Я не сдамся!

Искра — Как она? — тихо спросила я у выходящей Листвички. — Почему бы тебе не спросить у неё самой? — добрый взгляд двух тёплых солнц с весельем смотрел на меня. — Я… — я осеклась, отводя взгляд и прижимая уши. Вина нахлынула, словно волна, обрушившаяся на берег. — Мне стыдно смотреть ей в глаза… Из-за меня погиб её… — Послушай, — мягко перебила меня светло-бурая целительница, закрыв мой рост мягким хвостом. — Не надо жить прошлым, а особенно мрачным. Что случилось, то случилось… Я не буду отрицать, что в смерти Львиносвета, а также других наших соплеменников есть и твоя вина, но мы за это на тебя не держим зла. Пеплогривка была твоей наставницей и постоянно поддерживала тебя, так что сейчас ты должна оплатить ей тем же… Ей это сейчас жизненно необходимо. — Н-но… ве-ведь… — Она должна понять тебя… Просто попробуй, Искра… Я внимательно и недоверчиво посмотрела на дочь бывшего предводителя Грозового племени, выдыхая, сделала несколько шагов и вошла внутрь палатки. Серая шерсть бывшей наставницы больше не насыщенна пёстрыми оттенками цвета туч, став выцвешей, длинный мех больше не лосниться, а лишь жалко висит лохматыми клочьями. Пеплогривка одна, и я невольно бросила взгляд на пустующую рядом подстилку, содрогаясь от воспоминаний… Ромашка была убита сегодня утром, как лишний и ненужный рот для прокорма. Моя тень упала на королеву, и та, вздрогнув, сначала выпустила когти и подняла шерсть, свирепо зарычав, но потом узнала меня, расслабляясь и снова принимая разбитый вид. Усталый взгляд потухшего грозового неба, мимолётно проходится по мне, останавливаясь на моих глазах, и я окунаюсь в море отчаяния и страха. — Это ты… — тихо бросает она, и я с ужасом осознаю, что даже голос из звонкого и мелодичного превращается в сиплый и тихий. Пеплогривка становилась тенью самой себя. Как и я… — Я… — Я думала, ты сейчас с Коршуном… — некогда пёстрая воительница устало вздохнула. — Нет, — слишком резкий ответ, и бывшая наставница вздрогнула, поднимая на меня виноватый взгляд. Я очень сожалею о таком поведении, но воспоминания ясны, словно небо в ночь Совета. — Прости… Обидела?.. — Забудь… — я мягко опустилась перед Пеплогривкой и лизнула её лоб, пытаясь, хоть как-то привести её шерсть в норму. Тщетно… — Мои проблемы не должны волновать тебя… Как ты? Кошка отвела хвост в сторону, и я увидела два милых комочка. Один — тёмно-серый, а другой — золотистый. — Она больше не дышит… — сипло произнесла синеглазая, проводя хвостом по золотому комочку, и я с замиранием сердца убеждаюсь, что в отличии от серого, золотистый котёнок не двигался. — Она-она… дышала… а… — королева начала трястись, всхлипывая. — А… потом перестала дви-двигаться… Пеплогривка уткнулась мне в плечо, сначала дрожа в беззвучном плаче, а потом содрогаясь в рыдании. Я просто молча положила ей подбородок на голову, поглаживая спину хвостом. Я закрыла глаза, пытаясь унять бурю, бушующую внутри меня. Я мягко шептала утешительные слова на ухо королеве… А кошка продолжает плакать, пока не начинает просто издавать тихие стоны боли, а после замолкает дрожа. Наконец, она затихает, проваливаясь в дрёму и прижимаясь ко мне. Я услышала, как зашуршала жалкая занавесь из листьев у входа, и повернула голову, заметив какого-то сумрачного кота. Он, будто не замечая меня, начал приближаться к Пеплогривке и выпустил когти. Разгадав его замысел, я вздыбила шерсть и свирепо зарычала, внимательно смотря на воина тьмы. Он раздражённо посмотрел на меня, а после сделал ещё шаг в сторону королевы, вызвав у меня громкое шипение. Воитель раздражённо зарычал и выскочил из палатки, оставив меня наедине с кошкой и мыслями… Ненавижу… Эта мысль стала такой привычной. Я как будто живу ненавистью, чувствую, как она каждый раз растекается по телу приятным жаром и чувствуется обжигающей, но такой привычной алой пеленой перед глазами. Ненавижу… Одно слово описывает моё состояние с тех пор, как Сумрачный лес стал править лесом. Ненавижу… Каждый раз оно появляется внутри меня вместе с безумной бурей. Ненавижу… Мысль помогает дышать, заставляет сердце дальше биться. Ненавижу… Постепенно я становлюсь зависимой. Ненавижу… Мне кажется, что я схожу с ума… Я посмотрела на почти разрушенный занавес из папоротников. Ненавижу себя…, но по какой-то причине продолжаю жить. Зачем? Чтобы доказать, что я не сломаюсь?.. Но кому?.. Может… Я не хочу оставлять своё племя… Надо освобождаться из этих тисков, но как?.. Я наверняка беременна после того… случая… Я сглотнула. Воспоминания заставляли содрогаться от ужаса и обиды. Надо сначала родить котят, расправиться с ними, а потом думать. Да… Я подожду пожалуй. Пусть думают, что всё под контролем… Я положила голову на лапы, закрывая глаза и проваливаясь в пустоту. Или не пустота?.. Я медленно встала, пытаясь осмотреться. — Эй! — крикнула я. — Здесь есть кто-нибудь?.. — ответом служила лишь тишина, пока темнота сгущалась вокруг, душа своими невидимыми щупальцами. — Понятно… — прошептала я, опустив голову и сгорбившись. — Опять одна… Кап… кап… кап… Одна за другой, капли падали на лапы. Кристально чистые слёзы, в отличии от прогнившей души, скатывались по щеками, терялись в шерсти. Неведомая детская обида полностью захватила разум, открывая пустоте маленькую обиженную на всё кошечку. Всхлип… Стон… Ещё раз… А потом душераздирающий вой. Я легла, трясясь от страха, обиды и ненависти и рыдая в голос. Я обиделась… Достало всё! Кто-нибудь… Да пошли вы все! Помогите… Ненавижу!!! — Искра? — тихий мягкий голос ворвался в сознание, словно лучик солнца сквозь грозовые тучи, и мягкий пушистый хвост стал гладить меня, прижимая к кому-то тёплому и до боли родному. — Маленькая моя… Тише… Не надо плакать… — Мама… — тихо и сипло шепчу я. — Мама… Мамочка… — я прижимаюсь к Белолапе, не в силах сказать что-либо ещё. — Мама… Ненавижу…