Тот, на кого смотрит тень.

1. — Виновен. Обыкновенный голос огласил решение присяжных. В этом городе все решало слово массы. Оттого и жизнь их была подобной скотине на убой. Не было грома или внезапного отчаяния, лишь невинное непонимание. Его судили за чужие грехи. Ему приписывали то, в чем никто не мог быть виноват. С самого рождения его обвиняли в чем-то, но беззащитный глупый ребенок даже не в силах был понять, в чем именно. Его мать называли колдуньей. Ведьмой. Демоном. Убийцей. Его обвинили в том же, потому что он был ее сыном. Он же знал, что они не являлись тем, чем их называли. Чужие смерти вешали на их шеи. И плевать, что в стране эпидемия холеры. Скудностью урожая тыкали в их лица. И плевать, что циклон дождей просто не заглянул к ним этой весной, а земля истощила свои ресурсы и минеральные запасы. Пожары стали их цепью, за которую тянули и цеплялись люди. И плевать, что какой-то пьяный бродяжка потушил грязный окурок о сухой полуразваленный забор. На них бросали косые взгляды, полные насмешек и ненависти. Ими оправдывали несчастья. Их провожали криками и пожеланиями скорой смерти в канаве. И плевать, что виноваты были сами люди. Перебросить вину на другого намного легче, чем покаяться самому, не так ли? — Виновен. Повторил брюзжащий голос. Десятки довольных и сытых зрелищностью глаз уставились на него. Лживые рты искривились в усмешках и перешептываниях. Их лица отвратительно скользили в складках кожи. Их злобный смех и плевки вонзались стрелами в землю у его ног. Внутреннее уродство победило внешний образ простых крестьян. Он смирен. Он готовился к этому часу всю недолгую, но мучительную жизнь. Он ощущал обиду. Почему такие, как они, живут в тепле и достатке, а я терплю унижения и теряю себя, так и не обретя? — На рассвете следующего дня виновного ждет казнь через повешение. Есть ли те, кто не согласен? Они все согласны. Они истекают слюной и бешено трясут головами, словно дикие гиены. Их глаза требуют зрелища. Они не смогут спокойно спать эту ночь. Пена у их ртов розоватого оттенка. Крики подобны орлиному горну. — Несогласных нет. Стало намного обиднее. В душе он лелеял надежду, что хоть один человек здесь присутствует. Этой ночью сон к нему не шел. Ведь это его последняя ночь. Последние думы при сумеречных искрах. Последняя юношеская вера в новый рассвет и новый день. Последнее «а завтра…». … еще может наступить. Юноша поднял голову. Огляделся. Каменные синеватые стены давили мраком и сыростью. Холод все так же терзал голое тело, отбирая по клетке кожи каждую секунду. Нет окон с решетками. Все тот же грязный помойный подвал темниц. Ржавые оковы валяются рядом. Нет нужды смертника ковать цепями. смертниками могут стать они, а не ты. — Кто здесь? — испуганно молвил юноша, тщетно рыща глазами по своей скудной клетке. Он один. нет, не один. — Повторяю, кто ты? — юноша поднялся на ноги. Невидимая дрожь нежно обвила конечности. сколько по мне не иди — буду бежать впереди. что я? Юноша задумался. От холода зубы невольно клацнули друг о друга. — Тень. в таком случае, береги ноги. Юноша вскрикнул и подпрыгнул на месте. Взгляд быстро попытался отыскать что-нибудь на полу. Кроме собственной хлипкой тени от настенного факела, ничего не было. Тени… это была невинная шутка, дыши глубже. — Я не понимаю… как и все люди. мне нет смысла тебе что-то объяснять. затем я здесь, что есть предложение к тебе. — Предложение?.. Какое предложение? И где ты? Почему я тебя не вижу? Ты Тень? я гораздо больше, чем Тень. ты задаешь много вопросов, мальчишка. ответь: хочешь умереть или отдать эту перспективу другим? — Отдать другим? То есть… именно то, о чем ты думаешь. Юноша в смущении умолк. Этот голос, чем бы он ни был, кому бы ни принадлежал, предлагает ему странные вещи. Умереть самому или убить других? Это глупый вопрос, и ответ на него очевиден. Он человек. Он не сможет никому пожелать смерти. они тоже люди, и тем не менее желают тебе скорейшей гибели. почему ты выбираешь умереть самому, а не наказать поистине виновных? — Я не они, — юноша грустно улыбнулся. — К тому же, не мне судить их грехи. Когда придет время предстать перед Господом, тогда они все поймут. ничего они не поймут, мальчик мой, Смерть для всех едина. великого суда не существует. они умрут, а с этим все. нет разницы грешник или праведник. Смерть для всех едина… — Если так думать, то в скором времени воцарится хаос. верно. поэтому вы так отчаянно цепляетесь за веру. — Людям нужно во что-то верить. хорошо, что я не человек. подумай над моим предложением, времени у тебя полно. — Забавно такое слышать, — юноша тряхнул головой, прогоняя таракана с волос. Руки совсем онемели. — Но что с этого получишь ты? свободу. — Как? стану твоей частью. твоей тенью. — Что же ты все-таки сейчас? то, что ты встретишь после рассвета. Чуть только первый солнечный луч потянулся к небу, юношу грубо вытолкали из темницы и приказали идти вперед. Абсолютно нагой и продрогший до костей за эту ночь, юноша шел не спеша, склонив голову. Кудрявые черные волосы обрамляли юное мальчишеское лицо с алебастровой кожей. Большие карие глаза смотрели влажно, с пугающей покорностью. Худые плечи приобрели синеватый цвет, на изящной лебединой шее багровели фиолетовые пятна от оловянного ошейника, который носили все заключенные. Тонкие косточки выпирали непозволительно сильно. Стоило сделать лишь один шаг из путаных коридоров подземной тюрьмы, как с трибун завопили голоса. Они радовались. Как радуется всякий человек, прознав, что недавнее землетрясение погубило весь скот у соседа, но не затронуло его. Юношу подвели к ступеням эшафота. Большие карие глаза со страхом взирали на деревянное сооружение. — Шевелись, колдун проклятый! Юношу грубо толкнули вперед, из-за чего, не удержав равновесия, он упал на холодные сырые ступени. Арена взорвалась гомерическим смехом. Юноша испытал не столько физическую, сколько душевную боль. Ради них? Он выбирает смерть из-за этих свиней? Как и любой другой человек, он узнал, что есть шанс спастись, и теперь продолжает крутить его в голове. Как бы сильно это не вредило его моральным принципам и убеждениям. Но… Ради них, правда? Грубая толстая холщовая веревка стянулась удавкой на шее. К горлу подкатили невыплаканные слезы. С трибун летел нетерпеливый свист и гогот. Палач зачем-то похлопал его по плечу. — Есть что сказать напоследок? Юноша раскрыл плотно сжатые до этого веки. Взор черных от наполнивших радужку зрачков глаз медленно ощупал народ на трибунах. Арена притихла, желая узнать, что посмеет сказать ведьминский сын. В голове пульсировало желание жить. Забавно, ибо раньше ему казалось, что он будет готов к такой минуте, но разве можно быть готовым к собственной смерти? Вчерашний голос мурлыкал в голове воспоминаниями. Юноша знал, что вчерашний гость рядом, ждет его вердикта. то, что ты встретишь после рассвета… Смерть предложила ему жизнь. Разве можно отказать? Юноша против воли явил народу улыбку смиренно-отчаянного. — А у вас есть последнее слово? Через секундное мгновение трибуны повалились мертвым сном. Палач успел широко раскрыть рот и глаза, когда Смерть прошла сквозь его существо. Тишина. Юноша медленно, немного нервно стянул с себя веревку, бросая петлю болтаться в воздухе. Сходя с эшафота и направляясь к новой жизни, юноша знал, что открыл двери в мир страшному существу. Тень его колыхнулась пару раз, меняя форму, но после вновь принимая прежний вид. 2. Эрен резко распахнул глаза, с вытянутыми руками вскакивая на постели. Легкие горели адовым пламенем, но на теле ни капли влаги. Йегер глубоко вздохнул, притрагиваясь ладонью ко лбу. Жарко. — Странный сон, — прошептал парень, сжимая переносицу. — Слишком странный, чтобы не быть правдой. Сонная судорога пробежала по телу. Вновь захотелось уснуть. Но необычный сон до сих пор не отпускал, продолжая воскрешать каждую мелочь, любую подробность. Самое время поразмыслить над этим, потому как очевидно, что она снова общается с ним, хочет рассказать о себе. Эрен хмыкнул, прикрывая глаза и падая на подушку. — Много чести, стерва. Ночь выдалась ледяная, несмотря на середину весны. В округе было тихо, настолько тихо, что слышно было, как ночные бабочки бьются об оконные стекла, через которые лился мягкий свет. Сколько спокойных ночей ты еще повидаешь? 3. Леви не хотел подслушивать. Бессознательно последовав за Армином, брюнет и не предполагал, какая правда может всплыть на поверхность. Притаившись у двери с номером одиннадцать, Леви невольно, но уже с последующим любопытством слушал краткую историю жизни Эрена Йегера. Аккерман и представить себе не мог, насколько сильно ситуация скатилась (или продолжала катиться?) в бездну. Он винит себя в чужих смертях. Он думает, что Смерть сделала его своим любимцем. Он так часто терял дорогих людей, что глаза его стали неправильными. Какого черта, Жизнь? Когда Эрвин на пикнике предположил, что были обстоятельства, надломившие Йегера, Леви и подумать не смел, что их так много. Больше того — они самые страшные из всех возможных вариантов. От одной смерти к другой. Сейчас Леви решил, что Эрен ни черта не сломился окончательно, потому что, переживая такое, и все еще не пытаться свести счеты с такой блядской жизнью, нужно обладать недюжинной силой воли. Кто знает, где он пропадает и чем занимается в это время, но он все же возвращается живой. Может быть, мертвый внутри. Но это тоже маловероятно, потому что после смерти одной своей части, неминуемо погибает вторая. Он же еще дышит. Ходит. Возможно, спит. И терпит невыносимую боль. Жалость совсем не то, чего хочет утопающий человек, он хочет помощи. Предчувствие подсказывало Аккерману, что не столь уж долго Эрен еще сможет один бороться с этим. Это же предчувствие нашептывало Леви, что он и не сможет оставить его одного. Может быть, это обычное человеческое сострадание, но Леви до этого момента не ловил себя на подобном. Эрен чертов Йегер пробуждает в нем маленькие, невзрачные, но, оказывается, такие важные и сильные чувства. С этим бороться было бы глупо. «Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь», — великие строчки из чудесного Маленького принца как нельзя вовремя спасли описание творящегося между брюнетом и шатеном. Как скажет в будущем Смит, Леви потому и полюбил Эрена, что рассмотрел его сердцем, а не глазами. Одного мгновения хватит, чтобы сердце увидело спрятанное внутри. И Леви увидел. И Леви влюбился. 4. За тысячу километров от ночного города Мария пристроился невзрачный городок. В нем не было широких улиц и было всего два придорожных кафе. О торговых центрах слышали лишь в больших мегаполисах, а здесь люди надеялись только на свой фермерский труд. Тем не менее это был именно городок, а не деревня. Наличие собственной школы на двести душ, католической церкви, а самое главное — психиатрической лечебницы в отдалении от домов, повышало статус населенного пункта до значительного уровня «городка». Изначально в этом месте планировалось построить лишь лечебницу для душевнобольных, но работающему там персоналу нужно было где-то жить, потому как расстояние до города было довольно приличным, чтобы запросто каждый день преодолевать его. Начали постройку домов для семей, где один из ее членов работал в лечебнице. Вместе с этим потребовалось внести еще изменения, такие как продуктовые магазины, почта, школа для детей из этих семей и прочие удобства для жизни. Медицинскую помощь при необходимости оказывали в самой лечебнице, но в отдельном крыле. Для поддержания стабильной работы системы населенного пункта потребовалось привлечь еще людей из других городов, а это значит, что потребуется выстроить еще здания для жилья. Проще было организовать небольшие постройки и отвести их под квартиры. С появлением людей появились и машины, которые также требовали качественного обслуживания. Еще потребовались заведения увеселительного характера, потому что умереть от скуки — самая ужасная смерть. Понемногу жилой пункт разрастался от своих потребностей, и, в конце концов, превратился в Безымянный городок. Все эти преобразования продолжались более тридцати лет. Основанный в 19** году, Безымянный городок теперь гордо существует (и будет продолжать существовать еще долгое время) в 20**. Нас же на данный момент времени интересует именно психбольница, и все равно, что отступление до ее описания было таким нудным и похожим на урок обществознания в девятом классе. Пожалуй, самое величественное и грандиозное по сооружению здание лечебницы завораживало с первого взгляда. Отделанная на манер дворцов из девятнадцатого века, больница имела вид холодного и строгого покровителя. Голубо-бирюзовая обшивка смягчала взор, а многочисленные пилястры и вычурные капители парадных колонн воодушевляли внутреннего архитектора, что сидит в каждом из нас. Статуи на вершине крыш по всем традициям минувшего века решили не ставить, чтобы не пугать больных. Двор с тыльной стороны представлял собой мини площадку для отдыха. Такие площадки часто встречаются в крупных парках. Лавочки, небольшие беседки, хорошо выстланные дорожки, аккуратные цветочные кусты, мягкие деревья, искусственные пруды с перекинутыми через них мостиками. В прудах обычно селили карпов кои, которые оказывали лишь положительное влияние на чересчур чувствительных пациентов. Три этажа, а также два уровня подвалов — один из них, самый нижний, предназначался для буйных и особо опасных пациентов, чаще всего ими бывали заключенные, переведенные сюда из тюрем — создавали вид небольшого, отчасти скромного поместья какого-нибудь родовитого дворянина. И только побывав внутри, можно было с раскрытым ртом поразиться своей наивности. Обстановка внутри своей величавостью не уступала внешней, но была намного скромнее, чем ее оригинальные копии в нынешних столицах культуры. Все создавалось с минимальными потребностями больных и медицинского персонала. Строгий распорядок дня, не меняющийся из года в год, — лучшее средство для неуравновешенного человека. Чувство постоянства с давних времен помогала человеку расслабиться и в полной мере ощутить себя в безопасности. Но, как вы понимаете, хоть это заведение и носило гордый статус «больница», мало кому здесь удавалось выздороветь. Глубокая ночь не тревожит здешние покои уже несколько лет. Тихий омут сна овеял шлейфом больницу, погружая ее обитателей в такой разный сон. Для кого-то спокойный и очищающий, для кого-то нервный и ужасающий. Лишь один пациент никак не мог вклиниться в ежедневную колею. Его продолжали терзать смутно-знакомые ощущения. О, как плохо, что наш мир основан на ощущениях! Впечатление давно минувших дней с новой силой оживали в нем. Будто когда-то забытое хочет вновь пробудиться. Подобные терзания мешали больному отвести душу. Воспоминания цветными лентами взбудоражили мозг. И тут он понял, что было не так. — Она вернулась… Тихий шепот в комнатную пыль. Сердце охватили тиски древнего страха, мешая вздохнуть без слез. — Она вернулась. Вернулась. Вернулась! Крупные капли слез катились по щекам, попадая в уши. Пальцы рук заломились в привычном, но таком необходимом жесте, создавая иллюзию постоянства. Пятки уперлись в жесткий серый матрац. — Сколько по ней не иди — будет бежать впереди… тень. тень. тень… сколько по ней не иди — будет бежать впереди… сколько не иди…бежит впереди… бежит впереди… Она вернулась! Она снова здесь! Встречайте, ее величество, Смерть! Истерический хохот заполнил уши стен. Желтый коридор ответил капризным ленивым эхо. Звуковые мурашки обследовали пол и потолок, с веселым визгом стучась в чужие двери. Послышались ответные постанывания и крики. Дежурившие медсестры в панике заметались по комнатам, где душевнобольные завели ночной маскарад видений и истерик. Еще долго не сможет уняться голос, что, встретив Смерть, увидел свои глаза.