Полуночное радио

Куинн обязана счастьем всей жизни вредному и вообще несносному Себастиану Смайту – эта мысль не очень хорошо уживается в ее голове. Но именно Смайт притащил ее на бродвейскую постановку, когда она приехала навестить его в Нью-Йорке. Сам Смайт втюрился по уши в какого-то парня из труппы (у которого, как рассказал Куинн всемогущий интернет, вообще-то был бойфренд-соулмейт, но Смайт с садистким удовольствием продолжал ходить время от времени на его представления). Куинн с Себастианом, чуть не опоздав, заняли свои места в зале. – Вот это тут народу, – хмыкает Куинн, с интересом разглядывая бродвейскую публику. – Это шоу – хит, – пожимает плечами Себастиан, – конечно, тут людей битком. У них хорошие билеты, Куинн прекрасно видно сцену. И когда главная героиня выходит из-за кулис, Фабрей, закусив губу, чтобы не вскрикнуть, со всей силы хватает Себастиана за руку. – Что? – недовольно шепчет Смайт, а затем, заметив выражение лица подруги, обспекоенно дотрагивается до ее плеча, – Кью, у тебя все нормально? Нет, у нее не все нормально. Это куда больше, чем нормально. Сцена, которая до начала мюзикла была набором черно-белых оттенков, теперь наполнена яркими красками. А это может означать лишь одно – на сцене поет родственная душа Куинн. – Как зовут исполнительницу главной роли? – шепчет Куинн Смайту на ухо. – Рейчел Берри, а что? Господи, что с тобой? Стоящая в свете софитов Рейчел немного запинается на сцене. Профессионализм не дает ей сбиться с текста, но Куинн видит ее заминку, видит, как она лихорадочно вглядывается в зал, пытаясь разглядеть кого-то. И Куинн понимает: она ее не видела! По законам их мира, родственные души одновременно обретают способность видеть цвета, стоит одному из них увидеть глаза другого. Куинн глаза Рейчел увидела, а Рейчел ее, конечно же, нет. Но и для нее мир вокруг вдруг стал цветным, а значит, она догадалась, что сейчас в зале сидит ее родственная душа. Куинн, буквально подпрыгивая от нетерпения, с огромным трудом дожидается конца первого отделения, наблюдая, как Рейчел часто прищуриваясь, старается рассмотреть зал сквозь слепящий свет у края сцены. Наконец, занавес опустился, и в зале зажглись люстры. – Ты скажешь, что с тобой такое творится, или нет? – взрывается Себастиан, когда Куинн вскакивает со своего места. – Это она, – Куинн подталкивает его к выходу из зала, словно боясь опоздать, – Рейчел Берри – мой соулмейт. – О Господи, – Смайт останавливается как вкопанный, чуть ли не опускаясь от шока на колени какого-то сидящего мужчины, – ты сейчас серьезно? – А не похоже? – огрызается Куинн, – давай, двигай ногами, она меня не видела! Ты представляешь, что она сейчас чувствует?! Себастиан быстро кивает, хватает Фабрей за руку, и теперь уже он тащит ее вперед. Куинн где-то в дальнем уголке сознания, единственном, не занятом в данный момент мыслями о Рейчел, отмечает, что Смайт все-таки очень хороший друг. Пока они выбираются в холл, она лихорадочно соображает, как ей пробраться в гримерку к Рейчел. Может, стоит воспользоваться журналистским удостоверением? Или попросить Себастиана отвлечь секьюрити? – Это еще что за толпа? – прерывает ее размышления друг. Куинн смотрит вперед и видит кучу зрителей, столпившихся в одном месте. Сердце ухает вниз; Куинн понимает, кто стоит в центре. – Это она, – она быстро идет в сторону столпотворения людей, – она, наверное, вышла искать меня! Куинн, расталкивая людей – во время репортажей ей и не такое делать приходилось, так что не впервой, потерпят, – пробирается в самую гущу толпы. Растерянная Рейчел, слабо улыбаясь, пытается как можно вежливее попросить всех разойтись, но на ее просьбы не очень-то реагируют. Губы у Берри дрожат. Она явно очень боится упустить свою родственную душу. – Мисс Берри, Рейчел, я… – Куинн, наконец подойдя к ней, тяжело дышит, как после забега. Что сказать? Как объяснить? – Рейчел, меня зовут Куинн. Мне кажется, вы ищете меня. Рейчел смотрит на нее своими блестящими глазами, и Куинн немного зависает на ее длинных ресницах и пухлых губах. – Вы… – голос, который Куинн уже успела полюбить за время мюзикла, чарует – особенно когда он предназначается только ей, – вы тоже, да?.. – Да, я вас увидела, и… – Куинн чувствует, как кто-то щипает ее за руку. Ойкнув, она оборачивается, и видит злого Себастиана. – Много болтаешь, – шипит он. Куинн закусывает губу. – Давайте… давайте где-нибудь в другом месте поговорим? – снова оборачивается она к Рейчел. – Сейчас будет первый звонок на второе отделение, – беспомощно произносит Рейчел. Толпа, затихнув, наблюдает за ними. – Подождете меня после спектакля? Куинн хочется плакать и смеяться. Хочется обнять Рейчел, поцеловать ее невероятные губы, гладить шелковые волосы. Но она только кивает несколько раз и провожает ее взглядом, когда она уходит готовиться. Рейчел несколько раз оборачивается, пока идет, и у Куинн в животе разливается тепло. – Ничего трогательнее в жизни не видел, – насмешливо произносит Себастиан, но в глазах у него добрые искорки. – Пошли быстрее, а то нас в зал не пустят. Вторая половина мюзикла пролетает незаметно. Куинн кажется, что Рейчел поет для нее и только для нее, и что-то подсказывает ей, что так оно и есть. Родственные души придуманы не просто так – это как часть тебя, идеальная вторая половинка сердца. Куинн и не подозревала, какой неполноценной была ее жизнь до этого. Весь яркий реквизит на сцене заставляет ее по-дурацки улыбаться и прижимать пальцы к губам, чтобы скрыть это от Себастиана, который весь остаток мюзикла держит ее за руку. В этот раз Рейчел не стоит в холле. На Куинн вдруг накатывает непонятно откуда взявшаяся неуверенность, но Себастиан упрямо подталкивает ее прямо к дверям гримерных. Охранник, едва взглянув на нее, сторонится, пропуская внутрь. Рейчел сидит перед большим зеркалом в легком халате и протирает лицо влажными салфетками. Услышав звук открывшейся двери, она быстро оборачивается, сталкиваясь взглядами с Фабрей. – Твои волосы, – пораженно произносит Куинн вместо приветствия, – они… – Длинные? – Рейчел неловко смеется, – ну да, я ношу парик на сцене. Не нравится? – Очень нравится. Мне все в тебе нравится, – покраснев, говорит Куинн. Рейчел краснеет тоже. Повисает неловкое молчание. – Ну, эм, у тебя были какие-то планы после спектакля? – прокашлявшись, спрашивает Куинн. Рейчел отрицательно мотает головой, радостно улыбаясь. Они целуются в первый раз полчаса спустя, сидя на скамейке под каким-то фонарем. И мир, и без того цветной, становится еще ярче. * Они съезжаются через два месяца. Это не «слишком быстро»; Куинн удивлена, что они не сделали этого раньше. Быть с Рейчел – это самое правильное и естественное состояние. Как дышать. Вещей у нее не так уж и много, найти работу в Нью-Йорке оказывается в миллион раз легче, чем она думала. В родном Бостоне ее ничего не держит. Куинн хочет знать о своей любимой все. Лучший друг Рейчел, Курт – это как раз тот парень, в которого влюблен Себастиан. Наблюдать за ними с Рейчел – отдельное удовольствие. Они буквально заканчивают друг за друга фразы, их может привести в дикий восторг любая мелочь, а когда они поют вместе – можно сразу умирать. Они часто собираются впятером, вместе со Смайтом, Куртом и его парнем Блейном. Блейн пишет музыку к мюзиклам. Куинн очень хорошо относится к нему, и ей приходится время от времени пинать Себастиана под столом, когда он позволяет себе лишнее. Поэтому кажется вдвойне забавным, что именно Блейн знакомит Себастиана с Хантером, и если бы не было абсолютно точно доказано, что родные души узнают друг о друге лишь в момент встречи и никак иначе, Куинн бы решила, что Блейн это подстроил, устав наблюдать какими оленьими глазами Смайт провожает каждый жест Курта. Когда Себастиан видит Кларингтона, все понимают: вот оно. Взгляд у обоих стекленеет, они неверяще смотрят друг на друга. На лице Блейна ясно можно прочитать «Слава Богу, наконец-то». Хантер становится идеальной последней деталью паззла. Он разбавляет атмосферу своим черным юмором и прямолинейностью, а еще он журналист, как и Куинн. Им интересно разговаривать друг с другом, пока Курт с Рейчел треплются про Бродвей, а Блейн с Себастианом – вот это поворот! – с важными лицами обсуждают политику. Куинн не любит, когда Рейчел приходится уезжать куда-то. Они снимают квартиру недалеко от Центрального парка, все свободное время проводят гуляя вдвоем или встречаясь с ребятами, Куинн периодически ходит на выступления Рейчел, Рейчел любит неожиданно заскакивать в редакцию и приносить Куинн кофе. Все ее обожают, ведь нередко она заодно покупает и большущие коробки печенья. Но иногда ей приходится уезжать с выступлениями, плюс есть фестивали, благотворительные вечера и так далее. Вот и в очередной раз она, поцеловав Куинн на прощание, уехала на неделю. Куинн безумно скучает, но работу делать тоже нужно. Тем более без Рейчел в квартире процесс идет гораздо быстрее – никто не отвлекает поцелуями, не поет в полный голос на кухне и не смотрит сериалы на высокой громкости. Куинн засиживается с материалом допоздна, черные буквы начинают плясать на белом фоне. Тусклый свет от экрана служит единственным источником света в комнате – слава Богу, Рейчел здесь нет, она бы принялась ворчать, что Куинн портит свое и так далеко не идеальное зрение. Лида у текста так и нет, но это можно будет придумать завтра, на свежую голову. Куинн с пяти утра на ногах, сейчас десять вечера, и ей уже очень хочется спать. Нужно написать Рейчел смс-ку с пожеланиями спокойной ночи и ложиться. Куинн зевает, включает свет, чтобы переодеться в пижаму и лечь. Глаза немного режет после темноты. Куинн не сразу понимает, что не так, а потом дыхание вдруг сбивается, она слышит, как сердце гулко бьется в груди, разнося по венам кровь. Комната вокуг нее черно-белая. Куинн беспомощно вертит головой по сторонам, ищет хотя бы один островок цвета, за который можно зацепиться взглядом, но на месте привычных яркий вещей видит только миллионы сочетаний серого. И она знает, что это значит. Когда ты встречаешь своего соулмейта, мир становится цветным. Когда твой соулмейт умирает, мир снова становится черно-белым. Куинн бросается к столу, ищет среди кучи скомканных листов свой телефон и трясущимися пальцами набирает номер Рейчел. Та не берет телефон. Куинн, обессиленно опустившись на пол, продолжает набирать номер, еще и еще, а мерные гудки на том конце провода вгоняют гвозди в крышку ее гроба. – Возьми, твою мать, трубку, – рыдает Куинн, царапая ногтями холодный пол, – ради всего святого, не смей, не смей! «Абонент не отвечает. Перезвоните позднее». «Абонент не отвечает. Перезвоните позднее». «Абонент не отвечает. Перезвоните позднее». «Абонент не отвечает. Перезвоните позднее». «Абонент не отвечает. Перезвоните…» «Абонент не…» Вдруг на очередную попытку в трубке раздается щелчок и становится слышно чье-то дыхание. – Рейчел! Рейчел!! – Куинн, – голос у Сантаны, дублерши Рейчел, сдавленный, как будто кто-то держит ее за горло, – Куинни, дорогая, Куинн… Фабрей закрывает глаза и откидывается назад, опираясь спиной о ножку стола. Голова гудит. – Ее увезли на скорой, – рыдает Сантана в трубку, – но я не знаю, я не слышала сердцебиения, Куинн, я не знаю… – Его не было, – Куинн звучит очень спокойно, только сбившееся дыхание выдает ее недавние рыдания. – Сердцебиения не было, Сантана, ее больше нет. Куинн вешает трубку. * На похоронах Куинн не плачет. Она не сдерживает слез и не пытается казаться сильной. Ей просто настолько не верится во все происходящее, что она смотрит на рыдающих людей даже с некой долей удивления. Все свои слезы она выплакала, когда привезли тело. Рейчел выглядела совсем как живая, только губы были непривычно сжаты в узкую полоску – обычно Рейчел почти всегда улыбалась, а если расстраивалась, то принималась громко кричать и устраивать сцены. Такое устало-хмурое выражение лица казалось абсолютно неподходящим ей, как чужая маска. А еще она была холодная. Смайту, который буквально не отходил от Фабрей ни на шаг все эти ужасные дни, пришлось отвесить ей пощечину, когда она заходясь рыданиями, билась в истерике рядом со своей мертвой родственной душой. И с тех пор, как она, прижав ладонь к горячей щеке, удивленно на него посмотрела, рыдания прекратились. – Держи, Кью, – Блейн протягивает ей бумажный платок. Куинн смотрит на него в недоумении, а потом проводит ладонью по лицу. Мокро. Слезы катятся по ее щекам, не встречая никакого сопротивления – она их даже не чувствует. Блейн, как-то странно взглянув на нее, придвигается ближе и приобнимает ее за плечи одной рукой, другой продолжая сжимать ладонь Курта. Домой они везут ее в тишине. Куинн заходит в их квартиру. Окна никто не открывал уже несколько дней, и в комнате можно уловить запах духов Рейчел. Куинн страшно боится забыть этот запах, забыть цвет глаз Рейчел, ведь она больше никогда не увидит его, даже на фотографиях. Теперь глаза Рейчел кажутся ей почти черными, и от этого становится жутко. Как можно уйти из жизни в двадцать шесть лет? Врачи говорят – из-за оторвавшегося тромба. Они просто не понимают сути вопроса. Среди неразобранных бумаг на столе Куинн находит маленькую картонную звездочку. «Мои звездочки – метафоры, означающие, что я звезда, – слышит Куинн звонкий голос в своей голове. – Метафоры важны». Раньше звездочка была золотой, Куинн точно помнит. Теперь она серая. Совсем как пустая жизнь Куинн.