Маленький мир

Шел небывалый ливень. Тяжелые капли падали с неба сплошным потоком, с мокрых волос текла вода, одежда неприятно липла к телу. Он открыл глаза. Вокруг только деревья и глубокие рвы, и где-то далеко за спиной белое здание лаборатории. Акаши высвободил ногу, застрявшую в мощных корнях и перевернулся набок. Руки сжимали что-то твердое, теплое и скользкое — какое-то оружие, выпачканное в темном. Вскрикнув, он отбросил продолговатую пику и в ужасе уставился на свои руки: их тоже покрывало темное. Акаши стал тереть ладони об траву, но крови было слишком много, она запачкала не только его руки, но и лицо, и всю одежду. К горлу подкатила тошнота. Он не знал, как очутился в этом месте, последнее, что он помнил — то, как человек в маске уводил его из палаты. «Вставай, Сейджуро!» Акаши испуганно заозирался, но вокруг по-прежнему никого не было. Руки поднялись против воли, несильно встряхнули за плечи. «Успокойся, Сейджуро. Это я» — Неужели у нас получилось, — не поверил Акаши. — У нас получилось? Мы сбежали! «Тише», — ладонь залепила рот, и в нос ударил резкий запах крови. Акаши опять замутило. — Что мы… — его обожгла ужасная мысль. — Это мы сделали? Ответа не было. — Я не хотел, чтобы так… «А как ты собирался выбраться, никого не убивая?», — безжалостно возразил голос. — «Они сами виноваты, что попались нам под руку». — Отец! — вспомнил Акаши взволнованно. Совладал с руками, опустил их и зарылся пальцами в мягкую податливую землю. — Что с ним?! Сначала он слушал, как шуршат листья в тишине, а потом голос в голове сказал мягко и устало: «Сейджуро, ты ведь сам знаешь ответ на этот вопрос» Сначала Акаши ничего не почувствовал. Все то, что значил для него отец заключалось в крохотной надежде, что все станет по-прежнему, он был его единственной связью с миром снаружи, и фантастическая новость о том, что его больше нет, ошарашила его. Он завидовал Второму в такие моменты — тот ненавидел всех, кто причинял «Сейджуро» боль, и отца он ненавидел особенно сильно. Даже если само существование Второго стало возможным благодаря экспериментам. Даже если отец забрал у Акаши детство, он подарил ему то, что стало самым дорогим в его жизни. Когда-то он думал, что мучениям не будет конца, или что Второй обманет и навсегда загонит его в клетку, но теперь они вместе сидели под этим проливным дождем и смотрели на лабораторию, над которой густо клубился дым. Только тогда Акаши понял, что все страшное уже закончилось и, наконец, заплакал. Он избавился от главной причины своей несвободы, ему не было ни грустно, ни весело, но он рыдал, как ребенок. «Вставай, ну же!» Акаши послушался, но не смог подняться — слабые колени подогнулись. — Не могу, — выдавил он из себя. «Какой же ты жалкий», — в сердцах бросил Второй. Он не понимал, что происходит с Акаши, это заставляло его нервничать и злиться. — «На тебя смотреть больно». Акаши ничего ему не сказал — не мог. Второй терпеливо ждал несколько минут, а потом добавил уже мягче: «Нас могут преследовать, Сейджуро. Мы еще недалеко ушли». — Отстань от меня. «Перестань реветь, ты ведешь себя неподобающе». — Заткнись! — прошипел Акаши в бессильном бешенстве. Он втянул сквозь зубы холодный влажный воздух, заставляя взять себя в руки. — Несмотря на то, что он со мной делал, тот человек был моим отцом, и даже ты не можешь запретить мне его оплакивать. Я перестану быть слабым, перестану быть тебе обузой. Тебе больше не придется меня спасать. Только пожалуйста, дай мне немного времени. Я буду в порядке, не успеет и дождь закончиться. Второй замолчал. То ли обиделся, то ли сжалился и все-таки решил оставить его в покое. Акаши без толку вытирал горячие слезы и корил себя за дурацкие эмоции, мешавшие продолжить путь, но не мог остановиться. Он не знал, сколько времени прошло, но когда он, наконец, успокоился, Второй проворчал недовольно: «Вечно приходится делать все за тебя», — и поднялся на ноги. Он подобрал с земли пику, тщательно обтер ее об полы рубашки, покрутил перед глазами, чтобы убедиться, что нигде не осталось пятен. «Смотри, как это делается», — ладони перехватили рукоятку в определенном месте и стали медленно ее проворачивать. Лезвие постепенно спряталось в спиралевидном узоре. Это же посох, догадался Акаши и подумал — интересно, где Второй раздобыл такую опасную вещь. «Нашел. Там было много разного оружия. Потом научу тебя пользоваться», — пообещал Второй. Подумал немного и добавил: — «А еще, Сейджуро… ты, конечно слабак, но я никогда не считал тебя обузой». Акаши хотел ему ответить, но Второй неожиданно насторожился. Нагнулся и замер, как кошка, готовая к прыжку. В чем дело? Акаши попробовал вернуться на место и не смог — прутья не пускали. Второй прислушивался к тишине, но грохот молний и лесной шум заглушали все звуки. Они стояли так несколько секунд, а потом Второй перехватил посох поудобнее и бросился бежать. — Черт! Он заметил! — выругались где-то в стороне. Босые ноги резали камни и жесткие ветки, но Второй не беспокоился на этот счет — он мог разодрать ступни до крови, и через минуту их покрыла бы новая кожа. Преследователи покинули засаду и теперь бежали за ним, теперь все зависело только от того, кто окажется быстрее. Где-то должно быть подходящее место, где можно укрыться, но не было времени смотреть по сторонам, и Второй бежал наугад, уходя все глубже в лес. Ноги скользили в земле, размытой дождем, Второй не удержал равновесия и покатился в овраг, ломая руки и ноги. Кажется, он отключился, пока падал, потому что когда они — первый и второй — открыли глаза, в чудовищном кружении мира мелькнула чья-то фигура, остановившаяся на краю оврага. — Вот ты где, сученок! Акаши неподвижно лежал на прошлогодней листве и ждал, пока незнакомый человек спустится и решит его судьбу. Мысли плыли в голове, как ленивые сонные рыбы. Вот он приблизился к нему, и стало ясно, что он не взрослый, а мальчишка, может быть, на каких-то пару лет старше его самого. Черные мокрые волосы вокруг сердитого насупленного лица. Он подошел, поднял его за воротник и встряхнул, как нашкодившего кота: — Ты чего творишь, а?! Мы тут ему, видите ли, помочь хотим, а он убегает! Акаши распахнул глаза и глупо уставился на него. Помочь? Как это понимать? «Друзья не прячутся в засаде. Беги, Сейджуро!», — велел Второй. — «Я бы убил их, но не могу выйти. Слишком устал». — А ну стоять! — рявкнул паренек, когда Акаши закопошился. — О, да ты совсем плох. Как ты вообще смог столько пробегать на таких ногах? Он стал щупать его в разных местах, но от этого почему-то не было больно и неприятно, скорее щекотно. Нет, этот парень явно не из лаборатории. Акаши понял, что старший мальчик скорее всего видел, как он плачет, и ему стало стыдно. — Отпусти, — решительно выпалил он. — Еще чего, — ответил парень и выпятил верхнюю губу. — Зря мы, что ли, все бросили и погнались за тобой? Ты нам пригодишься. — Он ухмыльнулся, набрал полные легкие воздуха и закричал, что есть мочи: — Хайзаки!!! Тащи свою задницу сюда! Он у меня! — Да слышу я, не ори, — отозвался чей-то голос, и вскоре из-за зарослей показалась встрепанная пепельно-серая голова. Он выглядел угрожающе — злой, нахмуренный — и на Акаши его вид подействовал отрезвляюще. Он вспомнил про посох, покрепче сжал его в руках, поймал момент, когда нашедший его парень отвлечется, и ударил его, насколько хватило сил. Парень охнул и упал лицом вперед, а другой, которого звали Хайзаки, с громким «твою мать!» побежал прямо на него. Акаши закусил губу и полез из оврага. Кости восстановились не до конца, но он должен сбежать. Второй помог ему, теперь его очередь. Если бы только он мог занять тело Хайзаки… Акаши карабкался, обламывая ногти, и удивлялся, как его до сих пор не поймали. Только бы выйти на относительно ровную поверхность, а дальше будет легче. На миг им завладело отчаяние, ведь даже если ему удастся оторваться от этих парней, за ними обязательно последуют другие. Уцелевшие ученые сделают все, чтобы вернуть такой ценный материал, ведь успех отца значил, что правительство научилось получать зверей из человеческих детей. Однако было кое-что, что Акаши удалось скрыть от всех и от отца в том числе — никто не знал, что их, Сейджуро, двое. Но если им удалось выбраться из охраняемой лаборатории, то глупые алчные люди не будут помехой, только не для них. Он бежал так десять минут, или час, или целый день, он потерял счет времени, как только позади затихли ругательства. Неожиданно лес закончился — Акаши выскочил прямо на освещенную луной поляну и встал, как вкопанный, не зная, куда двигаться дальше. И когда только успело стемнеть? Дождь перестал. Воздух пах мокрой листвой и был таким свежим, что Акаши несколько минут кряду просто жадно пил его, истосковавшийся по запахам в стерильных комнатах лаборатории. Вдалеке виднелся город, переливающийся разноцветными огнями. Акаши не видел внешний мир больше года. На краю зрения что-то шевельнулось. Акаши тут же насторожился и вцепился в посох — неужели его все-таки догнали? Но это не парень с выпяченной верхней губой и не растяпа-Хайзаки, а какой-то совершенно другой, безобидный на вид мальчик. Акаши не увидел его сразу, потому что его одежда сливалась цветом с травой. Волосы у него, кажется, тоже были зеленые, а может, это было игрой лунного света. Он стоял, вытянув длинную шею, высокий и важный, точно журавль. Он, наверное, плохо видел, потому что на носу у него блестели очки в крупной взрослой оправе, которые нелепо смотрелись на его по-детски круглом лице. Мальчик смотрел на звезды, и это зрелище занимало его чрезвычайно, он даже не видел Акаши, хотя тот стоял в паре метров от него. Но он его заметил, когда Акаши сделал еще один шаг и наступил на сухую ветку, он заметил, и его глаза сделались большими и испуганными. Слух мгновенно сдавило низким гудением, будто из травы поднялся разъяренный пчелиный рой, и Акаши опустился на колени, зажимая уши. Мальчик пятился от него и схватился за голову обеими руками, как человек, страдающий мигренью, и капли с травы стали подниматься в воздух, словно дождь пошел наоборот. До чего же красиво, пронеслось у Акаши в голове. Он смотрел на мальчика и видел такое же искаженное мукой лицо и встревоженный взгляд, какие увидел бы в зеркале. — Спокойно! Не трогай его, — закричали сзади. Акаши узнал голос парня из оврага, и понял также, что обращались не к нему. Гудение пропало, трава закачалась под тяжестью упавших капель. — Он один из нас. — Вышел на сородича, маленький придурок, — присоединился второй запыхавшийся голос. — Держи его, Ниджимура! Не то он опять удерет… Они еще что-то кричали, но Акаши больше ничего не слышал. Он упал в высокие жесткие травы, заглянул в опрокинутое небо, в котором разлился млечный путь, и подумал, что тот одинокий мальчик такой же, как он, он увидел это понимание сразу, как только они посмотрели друг другу в глаза. Тогда ему стало хорошо и спокойно под этим бесконечным небом: больше не нужно бежать, больше не нужно бояться, что после стольких стараний Второго они оба погибнут из-за нелепой физической усталости — он умиротворенно улыбнулся, выронил посох и потерял сознание. Завершившееся воспоминание вернуло Акаши в реальность. Он поморгал, пока глаза не привыкли к темноте, и осторожно повернулся. Комната казалась знакомой. Он лежал под одеялом на мягкой узкой кровати, рядом, свернувшись в калачик, дремал Мидорима и придерживал Акаши рукой, чтобы тот во сне не скатился за край. От его тела исходило уютное тепло, размеренно поднималась и опускалась грудная клетка. Акаши осторожно отодвинулся, выпрямляя затекшую ногу. От этого движения Мидорима проснулся — он всегда спал чутко — приподнял голову и близоруко сощурился. — Который час… — Он потянулся за часами на цепочке, лежавшими на тумбочке, но поймал взгляд Акаши и остановился. — Это ты? С возвращением. Акаши кивнул. Странно снова видеть его лицо повзрослевшим. Мидорима поднес циферблат к глазам и облегченно вздохнул. — До утра еще далеко, — он зевнул, прикрыв рот углом одеяла, и улегся обратно. — Давай спать. Акаши согласился все также без слов, заерзал, придвигаясь к Мидориме как можно ближе, и обнял его обеими руками. Уже скоро его дыхание выровнялось, и в тишине стало раздаваться его тихое сопение. Это напомнило Акаши прежние дни, но мысли не пошли дальше — время этого воспоминания еще не пришло. Несколько минут он пролежал с открытыми глазами, а потом и сам не заметил, как провалился в сон. Ночь закончилась стремительно. Акаши разбудил косой солнечный луч, пробравшийся в комнату через щель между шторами. Мидорима уже не спал к тому времени — в ванной комнате шумела вода. Акаши лениво перекатился на его сторону, довольный тем, что постель еще не остыла, и растянулся морской звездой. «Сейджуро, послушай, что я скажу», — проснулся вместе с ним Второй. — «Шинтаро беспокоится, что ты отсутствовал слишком долго из-за меня». — С чего бы это? «Он опасается, что однажды ты не сможешь вернуться. Убеди его, что такого никогда не произойдет. Я просто прятал тебя. У меня мало времени, он скоро выйдет, просто знай: тебе лучше скрыть от него, что мы с тобой разговаривали. У тебя получится, тебе он верит больше, чем мне». — Хорошо. — Акаши свесился с края и заглянул под кровать. Посох лежал там в целости и сохранности. «Помнишь, на подходе к городу мы видели недостроенную станцию?» — продолжал Второй. — «Ступай туда и обследуй окрестности. Я кое-что нашел вчера». — Тебе еще понадобится… — он немного подумал, прежде чем подобрать слово, — меня прятать? «Возможно». Шум воды в ванной затих. Акаши покачал в руке тяжелый и такой изящный в своем секрете посох, прислонил его к стене и лег на спину. — Всегда хотел спросить, — задумчиво сказал он, глядя в потолок. — Почему ты до сих пор не поглотил мою личность? Зачем ты продолжаешь меня защищать? Несколько секунд Второй молчал. Акаши вытянул руку и начал рассматривать свои пальцы с короткими ровными ногтями. Под кожей четко проступили вздутые вены. Рука сама по себе приблизилась к лицу и убрала волосы со лба. «Тебе известно, почему, Сейджуро», — в голосе Второго прорезалось что-то теплое и болезненное. — «И перестань мучить Шинтаро. Он же правда любит». Кого именно, Акаши уточнять не стал. За дверью клацнула задвижка, и Мидорима вышел из ванной уже полностью одетый, хоть и с мокрыми волосами. — Доброе утро… Акаши? — он подцепил очки с туалетного столика и водрузил их на нос. — Как ты себя чувствуешь, собственно говоря? Он осторожно сел на самый край кровати и набросил на себя полотенце, чтобы не намочить плечи. Судя по аляповатому пиджаку с каким-то местным орнаментом, одежду ему выбрал Второй. Укоризненный взгляд Акаши Мидорима предпочел проигнорировать. — Превосходно. — Акаши потянулся и сел. Чувствовал он себя и впрямь прекрасно: выспался, отдохнул и не ощущал признаков недомогания. Звериные силы наконец стабилизировались, и тело быстро восстановило само себя. А может, помогли нюхательные соли. — Расскажешь, что вы делали, пока меня не было?  — В основном изучали город. Ты знаешь, он не привык посвящать меня в подробности своих исследований и делиться выводами. Акаши с легким смешком набросил полотенце Мидориме на голову и принялся сушить его волосы. — Да, он крайне самостоятельный, — сказал он, мягко вытирая прядь за прядью. — Узнал что-нибудь новое? — Здесь есть своя электростанция. Если достаточно далеко отдалиться от центра, в северной части начинаются рисовые поля. У них развито фермерское хозяйство и мануфактура, фабрика производит все необходимое. Город полностью автономный. — Что ж, это объясняет отсутствие путей сообщения с другими городами. Но полное игнорирование государственной политики — это слишком. — Согласен. Похоже, они уже давно не проходят ежегодную проверку. Акаши снял полотенце, и Мидорима поправил покосившиеся очки. Его волосы спутались и торчали, и поэтому Акаши поспешил отыскать расческу. — Боюсь, твои догадки верны, и здесь больше зверей, чем мы думаем, — продолжил Мидорима. Он стойко терпел, пока Акаши распутывал его колтуны. — Проверку должны проходить все, от младенцев до стариков. Невозможно, чтобы хоть кому-то удалось избежать обязанности сдавать кровь. — Вероятно, они нашли способ обойти закон. Подделывают результаты или подкупают военных. За этим явно стоит не один человек, это умная и идеально отлаженная система, в которой задействованы все в этом городе. Сейчас зачисток нет, но нельзя исключать, что их не было в прошлом. Тот трактирщик, Хаяма, он упоминал о каких-то подшивках, — вспомнил Акаши. — Надо наведаться в библиотеку. Мидорима мягко отвел руку Акаши с расческой и встал с кровати. Он достал из шкафа пакет и начал выкладывать на стол какие-то свертки. — Их там нет, — сказал он и зябко передернул плечами. — Никаких упоминаний мутации человеческого генома и шумихи вокруг него. Государственные газеты у них под запретом, в местных же об этом ни слова. Даже в школьных учебниках сведения размыты. — Но Хаяма говорил, что они получают газеты. Они приходят с опозданием, но приходят. — Я тоже это помню. Думаю, их изъяли совсем недавно. — Это нормально — блокировать триггеры, которые работают на воспроизведение травматического опыта, — предположил Акаши задумчиво. — Географически они все еще находятся в Империи, полностью отгородиться не получится. Куда, собственно говоря, смотрит правительство? Последнюю фразу Мидорима сказал с возмущением. История его задевала — он редко бывал так озабочен судьбой совершенно посторонних людей. — Непохоже, чтобы кто-то жаловался. Звери склонны защищать свою территорию, даже если это грозит им уничтожением. Вот почему они так подозрительны к чужакам. — И все равно невероятно, что они могут жить так близко друг к другу. Звери от этого начинают сходить с ума. — Наш единственный изъян и величайшая трагедия, которую им каким-то образом удалось преодолеть. Этот город просто находка, Мидорима! — О таком нельзя сообщать по телеграфу. — Согласен. — Акаши нехотя слез с кровати. Он был чист и опрятен — перед сном Второй не забыл принять душ, — поэтому он наскоро причесал растрепанные волосы и стал переодеваться перед зеркалом. — Обстоятельства изменились, но цель осталась той же. Для начала сделаем то, зачем мы сюда пришли. Теперь мы хотя бы имеем представление, что за способности у нашего друга. — Такие же, как у Куроко? — Лучше, — Акаши улыбнулся отражению, а потом повернулся к Мидориме. — Он прячет не только свои способности, но и способности других. Мидорима скептически выгнул бровь. — Тогда каким образом Ниджимура-сан смог его почувствовать? Он же точно указал местоположение. — Думаю, в тот момент зверь был без сознания. Возможно, это и есть его слабое место. — Однако, — сдержанно удивился Мидорима и указал на накрытый стол. — Присаживайся. У нас осталось немного еды со вчерашнего вечера. Они позавтракали холодной ветчиной, хлебом и яблоками, а после двинулись в путь. Шериф, одетый в штатское, этим утром снова дежурил в лобби. Он стоял, опершись локтями на стойку регистрации и говорил что-то на ухо Лео, который наклонился к нему и слушал, томно прикрыв глаза. Акаши ощутил смутную неловкость, будто застал их в интимный момент — они были так увлечены друг другом, что не заметили спустившихся постояльцев. Лео засек их, только когда они почти дошли до выхода. Он замахал рукой и закричал: — Удачного дня, красавчики! — Спасибо, — без капли смущения поблагодарил Акаши. — Я чуть не пропустил гостей из-за тебя, а это было бы невежливо, — сказал Лео уже тише и толкнул шерифа в плечо. — Ты часами тут торчишь в выходные. Жена ревновать не будет? Шериф громко заржал и ударил Лео по спине, не пожалев сил. Его рука опустилась с громким хлопком, но хозяин, несмотря на свою внешнюю хрупкость, даже не колыхнулся. — Мне это не грозит, — сказал шериф уверенным и чрезвычайно довольным голосом. — А ты поменьше бы увивался за всякими «красавчиками»! Черт их знает, какие у них намерения… На этих словах Акаши отвернулся и вышел за дверь, пропустив Мидориму вперед. Он поднял глаза на флюгер, когда они отошли от здания гостиницы — металлическая птица беспокойно вертелась вокруг своей оси. — Как думаешь, они тоже обладают способностями? — спросил Мидорима, глядя себе под ноги. — Думаю, да. Один из них точно. — Он поразмышлял немного и сказал: — Я не видел здесь полицейских, кроме этого шерифа. Интересно, кто управляет этим городом. И сколько же зверей тут живет? Это же целый мир, пусть и маленький. Государство внутри государства. Мидорима промолчал. Он оттеснил Акаши с дороги, когда мимо проехала повозка, разбрызгивая грязь. Выяснилось, что до мануфактурного завода можно доехать на омнибусе, а дальше — Акаши помнил — пешком недалеко. Вся дорога заняла у них не больше часа. Железнодорожная станция представляла собой унылое зрелище. На голом пустыре торчали оголенные ребра ржавых свай, от здания вокзала успели построить только фундамент и три полуразвалившиеся несущие стены. Ров, вырытый под пути, зарос травой и полевыми цветами, площадка предполагаемого перрона потрескалась и пошла буграми. Акаши не врал, когда говорил, что добраться до города трудно. Болотистая местность не давала проложить нормальные дороги, и им пришлось оставить машину в дремучем лесу, завалив ветками. Дальше идти помогал Мидорима. Неудивительно, что здесь редко появлялись новички. Наверняка большинство из них плюнули и повернули назад, если не сгинули в болотах. Они осмотрели ров, проверили недостроенный вокзал, но ничего не нашли. Акаши пытался мысленно говорить с Вторым, но тот блуждал где-то глубоко в сознании. Он указал путь, но не дал никаких инструкций, и Акаши не представлял, что именно они должны здесь найти. — Здесь город заканчивается. Может, не будем терять время и вернемся? — предложил Мидорима. — Давай попробуем пройти дальше. Если он послал нас сюда, значит он понял что-то. И хочет, чтобы мы это увидели. Мидорима не стал спорить. Ветер теребил его волосы, от ветра слезились глаза, и он втягивал голову в плечи, зарываясь подбородком в воротник куртки. Откуда-то тянуло прохладой и застойной водой, и пройдя еще немного за ели, опоясывающие ров, они наткнулись на озеро. Похоже, здесь уже давно не купались: темная вода начала цвести, неистово квакали лягушки. Акаши весело взглянул на Мидориму, вспомнил, о чем просил Второй, и воздержался от замечаний. Он любил говорить про родную стихию Мидоримы с совершенно серьезным лицом, и бедняга никогда не понимал, что он шутит. Мидорима вообще тяжело понимал людей, поэтому и предпочитал общаться с Акаши. — Тут довольно опасно, — предостерег Мидорима, намекая на провалы в земле. Акаши пробовал землю посохом, прежде чем сделать шаг. Несколько минут они бродили по берегу, спустились к неподвижной воде, в которой смутными призраками двигались их отражения. Из зарослей с шумом вспорхнула стая диких уток, произведя шум разорвавшейся гранаты. Акаши смотрел, как они взлетают, но тут на краю зрения что-то шевельнулось. От дерева с другой стороны отделилась чья-то тень и плавно заскользила над травой. — Там! — громко произнес Акаши, и Мидорима тут же пустился в погоню. Акаши тоже двинулся вперед, неосторожно наступил мимо кочки и провалился по колено в грязь. — Черт! — зашипел он. — Вот же проклятье! Иногда он бранился, как Ниджимура. Стараясь не запачкаться еще больше, выбрался из продавленной ямы и поднял голову — Мидорима бежал далеко, его уже не догнать. Акаши выпрямился и побрел вдоль берега. За теми деревьями, откуда убежал незнакомец, виднелась старая постройка, вероятно, когда-то служившая беседкой. Акаши направился туда и безотчетно кусал губы, думая о Мидориме, который с каждой секундной отдалялся от него. На подходе к беседке он замедлил шаг, взял посох обеими руками, чтобы в любой момент привести его в боевое положение. Приблизившись, он заметил, что внутри кто-то есть. На полу, прислоненный спиной к стене, полусидел-полулежал мужчина в военной форме. С его свешенной на грудь головы упала фуражка, глаза были плотно закрыты. Акаши приблизился к нему и осторожно сел рядом, поднес руку к лицу человека и ощутил слабое дыхание. Потрогал через куртку, нет ли при нем оружия, и наткнулся на пустую кобуру. Ножей, тестов для мгновенного анализа крови и патронов с транквилизатором тоже не оказалось. Кто-то хорошо позаботился об этом парне — его не только вырубили, но еще и обокрали. Когда Акаши полез во внутренний карман за жетоном, человек внезапно очнулся и до хруста стиснул его запястье в шершавой мозолистой руке. Серые глаза, мутные от ужаса, иглами вперились в него. Мужчина потянулся к набедренному карману, но, обнаружив пропажу, жестко схватил Акаши рядом с горлом. — Попробуй только применить на мне свои штуки… — Спокойно! Я человек, — быстро сказал Акаши. Прозвучало убедительно, все-таки, наполовину его слова были правдой. Его расслабленный голос подействовал на мужчину успокаивающе. Он разжал пальцы, сморгнул сонную муть, но руки не убрал. — Уходите отсюда, — четко и внятно проговорил он, глядя в лицо Акаши широко раскрытыми глазами. — Скорее. Здесь нельзя оставаться… Он согнулся в приступе удушливого кашля. Акаши воспользовался этим, отцепил от себя его руки, поднялся на ноги и отошел подальше. Офицерские нашивки не получают так просто. Сейчас военный безоружен и дезориентирован, но вряд ли он совсем беззащитен. — Кто это с вами сделал? — спросил Акаши, дождавшись, когда офицер откашляется. — Чудовище, — сказал военный с побелевшим лицом. — Оно напало на нас, но мне удалось оторваться. Я ошибся, когда решил, что оказался в безопасности… Эта тварь действовала чертовски быстро. Я должен найти остальных! Он резко поднялся и тут же осел на землю, морщась и хватаясь за голову. С полминуты он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь унять боль. Скрип его зубов Акаши слышал даже на расстоянии. Он никогда не видел военных в таком состоянии. Все это может оказаться ловушкой. Можно не ждать, пока он нападет первым, ударить посохом по затылку и быстро свернуть шею. Или насадить его на пику, а труп выбросить в озеро. Он погибнет так же, как и все, кто шел с ним, и никто не отыщет их следов. Военные — естественные враги зверей. Военные ловят их и убивают, или еще хуже, сдают ученым, и те разбирают их на кусочки и создают монстров. Будь Второй на его месте, этот человек был бы уже мертв. Но Акаши не чувствовал притворства и не видел причин его убивать. Он опустил посох. — Я могу, — сказал он, прочистив горло, — могу вам помочь? — Можете, если выберетесь отсюда живым. И предупредите всех, чтобы ни в коем случае не приближались к этому проклятому городу! После нескольких неудачных попыток офицер все же поднялся на ноги и оперся о стену рукой, пережидая дурноту. Его губы шевелились, пока он собирался с силами. Потом он оттолкнулся от стены и медленно направился к выходу. — Зачем вы шли сюда? — спросил Акаши, впрочем, не надеясь на вразумительный ответ. — Я должен уйти, — различил он сквозь бормотание. — Город чист… Акаши не шелохнулся, когда военный прошел в паре сантиметров от него. Это был не человек, а кукла с переписанной памятью. Он медленно удалялся, пошатываясь, как лунатик, и Акаши долго смотрел ему вслед. Его фигура почти скрылась из вида, когда вернулся Мидорима. Он бесшумно выплыл из травы, тяжело дыша, убедился, что Акаши в порядке, остановился, отдышался немного и сказал: — Я не догнал его. Мне казалось, ты бежишь следом. Извини. Если бы Мидорима настиг беглеца, кем или чем бы тот не оказался, ему бы не поздоровилось. Помня, чем все закончилось в прошлый раз, Акаши осторожно спустился вниз по ступенькам. — Тем лучше, потому что ты слишком далеко ушел, и я бы не успел тебя остановить, а мне бы не хотелось, чтобы отношения с нашими дорогими собратьями начались с насилия. Я все понял, Мидорима. — Он показал забытую офицером фуражку. — И то, как это место охраняли, и то, как выманить зверя, который нужен Ниджимуре-сану. Возвращаемся обратно. Придется еще раз наведаться на рыночную площадь. Ты запомнил переулок с аптекой? Мидорима кивнул. — Если я опять пропаду, отведи его туда. Не смотри на меня так, — Акаши дотянулся до лба Мидоримы пальцами и разгладил складку между бровями. — Тебе понадобятся его силы. Обещаю, я больше не буду уходить надолго. — Надеюсь, в этот раз ты вернешься в счастливое время, — сказал Мидорима тихо. Он привык, что их двое, и тосковал, когда один из них уходил. Иногда Акаши думал: что случится, когда он сможет использовать дар без помощи Второго? Он говорил, что они будут вместе до тех пор, пока он полезен, но Акаши не верил, что когда-нибудь он оставит его. Будущее, в котором они переставали существовать отдельно друг от друга и сплавлялись в одного человека-зверя казалось куда более вероятным. Это избавило бы их от многих проблем, и Мидориме не пришлось бы между ними метаться. Но пока сила выходила из-под контроля под влиянием других зверей, и кто-то из них был вынужден возвращаться в клетку, пока другой управлял телом. Второй не рассказывал, какие воспоминания он проживает, когда уходит сам. Акаши не знал всего, чем он занимался в его отсутствие, но подозревал, что Второй просто бережет его от неприятных переживаний. Впервые появившись, он начал прогонять его, когда ученые пытались его «усовершенствовать» и принимал весь удар на себя. С того дня Акаши не испытывал боли, и их побег из лаборатории он не помнил. Быть может, Второй возвращался именно к этим моментам. Видел доказательства своей жестокости и вспоминал, кто он такой и для чего его создали. Ниджимура хотел, чтобы Акаши заменил его, если с ним произойдет что-нибудь плохое. Им нужен жесткий и хладнокровный лидер, сказал он. И добавил полушутя: только не вздумайте ссориться, иначе все пойдет наперекосяк. Акаши чувствовал, как Второй улыбается, прикидывая перспективы. «Ты можешь изменить мир, Сейджуро», прозвучал в голове голос отца. Акаши очень надеялся, что с Ниджимурой ничего не случится. *** Ему, мальчику с поджатыми губами, которого они с Вторым так испугались, на самом деле оказалось всего на два года больше. Неулыбчивый, резкий и не стеснявшийся в выражениях, он требовал, чтобы «малышня» обращалась к нему исключительно в уважительной форме — Ниджимура-сан. Он жил в коттеджном поселке, давно оставленном людьми, в маленькой заброшенной школе, которую приспособил под жилье вместе со своим приятелем Хайзаки. Ниджимура мог чувствовать зверей сквозь расстояние, и для него все они были лишь точками на карте. Он вовсе не стремился к утопической мечте собрать как можно больше детей со способностями под одной крышей, они сами его находили. Мурасакибара напал на Ниджимуру, когда тот прочесывал старый склад в поисках припасов и случайно залез в ящик, в котором он прятался. Мидориму обнаружили спящим на заднем сидении машины, угнанной Хайзаки из чужого гаража. Акаши выскочил на лесную тропу, когда они возвращались из города, навьюченные мешками с одеждой и продуктами. Их пришлось бросить и прятаться — одинокие звереныши ужасно агрессивны, ворчал Ниджимура, потирая шишку на лбу, оставленную посохом. Он имел право на уважение, Акаши признал это, пробыв в своем новом доме с неделю. Ниджимура хоть и оставался подростком, но казался значительно старше и мудрее своих лет. Его дар проявился поздно, поэтому он рос свободным человеком и знал о мире больше, чем все они вместе взятые. В обмен на лакричную тянучку, украденную у Хайзаки из тумбочки, Мурасакибара рассказал, что родители Ниджимуры работали врачами, но, когда их младшие дети оказались зверьми, бросили службу и сбежали из столицы всей семьей. Они пытались пересечь границу страны, но это стало невозможным, когда объявили военное положение, и им пришлось скрыться в рыбацкой деревеньке, отошедшей Империи после захвата территорий несколько лет назад. Там жило много людей, несогласных с антигуманной политикой, тех, что прятались сами, прятали своих детей, друзей и возлюбленных. Феномен генетической мутации тогда не изучили до конца, и осторожным зверям, не использовавшим свои способности, удавалось скрываться и жить среди людей. Ниджимура никогда не говорил, что случилось с его семьей — Акаши знал лишь, что его родители продолжали работать нелегально, помогали больным зверям, вынужденным вести затворническую жизнь. Младшая сестра Ниджимуры понимала язык животных, а брат чувствовал настоящие эмоции людей. Второй поделился догадкой: «Они были слишком малы, чтобы уметь притворяться». Спали в спортзале, на застеленных простынями матах — Хайзаки, Акаши, Мидорима и Мурасакибара. Ниджимура по праву старшего занимал отдельную комнату, бывшую каморку для инвентаря, которая теперь пустовала. Акаши долго не мог привыкнуть, что теперь рядом другие люди, и не взрослые ученые в масках, а такие же дети, как он. Осиротевшие и злые из-за постоянной необходимости защищать свою жизнь. Днем они почти не разговаривали, Хайзаки и Ниджимура где-то постоянно пропадали, Мурасакибара, озабоченный поисками вкусностей, редко съезжал с гастрономической темы, Мидорима же просто молчал. Придя в себя после потери сознания, первым Акаши увидел именно его, но тот встал и убежал сразу же, как увидел, что он открыл глаза. Мидорима исчез так быстро, словно специально поджидал момент. Может, его приставил к нему Ниджимура, появившийся недолго после его ухода? Акаши не знал и почему-то до того сильно расстроился, что не говорил ни с кем несколько дней. Сначала его не трогали, Второй шептал что-то про сильное потрясение и отдых, и все, казалось, отнеслись к этому с пониманием. Затем его молчание стало мальчишкам докучать, и они начали приставать к нему с вопросами. А правда, что ученым зашивают рты? А правда, что ты вырезал сотню человек? А почему у тебя глаза иногда становятся разного цвета? И еще куча других «правда?» и «почему?». Акаши лишь кивал или мотал головой, или уступал место Второму. Он мастерски подавлял любопытство окружающих. Среди ночи Мидорима куда-то пропадал. В первые дни Акаши просыпался среди ночи и глядел в темноту, нащупывая зыбкую грань между явью и сном, и все не мог поверить, что побег, Ниджимура и это место ему не пригрезились. Место Мидоримы оказывалось пустым и прибранным, будто его здесь никогда и не было. Вскоре в их своеобразном приюте появились еще двое: мальчик с чумазым лицом и перепуганная девочка. Акаши сидел на детской горке и болтал ногами, пока Хайзаки тащил их через двор. Они визжали и отчаянно цеплялись друг за друга, когда их попытались разлепить. Тогда Ниджимура, наблюдавший за всем этим со стороны, куда-то ушел ненадолго и вернулся с ведром. — Хайзаки, отойди, — коротко приказал он и обрушил воду на головы орущих детей. Удивительно, но это сработало. — Я не хотел воровать, честно, — бойко отвечал пацан, сверкая глазами. Он немного успокоился, но все еще порывался кинуться на Ниджимуру и откусить ему нос. Девчонка села на корточки и тихо заплакала, прижав ладони к лицу. — Просто мы давно не ели, а тут еще Сацуки заныла, что хочет яблоки… — Не слушайте его, Дай-чан врет! — запротестовала девочка, глотая слезы. — Я ему говорила: не лезь, тебя могут увидеть люди, а он… Она показала своему другу язык и уткнулась в коленки. Мальчишка, разочарованный таким предательством, захлебнулся словами и промычал что-то нечленораздельное. — Как ты там оказался? — прищурился Ниджимура. — Тут часто шастают всякие мародеры, многие пытались перелезть через этот забор, ни у кого не вышло, я специально выбрал такое здание. И как ты так быстро взобрался на самую верхушку, черт тебя возьми? — Перелетел, — просто пожал плечами мальчишка. — Очень жрать хотелось. — Шутишь? — не поверил Хайзаки. — Он говорит правду. Я видел, — подал голос Акаши. Мальчишка окинул его пристальным, совсем недетским взглядом и чуть заметно кивнул. — Тогда покажи, — сказал Ниджимура скептически и сел на опрокинутое ведро. Девочка настороженно следила за ними. — Дай-чан… — Спокойно. Мы — свои, — Ниджимура подмигнул ей, не меняя выражения лица. Мальчишка стряхнул воду с грязных волос, совсем как собака. Потом поводил в песке концом дырявого ботинка, поковырялся в ухе, раздумывая, и снисходительно решил: — Ну ладно, смотрите. — И вдруг оторвался от земли. Он поднялся выше их голов и выше Акаши, сидящего на вершине горки, прошагал по воздуху до раскидистой яблони и сорвал с ветки пару плодов. Сделав круг над площадкой, он опустился, всучил одно яблоко притихшей подруге, а во второе вгрызся сам. Сок брызнул в разные стороны, потек по подбородку и руке. Мальчишка ел жадно и быстро, будто боялся, что яблоко у него отнимут. — Меня Аомине зовут! — с вызовом заявил он. — Скажи, Аомине, у вас… — Ниджимура посмотрел на девочку. — Момои. — У вас с Момои есть родители? — Неа, — они синхронно покрутили головой. — Очень хорошо. — Ниджимура вздохнул, словно делал нелегкий выбор, и добавил: — Точнее, плохо, потому что я не прокормлю такую ораву. Вам придется остаться здесь. — Это еще почему? — от возмущения Аомине выронил огрызок. Он встревоженно бросился к девочке, дернул ее за руку и встал рядом, пытаясь спрятаться за ней. — Я не хочу. Вы нас кому-нибудь продадите, я знаю. Так уже было. — Все, кто обещал помочь, пытались убить нас или хотели использовать для каких-то ужасных вещей, — вполголоса добавила Момои. — Мы не останемся. — Я тебе не верю! — крикнул Аомине, уже готовый пуститься в бегство. — Не собираюсь я никому вас продавать, — беспечно махнул рукой Ниджимура. — Просто один раз ты уже допустил неосторожность прилюдно попользоваться своими силами, и это тебе еще повезло, что у Хайзаки доброе сердце и он не выдает таких, как ты. В один прекрасный день ты окажешься в лапах ученых, а от них не так-то просто сбежать. — Эй, с каких это пор у меня доброе сердце? — возмутился Хайзаки, но его привычно проигнорировали. — Смотри сам, пацан, — Ниджимура похлопал по карману, ища там что-то. — Если что, я никого не держу. Но тут ты сможешь есть свои любимые яблоки хоть каждый день. Аомине, смотревший на него исподлобья, на словах про яблоки вскинулся и раскрыл рот. Страх и подозрительность быстро исчезли с его лица, и на нем отразился мучительный многодневный голод. — Ладно, — ответил он, взяв себя в руки. — Только обещайте не выгонять Сацуки. Она человек, но с ней все время что-то случается. Я не могу ее бросить. — Дай-чан, опять врешь! — Она не по-девчачьи сильно стукнула его кулаком. — Ты сам постоянно влипаешь в неприятности, мне уже надоело за тобой бегать! — Нет проблем. — хохотнул Ниджимура, не обращая внимание на возмущенные вопли Аомине. Ну, раз всех все устраивает — добро пожаловать в семью… Иногда Ниджимура на них орал и не стеснялся применять насилие, если считал нужным. Методы его порой бывали чересчур строгими, особенно не везло Хайзаки и Аомине — их воспитанием он занимался с каким-то почти садистским удовольствием. Второй подсказывал Акаши, как избежать наказания за свои проступки, но чем дальше, тем чаще Ниджимура ловил их на грязной игре. Однажды Акаши забыл закрыть ворота, и во двор попали одичалые собаки и разворотили овощные грядки, засеянные пару дней назад. За это Ниджимура заставил его перекапывать картофельное поле и приказал Хайзаки следить, чтобы он не отлынивал. Акаши до крови натер руки лопатой, выдохся и не мог успокоить Второго, предлагавшего убить Хайзаки, который без остановки подгонял их и посмеивался над чужой неумелостью. «Шузо просто привык о ком-то заботиться и хочет закрыть свой дурацкий гештальт!» — ворчал про себя Второй, когда Акаши в бессилии рухнул на свою койку в спортзале. — Главное, не говори это Ниджимуре-сану в лицо, — взмолился Акаши и прижал окровавленные руки к груди. Странно, но они почему-то не заживали. Он кое-как отмылся прямо на улице, поливая себя холодной водой из садового шланга — пользоваться ванной в это время было запрещено — прилег ненадолго, но почувствовал, что встать к ужину уже не сможет. Тело адски болело, голова кружилась, и его слегка подташнивало. «У тебя солнечный удар», — заключил Второй и попробовал занять тело, но через секунду со стоном вернулся назад. — «Шузо сильно об этом пожалеет». В закрытой частной школе, где Акаши проучился начальные классы, клубу садоводства принадлежала только теплица. В этой загородной школе под выращивание овощей отводилась большая территория, но и она была полностью запущенной. Землю не обрабатывали несколько лет, только разросшиеся без должного ухода деревья продолжали плодоносить. Но яблок, слив и груш явно не хватало, и Ниджимура загорелся идеей восстановить сад. Черт знает, чего ему стоило достать эти семена, но разозлился он здорово. Акаши раскаялся, что так легкомысленно отнесся к обязательству запирать ворота — теперь он страдал из-за какого-то идиотского проступка, и было так обидно, что засвербело в носу и сдавило горло. Он вертелся на совершенно плоском мате, пытаясь найти положение, в котором мышцы болели бы меньше, и проклинал судьбу. Так прошло несколько минут, а потом в зале скрипнула дверь, и кто-то вошел. Акаши не глядя завернулся в пыльное одеяло с головой, не желая показывать свои страдания. Он надеялся, что это Аомине пришел за сачком — тот частенько убегал на пруд ловить лягушек, жуков и всякую мелкую живность — и что долго он здесь не задержится. Но кто-то все приближался, миновал то место, где спал Аомине, и остановился рядом с Акаши. Он чувствовал, как кто-то вздохнул и опустился на колени у его головы. — Я принес тебе попить. И дай взглянуть на твои руки, пожалуйста. Акаши осторожно выглянул из своего кокона и не поверил своим глазам: перед ним сидел Мидорима и протягивал ему стакан воды. В приюте он ни с кем не общался, всегда сидел где-нибудь в стороне и занимался своими делами. Он аккуратно выполнял все поручения Ниджимуры и был единственным из его подопечных, кого почти никогда не наказывали. Даже Хайзаки его избегал, хотя придираться и издеваться над остальными он любил больше всего в жизни. Никто не знал, чего ожидать от этого высокого молчаливого мальчика, и от него инстинктивно держались подальше. Быть может, он просто-напросто предпочитал общество самого себя, но за несколько месяцев пребывания здесь Акаши ни разу не замечал, чтобы он разговаривал. У него был низкий приятный голос, и Акаши пожалел, что потерял столько времени, ни разу с ним не заговорив. Мидорима потрогал его лицо прохладной ладонью и нахмурился. — У тебя жар. Подожди, я принесу лед. Он поставил стакан на пол и поднялся. Акаши зажмурился, не в силах держать глаза открытыми, а потом все же приподнялся и выпил всю воду до конца. Мидорима вернулся спустя несколько минут, положил на лоб Акаши холодную глыбу, завернутую в полотенце, и зашуршал чем-то у самого уха. Ото льда по телу растеклось блаженство. Акаши приоткрыл глаза и убедился, что головокружение прекратилось. Мидорима вытаскивал из небольшого серого пакета какие-то баночки, разглядывал этикетки и тут же прятал их обратно. — Я не знаю, что тут есть, но постараюсь помочь. Покажи руки, — повторил он уже менее вежливо, поймав на себе любопытный взгляд. Акаши раскрыл ладони, стыдясь кровоточащих мозолей и дрожащих пальцев. Мидорима молча осмотрел их и выудил из пакета жестяную шайбу. — Это чтобы быстрее зажило, — объяснил он и снял крышку. Наложив мазь, он накрыл ранки кусками марли и тщательно перебинтовал сначала одну ладонь, затем вторую. — Я закончил. Постарайся пока не делать ничего руками, собственно говоря. Захочешь в уборную — не вставай резко. И не говори Ниджимуре-сану, что это я. Акаши лихорадочно кивнул. Губы Мидоримы чуть изогнулись и от этого выражение его лица смягчилось. Их зрительный контакт длился от силы пару секунд, а потом он обернулся к настенным часам, быстро собрал все вещи в пакет и поднялся с пола. — Мне пора. Я сегодня дежурю на кухне. Он убежал так же неожиданно, как появился. Акаши положил руки поверх одеяла и представил, как мазь впитывается в кожу, и как бешено восстанавливаются клетки. Откуда Мидорима знал, что ему нужна помощь? Заметил пятна крови на черенке лопаты, которую он убрал в кладовку? Видел, как он уходил с поля на подкашивающихся ногах? «Чему ты так улыбаешься?», — спросил Второй, когда за Мидоримой закрылась дверь. Акаши опустил полотенце на глаза и тихо засмеялся. Выходит, он тоже часто думал о нем, но не знал, как заговорить. Поздно вечером, когда все ложились спать, на постель рядом с подушкой что-то упало. Мятый онигири и половинка банана, завернутые в носовой платок — Акаши развернул и съел подарок под одеялом, чтобы никто не заметил. Скоро свет выключили, и мальчики стали готовиться ко сну. Рядом с негромким стуком захлопнулся футляр, куда Мидорима на ночь убирал очки. Акаши вспомнил, что так и не поблагодарил его, и вынырнул из-под одеяла. Вокруг стало так тихо, что было слышно, как тикают часы на стене. Через большие окна зал освещала луна. Мидорима лежал на соседнем мате, длинные ресницы дрожали, намекая, что он еще не успел уснуть. Акаши дотянулся до его левой руки, быстро сжал заклеенные пластырем пальцы в своей забинтованной ладони и отвернулся. Так началась их дружба. Через несколько недель начался летний зной. Спать на матах стало невозможно, и Ниджимура пообещал найти нормальные футоны, когда в городе закончатся праздники, и на улицах станет поменьше охраны. Жилые дома в поселке обчистили задолго до того, как Ниджимура обосновался здесь, и за всеми вещами приходилось ходить в город. По мелким поручениям туда ездил Хайзаки — топливо, как и сам байк, были ворованными. Они все быстро росли, росли их тела и аппетиты, и Ниджимура быстро сообразил, что малышня не нуждается в его опеке, достать какую-то еду и найти себе развлечения они способны и сами, но поставил условие: выходить за ворота только вдвоем или втроем. Незаметно обрастая хозяйством, они жили, в любой момент готовыми сорваться с места. Особенность Акаши выяснилась довольно быстро: Второй как-то занял тело Мурасакибары, когда они играли в мяч во дворе. Он поймал пас и передал его Аомине. Мурасакибара стоял спиной и не мог этого видеть, так что трюк заметили все. В детстве Акаши имел неограниченный доступ к домашней библиотеке и хорошо знал о раздвоении личности и о том, что таких людей, как он, принято лечить. Но здесь никого не удивляло, что есть Акаши-первый и Акаши-второй — все приняли это как данность и не собирались крутить у виска. В здание бывшей школы детей-зверей, казалось, притягивало магнитом. Однажды Аомине объявил, что больше не будет спать в спортзале. — Там завелся призрак! Я его вчера видел через окно. Он выискивал что-то! — Да тебе приснилось, — лениво заспорил Мурасакибара. — Призраки любят безлюдные места. Даже если тут была нечисть, она вся давно разбежалась от шума. — Ставлю банку светлячков, что он существует, — Аомине упер руки в бока. — Пачку чипсов на то, что ты все придумал. — А как он выглядит? Спорю, ты и не разглядел со страху! — вмешался Хайзаки, оторвавшись от потрепанного томика манги. Аомине взвился:  — А вот и разглядел! Он мелкий, худой как скелет, и у него глаза… — он поморщился, вспоминая внешность призрака, — очень светлые, почти прозрачные. — Любопытно, — протянул Ниджимура, глядя куда-то внутрь себя. Акаши был готов присоединиться к спору, что в этот момент на его воображаемой карте появилась новая точка. Аомине отправился спать на улицу, и о призраке все забыли, но на кухне вдруг стала пропадать еда. Все продукты Ниджимура запирал в нерабочем морозильном шкафу. Похоже, перед этим туда кто-то забирался и потихоньку подчищал запасы. Сначала предположили, что на кухне завелись крысы, но они обычно оставляли следы, да и съедено на утро оказывалось столько, сколько нужно крупному животному. Несомненно, здесь орудовал человек. Ниджимура велел сложить остатки с ужина на тарелку и оставить на столе. Вечером он внимательно осмотрел каждый угол и повесил на шкаф дополнительный замок. Утром тарелка оказалась пустой. — Он мимикрирует, — тихо сказал Мидорима, наблюдая за бессмысленными метаниями Ниджимуры. Никто, как всегда, не прислушался к нему. Вора поймал, как ни странно, Второй. Акаши накрывал колодец крышкой, когда он неожиданно оттолкнул его. Тело пригнулось, руки обхватили тяжелую крышку как в объятии, и выбросили ее вбок. Над головой раздался удивленный вздох, с края сорвался камушек, и через несколько долгих секунд внизу раздался громкий всплеск. — Ты что? — закричал возмущенно Акаши, снова завладев телом. Не хотелось разбираться со Вторым — крышка валялась на земле, а на дне колодца кто-то просил о помощи. Акаши перегнулся через край, но кроме мельтешения брызг, ничего не увидел. На шум сбежались остальные. Аомине побежал за Мурасакибарой, Хайзаки попытался спуститься вниз, но передумал, как только ступил на первую ступеньку. Момои напряженно следила за метаниями мальчишек и заглядывала за их спины: утонет или нет? Мурасакибара приковылял в одном ботинке и без лишних вопросов подошел к краю колодца. — Все, отойдите, — он опустил руку в колодец, и та стала увеличиваться в размерах и вытягиваться. Ладонь исчезла внизу, а Мурасакибара продолжал тянуть неестественно большую руку, пока не качнулся и не уперся коленом о край. — О, схватился. То, что он вытащил из колодца оказалось не призраком и даже не водяным. Живой, хоть и отощавший до предела мальчик разглядывал их с таким спокойствием, будто это не он хозяйничал в морозильном шкафу, а потом свалился в колодец. — Прошу прощения за беспокойство, — он глубоко поклонился. Вода стекала с него ручьями. Запоздало вышел Ниджимура. Глаза у него покраснели от недосыпа — он что-то делал по ночам, то ли работал, то ли встречался с товарищами из городских зверей, возвращался под утро и спал до обеда. Шуметь в часы его сна строго запрещалось, и при одном взгляде на его лицо становилось ясно, как он раздосадован, что его разбудили, но потом Ниджимура увидел новенького и замер в недоумении. Когда все события сложились в его усталой голове в логическую цепочку, он открыл рот, выдал несколько сочных ругательств и сел прямо на землю, подперев подбородок рукой. — Извините, — вежливо сказал новичок. — Я не понимаю, что вы говорите. — Он говорит, что рад тебя видеть, — нашелся Аомине. Позже Ниджимура признался — он надеялся, что Куроко уйдет сам, и груз ответственности не станет тяжелее на еще одну жизнь. Трудно смириться с судьбой, когда в планы постоянно вмешиваются новые элементы. Кисе появился среди них последним. Прицепился к Аомине на одной из вылазок в большой город, скопировав внешность Момои. Чужие обличья он примерял с той же легкостью, с какой прыгал и бегал. Он резко отличался от тихого и вежливого Куроко, чья сила и потенциал проявлялась лишь в дотошной наблюдательности и повадках убийцы. Кисе же был весь живая, кипучая энергия, бившая через край, и от чего-то казалось, что одной лишь способностью менять внешний вид его таланты не ограничиваются. Действия Ниджимуры не были лишены здравого смысла. В его желании научить их действовать вместе виделся разумный расчет. Звери погибали из-за того, что не умели сбиваться в стаи, но приходила пора меняться. Даже если численное превосходство все еще на стороне людей, без своего оружия они ничего не смогут. В конце концов, звери сильнее, и умнее тоже. Способности нужны не для того, чтобы убивать, думал Акаши. Не стоит приумножать зло и насилие, царящие в этой стране. Второй на это только смеялся — ты прольешь реки крови, говорил он, ты потеряешь всех своих друзей и собьешься с пути, и тогда тебя услышат, и тогда тебя будут считать благородным, а ты даже не поймешь, что натворил. Акаши не верил ни единому слову. В ту ночь, когда Кисе впервые ночевал вместе с ними, Акаши проснулся от жары и не смог снова уснуть. Стояла томная, безветренная погода, в спортзале пахло резиной и мальчишеским потом, а часы на стене тикали оглушительно громко. Спать в такой обстановке казалось невыносимым. Футон Мидоримы опять пустовал — Акаши тяжело вздохнул и вышел на улицу. Снаружи была такая же духота, и все же дышать стало легче. Акаши сходил в туалет, поплескался водой из умывальника и решил вернуться в «спальню» кружным путем через садовые грядки. Он зачем-то посмотрел на небо: иногда на нем мелькали росчерки падающих звезд, и Акаши невольно залюбовался. Мидориме эта картина наверняка бы понравилась. Кто-то чихнул, когда он об этом подумал. Акаши оглянулся вокруг, но никого не увидел. Тогда он поднял взгляд и увидел Мидориму, затаившегося на крыше сарая — он смотрел на него и тер нос. Потом он прижал указательный палец к губам, и Акаши воспринял жест как приглашение. — Почему ты не спишь, собственно говоря? — спросил Мидорима недовольно, дождавшись, когда Акаши заберется по водосточной трубе и сядет рядом. — Глаз что-то болит. Не могу уснуть. А ты что тут делаешь? Мидорима насупился, будто вопрос оскорбил его. Несколько секунд он колебался, стоит ли продолжать разговор или обрубить его на начале. Вероятно, он чувствовал, что Акаши не собирается вторгаться в его личное пространство, и решил, что стоит попробовать: — Наблюдаю за небом. Это интересно. Когда ты родился? — Двадцатого декабря. — Звезды сулят тебе много бытовых проблем в будущем. — Наверное, Ниджимура-сан опять меня накажет. — Это еще не все. Завтра тебе лучше не приближаться к воде. Человек, с которым ты очень близок, станет препятствовать тебе во всем, будь осторожен. Возьми с собой пару камешков щебня, в неблагоприятный день стрельцам следует иметь при себе талисман. — И ты узнал это все, посмотрев на звезды? — удивился Акаши. Мидорима поднял воротник пижамы, и весь как-то ощетинился. — Да, — он вскинулся, приготовившись к бою, — считаешь, я выдумываю? Акаши завертел головой: — Нет же, — сказал он, и взгляд Мидоримы обратился к его лицу. — Знаешь, Второй правда стал непослушным в последнее время, делает что хочет, не спрашивая моего мнения… Полагаю, из-за этого болит мой глаз. Он светлеет, когда мне приходится уступить место. А когда Второй злится, боль усиливается. И это происходит все чаще. — Я тоже заметил за собой некоторые странности. Раньше я хорошо контролировал свою способность. Нет ничего хуже, чем разбрасываться ей необдуманно, как это делают все в этом доме, — он сардонически усмехнулся. — Но иногда это получается непроизвольно. Просто срабатывает, и все. Это выводит меня из себя. — Представляю, — Акаши подвинулся ближе. Мидорима не сдвинулся с места, хоть и заметно напрягся. — Подозреваю, остальные скоро столкнутся с чем-то подобным. Я уже слышал, как Мурасакибара жаловался, что ему постоянно хочется сладкого. — По-моему, ему все время чего-то хочется. — Да, но раньше его потребности не сужались до чего-то одного. — Удивительно. — И не говори. Они посмеялись. Акаши замечал, как Мидорима расслабляется с каждой секундой. Разговаривать с ним оказалось так просто, а ведь с того дня, как Акаши слег с солнечным ударом, прошло столько времени. Они будто приглядывались друг к другу, пытаясь нащупать точки соприкосновения. Прошлое оставило на Мидориме свой отпечаток, но замкнутость, подозрительность и проблемы в общении были у них с Акаши общими. — Значит, ты разбираешься в астрологии, — заключил Акаши, подтягивая колени к груди. Рядом с Мидоримой ему становилось удивительно спокойно, плохие воспоминания и опасения о будущем отступали на задний план.  — Не только. Я изучал астрономию, собственно говоря. У меня даже был свой телескоп. Похоже, Мидорима родился в обеспеченной семье. Обычно богатым удавалось подкупить солдат на границе и сбежать из страны, но у его родителей, похоже, не вышло. — А я когда-то учился играть на скрипке. Но потом отец нашел более перспективный способ вложиться в мое будущее, и уроки прекратились. — Акаши сделал паузу. — Ты успел попрощаться с родителями? Мидорима кивнул и потупился. Сказал, решив раз и навсегда закрыть болезненную тему: — У меня была младшая сестра. Я до сих пор не знаю, жива она или нет. Мы разминулись. Она должна была выпрыгнуть из вагона вслед за мной. Поезд шел на полном ходу, она испугалась. Мне повезло, я обошелся ушибами, а она осталась там. Пытался искать ее, но все без толку. Слова сочувствия казались неуместными, поэтому Акаши без слов дотронулся до ладони Мидоримы. Тот не отдернул руки, не показал, что ему неприятно, и Акаши сжал пальцы покрепче. Этого хватило. — Я знаю, что с тобой случилось. Мне очень жаль, — сказал Мидорима, немного помолчав. — В тот день Ниджимура-сан и Хайзаки заблудились в лесу — они совсем не умеют ориентироваться по звездам. Если бы не ты, они бы не нашли дорогу. Акаши улыбнулся краем губ. — Ты чуть не напал на меня. — Я не хотел. — Мидорима смутился. — Ты выглядел таким отчаявшимся, и я не успел понять, что, собственно говоря, происходит. — Спасибо, что ухаживал за мной, пока я был без сознания. И за тот случай, — он раскрыл зажившие ладони, — тоже. — Я просто делал, что должен, — Мидорима казался польщенным, хоть и старался говорить ровно. Слова кончились, и они замолчали. Акаши еще многое нужно было узнать и спросить, но чутье подсказывало, что на сегодня достаточно. Мидорима и без того слишком доверился ему, лишние вопросы могли его отпугнуть. Акаши не хотел, чтобы Мидорима опять закрывался. Акаши хотел быть рядом с Мидоримой. «Хочу ему понравиться», — возникла в голове мысль Второго. Она испугала его. — Возвращаемся, пока Ниджимура-сан нас тут не поймал, — предложил Мидорима. Акаши безмолвно поднялся — прикажи ему Мидорима в этот момент спрыгнуть с крыши, он послушался бы, не вникая в суть просьбы. Он спускался и возвращался в спальню, не чувствуя своего тела, не глядя по сторонам, будто в него вселился посторонний, а сам он стал равнодушным наблюдателем. С ним что-то случилось, но он пока не понимал, что. В двух шагах от Акаши шел Мидорима, его дыхание холодило затылок, на полузакрытых веках остывала ночная роса. Он забрался под одеяло и уснул сразу, как только голова коснулась подушки. За летом пришла осень, и начались дожди. Отлучки Ниджимуры становились все чаще и дольше, возвращался он злым и уставшим, а отдохнув, стремился поскорее уйти снова. Он говорил, что от детей у него трещит голова. Ниджимуру действительно мучили жестокие мигрени. Он о чем-то там договаривался со взрослыми из города, что-то доставал, чего-то добивался. Вещи появлялись одни за другими: лекарства, одежда, кое-какое оружие. Жизнь наградила Ниджимуру большой семьей взамен потерянной, и он очень старался обеспечить им нормальную и безопасную жизнь. Все в приюте, исключая разве что Момои, развлекались игрой в мяч и драками друг с другом. Первое могло длиться бесконечно, а второе быстро надоедало, так что Акаши уходил тренироваться с пикой Второго — то, что может один, должен уметь и другой. Любимой частью пребывания здесь стали часы в клубной комнате, когда они с Мидоримой читали оставшиеся в библиотеке книги, играли в шахматы и разговаривали. Второй встревал между ними постоянно, но его присутствие никогда не казалось лишним. До Мидоримы он никого не подпускал к себе, он страшно ревновал Акаши и отталкивал всех, кто к нему приближался, но не теперь. Второй не просто смирился с Мидоримой: он к нему привязался. Это заставляло Акаши волноваться. С наступлением зимы в зданиях школы стало холоднее. Керосинового обогревателя не хватало на весь зал, футоны стелили вплотную друг к другу. Ложась спать, все заваливали друг друга кучей тряпья поверх одеяла, чтобы хоть как-то согреться. Особенно от холода страдал Мидорима — ему пришлось бросить ночные прогулки под звездами, и тепла не хватало на все его длинное худое тело. Акаши иногда просыпался по ночам от чувства, что он дрожит рядом. В один из таких холодных вечеров он дождался, когда Мурасакибара перестанет шуршать конфетами из заначки, Кисе и Хайзаки прекратят щипаться и толкаться, а Аомине захрапит, и перебрался под одеяло к Мидориме. — Что ты делаешь? — сразу же зашипел тот, машинально нащупывая очки рядом с подушкой. — Грею тебя, — Акаши хитро подмигнул. Заметить их мог только Куроко, но он неглупый, он промолчит. — Сумасшедший, — проворчал Мидорима. Его голос уж сделался сонным: он очень хотел спать. Акаши закинул на него ногу и обнял рукой. Мидорима слабо поморщился, видно было, что он хочет восстановить дистанцию, и он даже упер локоть Акаши в грудь, но толкнуть не успел — его сознание уже погружалось в сон. Лицо, день ото дня терявшее детские черты, наконец расслабилось, и дыхание стало ровным. Акаши не сводил с Мидоримы глаз, пока он засыпал. Ему не давал успокоиться и вернуться на свое место какой-то странный внутренний зуд. Второй встрепенулся в своей клетке: «Если хочешь его поцеловать, сейчас — подходящий момент это сделать». Акаши почувствовал, что у него горит лицо. Ему нравилось проводить время с Мидоримой, нравилось смотреть, как напрягаются его брови, когда он обдумывает ход, как он задерживает дыхание, прежде чем что-то сказать, нравилось звучание его голоса, ему нравилось следить за причудливым ходом его мыслей. Они были вместе практически сутки напролет. Акаши часто касался Мидоримы, но мало задумывался о своих ощущениях. И это странное поведение Второго… Может, холодная ночь и близость чужого тела по-особому влияла на его настроение, но именно сейчас Акаши видел Мидориму в совершенно ином свете. Его губы приоткрылись во сне и казались такими мягкими на вид. К ним хотелось прикоснуться. «Тебе скоро исполняется четырнадцать, Сейджуро», — как всегда, поспешил объяснить все происходящее Второй. — «Неудивительно, что у тебя возникли новые желания. Это нормально — хотеть человека, который тебе нравится». Кажется, он совсем не злился. Акаши уткнулся пылающим лицом в шею Мидоримы, на миг испугавшись, что он проснется, но он спал так же крепко, как минуту назад. Под одеялом становилось жарко. «Идиот», — посмеялся Второй. — «Я же чувствую то же, что и ты. Зачем мне злиться?» От этого не становилось легче. Акаши прижался к Мидориме крепче — хотелось обвить его всего, как цветы обвивают стволы деревьев. Горло пересохло от жажды, в ушах гудела кровь. Мальчишки спали и видели сны, совсем рядом мирно сопел Кисе, раскинув руки. Его левая ладонь лежала на пустой подушке Акаши. — Они не проснутся, — вдруг сказал голос Мидоримы. Акаши понял, что чувствовал Аомине, когда его облили холодной водой. Сердце замерло на секунду и забилось как сумасшедшее. Он отодвинулся. Мидорима смотрел совершенно ясными глазами, широкая улыбка придавала его лицу слегка безумный вид. Акаши сдавил его плечи, чтобы ему стало больно. — Оставь его в покое! Возвращайся сейчас же, — жестко прошептал он прямо в лицо лже-Мидориме. — Я просто подумал, что тебе будет спокойнее, если я займу его тело. — Пристальный немигающий взгляд Второго не сочетался с близорукостью Мидоримы. Нежность, переполнявшая Акаши каких-то несколько секунд назад, бесследно улетучилась. — Ты поступаешь нечестно. Прекрати, — пальцы сжались сильнее, и Второй перестал улыбаться. Голова Мидоримы мирно опустилась на подушку, глаза закрылись. — Ты совсем не любишь меня, — упрекнул Второй, выскальзывая из незаконно занятого тела. — У него в голове клетка попросторнее… Акаши окинул взглядом лица соседей — все по-прежнему спали. Куроко хмурился во сне, вцепившись в одеяло. Мидорима открыл глаза, схватил Акаши за рукав, будто собираясь сообщить нечто срочное, но почти сразу уснул снова. Акаши дождался, когда его дыхание выровняется, и осторожно переместился на свой футон. Постель была неприятно холодной. Через несколько дней они поцеловались по-настоящему — днем, наедине, полностью отдавая себе отчет в действиях. Вышло неловко, смешно и немного стыдно, но они тут же повторили поцелуй. Губы Мидоримы оказались жесткими и сухими, совсем не такими, как ожидал Акаши. Зато краснел Мидорима ужасно мило. Он выглядел так трогательно, когда Акаши снял с него очки и поцеловал в переносицу. Время шло. После короткой зимы наступила яркая весна. Старый оранжевый мяч лопнул, в кладовке обязательно нашелся бы новый, но все дружно сделали вид, что не знают об этом. По пустому двору бродила грустная Момои — Куроко опять начал исчезать, и она не могла его найти. Обычно он обнаруживался в компании Аомине, но тот ничего не знал и даже не интересовался. Собственные проблемы занимали их сильнее посторонних. Акаши направлялся в секцию технических помещений и стал свидетелем неприятной сцены. Хайзаки опять ссорился с Кисе. Они спорили, пытаясь перекричать друг друга, махали руками и не замечали ничего вокруг. — Иди, нажалуйся Ниджимуре, ты же только плакаться и можешь! — оскалился Хайзаки. — Отстань от меня! — Кисе ударил его в плечо со всей силы. — Мне противно спать в одной комнате с таким извращенцем, как ты. Семпай рассмеется, если узнает, что ты тискаешь подушку по ночам. — Ублюдок, а ну иди сюда! — заорал Хайзаки, набрасываясь на Кисе с кулаками. Акаши покачал головой и молча прошел мимо. С первых дней Хайзаки за что-то люто возненавидел Кисе и делал все, чтобы превратить его жизнь в ад. По предположениям Ниджимуры, он должен был перебеситься и принять новичка, но он цеплялся к нему и через месяц, и через полгода. Они без конца ругались и лупили друг друга, и вскоре их соперничество начало выходить за всякие рамки. В очередной раз они начали драться прямо во время вылазки за ворота: Хайзаки сильно ударил Кисе, и тот выпал из окна. Всего лишь второй этаж, но от неожиданности Кисе не успел сгруппироваться и повредил ногу. На следующий день он в отместку сломал Хайзаки нос. Не смотря на уже полученные увечья, они продолжали ругаться по мелочи, и становилось очевидно — эти двое абсолютно непримиримы. — О, ты пришел, — сказал Ниджимура, торопливо пряча сигарету в ладонь. Совершенно бессмысленный жест — Акаши уже давно знал, что он курит. Поняв это, Ниджимура плюнул, сунул сигарету обратно в зубы, и махнул рукой в сторону ящиков из-под консервов, которые стояли под дождевым навесом вместо стульев. — Вы хотели со мной поговорить? — Акаши присел на один из них. — Ага, — Ниджимура глубоко затянулся, стряхнул пепел на землю. — Пора что-то делать. Так продолжаться больше не может. — О чем вы, Ниджимура-сан? — О том, что я с вами больше не справляюсь. Ваши силы слишком влияют друг на друга. Это такая особенность, понимаешь? В одном доме не может жить больше двух зверей, не связанных родством. Когда носителей этой штуковины становится слишком много, начинаются проблемы. Непроизвольный выброс энергии, потеря контроля, раздражительность, всякие неприятные ощущения… в общем, куча симптомов. Все уже идет к черту, и будет становиться только хуже. Мне придется разделить вас, пока не началось смертоубийство. При каждом выдохе из его носа вырывался клуб дыма. Акаши не шевельнулся, когда ветер донес до него щекочущий ноздри запах. — У меня есть друзья в городе. Там много ребят вашего возраста, которые остались без родителей из-за мудаков вроде твоего папаши. Акаши понимал, к чему идет этот разговор, но все же спросил: — Что вы имеете в виду? — Вы, вроде, достаточно подросли, чтобы учиться летать, — Ниджимура прикрыл глаза, улыбнулся чему-то своему. — Пора покидать гнездо. На следующей неделе поедем в город, выберете там себе напарников, и вперед. Ниджимура замолчал, будто ждал от Акаши… Чего? Одобрения? Критики? Он стоял, подперев собой стену, и смотрел прямо на него. — Я думаю, это верное решение, Ниджимура-сан. — Да, и вы с Мидоримой можете не разделяться, если хотите. Вас двоих не оттолкнуло почему-то. Ну, такое бывает, — Ниджимура отвел глаза. — Потом объясню, когда станешь постарше. Момои пусть не жалеет придурка Аомине, он уже вполне способен постоять за себя. Хайзаки человек, так что он останется со мной. — Хорошо, — не без облегчения выдохнул Акаши. — Что мы должны будем делать? — План таков: я даю вам координаты зверей с нужными нам способностями, вы их находите и приводите в нашу маленькую армию. Я сыт по горло всеми этими проверками, чистками и прочей херней, которую творит наше правительство. Мы не маньяки и не игрушки для экспериментов, и, если они до сих пор ничего не поняли, мы вобьем это в их головы. Нас не так уж и мало, если объединить силы, из этого может кое-что выйти. Акаши кивнул. Вполне себе благородно, очень в стиле Ниджимуры. У него было свое мнение о плане, но он решил придержать его при себе. — Думаешь я сбрендил, да? — он мрачно рассмеялся. — Не бойся, я не собираюсь устраивать революцию. Все совершенно добровольно. Мы просто помогаем товарищам по несчастью, хорошо? — Я не думал так, Ниджимура-сан… — Еще кое-что. На счет Мидоримы, — Ниджимура выбросил сигарету, потер ладони и уселся на соседний ящик. — У меня есть одна просьба. Не оставляй его без присмотра. У него очень, — он выделил последнее слово, — очень опасная способность. Рядом с ним должен быть кто-то равный по силе, чтобы… ну ты понимаешь. Чтобы он не натворил чего-нибудь. Странно, что Ниджимура просил об этом именно Акаши, внутри которого жил зверь со сложным характером и своеобразным представлением о ценности человеческой жизни. Мидорима крайне редко пользовался своей силой, сложно понять, на что он действительно способен. — Я присмотрю за ним, — на всякий случай пообещал Акаши. Ниджимура широко и искренне улыбнулся. Захватил шею Акаши локтем и грубо взъерошил ему волосы. — Эх вы, два чудика. Хотя… у нас тут все такие. Не соскучишься! Акаши не успел ничего сказать, он не успел даже придумать ответ. Его внезапно прожгла резкая боль в боку, в воздухе пахнуло порохом, и что-то у него внутри лопнуло и разорвалось. Ощущение волной прокатилось по всему телу. Теплая ласковая весна исчезла, как сон, сменилась холодным летом, отрезвляя, и он вдохнул тяжелый влажный воздух судорожно и глубоко, словно всплывший ныряльщик. Его спина уперлась в неровную стену, к которой его придавливал Мидорима. Они стояли в каком-то узком пространстве вроде проема между домами, и явно от кого-то прятались. Акаши схватился за плечи Мидоримы для устойчивости, попробовал выцепить из памяти Второго картинки последних событий, но она оказалась наглухо запертой, Второй предоставил ему право разбираться во всем самому. Это нельзя назвать приятным чувством. — Как ты? — Мидорима отвлекся от слежки и внимательно посмотрел на Акаши. Его сердце билось ровно, только расширенные зрачки выдавали его состояние. — Твои прогнозы сбылись, Мидорима. Я вернулся в счастливое время.