Уединение, отчаяние, искупление

— Челестино? Это Юри. — Юри! — голос его бывшего тренера в трубке звучал изумлённо, но обрадованно. — Давно ничего от тебя не слышал. Совсем забыл меня? — усмехнулся он. — Извини. Я хотел позвонить, — поспешно заверил его Юри. — Правда хотел. Но всё время… — Был занят? — Челестино, казалось, едва сдерживал смех. — Отдыхая в Америке? — Извини, — повторил Юри. — Да ладно, ладно… Я знаю, что ты хотел оставить фигурное катание и всё, что с ним связано, позади. Получилось хоть? — Почти, — солгал Юри. — Мне здесь хорошо. — Что ж, с тем и поздравляю. Но ты ведь позвонил не похвастаться, как идеально живётся без тренировок и разъездов? — Нет, — Юри не сдержал улыбки: он всегда ценил Челестино за проницательность. — Я хотел спросить, нет ли у тебя контактов некоторых бывших фигуристов. — Может, и есть. Зачем тебе? — Хочу спросить их об одной старой истории. — Мне пару недель назад звонил Пхичит, — тон Челестино сменился на настороженный. — Сказал, ты начал верить — и небезосновательно, по его словам, — в сверхъестественное, призраков и прочую нечисть. Юри, я не знаю, с чем ты там связался, но Пхичит был напуган. За тебя. Он уверен, что тебе надо поскорее уехать из дома, где ты живёшь. — Челестино, — Юри запнулся, — как раз поэтому мне нужны эти контакты. Я не могу принять решение и думаю, что звонки им кое-что прояснят. — Хорошо, — вздох, — хоть мне это и не по душе. С кем ты хотел поговорить? — Микель и Сара Криспино, — Юри записал эти имена, когда пришёл к Констанс, ровно перед тем, как провалиться в измождённый сон. — Эмиль Некола. Отабек Алтын. Повисло молчание. — Юри, что за историю ты раскапываешь? — Я… Это так важно? Челестино тихо выругался. — Вообще-то да. Но если я буду настаивать, ты просто добудешь их контакты где-то ещё, так что к чёрту. Я посмотрю и напишу тебе. — Большое спасибо, — искренне поблагодарил Юри. — Пока ещё не за что. И прошу, береги себя. — Обязательно, — снова покривил он душой. — До связи. Положив трубку, Юри уставился в окно на свой дом, освещённый лучами закатного солнца. Тейт и Эдди если и удивлялись его присутствию, то ничего не говорили. Констанс предложила ему пустующую комнату на втором этаже, где Юри и проспал почти весь день. Снов он не видел. Они словно остались там, в особняке напротив, величественном, но с кровавой историей. Каждый раз, как Юри пытался понять, как ему поступить, начинало ломить висок, поэтому он решил тратить силы на действия, а не размышления. Одно он, впрочем, знал наверняка: он не сдастся без борьбы. Минут через сорок телефон пиликнул, оповещая о сообщении. Челестино прислал номера Эмиля и Отабека и написал, что никаких контактов Криспино не осталось. Словно они хотели исчезнуть, скрыть своё существование, чтобы не быть потревоженными. Несколько ранее Юри нашёл в интернете, что стало с участниками этой истории. Официально было объявлено, что Крис погиб, катаясь на лыжах в родных Альпах. Юрий и Виктор якобы разбились в автокатастрофе на том самом шоссе, что тянулось до Миннеаполиса за широкой полосой леса, подступавшего к дому Юри. Микель, Сара, Эмиль и Отабек были названы выжившими по счастливой случайности. Криспино после этой истории продолжали выступления на соревнованиях, пока не ушли из спорта из-за возраста, но их знакомые отмечали резкую перемену характера. Эмиль, подававший надежды, скатился до фигуриста средней руки и уже через год завершил карьеру. Отабек порвал с катанием сразу же по возвращении из Америки и стал ещё более нелюдимым, чем до этого. Не зная, чего ждёт от разговора, Юри позвонил Эмилю, но тот, едва услышав про Америку и девяносто четвёртый год, прокричал «Больше никогда не звоните на этот номер!» и бросил трубку. Отабек оставался последним шансом. — Алло, — раздался мрачный голос мужчины лет сорока пяти. — Здравствуйте, Отабек, — нерешительно отозвался Юри, обескураженный прошлой неудачей. — Меня зовут Юри Кацуки, ваш номер мне дал бывший тренер… — А, фигурист, — тон стал напряжённее. — Видел ваши выступления несколько раз. Что вы хотели? Юри замялся, не зная, что сказать, чтобы снова не нарваться на короткие гудки. — Вы верите в призраков? — вдруг выпалил он. Несколько секунд тишины. — Мне сложно ответить на это. Вы к чему-то ведёте? — Да… Я сейчас живу в Америке, в доме недалеко от Миннеаполиса, — Юри явно расслышал короткий удивлённый вздох. — В доме, где, как я узнал, в девяносто четвёртом году… — Вы видели призраков? — резко перебил его Отабек. — Вы ведь уже знаете правду о том, что случилось, не так ли? Вы видели Юру? — Да, знаю и видел, — помедлив, выдавил Юри. — И его, и Виктора. Юрий… пытался меня убить. — Виктор, — почти прорычал Отабек, словно не услышав последних слов, — если вы знаете эту историю, то уже имеете представление о том, что он за человек. — Несчастный, — вырвалось у Юри, прежде чем он успел себя остановить. — А почему предатель должен быть счастливым? — голос Отабека почти сорвался на крик. — Юра… Юра верил ему. Больше, чем мне, больше, чем кому-либо. Мне было этого достаточно, хоть я и имел свои сомнения. А Виктор… Растоптал всё. — Вы с Юрием были лучшими друзьями? — Лучше скажите — я был его единственным другом, пока не появился Виктор. И если бы не появился, у него и сейчас был бы единственный друг… И жизнь. Если Юра и правда стал призраком, — голос вдруг дрогнул, — я не могу представить, в каком кошмаре наяву он существует. По-настоящему несчастен здесь он, — Отабек остановился, тяжело дыша. — Юри… зачем вы позвонили мне? Что хотели услышать? — Не знаю, — честно признался Юри, — думаю, я надеялся, что вы скажете что-то, что подскажет мне, что делать дальше. — Я скажу даже напрямую. Уезжайте, — сухо бросил Отабек. — Бегите без оглядки. Вы не часть этой трагедии, вас ничего не держит. — Да, — деревянным голосом подтвердил Юри. — Спасибо, что согласились со мной поговорить. — Не за что. Всего хорошего, — Отабек явно спешил закончить разговор. — До свидания, — сказал Юри уже в пустоту. Ему не стало яснее, что делать, но из всех слов Отабека одна фраза врезалась в мозг и не давала покоя. Если Юра и правда стал призраком, я не могу представить, в каком кошмаре наяву он существует. По-настоящему несчастен здесь он. Даже поток воспоминаний Юрия не заставил Юри по-настоящему ему сочувствовать, но этим словам вдруг удалось его задеть. Запертый в кошмаре наяву и потому превращающий в кошмар жизнь других. У Юри вдруг появилась странная мысль, и он поспешно спустился на первый этаж. Констанс, поглощённая какой-то книгой, не заметила его появления. — Миссис Лэнгдон! — позвал он, и она вздрогнула, уронив томик. — Что случилось? Юри сделал паузу, пытаясь представить, как дико сейчас это прозвучит. — Можно ли убить призрака? * * * Откинувшись на кожаную спинку заднего сиденья, Юри с недоверием смотрел, как дом, в котором он пробыл столько времени, уплывает из виду. В окне второго этажа было едва различимо лицо наблюдавшего за его отъездом Виктора. — Я вернусь, — пообещал ему Юри днём ранее, но сейчас он не был уверен, хватит ли у него духу снова переступить порог проклятого дома. Паника периодически накатывала волнами, и не раз он уже открывал рот, чтобы назвать таксисту адрес гостиницы, в которой когда-то останавливался, вместо изначального пункта назначения, но пока что сдерживался. Констанс восприняла его нелепый вопрос совершенно спокойно — даже будто ожидая его. — Я и сама об этом думала, когда Виктор всё объяснил… Я хотела не столько прекратить их страдания, сколько обезопасить себя и будущих владельцев дома, — она сжимала и разжимала кулаки. — Пришлось познакомиться с кучей шарлатанов, чтобы найти действительно знающего человека, но в конце концов мне посоветовали настоящего медиума, способного избавиться от призрака. — И? — Юри затаил дыхание. — Я не поехала к ней, — дёрнула плечом Констанс. — Поняла, что, даже если узнаю способ, в жизни не заставлю себя войти в этот дом. Сказала себе, что меня это не касается. Её адрес у меня остался — двадцатитрёхлетней давности, конечно, но что-то подсказывает мне, что она не переехала. — Она? — повторил Юри. — Билли Дин Ховард. Билли Дин Ховард, повторял про себя Юри, неотрывно уставившись на дорогу. Впереди ещё не было видно города, но уже вот-вот должны были стать различимы очертания зданий. Где-то там, на углу Блумингтон-авеню и 25-ой Восточной улицы его ждали ответы. Виктор принял предложение легче, чем он думал. — Это будет милосердно по отношению к нему, — говорил Юри, стоя на пыльной просёлочной дороге: ради безопасности они разговаривали через ограду. — И мне не будет ничего грозить. Виктор задумчиво кивнул и, казалось, ушёл в себя. — И что ты будешь делать, если получится? — спросил он минуту спустя. — Я, — Юри сделал глубокий вдох, — я останусь с тобой. Ты хотел второго шанса? Я останусь. Это твой второй шанс. — Если ты делаешь это только ради меня, — начал Виктор, но Юри шагнул ближе и положил палец ему на губы. — Я делаю это ради себя, — у него вырвался странный смех. — Я не смогу так. Не смогу уехать и забыть тебя, понимаешь? Виктор растерянно моргал, и Юри, перегнувшись через ограду, поцеловал его и не отрывался, пока не закружилась голова. Он и представить себе не мог, что всего после дня порознь так соскучится по прикосновениям Виктора, по мягкому блеску его глаз, по краснеющим от поцелуев губам… — Юри, — Виктор схватил его за руки, не давая отстраниться, — ты вернёшься? — Я вернусь. Даю слово. Я должен вернуться, повторял про себя Юри. Не только ради себя и Виктора, но и ради Юрия и Криса, не заслуживших такой страшной участи. Они уже въехали в Миннеаполис, и Юри провожал здания, мимо которых они ехали, невидящим взглядом. Вскоре такси остановилось возле одноэтажного бело-красного дома. Про себя Юри невольно удивился, хоть и понимал, что ничего особенного ждать и не стоило: бутафорская роскошь, напротив, свидетельствовала бы о фальшивке. Расплатившись, он вышел из машины и неуверенно приблизился к обычной серой двери. Нажал кнопку звонка, тут же отозвавшуюся мелодичным переливом, и замер с гулко бьющимся сердцем. Через полминуты дверь открылась, и Юри изумлённо поднял брови. Стоявшей перед ним девушке в длинном платье на вид было никак не больше тридцати лет, и на миг надежда погасла — Билли Дин всё-таки переехала за эти годы. — Что привело вас ко мне? — вежливо поинтересовалась девушка. — Я… Я искал Билли Дин Ховард, но, похоже… — Что ж, вы её нашли, — улыбнулась она, и Юри едва сдержался, чтобы не открыть рот. — Вы, — запнулся он, — вас порекомендовала мне знакомая, но ей самой порекомендовали вас более двадцати лет назад. — Думаю, вы примерно представляете род моей деятельности? — усмехнулась Билли. — Серьёзно после этого будете удивляться, что у меня есть способность… выглядеть несколько моложе, чем я есть? Юри покачал головой, всё ещё не в силах оторвать от неё глаз. — Что ж, проходите, — она посторонилась. — Как ваше имя? — Юри. Юри Кацуки. — Присаживайтесь, Юри Кацуки. Я сделаю вам чай, — они прошли в просторную светлую гостиную, и Билли небрежно махнула рукой в сторону стола. — Спасибо, — пробормотал Юри, осматриваясь. В доме было зеленее, чем на улице, где властвовала осень: каждый свободный кусочек пространства, казалось, был заставлен растениями в горшках, и даже с потолка свешивались, слегка покачиваясь на ветру из чуть приоткрытого окна, кашпо с орхидеями, распространявшими благоухание по всей комнате. Здесь будто было легче дышать. — Что же вы, садитесь, — Билли Дин вернулась с заварочным чайником и двумя чашками из тонкого фарфора. — Вы встревожены, это сразу чувствуется. И вы совсем недавно контактировали с потусторонним миром. Расскажите с самого начала. Потихоньку отпивая горячий чай, Юри рассказал настолько подробно, насколько мог, чтобы не раскрывать личности действующих лиц, трагедию, случившуюся много лет назад, объяснил, как сам оказался причастен к этой истории, наконец, остановился, изложив просьбу о помощи. — Это возможно? Мне не нравится слово «убить», но другого здесь не скажешь. Убить призрака? Избавить его от бесконечного ада? Билли сидела, прикрыв глаза, и её губы беззвучно шевелились, словно она рассуждала сама с собой, как ему ответить. — Возможно, — глаза распахнулись. — Есть один ритуал, который до этого на моей памяти не подводил, который впервые провели ещё в шестнадцатом веке, в колонии Роанок… — Что нужно сделать? — почти перебил её Юри, и Билли Дин глянула на него с неодобрением, прежде чем ответить. — Вам понадобится личная вещь того, от чьего призрака хотите избавиться. Сожгите её в доме. Когда пламя поглотит предмет — заклинание. Одно слово. «Кроатон». — И всё? — Юри ожидал более сложных действий. — И всё. Но если по какой-то причине ритуал не сработает, вы подвергнетесь огромной опасности. — Почему? — Призрак несомненно почувствует, что от него пытаются избавиться, и появится. Если получится — жаловаться будет некому. Если нет… Он будет в ярости — не были бы вы на его месте? К тому же, судя по вашему рассказу, призрак этого молодого человека находится в постоянной агонии. Злить его опаснее, чем любого другого. — Какова вероятность, что ритуал сработает? — стиснул зубы Юри. — Увы, это не математика, чтобы я могла сказать точно. До сегодняшнего дня я не знаю случаев, чтобы кроатон подводил. Но нет никакой гарантии, что вы не станете первой жертвой. Юри поставил чашку обратно на блюдце — слишком сильно, но руки, к его изумлению, не дрожали. — Спасибо, — он поднялся. — Сколько я вам должен? — Довольно того, что поведали мне эту историю. Иногда я беру с клиентов деньги, иногда — нет. С вас не хочется. Просто помните, что с тем миром нельзя быть небрежным — это игра с огнём. — Спасибо вам, — повторил Юри. — До свидания. Билли Дин на секунду прищурилась, прежде чем ответить: — Прощайте. Ну, не делайте такие глаза, я не предсказываю будущее. Просто ко мне редко возвращаются. Юри натянуто кивнул и двинулся к выходу. В его душе какое-то нехорошее предчувствие боролось с решимостью и желанием наконец оставить прошлое позади. * * * Снова оказавшись перед домом, Юри помедлил. Ещё не поздно было развернуться и убежать… Но Виктор уже появился за оградой, и в его взгляде читалось такое облегчение, что ноги Юри сами сделали шаг за калитку. Виктор несмело приблизился к нему, словно не зная, не оттолкнут ли его, и Юри крепко сжал его в объятьях, слушая биение чужого сердца и медленно успокаиваясь. Виктор прижал его к себе с не меньшей силой, и несколько секунд они стояли, не говоря ни слова и даже не дыша. — Ты узнал, как? — голос Виктора был едва слышен. — Да, — шепнул Юри. — Пойдём в дом. Он сам не знал, говорят они так тихо, чтобы их не услышал Юрий или потому что слова застревали в горле. Когда через десять минут Юри закончил пересказывать визит к Билли Дин и её слова, Виктор выглядел побледневшим, но в глазах горела какая-то отчаянная решимость. — Когда мы это сделаем? — глухо спросил он. — Как можно скорее, — с каждой секундой Юри ощущал, как его тревога растёт. Всё казалось слишком простым и оттого нереальным. — Но нам нужна вещь Юрия. И Криса. Он тоже заслужил покой. Лицо Виктора омрачилось. — Крис… Я не думаю, что хоть что-то, принадлежащее ему, здесь осталось, — вздохнул он. — Что касается Юрио… В начале наших отношений я подарил ему серебряную цепочку, и он носил её, не снимая, вплоть до того самого дня. Но после… того, что случилось, я больше не видел её на нём. Наверное, он снял и положил где-то в доме. — Цепочка? — Юри не мог поверить их удаче. — Подожди минуту здесь. Он кинулся на второй этаж, игнорируя удивлённый возглас Виктора вслед. По коридору к кладовой, зажёг тусклую лампу, начал лихорадочно перебирать бумаги, пока под одной из них не блеснул металл. С колотящимся сердцем Юри вернулся в гостиную. Он поднял цепочку повыше и даже не успел ничего спросить: по лицу Виктора мгновенно стало всё ясно. Виктор, чуть дрожа, протянул руку, и Юри позволил цепочке выскользнуть из его пальцев прямо в раскрытую ладонь. Виктор поднёс её ближе к глазам, едва заметно улыбаясь, но тихая радость быстро сменилась выражением болезненной вины. — Прямо сейчас? — хрипло выдавил он, всё ещё не отрывая взгляда от тускло сиявшего серебра. — Если ты готов, — на Юри накатила новая волна беспокойства: Виктор, казалось, был не в силах разорвать последнюю связь Юрия с миром живых. — Да, — дрожащим голосом отозвался он, — да, сейчас. Чуть промедлить — и я не смогу, — добавил он чуть слышно. Пока Юри возился, разжигая огонь в камине, ему показалось, что Виктор за его спиной вытирает слёзы, но, когда он обернулся, тот выглядел до ужаса спокойным. Юри протянул руку, надеясь, что Виктор не видит, как она дрожит, и Виктор, плотно сжав губы, вложил в неё цепочку. Несколько секунд Юри смотрел, как её звенья отражают пляшущие языки пламени, а потом, задержав дыхание, бросил в огонь. Виктор помог Юри встать, и они замерли, сцепив руки и неотрывно глядя в огонь. Через минуту цепочка медленно начала оплывать, терять форму, растекаться. Огонь оглушающе трещал, и они так напрягали глаза, что у Юри они начали болеть. Когда жидкое серебро потекло, изгибаясь, по поленьям, они краем глаза взглянули друг на друга. — Кроатон! — прокричали вместе и с усилием оторвались от пламени, задыхаясь от напряжения. Волосы на затылке Юри вдруг встали дыбом, и он резко обернулся, уже зная, что — кого — увидит. Юрий Плисецкий стоял прямо за их спинами, и Юри вдруг понял, что впервые видит его так близко и отчётливо. Широко распахнутые зелёные глаза недоумевающе смотрели в огонь, а губы беззвучно шевелились, словно он не осознавал, что происходит. — Юрий, — осторожно начал Юри, но Виктор опередил его. — Юрио, тебе пора уйти, — как бы твёрдо ни звучал его тон, в нём слышалась нотка грусти. — Обрести покой. Уходи. Прошу. Юрий нечеловечески быстрым движением отвернулся от них к окну, и его бормотание вдруг стало слышным. Юри показалось, что изумление в нём мешается с гневом, и едва подавил дрожь. Когда Юрий снова обернулся, его лицо исказила насмешливая подрагивающая ухмылка. — Я не уйду, — свистящий шёпот перешёл в безумный смех, и стены вдруг отозвались эхом «не уйду, не уйду». Его глаза, ставшие пустыми, метались от Виктора к Юри, будто он не мог решить, кого атаковать первым. — Думали, это сработает?! — вдруг оглушающе выкрикнул он, и эхо повторило за ним. — Что я перестану существовать из-за жалкой цепочки? Ты, — повернулся он к остолбеневшему Виктору, — ты думаешь, что твоя подачка ещё что-то для меня значит? Меня здесь держит ненависть к тебе, — он оскалился. — И пока я здесь, ты не будешь знать ни покоя, ни, тем более, — его пронизывающий взгляд метнулся к Юри, — счастья. — Юри, беги! — вдруг закричал Виктор на долю секунды раньше, чем Юри и сам увидел блеснувший в руке Юрия окровавленный нож, но ноги словно приросли к месту. — Юрио! — кинулся он к Плисецкому. — Если ты убьёшь Юри, он останется здесь навечно! Разве этого ты хочешь? — Ему уже всё равно, — одними губами выговорил Юри, и Виктор его не услышал. Юри, как заворожённый, глядел в полные отчаяния глаза Юрия, на его перекошенное лицо и понимал, что у того не осталось ни капли благоразумия, сочувствия или даже логики. Его вела невероятная по силе страстная злоба, от которой вокруг словно потемнело. Что сильнее, отрешённо подумал Юри, любовь или ненависть? — Беги! — снова заорал ему Виктор, уже на грани истерики, и попытался схватить Юрия за руку, но тот с лёгкостью оттолкнул его, сбивая с ног. — Скорее беги! — он даже не пытался вытереть катившиеся по щекам слёзы. И Юри побежал, не видя ничего, кроме выхода где-то далеко впереди, не слыша ничего, кроме назойливого звона в ушах и грохота собственного сердца. Несколько раз спину чем-то обжигало, но он не кричал и не замедлялся ни на миг. Вылететь с крыльца, чудом не споткнувшись, задыхаясь, пересечь лужайку, добежать до калитки. Когда он уже схватился за неё, его руку словно стиснули в стальных тисках, и, в панике обернувшись, Юри увидел торжествующий оскал Юрия и отведённую в замахе руку с ножом. Из последних сил Юри ударил его локтем в грудь, рванулся вперёд и упал без сил на дорогу, наглотавшись пыли. Откашлявшись, он обернулся. Юрий пятился обратно ко входу в дом, и его нож всё ещё был угрожающе поднят, но глаза смотрели в землю. — Боже мой! — Юри подскочил, ожидая новой опасности, но это была всего лишь Констанс, спешившая к нему от своего дома. — Я жив, — сказал он ей и зашёлся нервным смехом. — Что уже само по себе чудо, — она чуть замедлила шаг. — Идёмте, вы ранены. Мистер Кацуки? Юри? Юри вдруг встретился взглядом с Виктором в окне второго этажа, взглядом, полным отчаяния, но не просившим вернуться. Он хотел, чтобы Юри жил, но зачем? Что такого он мог бы сделать в жизни, что сравнилось бы с вечностью рядом с Виктором? Какая-то его часть хотела подняться, вернуться в дом и немедленно встретить смерть, но никак не бежать прочь. Почему же он позволял Констанс увести себя? С её помощью Юри поднялся, повернулся к её дому и тут же прикрыл глаза рукой, ослеплённый многочисленными огоньками. — Что это? — вырвалось у него с недоумением. Сквозь пальцы он взглянул снова — и многоцветное сияние снова ослепило. — Я украшала дом, когда вы выбежали. Скоро ведь Рождество. — Скоро Рождество, — повторил Юри шёпотом и вдруг понял, зачем получил ещё один шанс в мире живых. Отстранив руку Констанс, он вновь обернулся к своему дому, откуда на него всё ещё были устремлены печальные глаза Виктора. Я вернусь, и на этот раз навсегда, хотел сказать он, но не стал. Виктор не поверил бы, а ему самому не нужны были слова, чтобы укрепиться в своём решении. — Виктор, — выговорил он одними губами и наконец заставил себя отвернуться. * * * Заинтересованный шёпот доносился со всех сторон. — Следующим же выступает он? Юри? — Юри Кацуки? Разве он не завершил карьеру два года назад? Я слышал, переехал в Америку… — Всё так, но год назад он объявился в Миннеаполисе, сильно чем-то потрясённый, позвонил своему бывшему тренеру и сказал ему, что возвращается, но только на один сезон. — Вы что, вчера проспали весь день? — подключился третий голос. — Какая у него была короткая программа! Ни одной ошибки! Не удивлюсь, если он выиграет золото. — Но он никогда не выигрывал финал Гран-При. — Всё бывает в первый раз. Сами же говорите — он изменился… Юри перестал прислушиваться, сосредоточив всё внимание на гладкой поверхности льда. Сейчас или никогда. Момент, ради которого ему была дана отсрочка. Он едва услышал, как судьи объявляют оценки Пхичита, выводящие его на текущее первое место с незначительным отрывом от Иглесиа. — Лидер после короткой программы, Юри Кацуки, Япония! — прогремело из динамика, и Юри, едва скрывая охватившую его дрожь, шагнул к бортику. Челестино помог ему снять чехлы с лезвий и, казалось, хотел что-то сказать, но Юри жестом остановил его. Сейчас любые слова только помешали бы. Под бурные аплодисменты и восторженные возгласы он выехал на лёд. Несколько секунд тишины — и полилась врезавшаяся ему в сердце мелодия, нежная и грустная. Юри плавно начал движение с лёгкой, невесомой дорожки шагов. Агапе. Предчувствие большой и чистой любви — и неважно, если она обернётся трагедией. Чувства переполняли его, но словно не его собственные. Сейчас он рассказывал историю Юрио — не измученного призрака, а любящего всем сердцем юноши, у которого впереди была целая жизнь и настоящая любовь. Каскад прыжков — и вздохи восхищения с трибун, которые, впрочем, доносились до Юри, как сквозь толщу воды. Всё его тело сотрясала незаметная мелкая дрожь — постоянная грациозность и воздушность требовали огромного напряжения. Но вот затишье, пауза, которую взяла мелодия, прежде чем взорваться буйным обилием страсти. Вращение из прыжка в точной синхронизации с ритмом яркого танца. Всепоглощающее желание, сжигающее изнутри, любовь на грани смерти. Видишь ли ты это сейчас, Виктор? Эрос, который всегда был у тебя и который ты раскрыл во мне. Теперь движения стали быстрыми, порывистыми, будто Юри не мог сдержать переполнявших его чувств, и в то же время — безупречно отточенными и подчиняющимися музыке. Снова каскад прыжков, небольшой проезд с предельно выгнутой спиной, и сразу же аксель с вытянутыми к потолку руками, после которого — кульминация. Две темы слились воедино, наложились друг на друга, создавая сумасшедшую по накалу, но гармоничную песнь. Гимн любви, которой отдаёшь себя без остатка. Где-то вдалеке бешено аплодировали, но Юри едва слышал, целиком слившись с музыкой. Он творил её каждым своим движением или она вела его за собой — понять уже было невозможно. Мелодия вот-вот должна была завершиться, но перед окончательным финалом был ещё краткий, но мощный всплеск. Любовь, обернувшаяся смертью. Головокружительный полёт в четверном флипе, и Юри почти не почувствовал приземления. Последнее вращение, заставляющее окончательно потерять связь с реальностью, — и резкий обрыв. Юри замер в ту же секунду, как затихла музыка. Я смог, стучало у него в ушах. Я рассказал эту историю. Я не потратил свой шанс впустую. Ноги подкосились, и он рухнул на лёд, едва чувствуя, что плачет. Оглушительный рёв трибун, выкрикивавший что-то голос Челестино, летевшие на лёд цветы — реальность вдруг с головой накрыла его, и Юри пытался отдышаться, посылая воздушные поцелуи. Трудно было сказать наверняка, но, кажется, с его лица не сходила сумасшедшая улыбка. Когда он сошёл со льда, на него накинулись все разом, расспрашивая, поздравляя, обнимая, и Юри пытался отвечать всем сразу, пусть и хотелось хоть секунду побыть наедине с собой. Он даже не слушал объявление баллов, и не сразу понял, почему Челестино начал прыгать от восторга, а соперники — хлопать по плечу и поздравлять. Среди других к нему пробился и Пхичит. — Ты выиграл! — его глаза светились настоящей радостью. — Юри, ты выиграл! Это невероятно! — он кинулся обниматься, и Юри, смеясь, благодарил его, но голова кружилась не только и не столько от победы. — Я сделал то, ради чего вернулся, — сказал он, когда на церемонии награждения слово было предоставлено победителю. — На этот раз я ухожу окончательно. И… я кое-кому посвятил свою произвольную программу, — он сделал паузу, обводя взглядом нетерпеливые лица журналистов. — Не знаю, смотрит на меня сейчас этот человек или нет, но это выступление было для него. Все вокруг затаили дыхание, и Юри понимал, что они ждут сенсационного признания, но… — Спасибо. Это всё. Разочарованные возгласы потонули в громе аплодисментов. Юри уставился на слепящий свет софитов. Эрос и агапе прекрасны по отдельности, вдруг подумалось ему, но вместе они превращаются в неудержимую силу. В квинтэссенцию любви. Почему-то Юри был совершенно уверен, что эта мысль была его собственной, обдуманной и рождённой из опыта, а не появившейся в голове извне под влиянием потусторонних сил.