Я не сдамся!

Орлишка то и дело спотыкался, устало сутулясь и силясь не уснуть по дороге, иногда придерживаемый чутким хвостом Звездолома. Этот тиран гонял его так, что котёнок едва успевал вдохнуть, не говоря уже о каких-то приёмах. А последний бой, с когтями, был самым страшным и жутким, но не столь сильно, как глядящий в душу взор огненных глаз. Куда приятнее было глядеть в синие омуты матери, да даже в льдисто-голубые оковы отца, чем в горящие искрой безумия вихры. — Сдаю тебе обратно, — раздался над головой низкий голос, и в тот же миг Орлишка почувствовал родной запах ночи и талой воды. — Сегодня результаты были получше, чем в прошлые разы. — Отлично, — мурлыкнул Коршун, распушаясь от гордости. — Благодарю. Звездолом лишь молча кивнул и скрылся во мраке деревьев, пока бурый котик подходил к воину Сумрачного леса. Отца он боялся, не зная, чего можно ожидать, в голове уже прочно засела мысль, что с рассудком у того явно что-то не так, как и у других обитателей Беззвёздного края, в принципе, тоже. Кроны деревьев тревожно шептались между собой, угрожающе покачиваясь на ветру, будто желая достать потухшим золотом листвы до хмурых рваных туч, поддёрнутых тёмной синевой. Бурая поникшая трава послушно стелилась под лапами, хоть и норовила уколоть торчащими стебельками. В воздухе пахло сыростью, неприятно оседающей в лёгких. Где-то в деревьях жалобно крикнул ворон, жёстко прерываемый угрюмым порывом ветра. Статная фигура отца впереди не вселяла уверенности в своих силах, хотя было приятно осознавать, что Коршун успехами своего сына гордился. Похвалу от этого кота получить было почти невозможно, а про нежность и ласки следовало тактично промолчать. Отец не умел проявлять тёплые чувства, да и не любил это делать, но Орлишка не раз видел, как он заглядывал в палатку, проверяя их с мамой. Конечно, может быть, он просто убеждался, что те не сбежали или что-то подобное, но надежда пусть и на такую скупую заботу всё ещё ласковым огоньком теплилась в груди. Котик действительно любил папу и старался угодить ему во всём, чтобы тот гордился своим отпрыском. Совсем по-другому было с мамой. Искра окутывала его надёжным материнским крылом заботы и любви. В синевах её глаз при взгляде на сына всегда сапфирами сверкала любовь и забота. Воительница дарила ему нежные улыбки, говорила приятные вещи и думала всегда в первую очередь о нём. Орлишка любил её так сильно, что при взгляде на мамины слёзы или тоску в глазах, сердце болезненно сжималось, пока острые когти беспокойства царапали душу. Ситуация получалась забавная, но плачевная, потому что котик был отнюдь не глупым и видел родителей в компании друг друга. Видел, как глаза Искры наполнялись надеждой, укрытой крылом боли, и изломанной любовью. Видел, как взгляд Коршуна пусть и совсем чуть-чуть, но теплел, затягивался дымкой некой вины и каким-то ещё чувством, которое Орлишка так разобрать и не смог. Сказать, что за этим было больно наблюдать, значит не сказать ничего. Котику едва удавалось сдерживать слёзы и натягивать фальшивую кривую улыбку в тщетной попытке изобразить счастливую семью. Надежды на неё становилось меньше и меньше. Лагерь встретил их привычной тревожной атмосферой, тихими переговорами и громкими лающими приказами. Котик поморщился, отводя взгляд от главной поляны, где служила грушей и игрушкой котам нарушившая границу одиночка. Кошка выглядела совершенно жутко и жалко. Один глаз её вытек, морда была располосована, уха недоставало, добрая половина шерсти отсутствовала, всё тело оплели алые ветки глубоких рваных ран. Болезненные крики сжимали сердце холодными когтями, но для мучителей звучали сладостной музыкой. — Какая низость, — вырвалось у Орлишки презрительное замечание. — Пусть резвятся. Тогда нарушители поймут, что в нашу сторону лучше даже не смотреть, — непринуждённо ответил Коршун, сев около скалы предводителя. — Это слишком жестоко, — возразил котик, сев рядом и вздрогнул от холодного внимательного взгляда, которым одарил его отец. — Только не превращайся в свою добросердечную мать, — процедил воин, искривив губы в угрожающей улыбке. — Почему ты так относишься к ней? — горько прошептал младший, отворачиваясь. Коршун ничего не ответил, резко повернув голову к происходящему на поляне. Между отцом и сыном повисло напряжённое молчание, сквозь которое Орлишка чувствовал, как кровь стучала в висках, а горло сжималось под когтями отчаяния. — Ты её совсем не любишь? — почти одними губами проговорил он. — Прекрати задавать глупые вопросы, — рыкнул воитель Тьмы. Голос его был раздражённым и низким, с нотками змеиного шипения и злости, но всё это перекрывала странная тень другой интонации, которую разобрать не удалось. «Должно быть, я настолько сильно разозлил его, » — рассеяно подумал бурый котик, скребя коготками тёмную землю. — А что мне спрашивать? — Сидеть молча. — Тебе так неинтересны мои успехи, дела и жизнь? Кот открыл пасть, чтобы ответить явно какую-нибудь колкость, голубые глаза его сверкали ледяными искрами, но внезапно задумался, устремив взгляд куда-то в пространство. Коршун сидел так несколько мгновений, потом взгляд его несколько потеплел, а голос уже не был столько резким и отстранённым: — Хорошо. Как твои дела? От такой внезапной и несвойственной для такого кота перемены Орлишка даже растерялся, приоткрыв пасть от удивления, мысли внезапно разбежались. — О… М… Я тут подумал, Звездолом же тебе уже доложил о моих боевых умениях, а больше я ничего сегодня не успел ещё сделать. Может, лучше ты расскажешь? — Я? — настала очередь воина удивиться. Ситуация напоминала несмешную шутку, котику подумалось, что, наверняка, со стороны они сейчас выглядели весьма нелепо. Но Коршун заговорил. Начинал даже как-то неуверенно, словно делал это впервые и неумело, но Орлишка внимал отцу внимательно, слегка поддавшись вперёд. Негромкий голос журчал ручьём, а потом разлился бурным потоком. Воин не говорил — перетекал с одной темы на другую, ведал об историях и давних лунах, а котик слушал, не уставая, погружаясь целиком в этот замысловатый рассказ. И совсем не замечал внимательного взгляда синих озёр, направленных на отца и сына.