***
За завтраком, наблюдая за тем, как пресловутый Поттер преспокойно устраивается за слизеринским столом рядом с Драко Малфоем, а рослый пятикурсник, как ни в чем не бывало, чуть отодвигается, давая ему больше места, Долорес обратилась к невозмутимо смакующему утренний кофе декану Слизерина: — Скажите, коллега, существует ли в школьном уставе хотя бы одно правило, которое еще не было нарушено мистером Поттером? — Он уже успел вам чем-то досадить? — снисходительно поинтересовался Снейп, будто считая, что остальной преподавательский состав уже закален в общении с Поттером, а Долорес только вступает на тернистый путь познания лесного менталитета. — Я нашла его ночью в своей гостиной. Понятия не имею, как он обошел заклятия на двери, — пожала плечами молодая учительница. — А кто вам сказал, что он прошел через дверь? — хмыкнул Снейп. — Через окно, что ли? — скептически подняла бровь Долорес. — Все гораздо прозаичнее: через лазы, созданные специально для питомцев, которых привозят ученики, — тем же скучающим тоном умудренного годами старца, который уже начал раздражать Долорес, пояснил Снейп. — Вы шутите? Как бы ребенок туда пролез? — возмутилась женщина. — Вот так, — длинный палец зельевара указал в сторону стола Слизерина, на котором вместо лешего уже сидел маленький зверек, ставший предметом воздыхания старшекурсниц-слизеринок. У Долорес отвисла челюсть. — В таком возрасте… анимаг? — завистливо выдохнула она. — Вы забываете, он не человеческий ребенок. Для него эта трансформация естественна, как воздух, — подала голос Минерва, сидевшая по левую руку от Амбридж. — И многие другие вещи, — поддакнул маленький профессор Флитвик. — Директор осведомлен о ситуации? — спросила Долорес. — Директор был первым, у кого Поттер подъел лимонные дольки, — ухмыльнулся Снейп, — так что, думаю, да, еще как осведомлен. - То есть, ребенок продолжительное время гуляет, где ему вздумается, нарушает школьные правила, и руководству школы нет дела до этого? А если мальчик пристрастится к воровству? — взгляд Долорес стал очень цепким. — Гарри и воровство? — возмутилась МакГонагалл. — Он очень добрый ребенок, и делает он это не со зла. Он во многом не понимает человеческий мир. Представьте, это не делает его преступником. — Если он не понимает, значит, стоит ему объяснить, — заявила Долорес, — ребёнок уже проникает в чужие комнаты и без спроса берет чужую собственность. — Может быть, вы еще Гарри отправите в Визенгамот и лишите палочки за то, что он съел пару конфет директора, от которых у него вот-вот начнется диабет? — в рассерженном состоянии Минерва здорово напоминала свою анимагическую сущность. — Полноте, Минерва, успокойтесь, — теперь настала очередь Долорес говорить со старшей коллегой в снисходительном тоне, — я лишь говорю, что ребенок не слишком приспособлен к жизни среди людей. Преподавательскому составу стоит взять над ним шефство. Разве вы не замечали, что наказания его совершенно не волнуют? — О да, мальчишка всегда с большим воодушевлением драит котлы. И даже напрашивается на новые отработки. И что же, вы хотите подвешивать его после каждого проступка за палец в подземелье, как предлагает наш незабвенный завхоз? — огрызнулся Снейп, и сам удивился своему заступничеству. — Ни в коей мере. Я лишь говорю о том, что раз наказания не действуют, стоит попробовать иные способы влияния, — закатила глаза Долорес. Снейп и МакГонагалл тревожно переглянулись. — Минерва — его декан. Все, что касается учеников ее факультета — ее прерогатива, — буркнул зельевар. — Конечно-конечно. Но мне кажется, что его декан не видит проблемы в асоциальном поведении мальчика, иначе меры уже были бы предприняты, — пропела Долорес, отмечая, как вытянулись лица деканов. — Хотите изменить его? Очеловечить лешего, который всеми руками и ногами отпихивается от человеческих привычек? Флаг вам в руки, — допив свой кофе, Снейп поднялся с места и полетел в родные подземелья, взмахнув мантией. Вмешательство Амбридж настораживало, и мужчина поклялся про себя, что не даст Эоганна в обиду этой министерской шушере.***
Лес шумел. Под сенью крон, порой слегка касаясь жесткой коры чуткими пальцами, от дерева к дереву передвигалась небольшая легкая фигурка, облаченная в темную мантию. Крылатая тень пронеслась над головой. Юный леший поднял голову, с легким прищуром проследив ее полет. Его чернокрылый хранитель не любил обнаруживать свое присутствие, но Эоганн всегда знал, что его защищают, стоило лишь мелькнуть вдалеке глянцевому крылу Демона. — Мы уже близко, друг мой, — улыбнулся леший. «Нас встречают, » — отметил ворон. Эоганн уже и сам заметил золотистое свечение, мелькнувшее между стволами, и его улыбка стала еще шире: такое сияние могла источать лишь шкура детёныша единорога. На знакомой опушке у ствола дерева сидела полная дриада. Уютно устроив голову на ее колене, рядом с ней развалился жеребенок. Пальцы дриады рассеяно скользили по густой гриве, разглаживая ее. Эта идиллия глубоко умилила Эоганна. — Тетя, — поздоровался он, приблизившись. Демон, сорвавшись с ветки, с трудом уместился на худеньком плече парня и хрипло каркнул в знак приветствия. — И вам не хворать, — задумчиво отвечала Таранис, продолжая перебирать гриву юного создания, доверчиво прижавшегося к ней крупом. — Вы снова вместе? — Эоганн наклонился пригладить шерстку, отливающую золотом. — Да, Эоганн, — будто очнувшись, Таранис перевела взгляд на племянника, — вместе. Позволь познакомить тебя с твоим двоюродным братом. Леший поднял бровь в немом вопросе. — Лес не дал нам с мужем детеныша. А у Кризантоса забрал родителей, — вздохнула тетя, — так мы нашли друг друга. — Добро пожаловать в семью, Кризантос, — усевшись на землю, юный леший прижался к дриаде. Его сердце радовалось за них.