***
Я провалилась в сон и увидела над собой пятна голубого неба сквозь калейдоскоп зелёных листьев. Это оказалось неожиданно ярко и у меня тут же заслезились глаза. Но, как только я зажмурилась, надо мной, загораживая свет, что-то нависло. — Эй, не просыпаться! — Ди потрясла меня за плечо, заставляя открыть глаза. Её лицо оказалось вдруг неожиданно близко. Впрочем, встретившись со мной взглядами, девочка отпрянула. — Даже самым ненормальным жаворонкам ещё рано вставать, ты вообще о чём! Я приподнялась на локтях, оглядываясь вокруг. От резкого движения головой волосы, до того собранные в тугую причёску, разметались по плечам, заставив меня вздрогнуть от их внезапного прикосновения. Но, откинув со лба особо мешающую прядь, я жадно вгляделась в незнакомый мир вокруг. Закрученные в жгуты стволы деревьев смыкались вокруг крохотной полянки неплотным кольцом. Я разглядела листья на ближайшем из них — крохотные полупрозрачные зелёные кубики, внутри каждого из которых билась желтоватая тусклая искра. Из-за этого кубики постоянно дёргались и дрожали, шелестя о грани друг о друга и звонко ударяясь плотным рёбрами. На моих глазах на одну из нижних веток спорхнула крохотная четырёхкрылая пичуга с ярким красно-синим оперением и длинным, вившимся за ней шлейфом, хвостом. Резким ударом длинного клюва проткнула зелёную грань листа, того, в котором искра была поярче. Вдохнула свет в себя и улетела быстрее, чем тонкие ветви змеями хлестнули воздух там, где она была всего мгновение назад. Скользя пальцами по упругим резиновым травинкам, щекочущим ладонь, я спросила: — Я что, проснулась, пока падала?.. — Да, — выпалила Ди. — Я тебя, значит, ловлю такая, а ты уже проснулась! Я стыдливо опустила взгляд, чувствуя, как щёки запылали. Попыталась выдернуть из земли травинку, но та упорно ускользала из пальцев, не позволяя толком её схватить. Что за причудливый странный мир… — Спасибо, что… — промямлила было я, но Ди, не услышав или не пожелав принимать благодарность за спасение, вскочила на ноги, потягиваясь. — Повезло, что упали в один мир. Я… успела схватить твою руку до перехода. Я опять не смогла уловить этого странного перехода от лихорадочной бодрости Ди к странной меланхоличности и задумчивости. Она не смотрела на меня, совсем отвернулась, потому я не видела её лица. — Что это за мир? — спросила я, запоздало удивляясь и пугаясь. Если это не моя пустота, а это не может быть моя пустота, как мы вообще сюда попали? И как вернуться обратно? Я должна была вернуться обратно! Горло неприятно пересохло при мысли, что необычный лес вокруг, голубое небо или что-то ещё может быть испорчено одним моим случайным движением… — Пустота чья-нибудь, — безмятежно отозвалась Ди. — Специальная, небось, для тех, кто падает. Ну, или я не знаю, какой ещё у нас мог быть ключ… вставай уже! — она обернулась ко мне, махнув рукой. — Пошли, осмотримся. Я покорно поднялась на ноги, удивляясь тому, что у меня ничего не болит. Только платье помялось, но, благо, резиновая трава не оставляла на ткани следов. — Что ты имеешь в виду, говоря «ключ»? — от безмятежности Ди, которая голыми руками полезла трогать светящиеся изнутри кубические листья деревьев в незнакомом мире, у меня внутри всё содрогнулось. — Хм, ключ… это длинная история, — девочка зашипела от боли, когда дерево хлестнуло её по ладони тонкой веткой-жгутиком. Погрозив ему кулаком, она продолжила, как ни в чём не бывало, говорить, поглаживая рукой красную полосу на коже. Я на всякий случай отступила от деревьев к центру поляны, складывая руки за спиной. Мало ли что… — Чтобы знать, что такое ключ, надо знать, что такое след. О, тут тропинка, пошли! — я вздрогнула, но прежде, чем успела согласиться или возразить, Ди уже скрылась между деревьями — только закачались, смыкаясь за ней, ветки скрученных деревьев. — Стой, мне же… — я бросилась за Ди, которая ускользала куда-то слишком быстро. Под ногами вдруг оказалось что-то твёрдое — то, что девочка назвала тропинкой, оказалось аккуратной дорожкой, выложенной из ярко-салатовых, кажется, немного светящихся в таинственном полумраке леса плит. Затаив дыхание, я огляделась вокруг — повсюду вокруг качались туда-сюда потревоженные ветром тусклые зеленоватые огоньки. Тёплый приглушённый свет, влажная духота летнего леса, прохладная стеклянная поверхность плитки — всё это было ново и удивительно, восхищая меня так сильно, что я на несколько мгновений забыла, почему так хотела догнать Ди. А потом ледяной страх кольнул пальцы и я, наконец, выкрикнула снова: — Ди! Она развернулась моментально. Ещё в повороте расправила крылья, присела, будто готовая прыгнуть или сорваться с места. Я недоумённо и напуганно смотрела, каким привычным для Ди вышел этот переход от расслабленного спокойствия к ожиданию встречи с… опасностью? — Что такое? — поняв, что мне ничего не угрожает, девочка выпрямилась и отбросила с лица волосы. Потуже затянула узел, которым была связана кофта у неё на поясе. Мне показалось, что все эти жесты были проделаны для успокоения. Её или моего — я не поняла. — Я должна вернуться, — решительно выдохнула я, сжимая кулаки. — В смысле? — девочка непонимающе нахмурилась. — Я должна вернуться в свою пустоту, пока этот мир… пока не случилось что-нибудь плохое. — Я с тобой, не бойся, я смогу нас защитить, — она безмятежно махнула рукой и продолжила было путь, но… — Как мне вернуться?! — Слушай, ты спросила у меня про следы и ключи, так? Я рассказываю. Потом расскажу, как вернуться, если попросишь, — она пожала плечами. Мне почудилось раздражение в её голосе, но на губах Ди снова играла такая свойственная ей хитрая улыбка. — Это нечестно… — расстроенно пробормотала я, опуская голову, но девочка не слушала. Она уже шла вперёд, бросая тень на светящиеся плиты. — Во снах человека определяет не имя и даже не внешность. Просыпаясь, ты можешь не помнить этого всего, но точно знать, кого ты встретила. Когда будешь думать об этом ощущении, представишь… набор… эмоций или чувств, — Ди шла по тропинке, не глядя на меня, будто точно уверенная, что я слушаю. Она говорила достаточно громко, чтобы до меня доносилось каждое слово. А вот жестов её я не видела — только знала, что, рассказывая, девочка размахивает руками перед собой, будто ловя в воздухе нужные слова. — Это сложно описать, но можно почувствовать, попытаться подобрать ассоциации. Это звуки, цвета, чувства, даже явления или предметы, вроде мокрой бумаги или ранней весны. То, как ты воспринимаешь во сне, то, какое чувство вызывают мысли о нём потом — это след. Ну… я это так называю. Не только я, конечно, но и я в том числе. Я задумалась, пытаясь вникнуть в слова Ди. То, что она называла следом… сны о моей маме всегда были на вдох как сахарная пудра, а на запах — как её любимое мыло с ароматом розы, большие бруски которого всегда имелись в запасе у меня в ванной. Сны об отце же оставляли после себя запах пыли и бензина и ощущение прикосновения к вытертой от времени обивки задних сидений его машины. Это Ди имела в виду, говоря о следах? — Миры, особенно пустоты, вроде как… живые. По крайней мере у каждого мира есть свой след, такой же, как у любого человека, а также каждая пустота помнит, какие чувства стали причиной её появления, — девочка продолжила, не дождавшись от меня никакого ответа. Казалось, ей было всё равно, слушала ли я её, понимала ли её слова — Ди нашла, наконец, того, кто задал ей вопросы о том, о чём ей хотелось бы поговорить — и она говорила. — Это называется ключом. Чтобы попасть в чужую пустоту, если туда, конечно, вообще можно попасть… А вот в этот момент она оглянулась. Хитро подмигнула мне, будто напоминая о том, что сама я считала свою пустоту неприступной. Но, оказалось, всё это время хотела быть найденной. Я всё ещё думала, что это чушь какая-то. Кто вообще сказал, что я могу безоговорочно верить всему, что Ди говорит? — Нужно, чтобы твои чувства в момент перехода совпадали с чувствами мира, в который ты попадёшь… на самом деле ты вообще не выбираешь мир, в который переходишь! — Ди будто совершила какое-то важное открытие, настолько эмоциональным вышло её восклицание. — По желанию ты можешь попасть только в свою пустоту или в мир искажённой реальности. Всё остальное — лотерея, ты переходишь и попадаешь в случайный мир, которому соответствуют твои чувства сейчас! Это и называется — подобрался ключ. Так я и в твою пустоту попала, кстати. — Хорошо, — кивнула я, показывая, что поняла сказанное. В словах девочки наконец-то мелькнуло что-то, близкое к волнующей меня теме. Вернуться в пустоту можно. Осталось добиться ответа: как именно? — А что насчёт… Окончание моего вопроса утонуло в восторженном восклицании Ди, которая вдруг бросилась куда-то вперёд. Я осторожно последовала за ней, невольно ускорив шаг, но девочка остановилась так же резко, как и сорвалась с места, а потому я неловко ткнулась ей в спину. Ди пошатнулась, размахивая руками, чтобы удержать равновесие. А я отступила на шаг, в ужасе осознавая, что она замерла на самом краю огромной тёмной пропасти. На негнущихся ногах я сделала ещё несколько шагов назад, пока в спину мне не уткнулись упругими уголками листья деревьев. Будто бы очерченная огромным циркулем идеально ровная круглая пропасть казалась бездонной. Ровно в центре её, я была уверена в том, что всё было выверено едва ли не до миллиметров, торчала огромная труба из мутного стекла. К ней тонкими паутинками тянулись через пропасть многочисленные полупрозрачные мостики. Один из них начинался буквально в паре шагов в сторону от Ди, продолжая зелёную стеклянную тропинку и постепенно теряя свой цвет. Конец это трубы же… терялся в небе. То есть она буквально подпирала собой небо, расширяясь где-то на невероятной высоте и переходя в идеальную бирюзу, куполом накрывавшую мир. А Ди уже пыталась наступить на ближайший к ней мостик. — Осторожнее! — воскликнула я, увидев, как нога девочки соскользнула вниз. На деле эти «мостики» были не толще каната. Ди, путаясь в своих ногах, завалилась назад. — Мы должны туда попасть, — заявила она, отползая от края. — Но что-то с этой пропастью не так, — девочка поднялась на ноги. — Разве ты не можешь просто перелететь? — удивлённо спросила я. — И, пожалуйста, перед тем, как ты это сделаешь, расскажи, как мне вернуться, — я старалась быть спокойной. — Нет, не могу, я же сказала, что что-то не так, — в голосе Ди мелькнуло раздражение, когда она сорвала с ближайшего дерева листок и, размахнувшись и крепко сжав небольшой кубик в кулаке, бросила его в пропасть. Полетев по дуге, он рвано дёрнулся, оказавшись над бездонной пропастью, и камнем рухнул вниз. — Там… сила притяжения больше? — я осторожно шагнула ближе к краю, чувствуя интерес. Да, определённо, траектория полёта кубика была неправильной. И разница между силой тяжести на земле и над пропастью была очень велика. Чтобы проверить свою догадку, я вытянула ладонь над бездной, тут же почувствовав, как мне на руку будто тяжеленный мешок бросили. Невольно испугавшись, я отпрянула. — Поняла, да? Тянет вниз сильнее. Я себе крылья поломаю, — Ди недовольно нахмурилась, расхаживая по краю пропасти туда-сюда, как зверь в клетке. — Может быть, просто пойдём отсюда? — устало предложила я. — Нет! Неужели тебе неинтересно? Нас привели сюда тропинки, и эти мостики тоже туда ведут, там наверняка что-то интересное спрятано, нужно просто понять, как туда попасть. Это вроде загадки или проверки, «только достойный пройдёт», всё такое, — Ди обернулась ко мне, воодушевлённая, размахивающая руками, видимо, в попытке показать масштабы важности происходящего. — Я… — я сглотнула, собирая свою волю в кулак. Заглянула Ди в глаза, где горел огонь энтузиазма. — Я должна вернуться, — тихо и обречённо выдохнула я. В глазах девочки читалось непрекрытое разочарование. — Шагни назад.***
— Ди, мать твою! — ключница бросается к безвольно рухнувшей на пол девушке и не замечает моего появления несколько долгих секунд. Я успеваю приблизиться на несколько шагов прежде, чем она, наконец, вскидывает голову и, напряжённо замерев на одном колене перед Ди, выхватывает оружие. На её лице читается забавная смесь сомнения, страха и решительности. Мягко и ободряюще улыбаюсь. — Она не предупреждала, что при встрече со мной нужно бежать как можно быстрее? — Чёрта с два я её тут с тобой брошу, — ключница огрызается, приобретая сходство с каким-нибудь мелким, но зубастым зверьком, вполне оценивающим свои шансы против крупного хищника, но всем своим видом показывающим, что попробуй враг добраться до его детёныша — и перед смертью малютка сделает всё, чтобы доставить убийце как можно больше проблем. — Вот и хорошо, что ты согласилась остаться, — нещадно комкая платье, легко опускаюсь на пол там, где стояла. Кровать, на которой приходилось сидеть осторожно, чтобы как можно меньше помять покрывало, пожирается тьмой, подушки разорваны, пух из них вынут, а внутрь сложены кости, подоконник залит чёрным дождём. Сесть больше некуда. Дуло пистолета чёрным слепым глазом следит за мной, перемещаясь дёрганно и рвано. — Давай так, ты выстрелишь в меня, убедишься, что это бесполезно, уберёшь оружие, и мы спокойно поговорим? — предлагаю я, разглаживая платье на коленях. Надеюсь, что дрожь в пальцах не заметна на расстоянии. В конце концов, вокруг царит полумрак. Неестественный блеск в глазах ключница спишет на что-нибудь ещё, например, на азарт или возбуждение. Не подумает же она, в конце концов, что мне до сих пор до слёз страшно, когда в меня целятся из пистолета. В мире, где мне ничто не угрожает, где законы мироздания покорны моей воле, разрушенной, развороченной изнутри клетке. О, моя бедная пустота, что с тобой стало… — А мне есть, о чём с тобой разговаривать? — напряжённо и недружелюбно отзывается ключница, не убирая оружия, но и не стреляя. — Что ты с ней сделала? — в её голосе столько требования, что я на мгновение чувствую себя набедокурившим ребёнком, от которого не могут добиться признания, нажатие каких кнопок на пульте приводит к полной неработоспособности телевизора. — Она сейчас в другом мире. Ищет то, зачем пришла сюда, — мне стоит больших усилий смотреть Ключнице в глаза, не отвлекаясь на её чёртов пистолет. Он слишком сильно напрягает меня. Быть под прицелом в своём собственном мире мне не нравится, а потому я решаю показать собеседнице, под чьим контролем находится ситуация. Всё, до последнего акта, должно идти по моему плану. Это так просто, что справится бы даже ребёнок. Вскидываю руку, будто запоздало приветствуя Ключницу, сложный узор, в котором при более детальном рассмотрении можно различить буквы и цифры, вспыхивает на ладони, ставя клеймо на и без того распадающейся реальности. Грохочет выстрел, оглушая меня и заставляя вздрогнуть, с трудом давя крик, но я уже успела. Пуля тает на лету, пачкая моё платье серебряными брызгами. Девушка с отвращением и непониманием бросает в сторону пистолет, теряющий форму, как растаявшее мороженое. Вытирает металлическую жидкость об брюки. — Секрет в температуре плавления металлов, — услужливо поясняю, с удовольствием отмечая, как звучит мой голос. Ди могла бы мной гордиться. Жаль, не видит этого, попавшаяся в ловушку собственных страхов и вины. А ведь именно она учила меня тому, что так свойственно ей подобным. Простые и эффектные трюки, уверенный вид, жесты и мимика — зритель пленён. Ключница, пусть и пытается казаться непоколебимой, потерей оружия выбита из колеи. — Нам есть, о чём поговорить, — отвечаю на заданный когда-то давно вопрос. — Мне нужна твоя помощь. — С чего бы мне тебе помогать? — в её голосе сквозит презрение, а слово «тебе» она выделяет так, будто быть мной — это нечто ужасное. В чём-то я с ней, конечно, согласна, но всё равно до ужаса обидно. — А какие у тебя причины ненавидеть меня? Злиться на меня? Что я сделала тебе? Попросила убрать оружие и не целиться в меня в моём же доме, куда вы вломились без спроса? — пытаюсь говорить спокойно, но эмоции рвутся наружу с каждым новым вопросом. Короткий взгляд на лежащую без сознания Ди я расцениваю как ответ. Продолжаю говорить, не давая Ключнице до конца собраться с мыслями и что-то сказать. — Какое отношение это имеет к нам с тобой? — вижу, как её передергивает от такой формулировки. Обида обжигает грудь, на миг пережимая горло и мешая дышать. Шумно сглатываю. — Неужели все, кому ты когда-либо подбирала ключи, не ссорились между собой? — Никто из них не грозился убить моего друга, — в её словах и её взгляде столько горячности и решимости, что мне становится горько. Наверное, мне даже несколько жаль ключницу… и саму себя. Мы обе связались не с тем человеком. — Друга?.. У Ди нет друзей, — качаю головой, отгоняя назойливые воспоминания. За каждым светлым мгновением, всплывающим в памяти, неизбежно тянется кроваво-красный след, потому что все они ведут к единственному ужасному финалу. По спине бегут мурашки, а к горлу подбирается ком. Тёмные дыры внереальности вокруг вдруг кажутся не до дрожи страшными, будто за ними, вопреки всему, что-то есть. Что-то ужасающее. Взгляды мертвецов. — Она не умеет ходить между мирами осознанно, а случайно скакать между пустотами ей надоело ещё в детстве. Ты нужна ей, вот она и пользуется. Я знаю это, как никто. Что она говорила обо мне? Пальцы ключницы стискивают ладонь бессознательной Ди, которая стонет сквозь сон. Всматриваюсь в знакомое до боли лицо. Ди кажется такой беззащитной. Потерявшая привычно насмешливое и чрезмерно уверенное выражение лица, она лежит передо мной, будто обнажённая. И это сводит меня с ума, заставляя голову идти кругом. Я могу убить её. Здесь и сейчас закончить свою месть. Мои пальцы вздрагивают, царапая платье. Стискиваю зубы, напоминая себе о расписанном с таким трудом сценарии. Сколько запасных вариантов и обходных путей я предусмотрела? Сколько разных развилок смогла предсказать, сколько силков расставила? Ди должна страдать. Так же сильно, как я. Только тогда груз кроваво-красных воспоминаний перестанет делать ненавистной любую ночь, в которую мне снятся сны. — Не так много, я полагаю, — я прерываю затянувшееся молчание. — Этого достаточно, — огрызается ключница. — Тогда ты наверняка знаешь, что она ищет. — Какое значение это… — А я, в отличие от неё, искренна с тобой. Ищет она вот это, — запускаю руку за спину и нашариваю в пустоте на полу маску, которой мгновение назад там не было. Держа её на уровне лица, демонстрирую ключнице так, чтобы сквозь прорези для глаз видеть, как на лице девушки отражается удивление. Удовлетворившись, кладу маску на колени. — Это называется «зимняя маска». На вид ничего обычного, — действительно, на коленях у меня лежит всего лишь белая лакированная пластиковая маска, закрывающая всего половину лица. — Если бы не одно любопытное свойство. Ключница заинтересована. Внимательно ловит каждое моё слово. — Она изменяет след того, кто её носит. Стоит мне надеть её, и ты посчитаешь меня своим другом, просто потому, что я того пожелаю. Ты попытаешься возненавидеть меня или разозлиться, но будешь воспринимать меня, как дорогого тебе человека, искреннего, чистого, светлого. И подберёшь для меня ключи в любой мир… — провожу пальцами по гладкой поверхности, обводя по контуру провалы глаз. Ключница едва заметно отшатывается назад, едва не теряя равновесие, когда я касаюсь маски. Верит. Не хочет, но верит. И опасается, что я подтвержу свои слова делом, а она не знает, как этому противостоять. — Именно эту вещь Ди решила у меня забрать. Но не заберёт, потому что я не отдам. А тебе могла бы отдать… — Если я подберу тебе ключ, — она усмехается, предугадывая моё предложение. Молча киваю. Ключница вновь опускает взгляд на Ди, будто спрашивая у неё совета. Молчание длится несколько долгих мгновений, но я не тороплю, считая удары своего сердца. Не столько важно попасть в эту злосчастную пустоту, сколько уговорить именно эту ключницу открыть мне проход. Для вспыльчивого человека вроде Ди этого будет достаточно, чтобы посчитать Грейс предательницей. Не подумай, что я просто так прощу тебе попытку меня заменить, Ди. Наконец, ключница поднимает голову, готовая дать ответ.***
Моё отражение стирается, становясь размытым пятном, но прежде, чем я окончательно теряю саму себя из вида, я успеваю. Сначала касаюсь ледяной стеклянной поверхности кончиками пальцев вытянутой вперёд руки, делаю ещё пару уверенных шагов и в ослепительном вихре осколков прорываюсь сквозь своё отражение. За спиной глухая стена, на мне — ни царапины. Круглое помещение напоминает огромные соты из красного бархата, в каждой ячейке растёт из стены безликий скрипач в парадном фраке, на полу — многочисленные ряды кресел, расставленных полукругом возле сцены. На ней — дирижёр марионетка, стоящий спиной ко мне, рваными неестественными движениями заправляет этим отвратительным спектаклем. Шагаю к сцене. Свет прожекторов, мгновенно направившихся на меня, слепит глаза. Закрывая лицо руками, щурясь, вглядываясь в происходящее на сцене, ловлю на себе многочисленные взгляды огромных пчёл в белых масках, сидящих на зрительских местах. Голова дирижёра поворачивается под невозможным для человека углом. Кукольная Алиса, висящая на ниточках и покорная неведомому кукловоду, вероятно, настоящей себе, смотрит на меня пустыми глазами из-за простенькой маски, закрывающей всего половину лица. Челюсть её безвольно отвисает и изо рта дирижёра, ни на мгновение не прекращающего управлять толпой скрипачей, чёрной рекой сыпятся пауки. Здесь нет Алисы и никогда не было. Я обманулась. Но более тешить её самолюбие и играть под её дудку я не собираюсь. И когда пчёлы срываются со своих мест ко мне, топя в невыносимо громком жужжании надоедливую, тоскливую до скрипа зубов музыку, я закрываю глаза. Мир вокруг сжимается до размеров мыльного пузыря, на стенках которого радужными брызгами нарисованы жуткие кровавые картины. Вдох. Тьма крыльями раскрывается за моей спиной, пронзая мыльную плёнку. Пузырь оглушительно громко лопается, не способный вместить в себя этот мрак. Тьма коконом схлопывается вокруг меня. Когда я прихожу в себя на полу башни Алисы, Грейс на коленях стоит рядом со мной. — Ди! — ещё никогда раньше моё имя не врезалось в мозг таким раздражающим звуком. — Ты в порядке?! Игнорируя ключницу, сажусь, сжимая руками голову. Пульсирующая боль мешает соображать, запускаю пальцы в спутанные волосы, дышу глубоко, считаю удары сердца. — У тебя кровь, ты… — Это не моя, — отрезаю я, раздражённо сминая в кулаке перепачканную бурым ткань. Ловлю испуганный взгляд Грейс, но теперь там страх другого рода — не за меня — и мне это совсем не нравится. Поднимаюсь на ноги, пошатываюсь, но сохраняю равновесие. Грейс тут же подскакивает, подставляя руки, готовая ловить меня, если что. — Что произошло, Ди? — с нажимом спрашивает она. Трясу головой, будто надеясь, что от этого спутанные мысли и воспоминания придут в порядок. Что произошло… — Эта тварь, — с силой бью подошвой ботинка по безобидному теперь листку с призывом умереть. Бумага мнётся, но этого мало. — Знала, что я приду, — бумага вспыхивает легко и несколько мгновений спустя пламя перекидывается на соседние листы. Врывающийся в комнату ветер только раздувает начинающийся пожар. Жги, жги, жги это всё! Чёрта с два я сдохну так просто, подавись пеплом своих угроз, Алиса! Смотри, как хорошо горят твои любимые книжки, а твои кукольные подружки — этот огонь сожрёт их искусственные волосы, которые ты так любила причёсывать, расплавит их слепые преданные глаза, в которых ты ловила своё отражение! — Ди! — Грейс хватает меня за плечо, но я отстраняюсь и оборачиваюсь к ней. На мгновение встречаюсь с ней взглядом. Будто обжёгшаяся, ключница отшатывается и опускает голову, отдёргивая руку, которой касалась меня. На несколько долгих мгновений повисает тишина, прерываемая лишь треском пламени и воем ветра. — Пошли отсюда, — не то просит, не то предлагает Грейс. Не поднимая глаз, протягивает руку. Молча сжимаю её холодную ладонь, не спрашивая — куда. Лишь бы подальше отсюда. От места, хранящего столько тёплых воспоминаний, от ночного кошмара, бережно сотканного из всех моих страхов. Ничего, Алиса... я устала молча глотать твои нападки. В ответ на мои злые мысли тьма неощутимо колеблется за спиной невидимыми крыльями. Чувствую её довольное урчание — ей нравятся эти злость и ненависть, этот огонь, пожирающий пустоту вокруг. Но прежде, чем эта тьма вновь вырывается на свободу, чтобы окончательно уничтожить распадающееся убежище маленькой Алисы, Грейс, держа меня за руку, шагает назад.