Виктор на льду

Барселона была красива своими старинными, но всё ещё притягательно-загадочными зданиями и достопримечательностями. Чем-то она напоминала Рим. Конечно, этот город не обошли современные архитектурные строения, но «изюминкой» города являлись его старые дома, которые дышали своей загадочной историей. Мы с Яковом прибыли сюда за три дня до соревнований, и, как бы Фельцман не ворчал, я не мог не пройтись по городу-истории. Самым понравившимся местом был Старый Город — Готический квартал и, в частности, Собор Святого Креста и Святой Евлалии. Большой Собор, похожий на дворец, хоть и выглядел старым, но свой величественности и красоты со временем не потерял. Высокое строение и внутри было таким же, и, входя в здание, я чувствовал себя в другом времени. К сожалению пройтись по всему городу не было времени, но даже тот минимум, что я увидел, оставил во мне неизгладимое впечатление. Мы с Яковом остановились в международном отеле недалеко от Ледового Дворца с замысловатым названием, предоставленным для таких же фигуристов других стран, как мы. За оставшиеся до соревнований дни я познакомился с другими юниорами на ломанном английским, которые прибыли пораньше так же, как и мы, чтобы подготовится и чуть привыкнуть к климату/городу/катку. В день соревнований я встал пораньше из-за переполняющих меня волнения и предвкушения. Разбудив Якова и от него же получив порцию крика и пинка, мы с всё ещё недовольным ранней побудкой Фельцманом пошли в каток — ещё раз отрепетировать номера. Ближе к вечеру нам с другими юниорами — их, кстати, к сегодняшнему дню прибавилось, и на катке было тесновато из-за этого — пришлось покинуть лёд, чтобы организаторы подготовили его. Мои вещи для выступлений уже были перенесены в раздевалку, а дальше мне пришлось ждать и скрашивать время с товарищами до восьми вечера — до начало первой части Гран-При среди юниоров. Кроме меня из России были ещё два участника: русоволосого юношу плотного телосложения с по-детски мягкими чертами лица и неуверенной улыбкой звали Андрей Грязьев — он, кстати, тоже из Питера, но учится в оплачиваемой спортивной школе, а не в обычной, как я — а уверенного темноволосого парня с вытянутыми чертами лица — Станислав Тимченко. Он из Москвы. И это именно он перепутал меня с девчонкой, сперва спросив, что я тут делаю. Гран-При начался, и мы начали пристально наблюдать за соперниками, но по большей части я скучал, поскольку участников было много, а мой номер был почти в самом конце. Из нас троих с короткой программой первым вышел Андрей. Мы подбодрили его, но, смотря на его выступление, я понял, что вряд ли это помогло, потому что из-за волнения он почти слил номер, из-за чего, расстроившись, убежал. За ним погнался его тренер. Мы же не стали двигаться. После минут тридцать тягостного молчания вызвали Тимченко — по нему было видно, что он сильно нервничает. Хоть он сперва показался мне говнюком, но я не мог подбодрить его хоть как-то: — Удачи! — Пф, Никифоров, удача нужнее тебе, чем мне! Я выиграю золотую в юниорском в этом году, ты только смотри и не пропусти! — самоуверенно вздёрнув, нос проговорил Стас, но, судя по его глазам, его бравада была наигранной. — Мы ещё посмотрим, кто победит! Спорим на мороженное, что я! — протягивая руку, с вызовом посмотрел я ему глаза. — Готовь мороженное, Никифоров! — насмешливо и уверенно проговорил он и быстро свалил на каток. Ох уж этот… В общем-то, ребенок… Ну, хоть подбодрил. И, да, свой номер откатал он хоть и с некоторыми ошибками в прыжках, но отлично, за что был награжден высокими баллами. И раздулся от гордости, аки павлин. Юношей-фигуристов мелькало передо мной много, но запомнил я только треть, и то, из-за хорошо откатанной программы. Чужие лица были то радостно-счастливыми, то грустными. Те, кто плакал, расстроившись, проскакивали передо мной цветными пятнами. Моё время приближалось. Из-за переживаний я начал чувствовать тошноту и головокружение. Почему-то я не замечал раньше, что людей здесь слишком много, а свет слишком яркий, что аж выжигает глаза. Распознал в себе поднимающиеся истерику и попытался подавить её с помощью дыхательного упражнения. К сожалению, это мало помогало. -…тор, Виктор! Витя! — кажется, я сильно отвлекся, из-за чего я вынырнул из своеобразной медитации только через минуту после того, как тренер начал меня звать. Глупо хлопая глазами и смотря на взволнованное лицо тренера, что было очень редким явлением, я начал постепенно успокаиваться из-за близости такого, оказывается, родного человека, который сейчас был рядом, здесь, в незнакомой стране, среди незнакомых людей. И именно сейчас я осознал, почему Яков не хотел, чтобы я участвовать в этом году — я уже сейчас готов был трусливо, поджав хвост, убежать от уже пугающего выступления и уже не дружелюбной, а будто давящей толпы. — Витя, с тобой всё в порядке? — смотря в обеспокоенно-теплые глаза Якова, я впервые в этой жизни хотел расплакаться, как девчонка, которой, вообще-то, я всё-таки являюсь, хоть и частично. А потому мне хотелось прижаться к теплому боку тренера и вздыхать резкие мужские духи явно советского производства, чувствуя себя в безопасности, укрытым от всего не радужного мира, но… — Всё в порядке, Яков, — попытался я натянуть улыбку и вряд ли это у меня хорошо получилось. — Уже наш номер? Идем тогда! — поспешил я перевести внимание тренера, но, судя по взгляду Фельцмана, тоже безуспешно. Он молчал, когда мы спускались к катку, молчал, когда я сбросил куртку и поежился из-за удвоившего чувства беспомощности, хоть и был одет тонкий костюм из сине-белого покроя с блестками, который сшила мама, и это осознание хоть как-то грело озябшее тело. Молчал, когда я из-за холода ли дрожащими руками передавал ему защиты и, скользнув на лёд, повернулся к тренеру, опираясь на борт и почему-то склонив голову, не смотря на него, как будто я в чём-то провинившееся перед родителем дитя. — Витя… -с мягко-серьёзными интонациями начал он. Никогда я не слышал еще такой интонации в голосе тренера и поднял наконец взгляд на тренера и посмотрел в его глаза. Что он увидел в моих глазах, я не знаю, но он только вздохнул и просто, без слов, прижал меня к себе. Возможно, он прочитал в моих глазах то, что я сейчас так отчаянно желал, и этому я был очень рад, потому что на миг мне показалось, что мы сейчас в Питере. На родном катке. Где-то неподалеку под строгие нотации Барановской скользят по льду Вася, Настя и Гоша, а под моими коньками чувствуется уже родной лёд полюбившийся мне за столько лет и любивший в ответ меня. На миг я почувствовал себя Дома Всего ничтожный миг, который открыл второе дыхание, по ощущением создал вокруг меня защитную оболочку из родного и такого далекого льда, который оберегал меня от жадных, сканирующих и равнодушных взглядов, возвратил тепло и уверенность в груди, и я… Я чувствовал, что я могу… Что я смогу… — Спасибо, Яков, — шёпотом произнесённые слова выразили все мои искренние чувства, что я передал родному тренеру взглядом. — Вперед, Виктор, только вперед, — улыбнулся он напоследок, развернув меня вперед. Да… вперед и только вперед. Не останавливаясь!