Плетельщицы миров

      Я стояла возле знакомой до боли входной двери и не решалась повернуть ручку. Запыхавшаяся Ди тяжело дышала у меня за спиной, пытаясь смириться со своим поражением.       Когда мы вошли в подъезд и она узнала, что подниматься предстоит на пятый этаж, а лифтом пользоваться я не привыкла — слишком уж много историй рассказывала мне мама о том, как в застрявшем тёмном лифте можно сидеть часами — Ди предложила бежать вверх наперегонки. Я согласилась и не успела даже опомниться, а девочка уже мчалась по ступенькам изо всех сил, то и дело перепрыгивая через одну и отталкиваясь от грязных перил, которые я трогать брезговала.       Я нагнала её между третьим и четвёртым этажом, когда Ди с непривычки выбилась из сил и сильно замедлилась. Торжествующе улыбнулась, только тогда осознавая, что проигрывать было бы до жути обидно — ведь это я поднимаюсь по этой лестнице всю свою жизнь, мне ли не обогнать того, кто не привык бегать по этой лестнице, например, когда мама велела прийти домой в семь, а на часах уже пятнадцать минут восьмого?       Впрочем, когда мы обе оказались на нужном этаже, и моя радость от незначительной победы — Ди, к счастью, расстроенной не выглядела — и моя решимость, которая привела нас обеих сюда, растворились. Я стояла возле деревянной двери и не решалась повернуть ручку, будто не была уверена, что могла войти.       Мне так давно не снились сны о том, что я дома. Я не решалась покидать свою башню… нет, я даже не знала, как мне сделать это, и не задумывалась, а есть ли вообще способ оттуда уйти.       В ту ночь Ди появилась, как обычно, внезапно. Хотя после нашей последней встречи я знала о том, как работают ключи, это знание породило только больше вопросов. Например, я хотела бы спросить, что является ключом к моей башне. И что такого снится Ди, раз она снова и снова использует этот ключ, чтобы… убегать? Прятаться?       Впрочем, я не успела задать ей эти вопросы, потому что были другие, более важные для меня вещи.       Появление Ди вышло странным, выглядела она загнанной, взъерошенной, уставшей: не приземлилась тихо и неслышно, как обычно загородив большими крыльями свет, — плюхнулась на подоконник тяжело, едва не вывалившись назад.       На вопрос, что с ней случилось, отозвалась коротким: «Еле отвязалась». От кого или от чего — я решила не уточнять, потому что Ди не выглядела, как человек, расположенный к разговору на эту тему. Поэтому я заговорила о другом.       Я попросила Ди провести меня в мир, похожий на реальный. Она назвала его искажёнкой — искажённой реальностью — и в очередной раз удивилась тому, как я умудрялась не знать элементарных вещей.       Ди не хотела идти, но я загорелась идеей — впервые за долгое время по-настоящему загорелась — позвать её к себе в гости, показать свою настоящую комнату, познакомить с родителями. Я и не осознавала, как на самом деле соскучилась по ним, спустя столько снов одиночества.       Как оказалось, выходить на искажёнку было немногим сложнее, чем возвращаться в свою пустоту, только шагать нужно вперёд, представляя себе место, в которое я хотела бы попасть.       У меня получилось с третьего раза: во время первых двух попыток мы попали в чьи-то пустоты, к которым, как сказала Ди, державшая меня за руку во время переходов, у меня подобрались ключи.       И вот, после всех этих уговоров, неумелых попыток и гонок в подъезде, я стояла и не могла решиться открыть дверь.       — Что-то не так? — лениво поинтересовалась Ди, подходя ближе. — Если заперто, может, позвоним? — краем глаза я увидела, как она решительно потянулась к кнопке звонка.       — Нет! — сдавленно воскликнула я, беспомощно наблюдая, как палец девочки касается жёлтой кнопки и входит в неё легко, будто в мягкую податливую глину.       — Фу! — Ди отшатнулась. Я обернулась к ней, глядя, как она брезгливо вытерла руку об штаны и как начали прогибаться, не выдерживая собственного веса, мягкие, как тесто или пластилин, стены. Я съёжилась, сильнее цепляясь в дверную ручку, которая тоже стала менять форму, сжимаясь в моей ладони. Закрыла глаза, с трудом стоя на задрожавших вдруг ногах. Началось. Нет, нет, нет, нельзя было сюда приходить!       — Ди, пожалуйста, пойдём, — с трудом выдавила я, совершенно потерявшись в пространстве. С трудом вспомнила, что надо было шагнуть назад, но как шагнуть на подгибающихся коленях и не упасть?       — Ну уж нет! — решительно заявила Ди. Я вздрогнула, распахнув глаза, когда она накрыла мою ладонь своей и уверенно повернула ручку, толкнув вперёд и меня, и дверь.       Сначала я увидела солнечный свет, заливавший кухню и прихожую. Потом почувствовала запах свежих бутербродов с сыром и кофе — любимого папиного завтрака. Потом услышала мамин голос — они оба были дома!       Оставляя в грязном подъезде начавшую было ломаться реальность, я ступила за порог.       — Доброе утро! — воскликнула я, с нетерпением ожидая, когда родители заметят меня, я представлю им Ди, а потом мы все вместе поедим, а потом я покажу своей гостье куклы, которые хранятся у меня здесь, а ещё Ди наверняка оценила бы вид с нашего балкона — я любила пускать с него мыльные пузыри, возможно, у меня даже осталось что-то на дне баночки, и мы сможем сделать это вместе…       И ничего плохого просто не сможет случиться на этой залитой светом кухне.       — Почему ты не поставила молоко в холодильник заранее?! Что я, по-твоему, должен лить в свой кофе?!       Дверь холодильника хлопнула очень громко, что-то внутри жалобно звякнуло, а я вздрогнула.       — Будь добр, сам следи за своим молоком, кроме тебя его никто не пьёт, — резко отозвалась мама. Я уловила в её голосе опасные металлические нотки приближающейся истерики — она вот-вот могла сорваться в крик.       — Может быть, это моя вина, — попыталась было влезть я. — Бабушка учила меня готовить омлет, мы брали молоко, наверное, оно закончилось после этого, а я не поставила в холодильник новую пачку… — я смяла в руках подол платья, ожидая переключения папиного недовольства на себя. Крика. Оскорбления. Но ведь это я, правда я была виновата, значит, я заслужила.       Только бы они не ссорились, нет, только не тогда. Только бы Ди не увидела этого, ведь она поняла бы всё неправильно, они хорошие, они замечательные, мама очень внимательна и следит за всем в доме, а папа любит её, только это молоко, это дурацкое молоко…       — А за чем тогда будешь следить ты? — папа перестал кричать, но по-прежнему был зол, и это напускное спокойствие пугало только сильнее. — В моём шкафу ни одной глаженой рубашки, в чём мне идти на работу, в халате?! — я хотела бы зажать уши, лишь бы не слышать этого. К сожалению, всё это повторялось настолько часто, что сознание воспроизвело бы продолжение, даже если бы я проколола себе барабанные перепонки.       — Для начала найди себе нормальную работу, а потом выпендривайся, — мама встала, тяжело опираясь на стол. Бутерброды оказались забыты и стыли на тарелках. — А то, можно подумать, тебя в твою машину без официального костюма не пустят, и алкоголики, которых ты до ночи по городу возишь, в такси к тебе не сядут, если ты разок футболку наденешь.       — Мам, пап, пожалуйста, хватит! — не выдержала я. Но отец, будто актёр на сцене, повинуясь написанному вечность назад сценарию, продолжил кричать в ответ. Ди коснулась моего плеча.       — Они тебя не видят.

***

      Холодная вода смывает с меня кошмар. Я выдыхаю, погружаясь глубже. Ноги касаются гладкого ровного дна. Опускаюсь на колени. Открываю глаза, запрокидываю голову вверх, вода, щекоча, заливается в нос. Неприятно. Изо всех сил отталкиваюсь, с трудом всплывая вверх, уже ощущая мучительное желание вдохнуть.       Выныриваю. Жадно вдыхаю. Изо всех сил гребу руками, ногами, кажется, даже немного крыльями — лишь бы удержаться на поверхности.       Крылья мешают и тянут на дно. Липкая чёрная жижа, ядовитый дождь из пустоты Алисы, смывается с них неохотно, сковывает движения.       Плыву к краю купальни. Скоро ноги достают до дна, я с облегчением перехожу на шаг. С каждой ступенькой идти становится тяжелее, по мере моего выхода из воды сила притяжения будто растёт. Эх, сюда бы Алису с её любовью играть с гравитацией…       — Не замёрзла? — спрашивает Грейс, сидящая неподалёку прямо на полу. Собираю волосы в пучок, отжимаю, вздрагивая, когда неожиданно прохладная вода льётся за шиворот. Устало опускаюсь на пол совсем рядом с водой, по поверхности которой плывут тёмные маслянистые пятна. Ничего. Вода очистится. Убежище всё мне простит и всё стерпит.       Мягкие солнечные лучи, проникающие в помещение сквозь огромные незастеклённые окна в куполообразном потолке, согревают. Поэтому я запоздало отвечаю на вопрос Грейс, которая уже встрепенулась, снимая с себя безрукавку.       — Нет.       Ключница недовольно фыркает, пожимает плечами и, бормоча что-то вроде: «Как знаешь», одевается и снова приваливается спиной к стене, выжидающе глядя на меня.       — Не смотри на меня так, а то у меня ощущение, что я тебе что-то должна, — хмыкнув, прошу я.       — Не должна, но было бы очень мило с твоей стороны рассказать, что произошло, нашла ли ты то, что искала, и что ты вообще искала, — Грейс снова пожимает плечами, показывая, что она на своей просьбе не настаивает.       И я была бы очень ей благодарна, если бы этих вопросов вообще не возникало, потому что ярость, бушевавшая во мне, куда-то исчезла, потушенная водой. Осталась влажная неприятная на ощупь зола, вставшая комом где-то в горле. Я не хочу говорить о том, что произошло, перемешивать этот чёрный комок пепла, копаться в нём и совать Ключнице в лицо, смотри, мол, до чего я докатилась.       Но она хочет это знать… по какой-то причине.       — Это была ловушка. При помощи своей старой подружки Альтены, Алиса создала цепочку карманных мирков, рассчитывая на… ладно, если она рассчитывала, что я увязну в них навсегда, то я оскорблена, — признаюсь я. — Но, скорее всего, она понимала, что это задержит меня максимум на несколько ночей и хотела меня не то напугать, не то доступно объяснить, что она знает, чего я от неё хочу, и вежливо просит меня пойти к чёрту. Вот, в общем-то, и всё.       — Так чего ради всё это было?       Оставляю при себе вопрос, почему она не поинтересовалась подобными мелочами до того, как подобрать мне ключ.       — У Алисы на хранении осталась занятная вещь. Если что, Алисе она не принадлежит, а то ты смотришь на меня так, как будто позвонила бы в полицию, будь мы на искажёнке. У нас обеих на неё равные права, просто мне она была без надобности. Эта вещь меняет след использующего.       — А сейчас она вдруг понадобилась? Мне казалось, у тебя проблем подобного плана не возникает.       — Мне она всё ещё не нужна, — улыбаюсь, думая о том, что мне, наоборот, достаточно чего-то, что закрыло бы глаза — солнцезащитных очков, например. — Хватит того, чтобы её не было у Алисы. А то она нехорошие вещи с ней творит. Мне надоело.       Грейс кивает, соглашаясь с чем-то своим. Я вскидываю голову, щурясь от яркого света. Ложусь на согретый солнцем пол. Закрываю глаза, балансируя на грани пробуждения.       — И что теперь? — спрашивает Ключница.       Я молчу, думая о том, что увидела в декорациях, созданных Альтеной. В напоминание об этом чужая кровь, оставшаяся на мокрой рубашке тёмно-бурым пятном, будто бы обжигает кожу.       — Алисе что-то нужно от меня. В лучшем случае просто убить. Попробую понять, что именно.       — Вы же были друзьями. Что случилось?       На мгновение мне становится жаль, что я лежу и не могу шагнуть назад.

***

      — Нет! — я бросилась к маме, схватила её за руку, но та, будто ничего не чувствуя, продолжала свою заранее подготовленную и не раз повторённую тираду о старом обещании отца найти нормальную работу. Воздух вокруг задрожал, сгущаясь. Солнечный свет лёг на щёки влажными липкими щупальцами монстра. Мир серел.       — Мама… — жалобно позвала я. Я звала её так наяву, когда просыпалась от кошмаров, тихо, неуверенно, боясь потревожить, но не вынося больше одиночества и напряжения.       Этот сон грозился закончиться чем-то подобным.       Мама не реагировала. Когда я открыла рот, чтобы позвать её снова, мой голос утонул в оглушительном грохоте. Я вскрикнула, пол выбило из-под ног, я упала, уронив в падении стул. Громко звякнула посуда, задребезжали окна. Уши заложило и будто сквозь вату я услышала:       — …ты тоже могла бы попробовать найти нормальную работу, а то на дорогу до неё уходит половина зарплаты…       Они продолжали ругаться, будто ничего не замечая. Вообще ничего не замечая. Сквозь горячие слёзы обиды и злости я съёжилась на полу.       — Алиса! — я была бы рада не отвечать на встревоженный оклик Ди, но она зачем-то принялась трясти меня за плечо. — Вставай, мы должны уходить, срочно! — она едва ли не кричала, но было в этом крике что-то командное, властное — не паническое.       — Я… я сейчас починю… — что бы я ни сломала, я поправлю это. Всегда поправляю. Но что бы я ни сломала сейчас, даже это не заставило их перестать ссориться и заметить меня.       — Вставай! — настаивала Ди, потянув меня за руку. — Это облава!       Было в её голосе и в её настойчивости что-то, что заставило меня вздрогнуть. Или я просто достаточно глубоко вдохнула разлитую в воздухе вокруг тревожность.       — Что?.. — спросила я, поднимаясь на ноги и потирая ушибленный локоть. Ди, схватив меня за запястье, резко шагнула вперёд. По её раздосадованному лицу я догадалась, что что-то пошло не так, как она планировала.       — Что происходит?! — громче, чтобы перекричать разбушевавшегося отца, спросила я.       — Попробуй уйти в пустоту, — посоветовала Ди, сосредоточенно глядя на меня. От её серьёзности становилось только страшнее. Сглотнув, я закрыла глаза и шагнула назад.       Ничего не произошло, только рука Ди на моём запястье разомкнулась.       — Я… я попробую ещё раз… — дрожащим голосом заверила я, снова шагая назад. Откуда-то издалека донёсся странный, чужой и неправильный звук, знакомый только по фильмам. Взвыла сирена.       — Уходим, быстро, — решительно бросила Ди, рванув было в сторону окна, но, одумавшись, оглянулась на меня, растерянно и задумчиво. Спустя миг нерешительности, девочка подскочила ко мне, снова схватила меня за руку и потянула к выходу.       — Стой, куда мы?! Что происходит?! — испуганно закричала я, пытаясь зацепиться за мамину футболку. Что бы ни случилось снаружи — мы дома, родители рядом, места безопаснее быть не могло…       — Просто поверь мне, ладно? Здесь опасно, охотники рядом, на город идёт облава, они перекрыли отходы, — протараторила Ди, продолжая тянуть меня прочь, — я осознала, что мы уже в прихожей. Из-за приоткрытой двери в подъезд в квартиру сочилась тьма. Закрыться, запереться на все замки, ни за что и никому не открывать, а, главное, ни за что не выходить наружу — единственное, чего я хотела. То, о чём говорила Ди, казалось какой-то дикостью. Охотники, облавы — будто из другого мира.       Я хотела бы думать так, но, на самом деле, мне было страшно. Внушали панику оглушительная пульсация крови в висках, пересохшее горло, истерически бьющееся сердце и холодный пот на спине, будто вокруг действительно происходило нечто ужасное.       Ди распахнула дверь в подъезд, впуская в квартиру холодный ветер и окончательно выметая оттуда солнечный свет.       — Бежим! — прикрикнула девочка, начиная спускаться по лестнице, громко топая и перепрыгивая едва ли не по половине каждого пролёта. Я пыталась поспеть за ней.       — Куда мы бежим?! Что будет с моими родителями?! Мы должны помочь им!       — Они так заняты, что ничего не заметят, — язвительно и зло бросила Ди, не оглядываясь. Потом смягчилась, уже толкая дверь подъезда. — Охотники приходят за такими, как мы. Твоим родителям ничего не угрожает.       — Такими, как мы?.. — тихо спросила я у девочки, осторожно выглядывающей на улицу.       — Я с удовольствием тебе всё поясню, но потом, хорошо? Просто верь мне.       Я кивнула, но на деле вопросы продолжали пчёлами метаться в голове, подгоняемые паническим желанием разобраться в ситуации. Неизвестность и неопределённость пугала, сознание рисовало снаружи полчища монстров ростом с двух взрослых, с рогами, когтями и тремя рядами зубов. Но, когда Ди, махнув мне рукой, выскользнула на улицу, и я следом за ней, ничего подозрительного там не оказалось. Даже стало полегче — ощущение опасности и подступающего кошмара осталось позади, всосалось в тени в тёмных углах подъезда.       Только сирена и не думала стихать. Ди взяла меня за руку и побежала, поглядывая наверх. Я волочилась за ней, спотыкаясь о собственные ноги, громко топая и тяжело хватая ртом воздух.       — Куда мы? — не выдержала я, когда мы, не глядя и не тормозя, перебежали через дорогу. Слова наждачкой прокатились по горящему горлу.       — За город. Нам бы добраться до реки, её пересечь, а там — в пустоту. Любую.       Мне показалось, что самым страшным, что может нам помешать, была моя неспособность добежать из-за усталости. Даже сирена звучала уже не так угрожающе, оставшись где-то позади.       Мы миновали ещё один двор, пробежали мимо забора чужой школы. Ди явно хорошо знала местность, ловко неслась по траве, ныряла в узкие просветы между насаждениями кустарников, петляла по тропинкам между деревьев. Но не отпускала моей руки, пусть бежать так, в нелепой связке, было неудобно нам обеим.       Скрипнули старые качели, когда качавшаяся на них девочка резко затормозила, глядя в нашу сторону. «Почему она не убегает?» — только и успела подумать я прежде, чем голова незнакомки с хрустом запрокинулась назад и раздался нечеловечески громкий крик, ударивший по барабанным перепонкам, будто крохотный взрыв. Я вырвалась из ослабевшей хватки Ди и заткнула уши руками. Кажется, я тоже закричала — горло взорвалось саднящей болью.       А потом что-то вокруг надломилось, и наступила тишина. Я осторожно открыла глаза. Девочка с явно сломанной шеей продолжала сидеть с распахнутым ртом шириной едва ли не до ушей. Ди беззвучно шевелила губами, что-то говоря.       Меня прошиб ледяной пот. Я оглохла.       Сосредоточенная Ди потянула меня вперёд, а потом замерла, глядя куда-то в сторону. Я обернулась туда, и тут же что-то со свистом пролетело у меня перед носом, распоров тишину вокруг.       Сердце ухнуло в пятки. Человек приближался, отделённый от нас невысоким школьным забором. В странном предмете у него в руке я не сразу опознала лук, а когда осознала, что это был за свист — будто приросла к земле. Он стрелял по нам. По мне. По-настоящему.       — Алиса! — оклик по имени сработал, будто хлыст. Я побежала снова, рванула едва ли не быстрее Ди, пытаясь оставить позади вооружённого мужчину, воющую сирену и замолчавшую странную девочку. Я бежала вперёд, не задумываясь. Ди не окликала меня, значит, всё было правильно. Шаги за моей спиной — её или охотника? Не было ни сил, ни времени оглянуться.       Я едва успела затормозить, когда под ногами вдруг оказался край крутого склона. Точно. Как я могла забыть. Город стоит на холме. К реке так просто не подобраться.       Прежде, чем я задалась вопросом: «А что дальше?» — прежде, чем я успела испугаться, меня кто-то сильно толкнул в спину.       Едва я начала падать, чьи-то руки крепко обхватили меня за пояс. Дернуло вверх, от ветра заслезились глаза, земля ушла из-под ног. Я завизжала, оглушённая своим криком. Забилась в чужой хватке изо всех сил. На мгновение меня отпустили, я почувствовала, что падаю и испугалась ещё сильнее.       Падение прервалось. Сорвав голос от крика и замолчав, я услышала тяжёлое дыхание над ухом и разъярённый шёпот:       — Не дёргайся.       Это была Ди.       Рваный полёт напоминал падение, мы неслись вниз по склону так близко к земле, что я поджала ноги, боясь задеть поваленное бревно или куст. Сама вцепилась в сжимающие меня руки Ди. Лишь бы не отпустила. Лишь бы не упали.       Серая лента реки змеей бросилась на нас, когда полёт споткнулся. Ди вскрикнула, заставляя меня съёжиться в её размыкающихся объятиях. Удар об воду был ничуть не приятнее удара об асфальт. Сразу стало мокро и нечем дышать — приземление выбило воздух из лёгких — темно, тихо, страшно. Я забилась, пытаясь выплыть на поверхность. Беспорядочно забила руками и ногами, открыла глаза и тут же мысленно взвыла от неприятного ощущения, но ничего не увидела. Вода забилась в нос и рот.       Под ногами вдруг оказалось дно. Я оттолкнулась изо всех сил, потянулась наверх.       В мир вернулись воздух, свет и звуки. Пытаясь проморгаться, я огляделась в поисках Ди, но нашарила взглядом только чёрное надломанное маховое перо, тоскливо качающееся на беспокойной поверхности воды.

***

      Ощущение чужого присутствия в пустоте похоже на трепыхание бабочки, застрявшей в грудной клетке. Щекотное паническое биение, лёгкие пачкающие касания. Всё это длится всего несколько секунд. Тена говорит, что это особенность, закон работы пустоты, в которой не полагается быть чужакам, я соглашаюсь, вспоминая, что раньше подобного не ощущала.       А потом шагаю назад.       Ключница стоит, брезгливо сторонясь провалов внереальности, которых за прошедшую ночь стало, кажется, только больше. Заметив меня, она вздрагивает, вскидывает голову, тянется рукой куда-то — к спрятанному под одеждой оружию, наверное. В последний момент ладонь её останавливается, будто наткнувшись на невидимое препятствие. Ключница приветственно кивает, наблюдая сдержанно и осторожно. Скорее всего, уже сейчас она жалеет о том, что пришла.       — Спасибо, что ты здесь, — приветствую её, выдавливая вежливую полуулыбку. — Я напомню тебе условия нашего сотрудничества. Ты проводишь меня в нужную мне пустоту, а я взамен отдаю тебе зимнюю маску. Именно в таком порядке.       — Откуда мне знать, что ты сдержишь обещание?       — Тебе не выполнить условия договора проще, чем мне, — улыбаюсь, поясняя. — Как только я отдам тебе маску, ты можешь исчезнуть отсюда совершенно в любой мир, и мы никогда больше не встретимся, если Ди снова не уговорит тебя вести её сюда. Я же после перемещения убежать смогу разве что сюда, а ты про это место знаешь, да и чего ради тогда это всё? Потратить твоё и моё время? Глупо, — пожимаю плечами, провожу рукой по волосам, приглаживая их. Ключница повторяет моё движение, поправляя сползающую с хвоста резинку. Хмурится, ища подвох. Не находит — потому что подвоха нет. Я не намерена обманывать Ключницу, да и зимняя маска — не такой уж и ценный артефакт, чтобы хвататься за неё руками и ногами.       — Хорошо, — наконец, кивает она, носком кроссовка отталкивая прилипший к её ноге ком набивки мягкой игрушки. — Куда ты хочешь?       Наверняка она думает о том, что всё ещё может отказаться, если место ей совсем не понравится. Я невольно задумываюсь — какие свои худшие кошмары представляет себе Ключница в этот момент?       — У этой пустоты два ключа, первый — желание сдаться и умереть, желательно, бросившись с моста, — пристально смотрю на Ключницу, пытаясь поймать момент, когда она осознает. — Второй — желание и неумение кого-то спасти, — глаза девушки распахиваются, рот приоткрывается и в беззвучном выдохе тонет имя. Делаю вид, что не замечаю, прохожу мимо собеседницы, подходя к окну. Снаружи всё ещё бушует буря и подоконник залит чёрной водой, стекающей на пол. Вступая в лужу, я морщусь, отдёргивая ногу. Откровенно говоря, даже я не знаю, что за дрянь льётся тут с неба. — Эта пустота выглядит, как бесконечный мост над бесконечной рекой, над которой нависает бесконечное серое небо. Те, кто сдался, бросаются с этого моста, те, кто не могут спасти — пытаются остановить их, но никогда не успевают дотянуться.       — Это пустота Серены, — она говорит это таким тоном, будто ей кажется, что я ошиблась пустотой и на самом деле мне нужна совсем другая. Это кажется мне забавным, я не сдерживаю улыбки.       — Да, именно, — подтверждаю я, оборачиваясь к собеседнице. — Что-то не так?       — Зачем тебе туда?       — Это моё дело, тебе не кажется? Я ведь не спрашиваю, зачем вам зимняя маска.       — Чтобы её не было у тебя.       Смеюсь от этой поразительно наивной попытки вывести меня на ответное откровение.       — Ты сама решила этим со мной поделиться, так что не считается.       Ключница пожимает плечами, мол, не так уж и сильно она рассчитывала на то, что это сработает. Я вижу, что она нервничает: поправляет перчатки, приглаживает волосы, теребит шнурок капюшона в попытке занять руки. Она колеблется, чувствуя себя предателем, по факту им не являясь. Дать мне доступ к пустоте драгоценной сестрёнки Ди — моя бывшая подруга разозлится, если узнает. Будь Ключница хоть трижды не виновата и права.       Я решаю подтолкнуть её к верному решению. Успокоить.       — Ты наверняка водила в эту пустоту Ди, ты знаешь законы этого мира. Серене ничего не угрожает.       У этой пустоты, как и практически любой другой, существует всего два образующих её закона, которые не могут быть нарушены никем, даже её создательницей. Никто не может спасти, никто не может быть спасён.       Такой он, внутренний ад сестры Ди, такой он, незримый барьер, не позволявший им встретиться в пустоте Серены. Ключница не может об этом не знать.       — И ты отдашь маску? — девушка угрюмо косится в мою сторону, наверное, оценивая риски и пытаясь понять, насколько важно отобрать у меня эту вещицу.       — Конечно, — киваю я в ответ, протягивая Ключнице руку, потому что иначе она, кажется, никогда не решится. — Так мы договорились?       Она вскидывает голову так резко, что бесконечно долгое мгновение мне кажется — она передумала, сейчас шагнёт назад и исчезнет, оскорблённая и спугнутая моей нетерпеливостью. Но Ключница только молча протягивает мне руку в ответ, её тёплые пальцы смыкаются вокруг моего запястья и только после этого, пока я пытаюсь осознать, что всё, вроде как, получилось, можно выдохнуть, шагает назад.       Холодный, но удивительно приятный ветер ударяет в лицо. Я открываю глаза, чувствуя, как оживают в сознании воспоминания, потревоженные запахом речной воды и тихим шумом лениво текущей из ниоткуда в никуда безграничной реки. Кажется, я снова слышу свой собственный крик и сквозь него пробивается имя, бесконечно много раз произносимое Ди. Я ненавижу это имя и ту, кому оно принадлежит, потому что Ди всегда помнила о ней больше, чем обо мне, даже когда я была рядом.       Даже тогда первой мыслью, пришедшей ей в голову, было: «Алиса, это же пустота Серены! Она сможет, она точно сможет всё поправить, мы только должны найти её…»       Ключница выпускает мою руку и отстраняется, вежливо покашливая. Напоминает о себе. Я протягиваю ей обещанную маску, с трудом разжимая немеющие пальцы. Мы застываем в безумном мире вокруг. Сквозь клубящийся туман видны человеческие фигуры, бросающиеся к перилам моста в исступлённом желании умереть и отчаянных попытках успеть схватить падающих за руки.       Им никогда не успеть никого спасти. Этот мир не изменился с тех пор, как я побывала в нём в первый раз, и мысль об этом отзывается в груди плохо сдерживаемым желанием разрыдаться. Что-то дрожит и трепещет, рвётся изнутри криком, царапается, жжётся, горит, кусается и мечется. Тугой ком встаёт в горле.       Я снова чувствую, как красные нити скользят между пальцев, как рвутся и расплетаются такие надёжно и любовно связанные узлы, как калейдоскоп неба рвётся по швам и внереальность прорывается сквозь трещины…       Вскидываю руку, пытаясь сфокусироваться, отогнать прочь подступающую истерику. Вот она, моя ладонь, чистая и пустая, никакого плетения в ней нет. Рядом не Ди, всё ещё Ключница, которая стоит, неловко переминаясь, не зная, уходить ей или взглянуть на то, что я буду делать.       Пусть смотрит. Может быть, успеет что-нибудь понять. Помешать мне не сможет — это точно.       Я вглядываюсь в пустоту вокруг и вижу не уходящие в бесконечность тросы моста, не размытые силуэты, тонущие в неплотной дымке тумана и не серое небо, грязной ватой нависшее над миром. Я вижу — ощущаю — это всё, как набор понятий и правил. Максимально простых и понятных. Пустоты так легко читать…       То, что люди, вроде Ди и Ключницы могут только почувствовать, я вижу чётко и ясно, будто текст в открытой лежащей передо мной книге. Я тянусь к нужной мне строчке и вычёркиваю её. Действие, которое ощущается не сложнее, чем стирание мела с грифельной доски.       С приятным тёплым покалыванием на ладони вспыхивает узор, который я не успеваю разглядеть. Мир вокруг беззвучно содрогается. Ключница чувствует это, будто ударная волна бьёт по барабанным перепонкам, а в груди неприятно резонирует дрожь чужой пустоты.       Запоздало она шагает ко мне, я успеваю ответить ей удивлённым взглядом — на что она рассчитывает, выбить меня из этого мира? А потом отступаю назад, оказываясь с этим шагом бесконечно далеко, в другом мире, бесконечно далёком от всех пустот всех людей всех реальностей.       И смеюсь, пытаясь выплюнуть вместе со смехом ту дрожь, тот крик и те рыдания, которые с таким трудом удалось сдержать там, в месте, которое навсегда сохранило в себе мои воспоминания о смерти родителей.       Я смеюсь, потому что я молодец и всё по плану, потому что моя боль скоро будет отомщена.       И ещё я смеюсь от того, что в этот самый миг в бесконечно далёкой пустоте чья-то рука смыкается на запястье несостоявшегося самоубийцы, которого по всем законам того мира нельзя было спасти.

***

      Я ещё задыхалась, но уже дышала, просыпалась, но хваталась за сон из последних сил, пытаясь удержать в сознании ускользающее видение.       — Ди! — этот оклик и следующий за ним удар по щеке окончательно выбросили меня обратно в сон. Я закашлялась, выплёвывая воду. Горло и нос жгло, будто по ним прошлись наждаком. Я лежала наполовину в воде и меня начинало трясти, кажется, от холода. И крылья — крылья тяжёлым мокрым одеялом лежали на мне, а в сознании отпечаталась мысль — мне должно быть больно, потому что левое крыло прострелено, вот оно лежит и не двигается, как балласт или бутафорская декорация. Но боли не было.       Не было и ощущения опасности. Я потёрла глаза, чтобы стряхнуть с них воду, попробовала открыть — с волос упали новые капли, заставив меня снова зажмуриться. Я раздраженно фыркнула, вслепую отползая подальше от воды по каким-то ступенькам.       — Ты в порядке? — я, наконец, узнала в этом дрожащем голосе голос Алисы. — О, нет, прости, это дурацкий вопрос, — испуганно затараторила она. — У тебя ведь крыло… — её голос дрогнул. До меня донеслось тихое всхлипывание. Я, проморгавшись наконец, оглянулась, чтобы увидеть, что именно её так напугало.       От вида собственного крыла, из которого торчала стрела, меня замутило. К счастью, на чёрном крови почти не было видно. Я судорожно вдохнула, отводя взгляд, но ноющее осознание «ты ранена, тебе больно, ты ранена, тебе больно» продолжало бегущей строкой мелькать в мыслях.       — Алиса, — позвала я. Девочка, сидевшая на коленях возле меня, такая же промокшая и продрогшая, тихо плакала, спрятав лицо в ладонях. — Алиса, — громче повторила я. Она вздрогнула, приподнимая голову. — Ты молодец, — я выдавила из себя улыбку.       — Я… нет, это из-за меня, потому что…       — Ты молодец, — оборвала её я. — Ты хорошо себя проявила. Это ведь была твоя первая облава? Я видела тех, кто впадает в панику и вообще ничего не может сделать. А ты побежала со мной, — я начала загибать пальцы. — Обезвредила сигналку, — по застывшему на лице Алисы немому вопросу я поняла, что снова случайно перешла на непонятный ей язык. — Не потерялась во время перехода… — этого я боялась сильнее всего. Что я отпущу её руку, и мы упадём в пустоты не вместе. И потеряемся, потому что одинаковых ключей у нас явно не было.       Рука Серены тогда разомкнулась, казалось бы, всего на мгновение. Но этого хватило, чтобы она исчезла.       И не вернулась за мной.       — А ещё ты вытащила меня из воды, потому что я точно помню, как тонула. Сама бы не выплыла. А за такое, знаешь ли, уже медали можно давать, — я фыркнула, старательно отгоняя плохие мысли. В эту ночь всё закончилось хорошо. Даже Алиса, глядя на меня, неуверенно улыбнулась, попытавшись стереть слёзы с щёк рукавом своего мокрого платья.       — Для ровного счёта осталось только помочь мне с крылом, — я продемонстрировала Алисе последний оставшийся незагнутым палец.       — Н-нет! — запнувшись, воскликнула она, шарахнувшись от меня, будто от огня.       — Да ла-а-а-адно тебе, это раз плюнуть для тебя, — я сделала вид, что возмутилась этой реакцией. — Тебя никто не укусит! И кровь у меня не ядовитая, и кислотой я в тебя не плюну!       Я ошиблась, потому что при слове кровь Алиса дёрнулась, как будто её током ударило.       — Да ладно, крови не видно, смотри. Хотя нет, не смотри, тебе необязательно даже смотреть, просто заставь стрелу исчезнуть. Иди сюда, давай руку, — я требовательно протянула к ней ладонь, стараясь всем своим видом показать, что с места не сдвинусь, пока мою просьбу не выполнят.       Алиса вперилась взглядом в мою ладонь и подвинулась ближе. Мне стало немного не по себе, слишком уж сосредоточенно она смотрела на мою руку. Мало ли чего она могла там рассмотреть, вдруг она и по ладоням умела гадать? Я бы не удивилась, Алиса была полна сюрпризов.       Когда её рука легла в мою, девочка закрыла глаза и сглотнула. Её пальцы мелко дрожали. Её волнение передалось и мне, в конце концов, она… разрывала реальность. Подпускать эту силу к своему крылу было как минимум опасно. Но вряд ли опаснее того, что нам уже пришлось пережить. Того, что мне пришлось пережить.       Поэтому я решительно потянула ладонь Алисы к себе, заставляя её неуклюже подползти ещё ближе. Она вздрогнула всем телом, когда я поднесла её руку к оперению стрелы, попыталась отстраниться, но я крепче сжала её ладонь, не отпуская.       — Мне нужна твоя помощь, Алиса, — как можно мягче напомнила я, хотя прикосновение к стреле оживило невнятное неприятное ощущение, заменяющее боль. Пока я уговаривала Алису, переживала за неё, оно отступило куда-то, а в тот момент вернулось, и это совсем меня не радовало.       — Не молчи, — попросила вдруг Алиса. — Расскажи что-нибудь. Что произошло, например.       Рассказывать я любила. Но не про это. Но Алиса открыла глаза и выжидающе смотрела мне в лицо, неуверенно перебирая самыми кончиками пальцем оперение стрелы. Я коротко вздохнула, маскируя вздох фырканьем.       — Нетерпеливая какая… я, прочим между, ранена и нуждаюсь в покое, — проворчала я. Алиса смутилась было, но я уже продолжала. — Ты не знаешь ни про охотников, ни про облавы, ещё раз, сколько времени ты прожила в башне?       — Я не зверь, чтобы на меня охотиться!       Яркий узор вспыхнул на её ладони. Я дёрнула крылом, отстраняясь. Больно! Испуганный вскрик Алисы слился с моим — болезненным. Потому что больно! Я замахала крылом, будто пытаясь стряхнуть с него боль — на голову мне посыпалась труха. С тихим бульканием плюхнулся в воду наконечник. Я удивлённо замерла, чувствуя, что мне больше не больно, крыло вроде как в порядке, а стрелы больше нет.       — Что ты сделала? — повернулась я к Алисе, но та снова сидела, закрыв лицо руками и всхлипывая. — Эй… — я подползла к ней, трогая за плечо. Закрыла на мгновение глаза, позволяя тяжести крыльев за спиной раствориться и исчезнуть. Сразу стало легче. — Всё в порядке, ты молодец. Молодец, молодец, ну, не плачь, я расскажу, я всё тебе расскажу, давай, я рассказываю, а ты успокаиваешься, ладно?       Когда Алиса подняла ко мне заплаканное лицо и кивнула, я улыбнулась — искренне. Потому что теперь этот сон точно мог закончиться хорошо.