юри начала кружиться голова, но он не жаловался. Вдали от реальности было спокойнее. — Это было в девяносто четвёртом году, как вам чуть не разболтал Тейт, — осторожно начала Констанс. — Впрочем, всей истории он, конечно, не знает — не родился ещё тогда. В тот год мы с мужем переехали сюда. Медовый месяц, уединённый уголок — это было счастье, — на секунду она, казалось, ушла в себя. — Извините, отвлекаюсь. Сначала мы выбрали дом, в котором сейчас живёте вы, и я благодарю судьбу, что он тогда был нам не по карману, — Констанс передёрнулась. — В конце октября в тот дом приехали двое молодых людей. Никогда не видела, чтобы кто-то ещё излучал такую неподдельную радость и удовольствие от жизни, как они, — усмехнулась она. — Почти сразу они пришли знакомиться, и мы с удивлением узнали в них российских фигуристов: одну живую легенду — Виктора Никифорова и одну восходящую звезду — Юрия Плисецкого. Юри задумчиво покивал. Едва Констанс на пороге произнесла фамилию «Никифоров», память, до этого предательски отказывавшаяся работать, наконец воскресила впечатливший его в детстве документальный фильм. Русский принц Виктор — так называли его журналисты. Яркий, харизматичный, с безупречной техникой, он не знал конкуренции и завоевал немыслимое количество титулов. Лишь в последние годы его карьеры на горизонте появился достойный соперник, молодое дарование, однофамилец знаменитой русской балерины, внедривший балетную воздушность и грацию на лёд. Все были в предвкушении захватывающего соперничества, но грянула трагедия — Виктор и Юрий Плисецкий во время поездки в Америку погибли в автомобильной катастрофе. Виктору было двадцать семь лет. Теперь Юри легко мог восстановить в памяти их лица — такие же, как сейчас, и совершенно другие. Не отмеченные печатью страданий и смерти. Беспечные. Только ли поэтому он не замечал очевидного сходства, столько времени упускал его?... — Виктор ведь не погиб в автокатастрофе? — выдавил он. Констанс прищурилась. — Так вы всё-таки натыкались на эту официальную легенду? — Давно, ещё в детстве. Я не мог и вообразить, — Юри осёкся, — нет, мог. Я давно подозревал, но не мог поверить. — Как только я увидела их, — вернулась к рассказу Констанс, — я поняла, что они как-то по-особенному относятся друг к другу. Стереотипное мышление помешало сразу разглядеть правду, но через пару дней я случайно увидела, как они целуются рядом с катком, — у неё вырвался странный смех. — Этот каток… Вы, может быть, не знаете, но раньше его здесь не было. Построен и залит на моих глазах перед их приездом. Думаю, Виктор хотел удивить Юрия… На Юри обрушилось непрошеное воспоминание о том, как однажды Виктор без его ведома устроил расчистку льда, чтобы они могли покататься, и грудь неприятно сдавило. — В день Хэллоуина, — продолжала Констанс, — к ним приехали гости, их друзья-фигуристы. Странно: я помню тот вечер во всех подробностях, но их имена забылись. Помню, что были брат с сестрой, красавец, словно сошедший с обложки журнала, и нелюдимый молодой человек. Так или иначе, нас с мужем тоже пригласили на их праздник. Не в обиду сказано, но то торжество было шикарнее вашего, — хмыкнула Констанс. — И в то же время… Когда в этом году я сидела с вами и Виктором за столом, меня не покидало жуткое ощущение, что та ночь повторяется. — Вы ведь и тогда пели? Ту же самую песню? — вырвалось у Юри, и в глазах Констанс отразился страх. — Откуда вы знаете? — Иногда, — Юри замялся, — на меня накатывают странные видения. Как будто мои, но… не мои. И всё же я не просто вижу эти моменты, я словно проживаю их. — Юрий, — покачала Констанс головой, — я не знала, что он на такое способен. Похоже, он пытается проникнуть в ваш разум. — Зачем? — растерялся Юри. — Вы думаете, я знаю все ответы? Я рассказываю о том, чему была свидетелем. После той истории, если честно, я старалась держаться от вашего дома как можно дальше. — Почему же не уехали? — выпалил Юри, но сразу пошёл на попятный: — Извините. Не моё дело. — Нет, ничего. Логичный вопрос. Но я не могу на него ответить, мистер Кацуки, — Констанс погрустнела. — Я хотела переехать. Мы с мужем хотели. Несколько лет он меня уговаривал, а я отказывалась, сама не зная, почему. Наконец ему надоело, и он уехал один. Я и дети… Мы остались. Мы уже привыкли. Тейт и Эдди, правда, хотят уехать. Молодость, амбиции, сами понимаете. А я… Думаю, я до конца своих дней останусь здесь. Это место иногда забирает в плен и живых. Юри вздрогнул. Сколько раз он сам был так близок к отъезду, но что-то вынуждало его остаться, словно прикованного? — Так или иначе, — вздохнула Констанс, — насколько я могла понять, Виктор и Юрий поссорились, потому что Юрий в какой-то момент ушёл наверх с недовольным видом. Атмосфера стала неуютной, и мы с мужем тоже вскоре нашли благовидный предлог уйти и остаток вечера провели… Так, как стоило бы ожидать от недавно поженившейся пары, — её взгляд на долю секунды стал игривым, но тут же потух. — А ночью я услышала крики со стороны того дома. Удивительно, но меня это не напугало — подумала, что кто-то, быть может, упал с лестницы и нужно вызвать медицинскую помощь, побежала туда, хотя муж отговаривал… И чуть не вступила в лужу крови, — Констанс передёрнулась. — Три тела. Красавца — у калитки, Виктора и Юрия — в доме. Через сорок минут приехала полиция, начались опросы, звонки, в трубку им кто-то кричал про неслыханный скандал и умолял скрыть факты. Они согласились, когда им предложили деньги. Мне тоже заплатили, — фыркнула она, — как будто меня распирало от желания выйти на улицу и кричать во всё горло о том, что я увидела. Но отказываться от денег не стала. У Юри не осталось сил как-то реагировать на её цинизм. — Что же случилось? — сухо спросил он. — Я знаю, что было сказано полиции, — пожала она плечами, — я знаю, о чём шептались выжившие гости. Я знаю, что, когда всё утихло, я проходила мимо дома, увидела во дворе Виктора и чуть не лишилась чувств. Я знаю то, что он рассказал мне о призраках — то немногое, что знал сам на данный момент — и знаю его оправдания. Всё это — лишь части правды. — Но ведь вы знаете, — стиснул зубы Юри. — Вы знаете и вините Виктора. В чём? Что случилось на самом деле? — Это не моя история, — отрезала Констанс, — и не мне её рассказывать. Мой совет — уезжайте, пока можете. Юрий напал на вас, это ясно. Почему — тоже ясно. Тейт видел вас с Виктором на катке, — она усмехнулась, а Юри почувствовал, что заливается краской. — Вы каким-то чудом убежали. Не отказывайтесь от этого чуда. Живите. Не всем так повезло. — Но я не узнаю правды, — Юри закусил губу. — Никогда не узнаю. — А оно вам нужно? — глаза Констанс сверкнули. — Спросите себя, чего стоит ваша жизнь и чего стоит эта правда. Я не хочу и не могу рассказать вам всё, но ручаюсь за одно: история неприглядная. Я бы не стала, как вы говорите, винить Виктора без веской причины. Если хотите, я считаю, что он в ту ночь сломал много жизней. Не только тех, кто погиб. И сейчас ломает вашу, называя это шансом на искупление. — Я должен услышать всё от него, — вышло едва слышно, но Юри не сомневался в своих словах. — Идите, если вас не удержать, — Констанс докурила уже вторую сигарету и яростно вдавила её в пепельницу, — пусть на совести Виктора будет ещё одна смерть. Что мне за дело? — её голос предательски дрогнул, разрушив маску равнодушия. Юри вздохнул, но медленно поднялся и на прямых ногах двинулся к двери. Уже на пороге он обернулся. — Спасибо за кофе. И за рассказ. — К чёрту вашу благодарность, — Констанс сердито махнула на него рукой и потянулась за новой сигаретой. Снаружи Юри словно окатило ледяной волной. Когда он бежал сюда, то холод немного притуплялся адреналином, а сейчас его немедленно начало колотить. Стуча зубами, он поспешил к дому, безуспешно стараясь подавить ужас при виде его силуэта на фоне бездонного чёрного неба. У калитки он замер. Что, если Юрий всё ещё поджидал где-то в темноте, готовый убить Юри в ту же секунду, как он ступит на территорию? Пальцы вцепились в ограду, и Юри не мог заставить себя сделать ещё шаг. Наконец, стиснув зубы, он вошёл и лихорадочно огляделся — никого вокруг, только в окне соседнего дома Констанс неподвижно наблюдала за ним. На деревянных ногах Юри пересёк двор, поднялся на крыльцо и толкнул тяжёлую дверь — разве он закрывал её, в панике убегая? Шаг внутрь, ещё один. Его ослепили пробивавшиеся со второго этажа безмятежные лучи солнца. Винтовая лестница уходила в облако света, на которое было больно смотреть. Солнце? Юри чуть не закричал. Ночь, ведь была глубокая, непроглядная ночь. — Юрио, — позвал ласковый голос. — Идём же, Юрио. Виктор, стоя за порогом, протягивал руку, и в его волосах играли и переливались блики света. — Иду я, иду. И это не моё имя, — отозвался Юри и вдруг осознал, что не произносил этих слов. — Но тебе ведь нравится, когда я тебя так называю. — Ты? — звонкий, но несколько язвительный смех. — Теперь меня так называют все, спасибо огромное. Юри попытался открыть рот, пошевелить пальцами, но он не чувствовал своего тела, он видел всё от первого лица, но мог только наблюдать — что? Воспоминания? Юрий таким образом пытался отвлечь его, чтобы незаметно подкрасться? Секундой позже Юри осознал, что призраку не нужны такие предосторожности, и задрожал бы, если бы мог. — Тебе нравится дом? — Виктор выглядел так же, как и обычно, но Юри как будто столкнулся лицом к лицу с незнакомым человеком. Чище. Радостнее. Живее. — Неплохо, — хмыкнул Юрий, и Юри вздрогнул, всё ещё не привыкнув к тому, что видит происходящее его глазами. — При всей твоей склонности к преувеличению, я понимаю, почему ты назвал его райским уголком. Улыбка Виктор вдруг расплылась, а голос словно утонул в толще воды. У Юри закружилась голова, он зажмурился — он или Плисецкий? Когда он открыл глаза, то сидел за праздничным столом, сжимая под скатертью руку Виктора, и Констанс пела о богах и монстрах, и за столом сидели улыбающиеся люди, среди которых Юри узнал и «красавца», потом так отчаянно молившего впустить его. При взгляде на него, однако, внутренности словно ожгло ненавистью так, что трудно стало дышать. — Потанцуешь со мной? — шёпотом предложил Юрий Виктору, но Виктор, досадливо морщась, указал глазами на других гостей и покачал головой. — Слишком рано. — А когда будет не рано? — шипел Юрий. — Я устал ждать, Виктор! Виктор раздражённо вздохнул и отпустил его пальцы, отворачиваясь. Юри сдавило грудь. Обида и непонимание, принадлежавшие, конечно, Юрию, волнами проходили через него. Как только Констанс допела, Плисецкий порывисто вскочил и, не говоря ни слова и ни на кого не глядя, выскочил из комнаты. Когда он побежал по ступеням на второй этаж, картина вокруг снова поплыла и через несколько секунд вернулась ночной прохладой и тишиной. Шаг за шагом вниз по ступеням — Юри уже не знал, его собственное сердце заколотилось быстрее в ожидании правды или Юрия, но его грохот отдавался в ушах. Чужие эмоции снова наполняли. Горечь от непонимания. Открытость. Жажда поговорить. Желание быть любимым. Снизу послышались стоны, становившиеся отчётливее с каждым шагом, и Юрий споткнулся, чуть не полетев вниз головой. Юри и сам узнал голос Виктора. Последние несколько ступеней — с красной пеленой перед глазами. Дверь спальни, которой предстоит пустовать долгие годы — распахнуть ногой. Юри не знал, он или Юрий судорожно втянул воздух, оказавшись на пороге. — Виктор, — процедил Юрий. — Крис. Вечер добрый, — Юри чувствовал, как голос Юрия чуть не сорвался на писк. Обнажённые, в одной постели, пойманные врасплох — у Виктора не было лжи, за которую можно было бы уцепиться. Его лицо приобрело умоляющее выражение. Крис — Юри невольно повторил в голове это имя — часто моргал, явно не пришедший в себя. Виктор, чуть содрогнувшись, поднялся, накинув на себя простыню. В полный рост он был намного выше Юрия, но сейчас казалось, будто дело обстоит наоборот. — Даже интересно будет послушать твои оправдания, — Юрий, очевидно, хотел вложить в тон побольше насмешливости, но вырвался только свистящий шёпот. Всё его тело мучительно сводило судорогой. — Юрио, — начал Виктор и шагнул к нему, но тот шарахнулся. — Не смей называть меня Юрио, — ещё тише, одними губами. Юрий развернулся и медленно двинулся на кухню. Виктор что-то говорил у него за спиной, но он не слышал ни слова и даже не пытался услышать. В окно светила необычайного размера луна, и всё было видно отчётливо, как днём. Свет играл на ножах в подставке. Рука Юрия потянулась к самому большому. Он осторожно взял его, провёл пальцем по лезвию и заворожённо уставился на появившуюся полоску крови, даже не почувствовав боли. — Юрио, — от голоса Виктора он вздрогнул. Внутри что-то нехорошо закипело, грозя вылиться либо в крик, либо в слёзы, — что ты делаешь? Юрий развернулся, непонятным образом сдерживая дрожь. Виктор побледнел, увидев нож в его руке. — Юрио, послушай, я виноват перед тобой, очень виноват. Но я… Тремя большими шагами Юрий преодолел разделявшее их расстояние и механическим движением всадил лезвие Виктору в сердце, как будто точно знал, куда нужно бить. Виктор даже не вскрикнул: у него лишь вырвался хрип, и он стал оседать на пол. Широко раскрытые глаза ничего не выражали. Юрий с усилием выдернул нож, только сейчас почувствовав, как заболела рука от напряжения. — Виктор? — на пороге кухни появился Крис, наспех одевшийся. — О боже. Что ты наделал? — он переводил полный ужаса взгляд с тела Виктора на Юрия и, казалось, давился не находившими выхода словами. Юрий молча пошёл с ножом на него. — Эй! — Крис отскочил. — Прекрати! Отдай нож, Юрий! Он попытался схватить Плисецкого за руку, но тот сделал какое-то неуловимое движение, и Крис взвыл, зажимая рану в предплечье. Ещё пару секунд он беспомощно пятился, шевеля губами, но наконец закричал. — Помогите! — Юрий даже не вздрогнул. — Кто-нибудь! Он кинулся бежать к входной двери, и Юрий ускорил шаг. Его словно вела какая-то сила, позволяя ему даже почти не касаться ногами земли, а Криса замедляя, делая его гибель неминуемой. И всё же Крис сопротивлялся. — Помогите! — снова закричал он уже на улице. — Боже мой! Одна его рука уже легла на калитку, когда Юрий воткнул нож под лопатку. Крис издал мучительный стон и повалился вперёд. Калитка распахнулась под его весом, и он остался лежать ровно посередине — голова уже на пыльной дороге, ноги ещё на лужайке перед домом. Юрий несколько мгновений смотрел на его тело, а потом вдруг расхохотался и пошёл обратно в дом, где уже горел свет. Когда он тихо вошёл, сначала этого не заметили. Сара на кухне пронзительно кричала, Микель что-то говорил дрожащим голосом. Эмиль стоял в дверном проёме спиной к нему и глухо матерился. — Юра, — он вздрогнул, услышав голос сверху. Отабек стоял на лестнице, с взлохмаченными волосами и заспанным лицом, но его глаза были распахнуты в немом удивлении и страхе. Внезапно стало тихо, и Юрий увидел, что все обернулись к нему. Тихий всхлип Сары прозвучал как выстрел. — Юра, — повторил Отабек дрожащим голосом, — что произошло? Юрий помолчал. До него почему-то не доходил смысл вопроса. — Предательство, — наконец пожал он плечами. — Ты… Ты… убил его, — Сара осела на пол и зарыдала в голос. Микель встал, прикрывая её собой. Как глупо, подумал Юрий. Никому из них ничего не грозило. — Да, убил, — подтвердил он спокойно. — И Криса тоже. Там, — он мотнул головой в сторону двери. — Кто-нибудь вызвал полицию? — прошептал Эмиль, и Юрий вдруг расхохотался, заставив всех отпрянуть. — Полицию? — его всё ещё душил смех. — Меня предали. Я убил их. Какую полицию? — Юра. — Отабек, не надо! — зашипел Микель. — Бежим! Все мы! Они с Сарой и Эмилем по дуге обогнули Юрия и выбежали в ночь. Плисецкий едва проводил их взглядом. — Юра, ты понимаешь, что только что убил двух людей? — Юрий резко обернулся к Отабеку. Бледный, как полотно, тот сжимал губы в тонкую полоску, но оставался на месте. — Юра, ты убил Виктора. Твоего Виктора. — Виктора, — эхом откликнулся Юрий. Он медленно перевёл взгляд на тело, видневшееся через открытую дверь. Виктор лежал там… мёртвый? Юрий посмотрел на свои руки. В крови. И он сжимал нож. Что за глупости? — Я убил Виктора? — тупо переспросил он. Отабек, закрывая рот рукой, кивнул. Юрий в замешательстве провёл рукой по щеке и ощутил влагу. Он плакал? Из-за Виктора? Виктор умер? — Юра, — Отабек, ещё каким-то чудом державшийся на ногах, стал медленно подходить. — Юра, положи нож. Всё кончено. Юрий снова взглянул на нож. Кровь в лунном свете выглядела чёрной. Беспросветно чёрной. — Кончено, — повторил он со смехом, перешедшим в судорожное рыдание. Рука поднялась уже привычным движением. Он слышал отчаянное «нет!» и краем глаза видел, как Отабек кинулся к нему, прыгнув через перила, но лезвие не дрогнуло, когда он провёл им по собственному горлу, и всё потемнело. Юри, задыхаясь, распахнул глаза. Теперь он стоял посреди холла. Отабек сидел на ступеньках, закрыв руками лицо. Вернувшиеся Эмиль и Микель вместе с Констанс над чем-то склонились. Юри нахмурился. Он всё ещё был в воспоминаниях Юрия? Снаружи завыла полицейская сирена, и все, кроме Отабека, кинулись к двери. Юри почувствовал, как горло сдавила паника, не принадлежавшая ему, когда они отошли, открыв вид на тело Юрия в изломанной позе на полу. — Я? Я мёртв? — завопил Юрий. — Что я тогда такое? Отабек, ты меня слышишь? — он кинулся к нему и попытался потрясти за руку, но пальцы хватали лишь воздух. — Что за чёрт? Отабек! — Он вас не слышит, — раздалось за спиной, — и не услышит, пока не научитесь появляться перед живыми. Юрий вздрогнул и обернулся. Там стоял мужчина в длинном чёрном плаще, глядя на Юрия не то с изумлением, не то с неодобрением. — Кто вы такой? Что здесь творится? — Моё имя — Эдвард. Я, молодой человек, призрак, как и вы. Ну и ночь вы устроили, должен сказать. Давно этот дом не видел таких потрясений. Хотя, откровенно говоря, худшая часть меня не удержалась от искушения немного помочь вам. Поточнее направить орудие убийства… Я уже и забыл эти ощущения, — на тонких губах заиграла пугающая улыбка. — Призрак? — прошелестел Юрий. — Что за бред. — Вы умерли в этом доме, — невозмутимо пожал плечами Эдвард. — Все, кто здесь умирает, продолжают существовать в такой… необычной форме. — Как… как долго? — непонимающе спросил Юрий, и Эдвард рассмеялся, хоть и невесело. — Вы, должно быть, ещё в шоке, раз спрашиваете такое. Не стану называть себя экспертом, но, думаю, впереди у вас вечность. — Вечность? — выговорил Юрий. — Я буду здесь вечно… один? — Почему же — один. Здесь и раньше были призраки, а сегодня наши ряды благодаря вам пополнила целая компания. Повинуясь какому-то инстинкту, Юрий повернул голову. Виктор стоял, прислонившись лбом к стене, и его плечи едва заметно вздрагивали. — Предатель, — прошипел Юрий, и всё тело снова передёрнуло судорогой — только в десять раз хуже, чем раньше. — Я проведу здесь вечность с предателем? — Похоже на то, — бесстрастно подтвердил его новый знакомый. Юрий снова подошёл к своему телу, над которым уже суетилась полиция. Затем обернулся к луне, безжалостно светившей в окно, и зашёлся беззвучным криком. Юри открыл глаза, вскрикнув, и понял, что лежит навзничь на полу. Судя по окружавшей темноте, он вернулся в настоящее. Перед глазами всё ещё стояли, как живые, увиденные образы, в груди горели болезненные эмоции, в ушах стояли предсмертные стоны. — Виктор? — позвал он едва слышно. Виктор появился над ним словно из ниоткуда, и Юри подавил желание вскрикнуть. Разум не принимал, что призрак мог выглядеть совершенно как живой человек. Подсознательно всё ещё не хотелось верить. Юри протянул руку, осторожно коснулся щеки Виктора: как всегда, немного прохладная кожа, но в остальном… Виктор на секунду озадаченно нахмурился, но в его чертах уже виднелись понимание и страх. — Ты всё знаешь, да? — Виктор выпрямился и отошёл на пару шагов, словно показывая, что у него нет враждебных намерений. — Знаю, — обыденным голосом подтвердил Юри, тоже поднимаясь на ноги. Он мучительно вглядывался в Виктора, ожидая от себя какого-то всплеска. Где-то внутри он чувствовал и презрение, и жалость, и стремление убежать, и облегчение, и ничуть не изменившуюся нежность. Ни одна из этих эмоций не могла, впрочем, взять верх: они смешивались и превращались в некое выжидательное спокойствие. — Ю… Он больше на тебя не нападёт. По крайней мере, сегодня. У тебя остались какие-то вопросы? — Виктору явно было неловко: он переминался с ноги на ногу, словно готов был броситься прочь в любой момент. Юри задумался. Вопросы не то что были, они буквально роились в голове, и он не знал, с какого начать. — Расскажи всё с самого начала, — наконец решил он. — И пойдём в гостиную, я не собираюсь сидеть на полу. Виктор распахнул глаза, должно быть, удивляясь его спокойной решимости. На Юри же напала странная отрешённость, словно у него уже не осталось сил бояться, поражаться и переживать. После потока эмоций, пережитого им в воспоминаниях Юрия, эта перемена была даже приятной. В гостиной Юри присел на самый край дивана: спина сделалась намертво прямой, и расслабить её не удавалось. Виктор и вовсе было остался стоять, пока Юри не одарил его выразительным взглядом, заставив занять такую же неестественную позу напротив. — Когда я познакомился с ним, моя карьера была на пике, — тихо начал Виктор. — Почти никакой конкуренции, бесчисленные титулы… Я даже стал от этого уставать. Но однажды передо мной появился Юрий, молодой, но гораздо более серьёзный и собранный, чем был я в его годы, — по бледным губам пробежала тень улыбки. — Он встал прямо передо мной, задирая подбородок, и пообещал, что превзойдёт меня, и очень скоро. В ту секунду я, признаюсь, подумал, что он меня ненавидит. Уже гораздо позже, когда наши тренеры и семьи стали общаться, я узнал, что на самом деле я был его кумиром, — Виктор стиснул зубы и, казалось, подавил судорогу. — Он был уверен, что не победит меня, если не отбросит детское восхищение. Отчасти, впрочем, это верно… Так или иначе, на следующем же турнире, где участвовали мы оба, он сдержал обещание, выиграв золото и оставив мне лишь второе место. На церемонии награждения он так посмотрел на меня… Словно испуганно. Словно боялся, что я его возненавижу. — А ты? — Юри вдруг охрип. Всё, что рассказывал Виктор, было слишком легко представить в ярких красках и чувствах. — Я? — Виктор даже рассмеялся. — Я был заворожён. Наконец-то нашёлся соперник, равный мне, а может, и превосходящий. Кроме того, меня неудержимо тянуло к заключённой в нём внутренней силе — Юрий прямо-таки излучал её. Непоколебимую решимость победить и стать лучшим. Конечно, я с улыбкой подал ему руку и поздравил. Он страшно удивился, но потом просиял, и я понял, что пропал. У меня почти не было желания выступать, если он не был моим соперником, но я катался, и ещё лучше, чем когда-либо, надеясь, что он наблюдает. Юрий, судя по всему, делал то же самое. А когда в соревновании участвовали мы оба… Те, кто смотрел со стороны, говорили, что это была битва. Осознанно или нет, мы даже составляли себе программы, подходящие по настроению для яростных сражений. Но это было на льду, — Виктор вдруг замолчал и уставился вдаль расфокусированным и потеплевшим взглядом. — А в жизни? — подтолкнул его Юри, когда пауза затянулась, и Виктор заметно вздрогнул, выходя из ступора. — Мы неизбежно катились к тому, чтобы стать друг для друга ближе, чем родные братья, — просто ответил он. — Взаимное восхищение и уважение привели к тому, что мы очень тесно общались и, даже если в чём-то не сходились, могли говорить о чём угодно, не сдерживаясь и не испытывая неловкости. Пожалуй, это ведь и есть самое ценное в любых отношениях… Виктор снова запнулся, но на этот раз быстро продолжил сам. — Где-то через полгода восхищение стало перерастать во что-то большее. Прикосновения затягивались, моменты наедине становились ещё ценнее. Не мешала даже разница в возрасте: ему было девятнадцать, а мне… — Двадцать семь, — прошептал Юри, не сдержавшись. — Двадцать семь. Порой я чувствовал себя старым, — у Виктора вырвался невесёлый смех, — но Юрио каждый раз уверял меня, что ему наплевать. Что ему ни с кем не было так хорошо. Он же первый признался мне в своих чувствах. Весь дрожал, уверенный, что я его оттолкну. Признаться, он застал меня врасплох, и я не нашёл слов, поэтому просто поцеловал его. Он был тогда на грани не то слёз, не то обморока, — глаза Виктора затуманились, и даже у Юри перехватило дыхание. — Откуда взялось «Юрио»? — поспешно выдавил он, чтобы разрядить обстановку, и Виктор рассмеялся, почти беззаботно. — Когда мы были на турнире в Токио, возникла путаница из-за того, что в сетке был местный фигурист, твой тёзка. Их обоих стали называть «Юри», но японский Юри в последний момент получил травму и не смог выступать. Чтобы различать их, публика стала называть Юрия «Yuri on ice». Меня это позабавило, и я сдвинул одну букву и стал называть его Юрио. От меня он это терпел, но когда я случайно ляпнул «Юрио» в каком-то интервью и все это подхватили, боже, как же он злился, — Виктор широко улыбался, но через несколько мгновений помрачнел и пустым взглядом уставился в окно. — Когда в твоей жизни есть что-то хорошее, невольно думаешь, что это навсегда. У некоторых это хорошее забирают обстоятельства. Я же всё испортил сам, — его голос дрогнул, и на минуту повисло молчание. — В тот год мы собирались заявить всему миру о нашей любви. Эрос и агапе. Я случайно нашёл эту музыку, но она меня так поразила, что я тут же предложил Юрию сделать перекликающиеся программы. Можно даже сказать — парные. Мы готовили их для показательных выступлений после финала Гран-При: раскрывать раньше не хотелось, да и не было никаких сомнений, что мы попадём в этот финал и разделим там первое и второе место. — Его программой было агапе? — Откуда ты знаешь? — Я, — Юри замялся, — я видел, как он её откатывает. Юрий показывал мне в одном из этих видений. Да и, — он попытался улыбнуться, — сложно представить, чтобы ты взял не эрос. — Да, — вздохнул Виктор, — мы действительно распределили их так и начали отрабатывать. Осенью, когда наши номера практически достигли совершенства, Юрий вдруг изменился. Стал нервным. Злился, если я проводил время с другими друзьями-фигуристами. У него самого почти не было друзей… Тогда я и нашёл этот дом. Подумал, несколько дней вдали от всего помогут ему успокоиться. Зачем, зачем в последний момент я затеял это празднование Хэллоуина! — вдруг яростно прошептал Виктор, ударяя кулаком по дивану. — Думал, если он лучше познакомится с моими друзьями, то перестанет ревновать… Прекрасно вышло, ничего не скажешь. Юрий ведь… показал тебе? — он взглянул было на Юри, но тут же опустил взгляд в пол. — Да, — это прозвучало в более обвинительном тоне, нежели хотелось бы Юри, и он поспешно добавил: — Как он это делает? Как залезает ко мне в голову? — Я не очень много знаю о законах, которым подчиняются призраки, — покачал головой Виктор, — но, очевидно, мы обретаем некоторые телепатические способности. Должно быть, в нём столько злобы и обиды, что ему даже не нужно прикладывать особых усилий, чтобы выплеснуть их в чужой разум. К тому же, вы с ним похожи… Во всяком случае, так он считает. Помнишь, когда ты в первый раз услышал агапе, я спросил, что ты думаешь? Юри нахмурился. Казалось, будто это произошло многие годы назад, и всё же он помнил изумление, если не страх Виктора после его ответа. Он неуверенно кивнул, не понимая, к чему тот ведёт. — Ты сказал то же самое — слово в слово — что и Юрий, когда впервые услышал эту музыку. Именно тогда я понял, что он не просто в твоей голове — он может даже сделать свои мысли твоими, если того захочет. По спине Юри прошла дрожь. Хоть он и догадывался об этом — слишком часто какие-то суждения словно приходили к нему сами собой — оказаться перед неоспоримым фактом всё равно было жутко. — Возвращаясь к рассказу, — у Виктора вырвался прерывистый вздох, — я предложил Юрию, чтобы справедливости ради мы оба пригласили кого-то. Единственным другом Юрио был Отабек Алтын — я плохо его знал, но Юрио всегда высоко о нём отзывался и сразу же позвонил ему. Я позвал наиболее близких мне людей из тура. Микель и Сара Криспино — близнецы и оба талантливые фигуристы… С ними увязался Эмиль Некола — вечно жизнерадостный и улыбчивый парень, так что мне и возражать не хотелось. Наконец, восходящая звезда швейцарского фигурного катания Крис Джакометти. Он тогда только ворвался в ряды спортсменов высокого класса, но уже пользовался значительным успехом со своими яркими и страстными программами и блестящей техникой… И он всё время пытался завоевать моё расположение. Иногда чересчур настойчиво, но мне льстило его внимание и восхищение. По сравнению со ставшим раздражительным и неприветливым Юрием с ним было гораздо легче просто приятно провести время, и я, как последний идиот, сближался с ним, пренебрегая Юрием, не желая понять, что его тревожит, и помочь, — Виктор сжал губы, и по его щеке скатилась слеза. — Моя главная вина была даже не в измене, а в этом предательском невнимании. Юри с удивлением осознал, что скорее сочувствует, чем осуждает. Он тихо поднялся и сел рядом с Виктором, сжал его трясущуюся руку, и Виктор крепко вцепился в его пальцы с тихим всхлипом. — Почему ты меня не презираешь? — еле слышно выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Я не заслуживаю твоего утешения, Юри, разве теперь ты не видишь? Почему? — Я не знаю, — честно ответил Юри. — Но мне почему-то хочется утешить тебя, а не оттолкнуть. — Думаю, остальное тебе показал Юрий, — после паузы прошептал Виктор. — Господи… Не то чтобы ведь я не понимал, что творю, но я был зол на него — он словно нарочно пытался испортить вечер — и пьян. Крис набросился на меня первым, но разве это оправдание? — его голос сорвался на крик, и он попытался отдёрнуть руку, но Юри не отпускал, и Виктор замер, тяжело дыша. — Самое страшное — это вовсе не нож, которым он меня убил. Самое страшное было, когда он зашёл в ту комнату и встретился со мной взглядом. Его глаза в ту секунду. Они бы являлись мне в кошмарах, но я теперь не сплю и всё время вижу их наяву… — Он ненавидит меня? — решился вставить Юри. — Видишь ли… С одной стороны, да. Он возненавидел тебя в тот момент, когда ты вышел на каток и он увидел, как вы похожи. Наверное, Юрий ещё тогда предугадал, как всё обернётся… С другой стороны, он не хочет, чтобы мы сближались и я разрушил и твою жизнь — а он уверен, что именно это и случится, если я не оставлю тебя в покое. Я пытался защитить тебя от него — чёрт, впервые за все эти годы я заговорил с ним, но он либо не обращал внимания, либо смеялся мне в лицо. Не могу сказать, что в глубине души его не понимаю, — Виктор рассмеялся так, что Юри пробрала дрожь. Юри не знал, что сам думает по этому поводу, и спросил про другое: — Как ты выходил из дома? После нашей прогулки в лес у меня на время пропали сомнения, что ты живой человек. — В основном я притворялся, что покидаю дом, — пожал плечами Виктор. — Это легко, когда человек думает, что если он чего-то не видит, то этого не существует. Скажи, ты хоть раз, за исключением той прогулки, видел меня за оградой участка? Юри стал лихорадочно вспоминать, но уже прекрасно знал ответ. Поездка в город? Со слов Виктора. Дом Констанс? Он не видел, как Виктор туда входит, и ни разу не провожал его до калитки. Слегка злясь на собственную невнимательность, Юри покачал головой. — Что касается леса… Хэллоуин — особенный день. День, когда призраки не привязаны к месту смерти. Далеко уходить рискованно — если не вернуться до рассвета, исчезнешь навсегда, но небольшая прогулка — легко. Другие привидения дома рассказали мне об этом уже очень давно. — Исчезнешь навсегда? — машинально повторил Юри. — В первый Хэллоуин после своей смерти, — вдруг выпалил Виктор, — я вышел из дома и долго бежал вперёд, не собираясь возвращаться. Я не хотел больше существовать. Мне казалось, что за этот год я познал все страдания мира. — Что же тебя остановило? — Юри едва не перестал дышать и мысленно поблагодарил неведомую силу, помешавшую Виктору. — Нерешительность. Страх. За пару часов до рассвета я стоял посреди шоссе и боролся с желанием кинуться обратно. Там меня и нашла Миртл Сноу — ты же знаком с ней? — Можно сказать и так. — Она сказала, что то, что я собираюсь сделать, равносильно самоубийству. Переубеждала, доказывала, что и такое существование не беспросветно. Впервые за этот год я почувствовал, что ко мне относятся не с презрением — впрочем, заслуженным, но от этого не менее тяжким. В итоге я прислушался к ней, и почти засветло мы вернулись в дом. С тех пор я не пользовался правом покидать дом на Хэллоуин… до этого года. — А Юрий? — вдруг вырвалось у Юри. — Я не уверен, что он даже об этом знает. Он гораздо сильнее оторван от мира живых, чем я. И не только живых. Даже другие призраки едва могут до него достучаться. Он существует видениями прошлого и злостью, — в голосе Виктора явно прозвучала вина. — А Крис? — настаивал Юри, и Виктор вздрогнул. — Крис — это… особый случай. Он умер ровно на границе территории дома и не стал полноценным призраком. Он появляется только на Хэллоуин — в день смерти — и только вокруг дома, но не в нём самом. Вряд ли он до конца осознаёт, что случилось, — Виктор передёрнулся. — Всё, что он делает, — умоляет впустить его в дом. Слава небесам, что это продолжается только один день. Если кто-то и виноват в этой истории меньше других, это Крис. Он ведь не знал про наши с Юрио отношения, — Виктора опять затрясло, и Юри продолжал сжимать его руку, не зная, как ещё поддержать. — Мне кажется, в этой истории вы все — жертвы, — наконец сказал он, и Виктор вдруг поднял глаза, в которых читалась отчаянная решимость. — Юри, ты чудом остался жив. Каждую секунду, что ты проводишь рядом со мной, тебе грозит опасность — пусть не немедленная, но реальная. Уезжай. Беги без оглядки, — губы Виктора дрожали, но голос звучал твёрдо. — Я не вынесу, если по моей вине разрушится ещё одна жизнь. Юри не знал, что отвечать и что делать. Голова от нехватки сна и обилия новой информация тяжелела, а тело снова начала сотрясать дрожь. — Я хочу отдохнуть, — вырвалось у него почти с упрёком. — Мне нужно время. — Тебе лучше пойти к Констанс, — вздохнул Виктор. — Там ты спокойно поспишь в безопасности. Юри кивнул, не имея ни сил, ни желания спорить. Тем не менее, упоминание Констанс немного встряхнуло его. — Констанс. Как она во всём этом замешана? Она рассказала про свою роль в той ночи, но у меня сложилось впечатление, что… Вы общаетесь. — Иногда разговариваем через ограду. Я был поражён, как быстро она отошла от шока, впервые увидев меня призраком. Несколько лет назад она, верь или нет, подарила телевизор, и я смог смотреть фигурное катание – так впервые и увидел тебя… Впрочем, она справедливо винит меня в этой трагедии, так что это нельзя назвать регулярным общением. До этого года она даже ни разу не приходила сюда. Будто боялась, что тоже останется навсегда. — Почему же пришла в этом? — Юри нахмурился. — Она ведь сама предложила мне отметить Хэллоуин. — Как только она поняла, что мы познакомились, — тут же испугалась повторения истории. Я старался не пересекаться с ней, сбегая от правды, и ей пришлось пойти на крайние меры, чтобы поговорить со мной, — Виктор покачал головой. — Если бы я её послушал… Я не учусь на своих ошибках. Иди к ней, Юри, пожалуйста. И… Если ты решишь не возвращаться, я пойму. Юри не мог сдвинуться с места, мучительно вглядываясь в лицо Виктора в надежде понять что-то неявное глазу, скрытое. Виктор тяжело дышал и не смотрел на него. — Юрио, — вдруг прошептал он. — Иногда ты очень сильно напоминаешь мне Юрио. Юри с трудом поднялся и побрёл к двери. На него накатывало тяжёлое опустошение. — Секция для детей, увлечённых фигурным катанием, — остановил его голос Виктора, и Юри в удивлении обернулся. — Помнишь, я соврал тебе про свою работу? Я действительно собирался создать эту секцию после завершения карьеры, — в глазах Виктора блеснули слёзы, и он яростно вытер их рукавом. — Извини. Иди. Юри, потеряв дар речи, несколько мгновений растерянно смотрел на Виктора, прежде чем повернуться и уйти.