Тот, на кого смотрит тень.

1. Три дня на отвод души и отдых тела — это даже много. Подниматься ребята старались пораньше, насколько это представлялось возможным. Выяснилось, что Бертольд и Саша ранние пташки, потому что когда остальным приходилось драться за место в душевой, эти двое с ухмылками сидели за кухонной стойкой и пили кофе с овсяным печеньем. Грех жаловаться, ведь за окном пахнущий весной и летом лес, а в холодильнике всегда есть что перекусить. Компания еще та, конечно, особенно Ханджи, которую развозило всего с трех кружек пива, но тогда начиналось настоящее веселье. Неугомонная и жизнерадостная девушка скакала как заведенная по всему дому и головам, насыщая атмосферу шутками и историями вроде: «Когда мне было девять, мы с моей двоюродной сестрой залезли без спроса в комод брата и нашли…». Так все узнали, что у Зое есть старший брат и что он в восторге от сиреневых пингвинов. В один из «не знаю, чем заняться» часов Марко пришла идея посмотреть «Я плюю на ваши могилы», ведь, как неожиданно выяснилось, никто из присутствующих не фанат фильмов ужасов. Имир тогда сказала, что ей ужасов и в жизни хватает. Эрен мысленно ей поддакнул. Армину пришлось спускаться в ненавистный подвал и выуживать из закромов свой старый проектор. Потом все дружно искали белую стену, чтобы вывести туда картинку. Криста нашла потолок. Идея воспринялась на «ура», и в следующее мгновение кто-то уже ушел жарить попкорн, а кто-то расстилал одеяла и пледы на полу. Во время раскладывания подушек трагически прошла небольшая война за территории, в которой погиб гибискус. Оплакивали его недолго. Следующие несколько часов студенты потратили на комментарии во время фильма. Жан ворчливо высказался, что главная героиня не отличается умом, раз поехала к черту на куличики в сраный лес, еще и одна. А ведь, вроде бы, писатель, должна знать основу всех ужастиков. Эрвин ответил, что иногда наступают такие моменты, когда хочется просто сбежать от всего, а рано или поздно сдерживать подобные порывы становиться невозможно. Кирштайн пошел на компромисс — согласился, но добавил, что таким сексуальным девушкам все-таки не место на окраине захолустного городишки в одиночестве. Заканчивались вечера по обыкновению необыкновенными сказками. Свет во всем доме был потушен. Места заняты. Полутеплое красное вино сладким осадком ютилось на корне языка. Домашние бокалы не переставая заполнялись алмазной жидкостью, иногда проливаясь на одежду и подушки, делая их липкими. А в грудине так счастливо тепло. … пустынные Лисолапы всегда выбирались за час до рассвета. Их единственной целью было призвать огненного Бога на землю, чтобы дать новую Жизнь. Их хвосты белы, как заснеженные звезды, а глаза переливались смолистым янтарем. Точно древние шаманы, Лисолапы танцевали вокруг лизучих костров, безмолвно слагая песню о днях, проведенных во мраке. Они просили прощение за то, чего не совершали, и молили о благословении за то, что только предстоит сделать. Их помыслы чисты, а заслуги перед людьми не высказаны. И вот поднимается новое Солнце, и начинается Новый День… … для всего были придуманы свалки, в том числе и для памяти. Их так и прозвали: Свалки Воспоминаний. С виду ничем не примечательные горы мусора. Старая, отбывшая свой век мебель; разодранные мягкие игрушки с вывернутой наизнанку обивкой; цветные бутылки; дырявая вонючая одежда; покосившиеся картины без резных рамок; половинчатые статуэтки; навсегда мертвые настенные часы; безглазые куклы; потерявшая зубья посуда и перемолотые чашки от бабушки; чьи-то подарки; нечто, что еще неделю назад значило для кого-то все, но теперь уже ничего. Предметы историй и надежд на лучшее. Теперь это мусор без хозяина с определенным сроком гниения. Но так же все эти вещи — хранители людских воспоминаний. В них играют моменты жизни, следы любви и отголосок горечи. Во всем на таких свалках обитают эфемерные существа — Воспоминания. Без даты рождения, без имени и цели существования, Воспоминания просто остаются, сцепленные с выкинутыми предметами. Воспоминания полупрозрачны — они пропускают свет. Они могут говорить, вернее, рассказать свою историю. У них нет глаз, вместо рук и ног исчезающие в пространстве палки. Воспоминания безвредны. Они просто есть. И умрут только тогда, когда человек полностью удалит их из своей памяти. Или простым языком — встретит смерть. Но есть то, что принято передавать через поколения. И тогда Воспоминания живут вечно… … в северном колодце и вправду исполнялись желания. Стоило лишь пожертвовать крупицей собственной души, и тогда требуемое непременно исполнялось. Кому-то хватало одного посещения, кому-то было мало и сотни. Но постепенно душа человека истощалась и стиралась, точно ластиком по грифелю. Тогда наступало Ничто. Ничто ничего не хотело. Ничто ничего не требовало. Ничто просто кожа и кости, наполняемые кровью. Все предыдущие мечты и желания начинали казаться ненужным хламом, пережитком какого-то времени. Нутро же без души загнивало. Ныло и недовольно скрипело зубами. Естество теряло свой смысл, взгляд терял свою веру. Стоили ли того мимолетные «хочу»? Секунда и всего одна крупица — так легко и без сложностей, верно? Может, поэтому наши желания не всегда исполняются — мы просто бережем свои души… … через ту нору под дубом можно попасть куда угодно. Если горы с зимними шапками зовут тебя — иди. Если глубинные просторы синих морей тянут к тебе свои волны-руки — иди. Если джунгли заманивают сочными хищными плодами и обманчиво прекрасными цветами — иди. Если тебя ждет дом и семья — иди. Было бы наивно полагать, что у «места», ведущего ко всему, не будет сторожа. Великан Яков сидит подле дуба, играя с камнями. Если Яков пропустит тебя — иди. Если нет — беги… … есть нечто, что зовется Ностальгией. Это болезнь. И от нее умирают. Не кровавый кашель тебя убивает. Не озноб. Не опухоль в мозге и не перелом всех костей. Не яд в крови и не разложение органов. Ностальгия поражает самое дорогое в тебе. Душу. Забирает радость из сердца. Сеет смуту в голове. Заражает апатией руки и слух, наводит галлюцинации во сне. Усталостью забирает твои мысли. Пронзает тупой искривленной иглой сердце и выжидает. А под конец от тоски ты умираешь. Ностальгия живет в каждом из нас. И не узнаешь ты час, когда захватит тебя железными цепями любовь к утерянному… … солнечные зайцы отличаются от зайчиков. Бликом, размером и желанием появляться. Только в самый-самый яркий день, может, удастся поймать зайца — не зайчика — и пригвоздить его за уши к стене. Заяц поведает тебе легенды Заоблачного города, где живут звери и ангелы. Их мир существует над нами, но в то же время отдельно. Не каждому дано разглядеть в обычных перистых облаках стены Королевского дворца. Зайца гонцы из этого города. Но что они несут сюда, на землю, не знают даже сами посланцы… Ночи сказок всегда удивительны. 2. В одну из ночей, когда все, будучи поверженными силой хмеля, задремали там же, где упали, один все никак не мог заснуть. Полы первого этажа сразу обозначили себя как отличное место для сна и отдыха, если постараться это дело обжить. Вещи, разбросанные, где попало и явно кому-то принадлежавшие, старые извалявшиеся одеяла с меховыми дырами и запашком сырой травы, подушки, сплющенные под весом чужой головы, тонкие клетчатые пледы и синтепоновые матрасы — ничего больше для жизни на полу не нужно. Это было очень удобно — где шел там и упал подремать. Комнатами почти никто не пользовался, их использовали как склад для сумок с вещами и как гардеробную, где можно переодеться. И тогда, посреди островов–людей меж мягких океанов одеял, маленькому Эрену все никак не удавалось уснуть. Как бы он не ворочался, силясь принять удобное положение, не закрывал ладонями уши, в надежде быть спасенным от глухого храпа Райнера, не ходил раза три за теплым молоком — сон не хотел протягивать ему свои теплые лучистые руки. Глаза казались сухими, точно из белого озерского песка. Мозг отчаянно желал уйти прочь от надоевшей за день реальности, только вот из-за нее же и не получалась этого сделать. Эрену подумалось выйти на улицу, на свежий воздух. Как можно тише, опасаясь разбудить кого-нибудь, Йегер крадучись пробрался к входной двери. Оглянувшись напоследок — чтобы наверняка убедиться, что остальные спят — Эрен вышел за дверь, оставляя немного душную комнату позади. Снаружи правил ледяной морок. Небо было перетянуто черным свинцом, готовым в любую минуту разразиться весенним дождем. И тишина. Ее было по-особенному много. Эрен кратко выдохнул и поежился. Присев на ступень крыльца, парень обхватил руками острые колени. В сознании непроизвольно вспыхивали картинки дня и, будто насмехаясь, делали словосочетание «а что, если бы…» все более ярким. Это произошло второго апреля, через день после случая с лесным хищником. Армин показал небольшое озеро к югу от дома. Вода в нем оказалась не просто теплая — горячая! Стоячим водам всегда проще нагреться, чем вечно бегущим рекам. Почти до середины озера доходил мостик, по своей конструкции, честно говоря, не внушавший доверия. Помост из круглосуточно влажных, подгнивших с внутренней стороны досок. Кое-где отсутствовали и сами доски. Арлет не стал никому гарантировать надежность старой рухляди, просто попросил быть осторожными. Недолго думая, группа переоделась в купальники и устроила из берега шашлычную. Жарить колбаски и мясо вызвался Эрвин, помогать ему остался Леви, не желающий с водой иметь ничего общего. — Не ослепни, — хмыкнул Смит, когда Аккерман в двадцатый раз, думая, что делает это незаметно, скосил глаза в сторону прыгающих с помоста ребят. Среди них, усевшись на краю и опустив ноги в воду, был Эрен, блаженно впитывающий лучи конопатого солнышка. — С чего вдруг? — ворчливо ответил Леви, намеренно сосредотачиваясь на мясе. Сок закипал и шипел, стекая с обжаренных боков в угли. Матовая корочка медленно покрывала еду, дурманя своим запахом. Резкие травяные специи и природный жир сделали свое дело — в животе неминуемо заурчало. — Трудно не заметить твоего увлечения, — на это Леви решил не отвечать. Раз подобное столь очевидно, отрицание может это только подтвердить. — Значит, ты… — Нет, я не говорил с ним на эту тему. Если ты об этом, — брюнет включил осуждающий тон, очень часто выручающий его во время неприятных разговоров. Не то чтобы разговор с Эрвином был неприятен. Просто не на эту тему. — Вот как. Ясно, — блондин знал, чего добивался его друг, но остановиться уже просто не мог. Речь ведь шла о личном счастье Леви Аккермана, поэтому пускай скажет спасибо, что он не Ханджи. — Думаешь, у вас может все получиться? — Я не знаю, понятно? — сдержанно вспылил Леви, с напрасным усилием впечатывая колбаску в гриль. Маслянистый сок полетел во все стороны, огненными кометами попадая на оголенные торсы парней. Оба зашипели. Леви постарался вздохнуть как можно спокойней. Да, черт подери, Эрен ему интересен. Да, дьявол, он был бы не против отношений с романтическим уклоном. Да, гребаный Иисус, в тот раз в лесу поцеловать Эрена было острой необходимостью, так и не осуществившейся. Кто-то предполагает, что душевные разговоры с друзьями помогают дышать свободнее, а мысли более-менее приходят в естественный порядок. Чёрта с два.  — Ладно. Хорошо, — уже спокойно начал Леви, пока Смит полотенцем убирал с тела жирные капли. Кожа немного покраснела. — Не отрицаю, есть в Йегере что-то, от чего у меня замирает где-то здесь, — сереброглазый ткнул пальцем посередке груди, — но в то же время, — Леви посмотрел в сторону Эрена, нахмурившись как-то по-особенному, в тихом отчаянии, — он каким-то образом отталкивает меня. Вроде, ничего такого не делает и не говорит, но... отталкивает. Аккерман почти позволил себе умоляюще заглянуть другу в глаза, прося дать ответ. Полная неразбериха в мыслях. Леви попытался выразить это словами, но они всегда ускользают от него. Леви много читает. Леви знает, как это называется. Но Леви не хочет этого признавать окончательно. Ведь это значит провал. Обострение чувств и такое идиотское ощущение пустоты рядом. — Эрен со всеми так поступает, так что не завидую я тебе, — Смит перевернул гриль. — По словам Райнера и Берта, он такой еще со школы, — Эрвин вытер пот с виска и серьезным взглядом вцепился в Леви. Аккерман напрягся. — Тогда с ним что-то произошло, и это «что-то» поломало его. А предпосылок, по-видимому, было много, потому что люди не меняются так кардинально из-за пустяков, — Эрвин смолк, подходя к переносному столику в поисках бутыли с водой. Со стороны озера послышались смех и визг. Тяжелый всплеск воды. — Послушай, Леви, такое бывает. В жизни любого человека может случиться катастрофа, из-за которой он может решить, что закрыться от мира — лучший вариант спасения. Он защищается, Леви. Не хочет вновь почувствовать боль. И, думается мне, что друзьям он ничего не говорит по этой же причине, — небольшая пауза для нового глотка минералки. — Пока о проблеме знает лишь он, ее можно начать отрицать. Сделать вид, что и не существует этого вовсе. Но как только становится известно двоим, это уже неопровержимый факт. Эрвин замолчал, выкладывая прожаренное, заставляющее слюнки течь, мясо на тарелку. Леви угрюмо молчал, обдумывал слова друга. — Леви, если Эрен действительно тебе не безразличен, ты либо забудешь о нем и отступишь в сторону для блага вас обоих, либо больше никогда не оставишь его одного, — Леви непроизвольно задержал дыхание. — Эрен Йегер уже душевная калека. С такими нельзя пару месяцев повстречаться и забыть, нет. Это — то самое решение, которое принимаешь на всю оставшуюся жизнь. И будь я на твоем месте, я бы не стал вмешиваться. Последние слова — шепот в самое ухо. Голодная стая коршунов налетела на еду, набивая рты и при этом хохоча. Леви шумно втягивал носом воздух, ощущая невидимое давление на грудь. Угораздило его так влипнуть, да? До самого вечера продолжалось веселье у озера. Давай наперегонки? Кто быстрей обогнет тот валун в воде: я или ты? А кто дольше продержится под водой без дыхания? Прятки среди кустов можжевельника и шиповника не такая плохая идея. Кто-то всегда приготовит закуску, а еще можно просто понежиться под лучами игристого, как белое вино, солнца. Кстати, можно и с самим вином. Все зашло до той самой степени, когда немного поддатые подростки устраивают соревнования «Столкни меня в воду, если сможешь, мудак». Бертольд беззастенчиво и с легкой улыбкой посадил себе на плечи Энни, которая и не думала участвовать в чем-то подобном. Армин неслышно скрипнул зубами, подавляя крупицу накатившего раздражения. На месте Хувера он хотел оказаться так же сильно, как естественно для человека дышать. Соперниками пары Энни-Берт выступили Микаса и Жан. Последний, в отличие от Арлерта, от счастья мигал а-ля новогодняя лампа. Поединок в действительности вышел захватывающим, ничуть не хуже боев без правил. Обе девушки занимались восточными боевыми искусствами, и потому парням, выполняющим роль опоры, не раз приходилось уходить под воду с головой, дабы сохранить лицо в целости. Оставшиеся зрители на берегу восторженно грохотали на всю округу. При этом было совершенно непонятно кто победит, а кто — в конечном счете, ими оказались Хувер и Кирштайн — позорно сядет в лужу. Эрен отделился от общей массы, ощущая волнообразную усталость. Слишком много впечатлений за последнее время. К этому же добавилась тупая ноющая боль в затылке. Возможно, сон на полу не такой уж и полезный, как предполагают японцы. Стакан прохладной воды был бы как нельзя кстати. На беду, — а может, наоборот? — возле стола крутился Леви, силясь отыскать потерянную в траве чайную ложку*. Йегер замедлил шаг, не решаясь подступить ближе. После той встречи с хищником Аккерман заикнулся о том, что Эрен как-то слишком быстро принял решение стать возможным волчьим ужином. Остальные поверили Йегеру, что, мол, он поступил так бессознательно, на уровне рефлексов, но успокоился ли на этом сам Леви? Если появляются сомнения, появляются вопросы. Эрену не хотелось бы отвечать ни на один из них. — Мы торчим здесь почти целый день, но я ни разу не видел, чтобы ты плавал, — вечная драма своей жизни надоедает, поэтому шатен решил оставаться «вроде как» в непринужденном состоянии. Если завяжется запретная для него — или них? — тема, парень просто будет все отрицать. Это ведь намного проще, чем отделываться невнятными отговорками. — Не люблю воду, — Леви появлению Эрена не был слишком удивлен. Брюнет тайком отслеживал все перемещения объекта своих противоречивых мыслей. — Не любишь или боишься? — не удержался Йегер, отпивая из бутылки с водой. Жидкость приятно холодила разгоряченное от тепла нутро. Но бывает, что за приятным сразу же тянется что-то противное. Так и произошло — еле слышимое, невесомое касание загривка пустило электрический импульс по всему позвоночнику. Холодок мучительно долго вел понятный лишь ему самому узор. Эрен еле сдержался, чтобы не замотать головой, как болванчик, в попытке сбросить это, чем бы оно ни было. — Не люблю, — резко повторил Леви, бросая мимолетный недовольный взгляд на собеседника. О своих слабостях никто не любит говорить. Проблема слабостей в том, что они — слабости. И одна из новоявленных слабостей Леви стремительно бледнела, явно начиная тревожиться. — Ты в порядке? Выглядишь, как моя тетка Люсиль, когда она узнала, что ее третий муж спит со вторым. Эрен сжал губы в линию, подавляя улыбку, и как-то неопределенно махнув головой. — Нет-нет, все хорошо. Немного перегрелся, — голос шатена прозвучал быстрей и отрывистей, чем обычно. Парень все еще не позволял улыбке вырваться, и было в этом жесте что-то такое, что можно снова назвать «неправильно». Неправильная улыбка. Такими же неправильными остаются неподвижные мутно-зеленоватые глаза. Сколько еще в Эрене неправильного? — Пойду, найду какое-нибудь дерево и сдохну под ним. Йегер попятился назад, всем своим видом говоря: «Не ходи за мной». Но разве Леви можно приказывать? Только сделав шаг в сторону парня, брюнет отвлекся на визг и всплеск воды. Микаса со своим невозмутимым, но отдающим уважение, видом пожала руку Энни, выглядящей абсолютно так же. Жан и Бертольд принимали тщетные попытки подняться, но уставшие ноги отказывались работать даже в воде, где вес всего тела составляет не более четырех килограмм. Когда Аккерман, цыкнув, вновь повернул голову в сторону Эрена, того уже не было на месте. На Леви накатило тяжелое осознание того, что он все-таки сделал выбор. Эрен посчитал, что ему повезло. Леви не направился за ним для выяснения подробностей. И все же было от этого немного тоскливо. Он ушел не так далеко, шум воды и голосов слышался отчетливо. Со вздохом опустившись под каким-то деревом, Эрен провел пятерней по волосам. Закрыл глаза. Предчувствия плохого не было, но ледяная хватка на шее держалась с завидным усердием. Слишком холодно. Что это? Наказание? Предупреждение? как же я устал. Эрен полностью прислонился к дереву, достаточно сильно съехав к его корням. Вечное эмоциональное изнеможение негативно сказывалось на сознании. Через какое-то время легкий, как лепесток сливы, сон одолел разомленного от тепла и купания парня. Энни сидела на берегу, глубоко о чем-то задумавшись. Армин понял это по тому, как девушка крутила меж пальцев свой медальон. Так она делала всегда, когда размышляла о чем-нибудь серьезном и масштабном в условленных рамках. — Не говори мне, что планируешь ночное покушение на Микасу. Я буду очень расстроен, — Арлерт улыбнулся и с кряхтением плюхнулся рядом с блондинкой. Леонхарт не сразу отреагировала. Будто бы мозг анализировал каждое сказанное слово по минуте. — Что? О, нет, — Энни чуть быстрей затеребила цепочкой медальона. Армин ждал продолжения, но его не последовало. Энни молчала и смотрела исключительно в землю под ногами. — Не скажешь, что тебя беспокоит? — С чего ты взял, что меня что-то беспокоит? — Энни заинтересованно взглянула на парня, не пряча ни одной бунтующей искорки в глазах. Что и нравилось Армину в этой девушке — удивительная открытость, скрываемая костюмом безразличия и отрешенности. На самом деле, такой наряд на Леонхарт вешали другие люди. Способна ли открытая книга сама рассказать о себе? Нет. Неразговорчивость воспринималась как один из голосов скрытности. Но ведь притом, что книга не говорит, она все еще открыта, и при должном умении и желании ее можно прочесть. — Медальон. Ты всегда его трогаешь, когда задумываешься. — Точно, — Энни посмотрела на золотистую цепочку на пальцах и, наконец, оставила ее в покое. — До сих пор не знаю, почему так происходит. — Так, ты скажешь мне, в чем дело? — Армин склонил голову к плечу, пытаясь получше разглядеть выражение лица девушки. Подобное как было трудно, так и осталось. Энни прикусила губу изнутри, решая, говорить или нет. С одной стороны, в этом не было ничего такого, но с другой — воспоминания детства с возрастом каким-то образом превращались в нечто личное, интимное, если можно так выразиться. Есть еще третья сторона, на которой стоял Армин, ее — парень, в самом деле — друг, которому можно доверять. — Когда я была совсем маленькой, мама почти каждый день водила меня к такому же озеру, — невесомый кивок в сторону прозрачной водянистой глади, — посмотреть на лебедей. Они были так прекрасны. Три белых, точно снег, и один черный, как безлунная ночь. Мы не подкармливали их хлебом, да и вообще никак не проявляли своего присутствия. Просто смотрели. Мама очень сильно любила этих птиц. А лебеди так всегда и плавали потихоньку, — Энни тепло улыбнулась. — Но когда мамы не стало, лебеди тоже исчезли, — подобно атласно белому лебедю из истории, улыбка так же мгновенно потухла на чужих губах. — Я ходила к тому озеру пару раз, но птицы так и не появились. Тогда я решила, что они направились вслед за моей матерью, потому что тоже ее любили. Но знаешь, что было в конце? — Энни повернула голову к парню. — Наступили холода, и эти перьевые сволочи просто перебрались в местечко потеплее, — горькая усмешка. — Прошла зима, стало снова тепло — все четверо засранцев вернулись на озеро. А я ведь твердо была уверена, эти чертовы лебеди знали, как сильно были ей дороги! А в результате… — Энни резко отвернулась в сторону воды, пряча в уголках глаз слезы детской обиды. Армин сочувственно нахмурил брови. Придвинувшись поближе, парень без слов обнял девушку за плечи. Леонхарт, обычно не поощряющая нежности, ничего в этот раз не сказала. Ей просто это было нужно. — Этот медальон… — начал Арлерт, надеясь перевести тему с грустных воспоминаний на более хорошие. — От мамы. Вернее, мне его подарил отец, сказав, что по маминой линии он передается по наследству. — Он красивый, — еле касаясь чужих волос, Армин провел по ним рукой, после поцеловав девушку в макушку. — А я тебе говорю, говядина вкуснее, — Ханджи отодрала от вилки еще один кусочек мяса, тщательно пережевывая его. Взгляд из-под очков, которым она наградила Смита, мог быть удостоен премии за самый «уверенно -пофигистичный» взгляд в истории. — Значит, ты никогда не пробовала отлично зажаренных свиных ребрышек, — ответил Эрвин, так же считая, что, безусловно, он прав. — Пф, о чем вы спорите вообще! — вмешался Спрингер с заговорческим видом. — В мире нет ничего лучше куриных крылышек под сырным соусом. Все трое недовольно стреляли друг в друга взглядами. Продолжалось это до тех пор, пока Конни не заметил Марко с краю стола. Парень с аппетитом жевал кукурузный хлеб. — О, Марко! Скажи нам, что вкуснее: куриные крылышки, свиные ребрышки или говяжья отбивная? Ботт, не переставая жевать, сосредоточенно оглядывал всех троих. Его ответа ждали с нетерпением. После очень долгого пережевывания хлеба, специально накаляющего атмосферу молчанием, Марко качнул головой и ответил: — Я больше рыбу люблю. После чего продолжил запихивать хлебные ломтики в рот. Теперь к спору курица-говядина-свинина добавилась еще и рыба. Микаса медленно плыла на спине, взирая сонным взглядом на барашковые облака. Тело приятно обволакивала вода, делая его невесомым и почти неощутимым. Казалось, одно движение, и можно взлететь или, напротив, уйти, подобно рыбе, к самому дну. Все остальное такое несущественное и далекое, что можно запросто забыть, отбросить на задний план. Только вода. Только бесконечное небо. Только не неуклюжий Жан. Кирштайн точно так же рефлексировал на спине, совершенно не замечая, куда его несут подводные течения. Столкнувшись с Аккерман, оба от внезапного прикосновения ушли под воду, заодно хлебнув немного. Жан вынырнул уже тогда, когда Микаса с нечитаемым выражением лица следила за ним, напоминая своим видом белую акулу. Откашлявшись и проморгавшись, русоволосый испуганно заметил предмет столкновения. Сердце затрепыхалось, точно побитая псина. — М-микаса пр-прости! — Жан в оборонительном жесте выкинул руки вперед, сам же потихоньку отодвинулся назад. — Я тебя не заметил, клянусь! Я-я просто лежал на спине и… — парень зажмурился и съежился, когда девичья рука поднялась в воздух. Удара не последовало, зато послышался шлепок о воду, и прохладные брызги окатили парня с головы до плеч. Кирштайн удивленно открыл глаза. Аккерман стояла вполоборота, загадочно ухмыляясь и приготовив руку для следующего брызгоудара. Жан еще с секунду хлопал глазами, думая, что ему мерещится. Потом капли воды всевозможных размеров полетели во все стороны. — Ну и? Какого черта вы тут устроили? — не то чтобы Леви это серьезно интересовало. Просто скука накинулась раньше, чем он успел себя чем-нибудь занять. Оживленная Криста с блеском в глазах обернулась на старшего. — Это нора! — с каким энтузиазмом девушка произнесла это! Аккерман впечатлился бы чему-нибудь, но это ведь просто нора. Может быть, чей-то бывший дом. Очевидно же, что пустой. — Поздравляю, вы все вчетвером одновременно доказали свою умственную недееспособность, — хмыкнул парень, складывая руки на груди. Райнер глянул на него насуплено. — Что? Там ничего нет. Вы разглядываете ничего. — Думаю, будь это так, рано или поздно одному из нас пришла бы на ум эта мысль, — с улыбкой отозвалась Имир, поерзав на коленях. Берт, лежавший на животе, активно кивнул головой. — Но, раз не пришла, очевидно, какой вывод мы можем сделать, — язвительно произнес Аккерман, немного склонив голову к плечу. Под корнями полусухой лиственницы отчетливо и во всех красочных подробностях виднелась — может быть, дикого кота, может, лисицы — нора в заброшенном состоянии. Крючковатые палки с бородавками и отслоившаяся шелуха листьев усыпали вход в обиталище. Маленькие паутинки сеточкой покрывали земляные стены, а маленькие камешки начали забивать тропинку внутрь. Не нужно быть гением, чтобы понять — это место давно брошено его владельцами, и все, что теперь остается этой несчастной норе, это отсыреть окончательно. — Никак не пойму, это какая-то новомодная ерунда или вам действительно нравится пялиться в пустую нору? — Леви в принципе ответ не интересовал. Парню просто до сих пор нечем себя занять. Но и было у «этого» двойное дно, и звали это дно Эрен. Беспокойные мысли на счет шатена рылись в рациональном мозгу Аккермана, учиняя неразбериху. Возможность не думать об этом каждую секунду звучала привлекательно, поэтому брюнет бесстыдно пользовался шансом. — Да не пустая она! — не выдержал Райнер, за что тут же получил кулаком по колену от Хувера. Мол, нечего орать, дурачина. — Прислушайся. Леви с сомнением принял идею улечься на землю и засунуть пол головы в чью-то берлогу. С другой стороны — она ведь пустая, так? Тихое, еле отличимое от земных шуршаний рычание. Леви нахмурился и напряг слух сильнее. Теперь уже точно тоненькое, нисколько не угрожающее рычание. Скорее, даже пародия на рычание. Эдакое сопение с хрипом. — Там кто-то есть… — нехотя процедил Аккерман. Больше всего Леви не любил оказываться неправым. — Кажется, это… котята? — Мы тоже так думаем, — сказала Хистория, весело посмотрев на Имир. — То есть… Нора определенно брошенная. Не похоже, чтобы за ней присматривали, — Леви теперь тоже сидел на земле у норы, пребывая в легком замешательстве. Если зверь где-то живет — такое место видно сразу. Чистоплотное и ухоженное. Даже мышам не нравится жить в грязи. А это… Смотреть противно. Только что кровь глазами не шла. — Об этом мы тоже подумали и пришли к неутешительному выводу, что… — Мама-кошка их, возможно, бросила, — продолжил Бертольд за Имир. — Возможно. — Ну, а если это не так, то, возможно, именно наше присутствие может спугнуть маму-кошку. Возможно, — добавил Райнер, тем не менее не двигаясь с места. Все пятеро так и продолжали нависать над норкой. В повисшей тишине даже божья коровка, упавшая на лист, прозвучала, как удар о наковальню. — Наверное, нам лучше… — Точно. Через пару секунд гостей под старой лиственницей как ветром сдуло. Между тем осторожно переминавшаяся в ветвях дерева черепаховая кошка, наконец, позволила себе расслабиться и спуститься к своим котятам. Эрен не понял, как проснулся. Ощутил лишь собачий холод со всех сторон. Земля, точно лед. Не лучшей идеей было засыпать в лесу под деревом на голой земле. — Еще чуть-чуть, и остался бы здесь на ночь. Голос Леви. С нотками осуждения и язвительности. Другими словами, его обычная манера разговаривать. — Какого черта, Эрен? Это самое странное, что ты выкинул за последнее время, — а вот этот нравоучительно-обеспокоенный тон принадлежал только одному знакомому Йегеру человеку. — Армин, ты мог бы поубавить децибел в голосе? — скривившись, пробурчал Эрен, поднимаясь с опорой на дерево. — Удивительно, что о тебе вспомнила Энни, — немного расслабившись, сказал Арлерт, поворачивая к месту пикника. Эрену пришлось быстро приспосабливаться к окружающему миру. Сумерки тягучей нитью опускались на землю, темными красками закрашивая пробелы в окружении. В воздухе сквозил дым от тлеющего костра. — Это комплимент или ночью ты меня задушишь? — зевая и почесывая висок, спросил шатен, стараясь меньше обращать внимания на настырный взгляд, прожигающий лопатки. — Боже, просто скажи спасибо моей девушке, что она проявила сочувствие к твоей остывающей и съедаемой комарами тушке, — вспылил Армин, резко оборачиваясь к двум идущим сзади. Эрен отшатнулся назад, не задев Леви. И у Леви, и у Эрена на лице отразилось наигранное непонимание и удивление при словосочетании «моя девушка». Йегер даже пропустил мимо ушей несколько обидные слова в свой адрес. Впрочем, если ведешь себя несколько лет как последнее дерьмо, не ожидай, что к тебе станут относиться лучше. — Ох, да перестаньте. Вот кто-кто, а вы двое точно давно догадались обо всем, — Арлет поубавил пыл, понимая, что ведет себя сейчас не лучше обиженного ребенка. — Другие, может, и не столь проницательны, но вы, — блондин сделал паузу с акцентом на слове «вы», — вполне могли додуматься. После чего парень вновь зашагал вперед. — Погоди, ты на что намекаешь? — вслед другу прикрикнул Эрен. — Тут слишком двусмысленный смысл, поясни! Леви не стал пользоваться предоставленным шансом на разговор тет-а-тет с Эреном. Кажется, пока не время. — Энни, давай скорей! — махнул рукой Райнер, перехватывая гриль покрепче. Остальные, взяв с собой все, что были в силах унести, уже ушли к дому. Остались лишь Леви с Армином, что ушли за Эреном, и Энни, что сворачивала пледы на помосте. Девушка кивнула другу, не отрываясь от своего занятия. Трухлявые доски под ногами опасно заскрипели, впрочем, тут же смолкая. Блондинка весила не слишком много, чтобы провалиться на раз-два. Но и оставаться дольше было небезопасно. В это время к пляжу вышла троица из леса. Армин с секунду следил за Леонхарт, после чего стал проверять, все ли они забрали. — Кажется, Конни забыл об одном стуле, — прошелестел мимо Леви, двигаясь за группой к дому. Жадные до крови комары пробирались везде, где только можно и нельзя. Леви не любил две вещи, быть неправым, и принимать роль донора для кровососущих. Арлерт обернулся к тому месту, где стоял стол. Одинокий скрипконогий табурет сиротливо стоял на небольшом пустыре. Как его можно забыть — загадка. — Отлично. Эрен, внеси свою лепту — забери стул. Йегер недовольно уставился на блондина, нахохлившись и поморщившись. Шатен явно хотел возразить, но сказал почему-то нехотя обратное: — Ладно. Армин с мини улыбочкой кивнул ему, после чего бросил еще один взгляд на Энни. Девушка почти закончила вытряхивать остатки еды и земельных камней вперемешку с песком из одеял. Блондин направился к тропинке-выходу, все же шагая медленно, будто были причины задержаться. Тем не менее скрылся из виду он скоро. Эрен поднял табурет за ножку, обреченно хмыкая, словно его заставили выкопать шахту с никому ненужным золотом. Леонхарт с усмешкой следила за парнем, ступая с мостика на твердую, не скрипучую, землю. — Что? — вдруг заметил ее Эрен. Насмешливый взгляд было трудно игнорировать. — Только не говори, что ты никогда не подчинялась первобытному желанию предков поспать на стылой земле, среди жестких корней и острых камней? Энни фыркнула и тихо ответила: «нет». Шатен немного смутился. Выпила она, что ли? — Эм, Энн, у тебя случайно никакой штуки вот тут не болталось раньше? — парень указал себе на шею, стараясь припомнить, что конкретно имеет в виду. Леонхарт, не опуская глаз, проследила его действие собственной рукой, после чего ее глаза распахнулись в ужасе. — Нет. нет. Я его обронила. Нет! Девушка бросила одеяла на землю, судорожно припоминая, в какой момент фамильный медальон перестал отягощать ей шею. Мост. Наплевав на правила безопасности и возможное обрушение старой постройки, девушка изо всех сил бросилась бежать к мосту. Эрен напрягся и отчего-то похолодел. только не говори мне, что… Энни бежала до самого конца мостика, игнорируя змеиное шипение досок и отчетливый треск несущих деревянных балок. С грохотом рухнув у самого конца, почти не моргая, девушка старалась разглядеть медальон. С каждой секундой это становилось сделать все труднее, ночная зеленоватая темнота накатывала с новой силой. Охваченный беспокойством, Йегер подбежал к началу моста, не решаясь пока ступить на него. Мост и так расшатался, любой дополнительный вес может лишь усугубить ситуацию. — Энни, он того не стоит! Пожалуйста, вернись сюда! — хрипел Эрен, голос отказывался слушаться от накатившей паники. Глаза метались от берега к берегу, не зная, что придумать. Если вдруг мост обрушится, будет хорошо, если Леонхарт сумеет среагировать и отскочить подальше в воду, но девушка явно была менее трезвой, чем утром, поэтому на силу природной и выработанной реакции надеяться не стоило. Мост захрипел, как старческий голос, и внезапно затих. Энни облегченно выдохнула, осторожно выуживая из щели меж досок свой медальон. Чудом цепочка зацепилась за отломанную часть полусгнившей доски. Блондинка прижала медальон к своей груди, не думая, что было бы, потеряй она его. — Энни, мать твою, пожалуйста! — немного жалостливо попросил Эрен. Напряжение в воздухе его убивало. Предчувствие молчало, но оно и раньше могло затихнуть, когда в паре метров кто-то загибался в предсмертной агонии. Все меньше Эрену нравились ситуации, в которые попадали его друзья. Какого черта они так легко шагают по краю? Нравится им это, что ли? Леонхарт медленно поднялась на ноги. Колени немного саднило. Главное, мамин медальон у нее, остальное не важ… Даже крикнуть не успела. Сырой и плесневелый дощатый пол под девушкой не выдержал. Все случилось за одну секунду. Вот Энни стоит и поворачивается к Эрену. Парень почти успевает подумать о том, чтобы вытолкнуть напряжение из легких. Вот доски с визгом хрустят и надламываются. Эрен замирает и не дышит. Горло пережимает резкий спазм. Пара щепок впивается Энни в лодыжки. На лице девушки пока непонятое удивление. Эрен в сумерках видит ее блестящие, с расширенными зрачками голубые глаза, быстро исчезающие под толщей воды. Остальная часть моста визжит и лопается. Если не поторопиться, шквал из древесины может заживо похоронить Энни на этом чертовом озере. Эрен снова не думает ни секунды. 3. Эрен сидит, вспоминая это с дрожью. Как бегом нырнул в темную муть воды. Как пришлось отмахиваться от досок и осколков, норовящих вспороть брюхо. Один все-таки воткнулся в правое бедро. Горячая кровь, наполненная адреналином, незамедлительно хлынула из раны. Йегер даже не заметил этого. Бордовое пятно смешалось с синей чернотой воды, наполняя пресный вкус соленым железом. Под водой ни черта не видно. Пришлось вынырнуть за глотком воздуха. С берега доносился шум. Видимо, кто-то их услышал и вернулся проверить, в чем дело. Может, Армин, переживающий за свою девушку немного больше, чем за друга. Может, Имир с ее чутким слухом на экстремальные ситуации. А это одна из них. Может, Конни, каким-то образом вспомнивший об оставленном табурете. Может, Леви, просто потому что он Леви, а этого более чем достаточно для Эрена. Шатену вновь нужен глоток воздуха. Это плохо, Энни дольше него держится без кислорода… Энни. Это должно было показаться ироничным. Блеск от белого золота на ранее найденном медальоне поиграл с лучами новоявленной на этой сцене луны. Через ил и озерную фауну Эрен смог добраться до Энни, находящейся еще в сознании. Что-то подсказывало парню, что это ненадолго. Один из несущих столбов придавил девушке руку и ногу. Сдвинуть его не получалось от нехватки воздуха. Шансы на спасение покидали девушку с каждым выплывающим на поверхность пузырьком кислорода. У Эрена самого осталось мало сил держаться на остатках, поэтому пришлось сделать все быстро и без промедлений. Вынырнуть, глотнуть как можно больше свежего, обжигающего легкие воздуха и вернуться в неизвестную и страшную пучину. Одно везение помогло Йегеру не потерять местонахождение Энни в кромешной темноте. Стараясь как можно скорее отыскать голову девушки, Эрен жестом, говорящим: «можешь мне верить» одной рукой сжал волосы у нее на затылке, другой придержал нижнюю челюсть. Передача воздуха рот в рот под водой ведь не считается поцелуем? Верно? В любом случае, у Эрена не было времени размышлять над этим. Рана в бедре начала пульсировать и жечь, теперь не только кислород покидал его, но и кровь. Дело оставалось за малым. Каким чудом удалось сдвинуть с Энни то бревно, все еще неизвестно. Но когда у остальных ожидающих на берегу в голове засвербело от того, как долго никто не появляется, только тогда Эрен и Энни с громким кашлем показались над поверхностью воды. Еле доплыв до мелководья, Эрен передал девушку в руки Армину, ошалевшему от всего произошедшего. Сам Йегер, до невозможного уставший и истощенный, рухнул на спину, подмываемый водой. Грудная клетка ходила ходуном. Вечерний воздух колюче ложился на мокрое разгоряченное тело, вызывая неприятные мурашки и дрожь. К парню присела Микаса, осматривая на наличие повреждений. Кровь продолжала течь из раны густым слоем, создавая контраст огня и льда на коже. В голове зазвенели далекие от мира колокола. Еще немного, и можно спокойно прочесть молитву. — Армин, ты, конечно, извини, но мне пришлось поцеловать твою девушку. Хотя я не уверен, что это можно назвать поцелуем. Того требовали обстоятельства, понимаешь? — на одном дыхании выдал Эрен, снова заходясь в кашле и попытке нормально отдышаться. Совсем рядом точно так же прокашлялась Энни, что-то пробормотав. Эрен так и не понял, что, звуки начали расплываться, словно в плохом фильме. — У тебя кровь, — холодно сказала Микаса, стараясь скорее для виду сохранять хладнокровие и не начать метаться в панике, как Арлерт минуту назад. — Пустяк. Царапина, — отмахнулся Эрен, приподнимаясь на локтях. — Вот когда адреналин из моей крови выветрится, тогда будет пиздец. Больше Эрен ничего не помнил. Только цветные круги и квадраты. Логичнее всего было предположить, что он просто отключился. Как бы там ни было, все кончилось хорошо. Никто не умер. А это, черт подери, очень много значит для Эрена. Энни была сильной девушкой, и близость смерти задела ее лишь слегка (а может, немного больше). Раздувать из всего произошедшего проблему не стали. Обошлось ведь? Обошлось. Можно выдохнуть с облегчением и, немного шутя, назвать Эрена «спасителем женских сердец». Сам Йегер, бледный и взъерошенный, отвечал сжатой улыбкой и легким покачиванием головы. Сейчас ему было не по себе. Интересно, где правильный ответ, ведь то, что произошло с Энни — а может, и с Кристой — можно назвать простой случайностью. Опасным стечением обстоятельств. Невезением и единичным случаем. Но… Гребаное «но». Бывали случаи, когда люди погибали из-за Эрена, косвенно, но при этом никакого мертвецки-холодного предупреждения. Ни шепота на периферии сознания, ни пробуждения шестого чувства. Ничего. А люди умирали. Как же это назвать? Возможность спасения или выстрел вслепую? Неужели Она способна выбирать, кому дать шанс спастись, а кому ни единой попытки? Если это так, то Йегер соседствует с чем-то разумным, не подчиненным лишь животным прихотям. На что способны разумные люди? А Она? — Сука, — в пустоту прошептал шатен, сглатывая. — Вздумала убить ее? Ты хотела убить моего друга? — смешанное чувство из страха и гнева заполнило грудину. Защемило от одного осознания, что эта тварь нацелилась на близких ему людей. Он ведь хотел предупредить нечто подобное. Хотел избежать этого. Почему все обернулось так? Конечно, он знал почему. Слабость проломленных стен. Но вот что не давало покоя… Волк убежал. Бревно поддалось. В обоих случаях рядом был Эрен. В обоих случаях Эрен сам мог погибнуть. В обоих случаях выживали оба. Промелькнула хрупкая мысль. Скорее, полу догадка. А что, если… Йегер вскочил на ноги, подавив желание застонать, и лишь слегка поморщился. Больное бедро жгло и горело адовым пламенем. Но некогда — некогда! Всего лишь идея, пришедшая в голову. Всего лишь тысяча возможностей ее проверить. Достаточно прочной и острой палки. Удобно, когда под рукой темный лес. Эрен долго не искал, схватил с земли что побольше и покрупнее. Ему не шалаш строить. Всего лишь попробовать себя убить. Руки потряхивало, из-за чего держать ветку ровно было трудно. В глазах появился волнительный блеск. Либо у него получится, и ему будет чрезвычайно сильно больно, либо нет. Надеялся Эрен на первое. Не хотелось бы думать, что та тварь его «защищает». Облизнув губы, шатен попробовал угомонить взбесившееся дыхание. просто воткнуть в мягкие ткани живота. не сложно. одно усилие. либо я не умру, и тогда это будет хуево, либо все проблемы решаться разом. Сколько не пытайся внутренне уговорить себя, а на почти самоубийство нужна сила воли и настоящая храбрость. Нет ничего смешного, как и нет попытки сказать, что накладывание на себя рук дело непростое и «благородное». Жест отчаяния. Не более. В конце концов, для нас наша смерть ничего не значит. Это всегда испытание для других*. От этой мысли Йегер отчего-то успокоился. Немного. Верно, если он умрет, то ничего и не узнает. Да, другие будут страдать, так же, как страдали те люди, у которых сам Эрен забирал родных и близких. Но он то ничего не узнает и не почувствует, так ведь? Можно будет не думать о той боли, что можешь причинить своей смертью. Еще вопрос, сколько страданий Эрен может принести своей жизнью, а не ее отсутствием. С долей легкого ужаса Йегер понял, что, в общем-то, и не против уйти на покой. Нужно быть осторожным со своими мыслями. Особенно когда ты один. — Ладно, хватит. Фу-ух… — Эрен тихо выдохнул и, закрыв глаза, сжал челюсти максимально сильно. Замах. … И ничего. Совсем ничего. Кончик рогатой ветви застыл в сантиметре от тяжело вздымающегося живота. Что-то удерживало руки. Что-то оказывало сопротивление. Она его все-таки защищает. — Ебанный в рот! — Йегер рывком отбросил палку в сторону. — И какого только, блять, черта?! — шатен схватился за голову, не в силах бороться с нахлынувшим отчаянием. — Других убиваю — сам умереть не могу, — Эрен опустился на корточки. — Что за сопливая мелодрама, а? Просидел от так недолго. Да и жалел он себя тоже недолго. — Эрен? Ты чего тут делаешь? Йегер как ужаленный подскочил, нарочито игнорируя больное бедро. Вид у него, видимо, был не ахти, раз Ботт от неожиданности отскочил назад. — Прости, я тебя напугал? Я, — шатен немного замялся, придумывая отговорку. Мысли впали в ступор по велению невидимой руки. Ощущения были, словно Эрена накачали транквилизаторами, из-за которых реакция замедляется и, ну, знаете, смотришь на ладони, а они будто чужие, приделанные искусственно. Из сплошного пластика. — Я отлить ходил. Марко нахмурился, не совсем соображая, почему для подобного нужно было выйти на улицу. — Эм... ну, знаешь, в доме есть туалет. И… он лучше, чем кусты. Эрен смотрел на брюнета заторможено, будто не понимал, что тот пытался ему сказать. Все равно, что бить руками по пуленепробиваемому стеклу и орать во всю мощь глотки — звук не проходит. — Не люблю домашние туалеты. Они такие... белые? — то, что он сморозил чушь, Эрен понял сразу же. Не было никакого желания исправляться и прикрывать все смущенным смехом. — Окей… — Ботт сделал вид, что поверил словам парня. — Мало ли у кого какие фобии, да? — Именно! — Лицо Эрена не по-доброму просветлело. — А сам? Ночные прогулки в одиночестве не в твоем стиле. Обычно за тобой бегает лошадь. Марко прыснул в кулак. — Думаю, это прогресс, что ты снова называешь его конем, да? — Марко посмотрел в чернильное небо. — Кукурузный хлеб. До ужаса люблю его, но мой желудок почему-то нет. Воцарилось молчание. Никто не думал о своем. Они просто стояли и наслаждались покоем. Краткая минута передышки от всего. Завыл западный ветер. Марко продолжал стоять, когда Эрен счел нужным вернуться в дом и выпить остатки белого вина. Залпом. — Эрен, — брюнет окликнул его. Йегеру пришлось развернуться вполоборота. — То, что ты сделал сегодня... спас Энни, — Ботт умолк, подбирая слова, — ты поступил смело. Даже после стольких лет затворничества и попыток убедить остальных, что ты изменился, ты остался прежним, — Марко улыбнулся, вспоминая прошедшие дни. — Это здорово, что тот Эрен, которого я знал — смелый, бесстрашный и не умеющий сдаваться — все еще здесь, передо мной, — Эрену показалось, что от накатившей волны неизвестно чего ему заложило уши и сдавило горло. — Ты всегда боролся до самого конца, и я уверен, так есть и по сей день. Больше парень ни слова не сказал. Больше Эрен не был уверен в правильности своих поступков. Возвращаться в спящий дом оказалось на поверку труднее, чем покидать его. Каждая половица, будто специально, норовила проявить себя протяжным скрипом. Предметы почему-то вставали прямо на пути, только что не прося за них зацепиться. Темнота стала ярче. Звуки — громче и противнее. Эрен ступал настолько медленно и осторожно, что даже полудохлая улитка была в состоянии его опередить. На кухонном гарнитуре ютились в тени бутылки с недопитым вином, а в центре них, словно божественный идол, стояла пузатая бутыль с бурбоном. Эрен положил на нее глаз еще в начале поездки. Проблема была в том, что ее еще никто не открывал. Сделать это договорились в последний день импровизированных каникул. Как говорится, все лучшее на потом. Йегер глазами ласкал янтарно медовую жидкость через стекло. Осталось потерпеть совсем немного. Выбирая между красным полусладким и белым сухим, захотелось сухого, потому как за этот день парень уже много раз побывал мокрым. В прямом значении этого слова. Не сдержав легкого смешка, Эрен облокотился о спинку близ стоящего дивана, и отпил немного прямо из горла. Пьет в одиночестве, пока никто не видит — будущее алкоголика уже заходит в приоткрытые двери. В голове было много всего, и мысли о «страшной чуме», сидящей в нем, и воспоминания на дне озера, и Леви. Последнее, наверное, потому, что на диване, на который так благополучно оперся шатен, спал и видел третий сон Аккерман. Эрен не уловил, что бесстыдно пялится на брюнета в течение пары минут. Общая чернота комнаты слилась с волосами парня, придавая его образу еще больше мрачности. Зато кожа белилась на фоне темных тканей подушки и одеяла. Веки не плотно сомкнуты, ресницы, которых Эрен и вовсе не видел, лишь предположил, находились в абсолютном спокойствии. Сам Леви выглядел чересчур спокойным и умиротворенным. А Йегер поймал себя за шалостью любования этим зрелищем. Когда Эрен очнулся в гостевой кровати на втором этаже, яростно шипя от огненной боли, пронзающей кожу на бедре, Леви был там и без лишних слов подал Эрену стакан с водой и обезболивающим. Притворившись, что книга из архивов дедушки Арлерта занимает его больше, чем стонущий от боли Йегер, Леви, не поднимая глаз, уселся в темно-каштановое кресло, пристроенное в углу комнаты. Сначала пришлось освободить его от лишних девчачьих вещей, но и с этим «мистер Туча» справился на ура. Прежде чем вновь впасть в шаткое состояние между реальностью и сном, Эрен был совершенно уверен, что хмурый брюнет просидит здесь еще долго. Если вдуматься, то не так уж и сложно понять, почему Аккерман проявляет такую «своеобразную заботу» по отношению к Эрену. Эрен думать умел. Еще он умел чувствовать. И, конечно же, только дурак не увидит, насколько привлекателен Леви Аккерман, человек, чей взгляд сравним лишь с высококачественной восточной сталью. А также Эрена приятно гладило по самолюбию то, что такому на вид грозному персонажу, как Леви, приходится задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Неправильно, да, но остановиться было выше сил шатена. Эрен понял, что на самом деле достаточно давно вот так стоит и думает о брюнете, стоя практически над ним. Он ощущал зарождающуюся привязанность. Пока только малую ее часть, но тем не менее серьезную. Это было плохо. плохо. плохо. плохо. Даже касаясь памяти там, где уже было нечто подобное, Эрену становилось нестерпимо больно. Душевно. Сколько еще его может хватить на переживание такой боли, он не знал. Явно немного. Эрен поставил пустой сосуд из-под вина на столешницу и принялся немного пьяными кошачьими движениями обходить диван. Присев на корточки, парень рвано выдохнул горьковатый запах алкоголя в чужое ухо. Леви даже не поморщился. — Я должен поблагодарить за все, что ты так или иначе сделал для меня. Спасибо, — Эрен чуть качнулся вперед. — Если бы мои слова имели такую же силу, как пресловутый Бог из Библии, я бы сказал тебе: не надо. Но тут я заведомо проиграл, — Йегер усмехнулся и прошептал еще тише. — Ты ведь не отступишься, да? В ответ все такое же ночное молчание, прерываемое тиканьем подвесных часов. На полу Райнер что-то пробормотал во сне и перевернулся на другой бок. Конни лбом стукнулся о стену. Эрен нехотя поднялся на ноги, собираясь пробираться к своему ложу, но на пол пути остановился и все так же шепотом усмехнулся: — Знаешь, Аккерман, даже когда спишь, ты умудряешься поддерживать эту складку меж бровей. Я знаю, наблюдал,  — Эрен образно махнул над своей головой. — Доброй ночи. — Доброй ночи. 4. Все заканчивается, даже когда мы этого не хотим. Постоянства не существует — это лишь наша маленькая райская человеческая мечта. Куда ни глянь, а время уже успеет убежать так далеко вперед, что не поймешь, каким образом год успел пройти два раза. Отдых для студентов подошел к феерическому завершению. Бутылка дорогого бурбона была выпита. Плохие моменты остались забытыми. Хорошее послевкусие обещало пройти не скоро. Удивительно, как за столь короткое время удалось привыкнуть к этому домику в лесу. Наверное, каждый унес с собой по крупице болезни с именем Ностальгия. Ночные посиделки, пару раз проходившие у костра, поле с цветами со всего мира, зеленые тайны леса, прохлада и опасность южного озера, и слишком много разговоров ни о чем. Это не плохо, вот так давать себе перезагрузиться время от времени. Мы ведь не хотим потеряться в неизвестности времени и пустоте пространства? Эрен всю дорогу до университета — а он снова беспардонно занял переднее сиденье — действовал Жану на нервы, постоянно переключая каналы на радио. Кирштайн скрипел зубами и переключал обратно. Так и ехали всю дорогу под завывания Тейлор Свифт с примесью Эминема. Впечатление от поездки перебились началом нового семестра. Ни с чем не сравнимое ощущение безысходности перед информацией, что хлещет бурным потоком со всех сторон. Снова бессонные ночи, задумчивое встречание рассвета, лапша быстрого приготовления, растворимый кофе в шесть утра, тонна словарей из библиотеки, раздражение, улыбчивая возможность подремать на скучной и не нужной, в общем-то, лекции. А так же сотня обедов под сакурой в университетском дворе. Зайти сюда, взять расписание лекций. Пойти туда, продлить студенческий билет*. А главное, отстоять невъебенную очередь во всем этом. Эрен переступил порог своей комнаты, когда солнце уже кренилось к горизонту. Рыжие лучи освещали стены универа, блики отражались от стекол и играли в маленький пожар. Люди лениво перебирались из комнаты в комнату, к вечеру воцарилось уютное шевеление. Йегер потянулся и подавил зевок. С самого приезда ни минуты отдыха. Все надо куда-то сбегать, что-то сделать, что-то узнать. К чему, главное, все это? — Жан? — тихо позвал Эрен, увидев соседа. Кирштайн сидел на кровати с идеально выпрямленной спиной, будто ему в позвоночник ракетку вставили. Локти оперлись о колени, взгляд бездумный и пустой. Периодически под кожей горла дергался кадык. Если бы Эрен его плохо знал, то решил бы, что русоволосый пытается сдержать слезы. Но он знал его почти хорошо. Жан был в гневе. — Что-то не так? — попытался спросить шатен, подойдя немного ближе. Парень не рисковал бросаться случайными словами, осторожно подбирая тропу к терпеливому зверю. Жан, наконец, оторвал немигающий взгляд от пола. Его лицо ничего не выражало, а рот то и дело порывался раскрыться. Он хочет что-то сказать. Что-то важное и серьезное. Но почему его это так злит? — Марко… кхм, — голос у парня был слабый и настолько сиплый, что мысли о плаче уже не казались такими нереальными. — Марко погиб. Эрен почувствовал, как внутри него что-то с хрустом ломается и рвется. Смысл слов никак не хотел доходить, но в то же время он все прекрасно понял. Первое, что хотелось крикнуть: «Это ведь шутка, правда?! Тупой конь, это нихера не смешно!». А второе — простое и лаконичное «что?». послышалось? он правда так сказал? Марко... умер? — Как? — это все, что Эрену удалось из себя выдавить. Тяжелый булыжник вины скатился на плечи. Шатен не знал, что конкретно, кроме этого, ощущал. Наверное, страх. Страх за содеянное. Хотя он ничего не делал. Снова. снова. — Мне позвонили минут сорок назад. Он разбился на мотоцикле. Вернее, сгорел, — Жан полу рычанием не дал голосу сорваться, а слезам пасть раньше времени. Предложения выходили хриплыми, вытесняемые воображаемой картинкой произошедшего. — У него... тормозная жидкость подтекала, ты знаешь, — да, Эрен знал. Они все знали. Во время обратного пути Ботт на своем мотоцикле внезапно сбавил скорость, после вовсе свернув на обочину. На вопрос «В чем дело?», парень лишь невинно улыбнулся и отшутился, сказав, мол, у мотоцикла начались «эти дни», протекает вот. Жан предложил помощь, но Ботт с ослиной упертостью отказался, сославшись на «мне не впервой, Жан». — У него с собой не было ничего, что помогло бы устранить. неполадку, — Кирштайн закусил кулак, вспоминания, как беспечно поверил другу и ушел к машине. — Более того, он не сделал этого по приезде в гараж. Целый день мотался по городу с протекающими тормозами. Не идиот ли? — кареглазый выдавил улыбку, больше напоминающую искривление боли. — Как результат: большая скорость, отказ тормозов, встречная машина на такой же бешеной скорости выскочила из-за поворота. Ему удалось не врезаться в машину, вывернув в сторону. Зато он на полном ходу поцеловал дуб! — Жан все-таки сорвался. — Одной блядской искры хватило, чтобы вызвать воспламенение, потому что он не удосужился нормализовать уровень жидкости в тормозах! — Кирштайн подскочил на ноги, активно жестикулируя руками. Эрен молчал, не пытаясь его успокоить. Пусть эмоции выйдут. Станет больно, но приятно пусто. Он знает. — Черт подери, Эрен, он сгорел заживо. ЗАЖИВО! А так как у него нет родственников, я, как самый близкий ему человек, должен ехать в городской морг на опознание тела. На опознание сгоревшего трупа моего лучшего друга! Моей семьи! — Жан завыл, давая волю эмоциям. Гнев смешался с отчаянием, вызывая нестерпимую тяжесть в груди. Будто миллионы маленьких остриев воткнулись в сердце, наполняя его черным ядом. Кирштайн даже не понимал, плачет ли, все тело — сплошной сгусток пульсирующей крови, разрывающей вены и артерии. Казалось, давление просто разорвет его на куски. Парень упустил в метающемся сознании момент, когда оказался лежащим на полу. Так же он не осознавал, как чужие руки сковали всего его, не давая в порыве чувств навредить себе. Он не знал, что в этот момент Эрен, сидящий с ним на полу и успокаивающий его, как младенца, изнутри холодел все больше и больше. ее целью были не они, а он. с самого начала. тот сон про горящего мустанга. показала мне, что будет, и отвлекла внимание? какая же ты сволочь. какая же я сволочь. наивно полагал, что что-то может быть иначе. Марко мертв, потому что верил в меня.