Тот, на кого смотрит тень.

1. Четыре дня назад. Либо ничего, либо все сразу. Лавина заданий обрушилась на Леви и его одногруппников, как случайный мартовский снег. Не сказать чтобы «миссия» была так уж «невыполнима», она просто отнимала много времени, которое изначально отдавалось в предпочтение жизни. Бесчисленные буквы. Они были повсюду. Глаза с панической нервозностью скакали по бумагам и документам, невероятно быстро пересыхая. Леви пришлось пойти на крайние меры — очки. Видел он отлично, но когда речь заходила о долгой и монотонной работе, на призму взгляда наседала сухая опилочная пыль. Убрать ее не было возможности, поэтому приходилось учиться уживаться с ней. Фарлан как-то сказал, что в них Аккерман выглядит мило и солидно одновременно, а как это, он сам объяснить не смог. Ханджи же, увидев друга в непривычном амплуа, расхохоталась от души. Попытку пошутить про «нас таких двое: ты и я»* Леви загубил в девушке одним красноречивым взглядом, не говоря ни слова. Предотвратить последующие смешки Леви все равно не мог, но вот шутить по этому поводу было бы крайне опасно. В голове непривычно тупо отозвалась пустота. Кажется, он устал. Парень лениво выдохнул, потянувшись в кресле. Очки съехали немного ниже. Пар от остывающего чая с северной морошкой скудел с каждой секундой все больше. Запах ягоды не думал испаряться. Убранство комнаты находилось выше точки «превосходно», и только на столе уровень упал настолько низко, что прорвал шкалу. Леви отвлекся. Попробовал сменить наступающие одну за другой мысли на что-то отвлеченное и более простое, чем экономика в издательском деле. Аккерман вообще экономику в любой сфере недолюбливал, но здесь от нее отвертеться не было шансов. Из приоткрытой форточки потянуло холодом и обледенелой древесиной. Брюнет и не думал ежиться. Вместе с воздухом в голову залетели воспоминания. Под сакурой было тепло, несмотря на ветреность. Под сакурой был тот разговор, окончившийся ни плохо ни хорошо. Под сакурой зародилось шаловливое и игривое чувство. Человек под сакурой был несчастен, и Леви, может быть, впервые в своей жизни захотел это исправить. С Эреном парень больше не виделся, и назойливое, острое, зудящее желание в мгновение ока проникло под кожу рук. Оно распространилось по нервам в пальцах, отчего Аккерман, сам того не замечая, начал постукивать по столу. Ничего страшного, что хочется проведать человека, к которому неровно дышишь, так ведь? Отдавая отчет весеннему дыханию судьбы, Леви неспешно, но все равно по-милому волнительно поднялся из-за стола и направился к одной единственной притягательной двери, которая ждала его. Определенно точно — ждала. Вопреки ожиданиям, встретил он Жана, а не Йегера. Последнего в комнате не оказалось вовсе. — Вернулся, значит, — решив, что выпрашивать про другого человека у того, кто переживал личное горе, как минимум нетактично, Леви попробовал начать с малого. — Как видишь, — Кирштайн с порога отошел, вернувшись на собственную лежанку. Приглашал войти — дверь перед носом не закрыл и не прогнал, обливаясь горячими слезами и депрессией. Аккерман не издевался, просто драматизировал. Наклонности к драме он приписывал каждому встречному и знакомому человеку. Эрен вообще в этой области занял почетное место императора. Насущные беды и внутренние конфликты имели место быть в нашей рутине, безусловно, но порой людям свойственно добавлять лишних красок, делая проблему экспрессивной в негативном свете. Где-то это играет на актерскую руку, где-то невообразимо раздражает. — Ты пришел к Эрену, — утверждение, подкрепленное такой обыденностью, словно Леви только и делает каждый день, что наведывается сюда. — Его нет, но ты все равно проходи, мне немного… одиноко. Однако за прошедшие дни отсутствия Жан сумел измениться. Аккерман пока не знал, считать ли эти изменения коренными или все немного проще. Осторожно закрыв за собой дверь, брюнет в нерешительности остановился, прежде чем так же осторожно присесть на йегеровскую кровать. Ни скрипа, ни лишнего вздоха со стороны пружин не последовало. Что же, Леви точно ожидал чего-то более прозаичного в этот момент. — Хочешь… поговорить? — неуверенно предложил Аккерман, замерев подобно каменной горгульп на крыше аббатства. Леви не избегал людей и тем более не ненавидел их, просто иногда он был не в состоянии понять, что ему нужно делать и говорить. С обоюдной эмпатией у него было не очень хорошо, но на Йегера это, кажется, почти не распространялось. Чувства — штука забавная. — С тобой? — скептично усмехнулся Кирштайн, умудрившись при этом сделать тон не обижающий и не издевающийся. Такие нехилые манипуляции еще больше смутили Аккермана, начиная его раздражать. В конце концов, он ведь может уйти в любое мгновение. — Здесь есть кто-то еще? — Леви изящным вопросительным жестом изогнул левую бровь и перекинул ногу на ногу. В нужный момент голос подхватил твердую прохладную тональность, ясно намекая собеседнику, что он выбрал не лучшее время для отшучиваний. Жан посыл уловил быстро. — Не знаю… то есть, не уверен, — русоволосый хотел было еще что-то сказать, но губы дрогнули, и парень предпочел замолчать, чтобы не выдать свистящего напряжения. Кирштайн, может быть, и не хотел говорить, но определенно точно хотел, чтобы хоть кто-нибудь был рядом. Эрен свинтил куда-то в хрен знает какой час, Жан не проснулся от обычно создаваемого ночным блудным сыном* шума, правда, тот до сих пор свято верит, что не мешает соседу. — Ладно, это… выглядит глупо, — Жан покачал головой, сжав пальцами кожу на задней части шеи. — Ты ведь не ко мне пришел. Где Эрен — я без малейшего понятия, и когда он вернется я тоже не в курсе. Теперь Леви стало совсем чуть-чуть совестно, и мысль об уходе стала отдаляться все дальше и дальше, пока окончательно не превратилась в еле заметную точку на горизонте. Жан выглядел слишком паршиво, чтобы вот так оставлять его наедине с самим собой. До Йегера ему было, слава богу, очень далеко, но он уже стоял на том же самом пути. Его это неминуемо приведет к катастрофе намного раньше, чем пройдет четыре года. Леви плохо знал Марко, они общались только при групповых встречах и то на отвлеченные, ничего в себе не несущие темы. Это не означало, что Аккерману плевать, но Жану, который прожил бок о бок с Боттом много лет, будучи не разлей вода, было в стократ тяжелее, чем кому бы то ни было. Брюнет перевел дыхание, подумав, что Кирштайн все равно ни о чем другом думать не может. — Расскажи мне о нем. О… вас. 2. Боль. Ужасающая боль. Костлявые иглы шинкуют сердце, с ехидным смехом вколачивая острие глубже. Еще мгновение, и мышцу просто разорвет от ужаса. Девушка пыталась успокоиться и выровнять дыхание, чтобы не зайтись в приступе кашля. Кровь бурлила в жилах, вызывая внутреннюю чесотку. Хотелось плакать и одновременно смеяться. Ей почему-то казалось, что вселенная может быть к ней милосердна. Сначала отравить жизнь, потом подарить надежду на спасение, а затем вновь бросить в яму с дерьмом, будто бы так и надо. Точно, чего это она, вселенная ко всем благосклонна именно такими методами. Новый толчок у сердца, и скрипящие легкие не выдерживают. Гнилая кровь вырывается наружу, пачкая подбородок и ладони, пытающиеся ее удержать во рту. Сотня ало-фиолетовых капель падает на пол, разбиваясь в тончайшие лужи наклеек. Сил, чтобы остановитьс, нет, но и чтобы продолжать также не хватает. Замкнутый порочный круг. — Эй, Имир, все в порядке? Ты там довольно долго, — голос милой Кристы подобен песне сонмы ангелов. Он дарит спокойствие и долгожданную возможность выдоха. Только для души, а не тела. — Конечно, оказывается, я пролила на штаны соус. Скоро буду, не волнуйся! — девушка выпалила все на одном дыхании, после чего зажала рот руками, снова заходясь в немилосердном приступе. Грудная клетка содрогалась от невыносимой боли, терзающей нервы тела. Еще немного, и она точно свалится с ног. Этого не было слишком давно, она успела отвыкнуть. Четыре года прошло, как-никак. 3.

Человек невероятно хрупок. Чтобы впасть в депрессию ему будет достаточно пары часов. Чтобы задуматься о переломе собственной шеи хватит и пяти минут. Собственные мысли, оставаясь с нами в одной комнате, превращаются в наших злейших врагов, но только в том случае, если вы склонны к одиночеству чаще, чем хотелось бы верить. Так уж устроено, что каждому из нас необходим толчок для того, чтобы идти вперед, не отвлекаясь. Эти толчки могут совершать для нас незнакомые люди, случайно обронившие нужную фразу, или близкие друзья, преодолевшие ради нас сотни километров, чтобы постучать однажды в нашу дверь и с сияющей улыбкой вымолвить: «Ты не поверишь!». Человечество сковано одной цепью, и если одни звенья ржавеют и мешают другим, найдутся те, что помогут вам перестроиться на новое место. Думаю, об этом следует помнить. «Я»

От Кирштайна Леви вышел довольно поздно, изнуренный, но нисколько не жалеющий о решении остаться. Жану, вроде бы, даже полегчало, но насколько хорошо он мог лгать Леви не знал. Эрен за целый день так и не объявился. Стрелки часов неумолимо двигались вперед, пожирая время как хлеб с маслом. Леви сразу и не признается, но с каждой покрошенной секундой он нервничал все больше. Во время доверительной беседы, в ходе которой Жан успел сменить сотню эмоций, к Аккерману неожиданно нагрянула мысль. Где же, собственно, книги, на которые когда-то пожаловался ему Армин? Мысль была крайне неуместной, но Леви был не в состоянии ее остановить. Арлерт впервые упомянул Йегера в разговоре после того, как однажды побывал в гостях у брюнета. Мол, еще один книжный фанатик! Естественно, что Леви стало интересно, и так слово за слово он узнал об Эрене — странном парне со странными заскоками и шуточками. И сейчас, имея такую потрясающую возможность осмотреть территорию, он понял, что в комнате нет ни единого книжного шкафа. Тут с мебелью вообще было туговато, слишком все было простенько и минимально. Но ни одной — даже захудалой! — книжной полочки. Этот факт смутил и приятно озадачил. Если чего-то нет на видном месте, значит, оно скрыто. Книги спрятаны, но где и каким образом? Леви не заметил, что стал слушать в пол уха и начал бегло оглядываться, желая приблизиться к искомому. «Найти книжки» приравнялось к «найти их хозяина». Все-то у этого Йегера странно и непонятно до крайности. Аккерман даже не поленился поискать потайные двери, что было довольно глупо, так как размеры комнат были ограничены планировкой при постройке университета. Следующее подозрение пало на шкаф с одеждой — не слишком уж и большой, надо заметить — но оно было тут же скомкано и выброшено из головы, как только Жан внезапно встал и, не прерывая монолога, прошествовал к шкафу за кофтой. Ему стало холодно. Относилось ли это к внешней температуре или внутренней Леви, опять же, в силу своего мироощущения, не знал. Брюнет перемены температуры как таковой не чувствовал. В шкафу действительно оказалась кофта и прочая немногочисленная одежда, а не пара томиков Дюма, к примеру. Леви раздосадовано цыкнул. Жан что-то спросил, поэтому пришлось прерваться и вернуться к прежнему занятию. И только спустя еще минут двадцать, когда организм потребовал отлучиться по естественной нужде, Леви открылась правда. Ванна с виду была самой обыкновенной из всех ванн, что Леви посетил за свою жизнь. Небольшого размера, опрятная и хорошо убранная. Ванна, совмещенная с душем, находилась сразу напротив двери, унитаз и раковина — по бокам. Снова ничего лишнего: пара полотенец, коврик и миниатюрный шкафчик с зеркалом над раковиной. Леви, сделав дела, так бы и ушел, не заметив подвоха, если бы, моя руки, краем глаза случайно не разглядел щель в противоположной стене. Любопытство погубило кошку, но не Аккермана. Тщательно обшарив мозаично-синюю поверхность, брюнет отыскал ручку, что цветом не отличалась от стены и размеров была небольших. Незнающий человек пройдет десять раз мимо, и все равно ничего не углядит. Дверь поддалась легко. Проем тоже оказался не слишком широким, но оно было понятно — развернуться тут особо было негде. Теперь стало ясно, где собака зарыта. Дверь вела в еще одну комнату, по размерам вполовину меньше основной. Окон не было, как и других выходов. Но не это поразило Леви, а то, что было в этой комнате. Книги. Повсюду. Стеллаж был всего один, дальше шли полочки ручной работы. В дальнем углу валялась какая-то красная тряпка, бывшая, видимо, пуховым одеялом, пара серых подушек и старый настольный светильник с измусоленным зеленым абажуром. В основном же здесь обитали книги. На полу из них выстраивались целые горы, и пара была с Леви ростом. Мастей они были самых разных. Тонкие сборники со стихами и толстые тома с романами-эпопеями. Старые, вышедшие из-под крыла редакции лет тридцать назад, и совершенно новые, буквально месяц от роду. Однотонные, с лаконичной надписью с краю, и пестрые, как попугаи, с кричащими буквами во всю обложку. Были здесь не только известные авторы, но присутствовали и такие, о которых Леви и знать ничего не знал. У Аккермана в известном приятном смысле разбегались глаза. Восторженный вздох колебался в грудине или же это было сумасшедшее сердце? — Восхитительно, правда? — сзади раздался хриплый тягучий голос Кирштайна. Леви не стал оборачиваться, лишь кивнул. С затаенным дыханием он медленно обходил каждую горку, останавливался у каждой полки и изучал. — Первоначально эта комната предназначалась для склада инвентаря или вроде того, но при строительстве кто-то крупно облажался и дверь стала выходить не в коридор, а в нашу ванную, — Жан испустил смешок. — Я заселился сюда позже Эрена, к этому времени он уже обнаружил, как он ее называет, «Тайную комнату»*. Говорил, она заперта была, а у него было слишком много свободного времени, — Жан умолк, разглядывая какие-то книги на полу перед собой. — Как он ее пополняет я без малейшего понятия, потому что еще ни разу не видел, чтобы он хоть одну книжку протащил сюда. Ни в рюкзаке, ни в пакете, ни в руках — никак! А новые все появляются и появляются… Кирштайн поднял на руки что-то в желтой обложке. Потом усмехнулся и махнул этой книжкой Леви, словно хотел сказать, вот, пожалуйста, что и следовало ожидать — новая! Леви глядел на все это с благоговейным трепетом, ясно представляя, как Эрен, удрученный своими мыслями и переживаниями, а может, наоборот, преисполненный тихой гармонии, приходил сюда затемно, включал старый светильничек, и неторопливо выбирал историю, в которую хотел провалиться на ближайшее время. Представлял, как он садился на красные пятна тряпок, устраивал подушку за спиной и снова медленно, без единого приказа торопиться, раскрывал книгу в потертой — а может, в картонно-новой — обложке, водил пальцами по строкам, пока не читая, лишь запоминая и чувствуя. На одних накрахмаленных желтоватых страницах буквы выпирали, словно маленькие рыбьи косточки, и едва ощутимо ласкали подушечки пальцев. На других слова полностью сливались с бумагой, не обозначая своего присутствия никак, кроме четко различимого чернильного следа. Такие страницы могли быть идеально гладкими, глянцевыми, может быть, и пахли распечаткой намного ярче, чем прошедшие десятилетия старожилы романы. В этом смешении эпох Эрен сидел задумчивый, немного потрепанный и одинокий. Лишь мягкий громкий шелест в эти моменты соединял его непрочной связью с внешними тревогами и пыльным воздухом. Леви повел носом, невольно пытаясь запомнить запах. На грани тихих ароматов послышалась весенняя песнь вековой сакуры с колкими вплетениями мрачного холодка. В коридорах общежития уже давно были зажжены настенные лампы, их пронзительный кричащий свет первое время жутко раздражал, но человек, мягко говоря, сволочь такая, ко всему привыкает*. Леви шагал в неизвестном направлении, возвращаясь мыслями к Тайной комнате. Образ одиноко читающего Эрена так ярко ожил перед глазами, что Аккерману пришлось насильно заставить себя переключиться на что-то другое. В собственной комнате его снова ждала монотонная бумажная работа, и справиться с усталостью, разом сдавившую шею, не было ни желания, ни сил. Что примечательно, если у Эрена для книг была отведена целая комната, бесплатно доставшаяся ему по случайности — эдакий уголок преткновения — у Леви же в распоряжении была только одна, та же, где он спал и работал. Соседа он не имел, в этом плане ему повезло. И спустя два месяца, когда никто так и не объявил желание жить с угрюмым и мало охотливым до светской жизни Аккерманом, брюнет с чистой совестью избавился от второй кровати и определил на том месте два пузатых книжных шкафа. Мысль о том, что Эрен, вообще-то, еще не объявился, обухом шлепнула Леви по затылку. Поднимать тревогу казалось напрасным, но что делать с параноидальными теориями, скажите на милость? Решение открылось очевидное. — Армин, — просто поприветствовал друга Леви после пары малозначимых гудков. Говорить по телефону было не в пример сложнее, нежели в живую. Хотя во всем есть как плюсы, так и минусы. — Леви. Не ожидал, — Арлерт в этот момент был занят важной миссией по распаковке «псевдонаучного мусора» как выражалась Энни. Юные умы в этом вопросе часто остро подшучивали друг над другом, но лишь веселья ради. — Чисто из любопытства, — начал издалека Аккерман, останавливаясь у окна. Там, снаружи, вечный город покрывался сумерками, как многонедельная тыква покрывается налетом ржавой гнили и лебеды. Словно облако серной отравы, распространялся туман, снедая все сущее. Будет дождь. — Как часто Эрен пропадает? — договорил брюнет, пытаясь взглядом не цепляться за мутные разводы на стекле. Армин приостановил свою деятельность, осев с корточек на пол. Ничего нового он для себя не услышал. Бестолковый Йегер, куда тебя снова понесло? — Стоило только на пару дней оставить его без присмотра… — вымученно пробормотал Арлерт, зажмурив глаза в надежде не рассердиться. — Я не говорил, что он исчез. Я просто спросил, как часто такое происходит. — То есть ты хочешь сказать, если я сейчас ему перезвоню, на звонок ответит не Жан, который снова мне скажет, что не знает, где Эрена черти носят? — Ладно, его нет. Оба ненадолго умолкли. — Да, такое бывает, не сказать, чтобы часто, но… — «Но»? Что «но»? — Леви заволновался. - Два раза подряд — такого не было никогда, — задумчиво ответил Армин. Леви тревожно выдохнул. Стекло помутнело еще больше. На безымянный город обрушились холодные пулевые заряды воды. В небесах сверкнула желтая змея. За ней еще одна. Их хвосты сплелись вместе, завязываясь в тугой узел. Змеи разгневались друг на друга, и каждая попыталась лишить соперницу головы. Вечный город превратился в черное едва различимое марево. — И что... делать? — вполголоса спросил Леви, заворожено следя за змеиной битвой. В прозрачных лунных глазах отражались искры и курчавые всполохи света, и будь здесь Эрен, он бы глядел только в отражение в этих глазах, не интересуясь, что твориться снаружи. Такую откровенность знало лишь небо, что уже однажды застало его за этой проказой. — Ждать. — Звучит пессимистично. — Найти ты его все равно не сможешь. Это получается только у Конни, и то только тогда, когда Эрен сам позволяет себя отыскать, — Армин попробовал продолжить распаковывать остатки вещей. — Вы столько лет знакомы, неужели никто не додумался ничего предпринять? — Мы пытались, — твердо произнес Арлерт, сжимая свободную руку в кулак. — Тем более, не садить же человека на цепь. Это уже извращение, — продолжил блондин более спокойно. — Просто скажи, с ним... все будет в порядке? — Не знаю, — с печалью в голосе произнес Армин. — Никогда не знаю. Это равносильно метанию дротиков в темной комнате. Остается только надеяться, что попадешь. Леви отвечать ничего не стал, лишь крепче сжал в руке телефон. Гроза разбушевалась не на шутку. Змеиные баталии стали редки, но ослепительно ярче. Безымянный город не знал, куда себя деть, и потому стоял неподвижно, вымученно, все же желая, подобно Медному всаднику*, вскочить и убежать, но на место никогда больше не возвращаться. — Я позвоню Конни и попрошу его заглянуть в облюбованные Эреном места, — вновь заговорил Арлерт, только сейчас замечая погодное вечернее сумасшествие. — По крайней мере, он всегда возвращается. Ночью брюнета терзали непонятные сны, то и дело выбрасывая его в реальность. В комнате температура словно взбесилась, одеяло душило в своих медвежьих объятиях, но стоило скинуть его на пару секунд, как собачий холод проникал в каждую незащищенную клетку. В тех снах не было картинок, это Леви еще понимал, но вот звуковое сопровождение оставляло желать лучшего. Все какие-то шорохи, крики, не то карканье, не то какое-то бульканье. Всплеск воды, звяканье железных труб, рвущаяся ткань, шелест еловых игл, треск каминного огня, а после — дыхание. Тяжелое, приглушенное дыхание. Даже не так, один несчастный выдох! Такой измученный и одновременно благоговейный. Он заставил Леви содрогнуться во сне, посеяв в голове неясное предчувствие. Всего лишь выдох, но такой страшный в своей сути. Предсмертный выдох. В эту ночь он не смог проспать более трех часов. На другой день не выспавшийся и изрядно помятый как внутренне, так и внешне Леви в срочном порядке отправился в город. Поездки этой он не планировал, да и не хотел, в общем-то, Эрвин заставил, ему, видите ли, одному скучно. А зачем Смиту понадобилось в город он не сказал толком, только невнятно пробурчал что-то про встречу с рекламным агентом, вроде, для перенятия опыта. То ли тот агент друг его, то ли его семьи, Леви так и не понял. Переспрашивать было откровенно лень. Леви ходил сонный и раздражался по любому поводу. Эрвин не упускал возможности отпустить по этому поводу пару шуточек. Леви злился, но быстро становился равнодушен. Город после грозы насквозь провонял свежестью, от которой резало в носу. Лужицы мирно покоились на тротуарах и дорогах, здания тяжело дышали под весом влажного одеяния. Небо по-прежнему было серо. Ни Аккерман, ни Смит не сочли нужным что-то говорить, в молчании было гораздо больше уюта. Мирная после грозовая идиллия прервалась, когда оба парня, завернув за угол, тут же остановились в немом шоке. Средних размеров торговый центр был наполовину разрушен. Частично пострадали и соседние здания, подъездная к центру дорога также была раскурочена, ошметки асфальта находились даже на противоположной обочине. Балки, служащие основой для крыши — каркас, проще говоря — по какой-то причине одновременно рухнули вниз, сметая на своем пути все, что заблагорассудится. Все это было странно, ведь здание было почти новым, но возможно, это и было причиной — ошибка строителей. — Прошу прощения, не знаете, что здесь произошло? — Эрвин времени даром не терял, выхватив из глазеющей толпы зевак пожилую даму. — А как же не знать, знаю, вчера это произошло, поздно вечером. Гроза разбушевалась, будь она неладна, и молния в самую верхушку ка-ак вдарит! — старушка оказалась весьма харизматичной, каждое свое слово она сопровождала активной жестикуляцией. — Вот крыша и не выдержала. Нынче не могут построить ничего хорошего! Только и жди, что такого вот несчастья! Ах, господи, сколько людей погибло… Леви воспринимал слова через какую-то неровную призму, то и дело переводя взгляд на разваленное здание. Территория была оцеплена, люди из службы спасения в десятый раз прочесывали обвалы, ища выживших или… Смит решил, что задерживаться в этом месте не стоит, и незаметно утянул брюнета дальше. Леви безвольной куклой поплелся за ведущим. У обоих на периферии промелькнул облик одного проклятого мальчика. Был ли он здесь замешан? А был ли он здесь..? Леви не находил себе места. Стоило им вернуться в общежитие, как Аккерман, даже не пытаясь сдерживаться, понесся к комнате Эрена и Жана. Чуть не пролетев по инерции мимо, Леви замешкался и сразу же принялся барабанить в дверь. Голова попробовала втолковать хозяину, что следует немного остыть. Хозяин бы и рад послушаться, да сердце, глупое, продолжало ныть и трепыхаться. Аккерман не мог унять резко возросшие чувства, как неопытный мальчишка, следуя у них на поводу. Как брюнет и опасался, ему снова открыл не Эрен. — О, Леви, ты чего-то зачастил, — Кирштайна грубо оттеснили в сторону. Леви залетел в комнату, нервно проверяя обстановку. Все еще нет. Его нигде нет. Почему голова продолжает разрываться на части? Какого Дьявола он где-то пропадает? И какого черта Леви переживает настолько сильно, что от отчаяния хочется выть? Возможно ли привязаться к кому-то за столь короткий срок, и привязаться так крепко, что дышать в одиночестве становится больно? Что душа рвется и крутится волчком, все требуя, требуя, требуя… — Эрен так и не появился, — Жан выглядел измученным, но спокойным. Равнодушие стало проскальзывать в голосе и взгляде. Леви закусил изнутри щеку. Он не может спасать двоих сразу. Почему бы кому-то, как в фильме, не объявиться прямо сейчас и не помочь каждому, кто нуждается в этом? — А что..? — И вот какая интересная штука, — прервал Аккермана Жан, безучастно чему-то усмехнувшийся, хотя веселья он явно не испытывал. Скорее горькую правду смаковал на вкус, — заходила Ханджи, что весьма мило с ее стороны, проведать, как и десяток других людей, которых и видеть, в общем-то, не хотелось. Она невзначай рассказала, что пару дней назад Криста, Имир и Эрен навестили ее, причем двое последних выглядели весьма потрепанными. У них что-то там приключилось, вроде бы, Имир куда-то упала, и когда Йегер полез ее доставать, обжог руку. Ожог этот ей показался странным, она все не переставала болтать о степенях поврежденности и что это не похоже ни на одну из них… В общем, к чему это я, — Жан посмотрел на Леви глазами, полными слез и обиды, детской обиды на несправедливость в мире, — все всегда сводится к Эрену. Нет, я не жалуюсь, не подумай, просто... Марко умер. А мы так и продолжаем носиться с этим эгоистом, точно он пуп Земли. Будто больше ни о чем говорить нельзя!.. — Люди умирают, Жан, с этим ничего не поделаешь, — Леви опередил дальнейшие реплики, произнесенные в пучине нескрываемого и не проходящего горя, — но разговорами никого не воскресишь, слезами не заставишь их вернуться, а Эрену мы еще можем помочь, потому что он жив. Пока жив, — от собственных слов похолодело в желудке. Правда все равно плавает на самой поверхности, как от нее не беги и не прячься. Йегер жив, но жив пока что. А это разительно отличается от просто «жив». Жан смолк, не зная, что нужно ответить. Человек, мучаясь от горя, не хочет понимать, принимать, что у других оно тоже есть. Как ни крути, но мы все — законченные эгоисты. Не только Эрен, Жан, не только он — ясно говорил металлический взгляд. Кирштайн с ответом так и не нашелся. Два последующих дня прошли в туманной тревоге. Спрингер молчал. Армин тоже. Йегер все еще не думал появляться. Леви понемногу начал сходить с ума. — Наверное, ты и впрямь его любишь. — Что? Леви тихо брошенной Зое фразы не расслышал, едва не засыпая над неоконченным рефератом. Девушка повторять не стала, сделав вид, что безумно увлечена Байроном. Жан стал выходить из «логова», более-менее вливаясь обратно в жизнь. Они столкнулись как-то в коридоре между парами. Ничего не произнеся вслух, они сказали друг другу намного больше обычными кивками. Леви плыл между людей и взглядов, сдавал необходимые работы, ответственно посещал пары, по возможности спал и пытался есть. И чувствовал, как в душе разнятся части, потому что одной не хватает. А на пятый день к нему постучался Армин. Эрен позвонил ему из Вермонта. 4. — Так какого черта он забыл в Вермонте? — недовольно проворчала Имир. Путешествие до Вермонта занимало без малого шесть часов, поэтому откладывать его на потом было нельзя. Йегер каким-то образом оказался в чужом городе, без денег и документов, а в свете последних событий — и без телефона. Возникло одно «но» — ни у Армина, ни у Леви прав не было, по разным причинам, но действительности это не меняло. Другое «но» — как и прав, у них не имелось машины. Такси брать даже на двоих было дороговато, нечего и говорить об обратной поездке. Рейсовый автобус добирался бы более шести часов уж точно, Эрен к этому времени, скорее всего, загнулся бы от голода. Даже если ему и не привыкать. И тут Леви в голову пришла фантастическая идея. Имир. — Но почему именно Имир? — раз в пятый спросил Арлерт, пока они вдвоем искали девушку. — Потом объясню, — каждый раз отвечал брюнет, нетерпеливо заглядывая в аудитории. Наконец хромающая лань обнаружилась в направлении левого крыла. — Привет. Нужна твоя помощь, — с левого боку пристроился Арлерт, тяжело дыша. Спорт никогда не был его сильной стороной. — Армин? Что… — Подбросишь до Вермонта, туда и обратно? — справа возник Леви, целенаправленно глядящий вперед. Шатенка опешила, непонимающе переводя взгляд с одного на другого. — Вермонт? Зачем вам туда? — отмерла девушка, замедляясь. Нога так и не переставала ныть. — Там Эрен. Застрял, — ответил Армин, нелепо улыбнувшись. Имир не знала, смеяться ей или плакать, поэтому просто усмехнулась. — Даже знать не хочу, как его туда занесло, — шатенка вовсе встала на месте. Парни остановились напротив. — Но кто сказал, что я соглашусь? До города сколько, пять-шесть часов? И какая мне от этого польза? — Услуга за услугу, так сказать, — подал голос Леви, удовлетворенно наблюдая за крупицами понимания, промелькнувшими на лице знакомой. Многозначительный взгляд на поврежденную ногу, и Имир не удерживает стона отчаяния. — Как быстро разносятся слухи. Аккерман выдал кривую усмешку. Армин остался единственным, кто так и не понял, в чем было дело. И теперь, уже в дороге, недовольная своей судьбой, Имир решила хотя бы не молчать об этом. — Не знаю, спросить не успел, — отвлеченно проговорил Арлерт, вытаскивая из рюкзака ноутбук. Тоном, выдержав соответствующую сдержанность и резкость, парень пресек дальнейшие расспросы. Далее ехали в звенящей тишине. Аккерман в одиночестве сидел на заднем сидении, полностью откинувшись на спинку. За окном заливались красками поля. Кисло-золотые травы соседствовали с капустно зелеными молодыми побегами. Группки деревьев, как античные колонны в храмах, посвященных Олимпийцам, неподвижно стояли на месте, величественно взирая на проходящую мимо жизнь. К ним в немом восхищении тянулись колючие, мало привлекательные кусты и кустарнички, раскидывая ветки-руки куда попало. Небольшие и редкие ямы, до краев заполненные живительной дождевой водой, проскакивали то тут то там. Где-то цвели целые лужайки васильков, что ярким синим пятном оседали на сухом соломенном пейзаже. Мимоходом тянулись ленивые птицы, изредка выкольцовывая трюки на потеху сородичам. Воздух, наверняка, был до зноя горяч, и одновременно с этим с проблескивающей влажностью наполнял все дышащее и существующее на множество миль вперед. Леви глядел на все это, не задерживаясь на чем-то конкретном. В голове ни одной стоящей мысли. Тело охватила тишина и покой, которых так не доставало в последние дни. Напряжение расслабило свои узлы на шее, дав возможность немного вдохнуть. Брюнета разморило на сон, и сопротивлялся он пару секунд просто ради приличия. Дрема нежно, с прохладой от легких прикосновений усыпила бдительность, отдавая предпочтение полной расслабленности. Леви погрузился в блаженное состояние между явью и сном и поселился в нем как раз на том моменте, где тело и сознание только-только дали слабину и не проступило еще в глазах колких песчаных крошек, от которых неминуемо следует пробуждение. Он медленно растворился. Но слух все так же продолжал безустанно работать, принимая слова как фоновую данность и не придавая им особого значения. Имир нисколько не угнетала тишина. Может, она себе врала на этот счет, а может, мысли так сильно завладели ею, что было ни до пустых разговоров, ни до музыкальных радио волн. Ежеминутно перед глазами вставал детский список. В этом списке не было записей шестилетней девочки о любимых куклах или развлечениях, как не было и маленьких зарисовочек на краях листа, где обыкновенно существуют кружочки, цветы, треугольники, сердечки и прочая мишура, как ода скуке. Этот список не был перечислением предпочитаемых сладостей и также это не было обязательными, которые непременно должны были исполниться, пунктами по поводу взрослой жизни, где в детских мечтах у нас уже давно есть все необходимое и нет нужды сильно заморачиваться о тонкостях приобретения этого «все необходимое». Список шестилетней Имир был перечислением, это верно. В нем, можно даже сказать, и вправду была пара заметок, что предназначались Имир из «будущего». У списка этого не было начала, лишь отрывочная середина и простой итог. Имир ненавидела этот список, но при всем при этом она была тем человеком, что его составил, свернул в три погибели и отложил в кармане, где бумага больно впивалась уголком в нежную кожу ребенка через ткань шорт. Список кочевал из одного кармана в другой, пару раз подвергался пытке водой и землей и все равно оставался с творцом. Как злая, прескверная насмешка, он смотрел на девочку с поверхности стола по вечерам, терроризировал сновидения, играл на нервах и служил самым ярким напоминанием. Никто не живет вечно. Никто не живет долго, вот в чем штука. Так бы девушка и продолжала воскрешать неутешительные картинки из детства, а после и юношества, если бы Армин рядом не фыркнул, не пробурчал что-то оскорбительное и тихое в чей-то адрес и не стукнул жестко по клавишам. — Тише, громила, разбудишь спящего чистоплюя, — сдержанно процедила девушка, выворачивая руль влево. Арлерт вначале отвлекся на нее, а уж после в зеркале заднего вида разглядел спокойное бледноватое лицо Аккермана. — Извини. Прозвучали эти слова крайне неуместно, но никто из них не решился озвучить вслух. — Чем ты вообще занят? — Имир слегка повернула голову к другу. Армин молча неопределенно повел плечами. Ни ответа, ни привета. Девушка самостоятельно решила узнать, нагло оттиснув блондина в сторону от экрана ноутбука. Парень испугался не за «тайну» своего занятия, а скорее за сохранность их жизней при таком беспечном и безответственном водителе. «… люди верили, что тень не только живет своей жизнью, но и может воздействовать на жизнь человека. Если у человека ранее была, но потом вдруг пропала тень, значит, он скоро умрет. А если тени у кого-то никогда не было, значит, он либо вампир, либо приспешник дьявола. Ведь темные силы — враги света, поэтому теней не имеют…»* — Что за чертовщину ты читаешь? — произнесла с явной нервозностью в голосе Имир. Как не пыталась шатенка скрыть волнение, в мозгу отчаянно пульсировало от прочитанного. Эрен без тени, как живой, вдруг приветливо помахал ей с обочины дороги, улыбаясь холодно, со смертельной пустотой в движении тела. Ей ведь только начало казаться, что все позабыто и стерто из воспоминаний, как глупый детский кошмар. Но оба они вернулись. — Да так... для одного проекта… реферата.. ? В общем, надо мне, — Армин слишком яро не пытался скрыть правду. Понадеялся на случай. — Проекта? Какого же, позволь узнать? — Имир не дала Арлерту и рта раскрыть. — Ты ведь просто гребаный инженер-механик с всего лишь, блять, сложным проектировочным уклоном! В сердце закралось волнение, которое мешало трезво анализировать произнесенное. Имир чересчур быстро оказалась на взводе, взвинчиваясь, как винтик в колесе. — Это не мешает мне познавать культуру! — в тон девушке ответил Арлерт, нахмурив брови. Пару секунд они молчали, глядя кто куда: Имир на дорогу, Армин на нее. — Это же не связано с… — шатенка подавила желание закатить глаза и зажевать собственные губы, — сам знаешь кем? — Боже, с Волан де Мортом, что ли? — Армин. Глаза, как два только отлитых камня из яшмы, сверкали с необычайной для девушки серьезностью. Армин не умел читать по глазам, но сейчас он отчетливо различал все серо-радужные оттенки страха в прищуре и немигающей твердости карих глаз. В шутку перевести не удалось, а ведь у того же Эрена это часто выходит с эффектным блеском. — Если и так, то что? — блондину вдруг подумалось, что своими притираниями они могли потревожить Леви. Ненадолго задержавшись на отражении в зеркале, парень удостоверился, что тот по-прежнему спит. — Кое-что произошло... вернее, я до сих пор не знаю, не обмануло ли меня зрение... хотя Йегер тоже видел, но я не… — Ты про случай с канализацией? — Ты то откуда знаешь? — Энни рассказала. А ей Криста, — Армин скрыл усмешку за пальцами, делая вид, что почесывает кончик носа. — Эрен действительно тащил тебя на спине? — Суть не в этом, — зло прошипела Имир, тем не менее отпустив половину тревожных мыслей, съедавших ее нервы. — Я не говорила Кристе, это осталось между мной и Йегером… — И что же это? — Армин почуял в себе любопытство, граничащее с желанием, чтобы ему ни о чем не рассказывали. — Это... блять, как же правильно? — Имир сжала рулевое колесо до посинения кожи на пальцах. — Мне показалось, что у него исчезла тень. Понимаешь? Просто растворилась. Не было ее, моя была, его — нет! И ведь ладно, если бы я видела это одна, но Эрен тоже… — в этот момент шатенка повернула голову к Арлерту, замечая, как резко побелело его лицо и заблестели глаза. — Он смотрел так, словно случилось самое страшное, что только могло произойти. И это не было похоже на розыгрыш. Ему было страшно, по-настоящему страшно. И вновь молчание. На этот раз иное, не неловкое и не отчужденное. Молчание, навевающее отчаяние. Безысходность. Эти люди поверили. Как бы безумно не было происходящее, они верили и они боялись. Боялись за себя, за него, за всех вокруг. Множество вопросов усложнились в содержании, на несколько было дано пара ответов, от которых стало невыносимо горько, точно от резкого краснощекого перца. Армин подумал, что раз дело поворачивается таким боком, значит действительно творится что-то ужасное. Имир может узнать больше. И Арлерт ей рассказал. Все, что знал сам, все, что сказала ему Микаса, все, что так неудачно пытался скрыть сам Эрен. Шатенка слушала, не перебивая и не меняясь в лице, так что ход ее мыслей остался для блондина загадкой. Был у него и еще один слушатель, но тот и так все это уже знал. Больше его заинтересовал рассказ Имир, поэтому поводов подумать у него стало больше. 5. В Монтпилиере* они оказались ближе к семи часам вечера. Тут же встала немаловажная проблема: как искать Йегера-путешественника? * Город на первый взгляд мало чем выделялся, не считая странной сухости в фасадах зданий и безжизненности дорог, ведущих в разных направлениях. — Это несерьезно. Мы правда не можем с ним связаться? — Имир припарковалась у какого-то продуктового магазина. Парни тут же выбрались наружу. — Если бы. Телефона с ним нет, а наша беседа длилась не более пары минут, где он только и успел, что сказать «Вермонт», — Армин потянулся и осмотрелся по сторонам. Повсюду распространялась приятная тень от укатывающегося за горизонт солнца. Людей тем не менее не становилось меньше. — И как его искать? Не бегать же по всему городу с… Куда это он? — Имир удивленно глядела вслед быстро удаляющемуся Аккерману. Брюнет целенаправленно куда-то шел, словно знал, куда ему нужно. Непринужденность так и сквозила. Армин и Имир переглянулись, после чего поспешили догнать друга. — Я жил здесь раньше, — как бы между делом сказал Леви, оглядывая знакомые сердцу улицы. — Вот это... информация, — Арлерт потрясенно распахнул глаза. — А раньше сказать? — Да какая уже разница? Важнее то, куда мы идем. Куда, Леви? — К городскому Капитолию, — ответил Аккерман, останавливаясь у светофора. Машины не спеша ползли вперед и назад, не утруждая себя лишней суетой. Вермонт был штатом с особенным ритмом жизни, мягким, плавным, без скорости и бешеной погони за счастьем. Зачем за ним гнаться, если вот оно? — Но почему именно туда? — Имир не могла заставить себя перестать любоваться здешней обстановкой. Что-то здесь ее привлекало. Может быть, это невысокие здания с мило убранным «передником», может, атмосфера тепла или обилие зеленых деревьев. Природу ценили здесь на уровне первобытных племен: относились к ней с уважением и заботой. — Без средств связи и денег не думаю, что он стал бы пробить попусту. Зная, что тебя станут искать, куда ты пойдешь вероятнее всего? — вопрос, конечно же, риторический, но Леви же должен был занять себя чем-нибудь. — В участок? * — предположил Армин, провожая взглядом странную девочку лет пяти. Малышка пристально глядела на него своими черными, сияющими как звезды глазами, да так смотрела — исподлобья, еще и хмуро — что Армин почувствовал, как внутренности свернулись в аккуратный узелок. — На самое видное место, — Леви одарил парня снисходительным взглядом, продолжая идти вперед. — Мы в Монтпилиере, сердце Вермонта, городской Капитолий здесь единственное яркое место. — Ну, а если его там все же нет? — спросила Имир, стараясь скрыть отрывистое дыхание. Грудь не вовремя защемило. — Значит, он где-то еще, — просто ответил Аккерман, ведя своих спутников через петляющие улочки. Минут через пятнадцать они оказались на месте. Белое здания Капитолия величественно возвышалось над мясистыми верхушками культурно посаженных деревьев. Купол с золотым отливом не играл красками, а лишь притягивал вечернюю романтику заката, наполняя пластины умирающим светом. К самому Капитолию они не успели подойти, и так было понятно, что Эрена там нет. Территорию зачем-то огородили, не пропуская никого внутрь. Леви озадаченно остановился и цыкнул. — Куда теперь, умник? Имир осталась безнаказанной за фривольность, троицу отвлек шум из кафе в начале улицы. Оно было маленькое и незаметное, Леви не помнил, чтобы оно было там в его детстве, но право слово, он не бывал здесь с шести лет! По мере приближения все трое ощутили острейшую потребность уйти куда-нибудь, да поживей. Проходящие мимо люди останавливались и, перешептываясь, показывали в сторону стены из стекла, где красноречиво между посетителей и столиков Эрен удирал от гнева шеф повара. Йегер не переставал что-то говорить, видимо, замаливая вспыльчивую душу шефа, но тот был непреклонен, и вот в шатена полетел стул. Дверь заведения наконец-то открылась. Эрен вылетел, как тарелка Фрисби, на улицу, по инерции пробежав еще пару метров. Шеф повар не стал догонять его, лишь остановился на входе, выкрикнул пару «лестных» нецензурных комплиментов и скрылся внутри. — Больно нужен мне ваш бифштекс! Это даже не мясо, а обычный кусок толстой бечевки, намотанной на сухой картон! И если вы думаете, что мне жаль, так вот — мне не жаль! Ты... бабушкин любовник! И знаешь что? Да даже она тебе изменяет, потому что готовишь ты, как Том Холланд сыграл третьего Человека-Паука — лицом, может, и вышел, но тебе никогда не заменить Тоби Макгуайра! А Эндрю Гарфилд это отдельная история, но ты и в нее не попадаешь! За время всей йегеровской тирады трио «спасателей» подумывало развернуться и убраться из этого города восвояси раз десять, не меньше. — Может, притворимся, что не его ищем? — Поздно, он нас заметил. Эрен, уже успокоившийся и нахохлившийся, с веселым видом направился к друзьям. Напустив обыкновенное шутовство, парень достал из кармана маленькую белую бутылочку и спросил: — Хотите кленовый сироп? * Он здесь просто объеденье. Какой. Кошмар. 6. Возвращаться сразу домой было самоубийством для водителя Имир, которая не просто устала от нудной поездки, но и изнывала от старого недуга, внезапно взыгравшего с новой силой в последнее время. Любые силы были на исходе, мозги связались в Гордиев узел и разукрасили сознание разноцветными шерстяными нитками. Еще пара неосторожных шагов и грудная клетка раскрошится в меловой порошок — этого хотелось меньше всего. Денег, учитывая, что у Эрена их не было вовсе, оказалось немного, но достаточно, чтобы заночевать в дешевом мотеле. Проблема была в том, что хватило их буквально на один номер с двумя кроватями, и на еще один вовсе с одной. Кому-то предстояло ночевать в машине. — Ну, мальчики, добрых снов, — Имир захлопнула дверь у парней перед носами. Оставался еще один номер и всего две кровати. — Ладно. Так как все это произошло по моей вине, я готов принять наказание, — произнес Эрен, ловко выхватывая из рук Арлерта ключи. Блондин и возразить ничего не успел. Леви проводил фигуру шатена до машины и прищурился. Возможно, придется отложить разговоры на неопределенное время. — Кажется, он не хочет оставаться с тобой наедине, — вдруг сказал Армин довольно будничным тоном. Аккерман покосился на него. — А может, с тобой? И ушел в номер. Арлерт еще секунду стоял на месте, пока ноющие кости не завопили вновь. Мысль о мягкой, пусть и не первой свежести кровати пронеслась блаженной волной по сознанию. Но вместе с этим на блондина снизошло страшное откровение. Немедленно заглянув внутрь номера, Армин чуть не завыл в голос. Леви стоял у круглого столика с шатающимися ножками, и брезгливо смотрел на остатки пыли на своем пальце, до этого проведя им по поверхности. Титановые глаза тяжело посмотрели на Арлерта, ясно давая понять — пока номер не будет скрипеть от чистоты, они не лягут. — Эрен, зараза, так ты знал, — прошептал Армин, оборачиваясь к машине. Йегер терпеливо ждал, когда друг наконец обратит на него внимание. Блондин состроил скорбный вид, посылая умоляющие взоры шатену. Эрен, явно наслаждаясь ситуацией, широко улыбнулся, поднял руку на уровень лица и помахал ему кончиками пальцев. После парень с горем пополам устроился внутри салона, надеясь подремать хотя бы час. — Армин, не стой столбом и иди сюда, — глухо позвал Аккерман. От внезапного колебания воздуха блондин вздрогнул и, чуть не плача, закрыл за собой дверь номера. Из всех четверых этой ночью, пожалуй, было хорошо лишь одному. Пока Арлерт надраивал пол рядом с одной из кроватей, — и либо это красное вино, либо Армин предпочитал все-таки, чтобы было красное вино — а Леви отскабливал присохшие к стеклу на окне кусочки пиццы с ананасами, Имир через три стены, в прямом смысле слова, скукожилась до невозможно маленьких размеров, отмахнувшись от одеяла и зажав руками рот. В сердце клокотала боль, порываясь выбраться наружу. Имир постаралась не думать о ней, пробовала отвлечься, но все тщетно. Гниющая мышца судорожно делала последние, возможно, вдохи жизни. На смугловатом лице отразился неоновый свет от уличной вывески. Снаружи раздался гром. То ли слезы, то ли двойственные тени градов капель прошлись по молодому лицу, делая его черты взрослее, грубее и слабее. Эрен на заднем сидении, заложив под голову руки, наблюдал за буйством стихии, размышляя о прожитом дне. Шквал водяных стрел пронзал воздух, остриями врезаясь в землю. В попытке пробить железное покрытие машины, дождь с боевым криком бросался вниз, разбиваясь на мириады точечных осколков, а затем еще и еще… Молнии озаряли небо, на этот раз извиваясь в диком карнавальном танце. Кружевные юбки танцовщиц взмывали вверх, оголяя стройные ножки испанских дев, кокетливо призывающих присоединиться. Гибкие осиные талии выгибались навстречу музыкальному ритму, полностью покоряясь ему. Руки, точно молодые виноградные лозы, плавно и грациозно очерчивали линии тела, то устремляясь ввысь, то припадая к земле. Танцовщицы прыгали и вертелись, смеялись и заманивали, вкладывая в каждое движение не просто страсть — любовь! У испанских танцовщиц, танец любви — самое прекрасное и дивное в мире искусство. … они шли к машине в полном молчании, хотя поводов заговорить у каждого было много. Леви и Имир двигались чуть впереди, и никто из них ни разу не обернулся к позади идущим. Эрен усиленно делал вид, что все чудесно, и даже его провал в памяти всего лишь легкое недоразумение, которое скоро прояснится. — Ты точно не помнишь, как попал сюда? — еще раз спросил Армин, недовольный таким поворотом событий. Йегер отрицательно помотал головой. — И не помнишь, что происходило последние четыре дня? — тот же ответ. — Дьявол. нет, думаю, это кто похуже. Эрен посмотрел вниз. Тень следовала точно за хозяином, не выдавая себя ничем. Однако, шатен и так знал, что она из себя представляет. Вернее, смутно догадывался, в общем-то, но представление, хоть и приближенное, все-таки имел. Смерть. А вот что это такое уже нужно разбираться. Если говорить о Смерти, можно задать миллиард и один вопрос, и ни на один из них не получить ответа. В Смерти ведь главное не результат, а процесс. Она лишь задает нужный темп, а потом отходит и наблюдает издалека до самого «победного» конца. Никого не волнует кончина, всех интересует «отчего?», «как долго?» и «почему именно он\она»? Нас ведь не волнует смерть как итог, нас она занимает с метафизической точки зрения. Умирая на протяжении целой жизни, дыхание Смерти ощущаешь лишь через какой-то момент. Почему же так происходит? Мы не задумываемся, как умирает Смерть, мы жаждем узнать, как она живет. Романтичная, готическая, черная, неизбежная, начало нового — конец старого, темная попутчица, проклятие, дар — как много определений, и нельзя с уверенностью сказать, что ни одно из них не подходит. Смерть не бывает ни новой, ни старой, она просто есть, вне пространства и времени, вне бытия. Что же мы можем с ней сделать? Бороться с ней бессмысленно, умасливать тоже. Остается... примириться? никогда. Так что же ты, ее величество..? …Дождь все лил и лил, вдруг затянув слишком унылую для этой ночи песню. Блудный сын, вернись домой! Только здесь найдешь покой. Очень долог был твой путь, Время отдохнуть. И время потянулось медленно, точно растягивая, оттягивая мгновения до чего-то важного. Событие наподобие Страшного суда. И как много еще судов ему придется пережить, чтобы дойти до собственного? Я искал ответы, грезил свободой В свете призрачном звезды путеводной. Покорить пытался небо, Но прервал полет. В паутине лжи запутались крылья, Тьма ночная все дороги укрыла. Но сквозь сон я слышу голос, Он меня зовет: Блудный сын, вернись домой! Только здесь найдешь покой. Очень долог был твой путь, Время отдохнуть. Покой ему только грезится. Кто знает, пустят ли его за райские врата с такой ношей. Нельзя ли ему просто раствориться в дожде, вместе с ним уйти под землю и возродиться вновь, чтобы потом, познав свободу облаков, вернуться вниз, домой, и навечно уснуть. Я и сам был только тенью под маской. Жить в тени легко и так безопасно, Но не спасет меня от бури Замок из песка. Я потерян, как корабль к океане, Спрятан к правде путь во мгле и тумане, Меня несли ветра удачи, И голос снова слышу я: Блудный сын, вернись домой! Только здесь найдешь покой. Очень долог был твой путь, Время отдохнуть. НЕТ! Дождь попытался его обмануть, представив беззаботную жизнь в тени. Не бывает она таковой, даже у обычных людей, что не становятся соучастниками в чужой гибели. Тень никогда не была эквивалентом безопасности. Это страх, отчаяние, унижение и боль — не добродетель! НЕТ! (Возвращайся) Лишь помнить должен ты всегда: (Возвращайся) С великолепием ничто не сравнится. Жизнь твоя пустой не будет никогда, Не скоро раем сможешь насладиться. Блудный сын, вернись домой! Только здесь найдешь покой. Очень долог был твой путь, Время отдохнуть. Будет ли он когда-нибудь дома? В месте, что назовет домом? Где не будет опасности и страха. Может ему и далеко до рая, но в ад он точно не собирается. Эрен заснул с легкой улыбкой на губах. В конце концов, Леви ведь за ним приехал, хотя Эрен и не просил. Он приехал. А что еще нужно для..?