Стальная дева

Прим. автора 2: исправлено. Прошу прощения за неудобства, любимые читатели, и еще раз огромное спасибо за донат. *** На военной базе было несколько тренировочных залов, и Салея встретила Эйна в самом большом из них — гулком и пустом, шаги по гладкому, расчерченному разметкой полу, отдавались под высоким сводом потолка. Салея стояла в центре — вытянутая, прямая фигура, правую руку она держала на поясе, рядом с рукоятью кнута. Эйн помедлил в дверях, подумал о том, что не хочет в это лезть, и идти к Салее не хочет тоже, и что в гробу видал герианскую эмпатию и герианские загоны. И пошел вперед. Мара с Рьяррой занимались подкреплением и ресурсами, которые пришли с Герии — Императрица ненадолго активировала одну из Точек Перехода, по словам Рьярры, чтобы перебросить то, что та не успела забрать. Остатки тех, кто был предан лично ей, оружие, технику и припасы. «Императрица не верит в тебя, Габриэль, — сказала ему Мара тогда, — но она знает на что мы способны. И хочет, чтобы наша смерть принесла Герии преимущество». Не дождется, — хотел сказать он, но не стал. Зачем, Мара и так знала, что он думал и про илирианцев, и про герианскую Императрицу. Вместо этого он спросил: «Скоро ты будешь ломать Леннера?» Так говорил Ойлер: ломать, переиначивать под себя. Мара отозвалась спокойно, бесстрастно: «Не ломать. Он уже сломан. Я его исправлю, Габриэль. Или убью». В такие моменты он в который раз видел, что она не человек, и слабый голос внутри нашептывал: этой твари ты доверился? С этой спишь? Эту… полюбил? Эту мысль Эйн прятал, но остальные Мара улавливала — отголосками, отравленным шепотом, и отдалялась. Эйн так и не смог прочитать, что именно она собиралась делать с Леннером. В ответ на все вопросы получал отрывистое, жесткое: — То, что необходимо. Он мог бы надавить, узнать правду, но не стал. Потому что все же доверял — знал Мару изнутри и дорожил ей. Даже если иногда она бывала та еще инопланетная тварь, это была его инопланетная тварь. Это она тоже улавливала, и ее чувства окрашивались благодарностью в ответ. Рьярра отправила его к Салее, сказала заняться эмпатией, пока он не убился по незнанию. — Человек, — сказала ему та вместо приветствия. Повернулась и оглядела пренебрежительно. — Человек с силой девы. Я не знаю, смогу ли тебя научить. — Тебе придется очень постараться, — спокойно отозвался Эйн, и не ждал от нее другого. — Я еще не отслужил свое. Салея кивнула, указала вперед: — Хорошо. Беги. Эйн напрягся: — Я здесь чтобы тренировать эмпатию. С армейскими нормативами у меня и так все в порядке. Боль взорвалась перед глазами, Эйн задохнулся, и тут же изнутри волной поднялось что-то в ответ — черной волной. Ответить, отплатить, уничтожить герианскую суку. Эйн рухнул на пол, задыхаясь. Сердце колотилось как бешеное и голос Мары пробивался как сквозь пелену: «Габ…риэль. Габриэль!» Боль от ментального импульса Салеи исчезла, а слабость осталась. «Я скоро буду», — передала ему Мара. И он фыркнул, потому что правда же смешно. «Не лезь. Сам справлюсь». — Когда обучают молодых дев, — раздраженно сказала Салея. Будто это ее приложили эмпатией, и это у нее теперь раскалывалась голова, — их заставляют раз за разом использовать силу. Упражнения контроля проходятся до того, как активируется эмпатия. Поэтому нет риска перейти черту. Ученица излучает мелкие импульсы, пока не подходит к истощению. И так узнает, где ее предел. Как он ощущается. Но у тебя нет контроля, ты не начинаешь с мелкого импульса. Ты пытаешься вычерпать себя за первый же удар. Эйн отдышался, поднялся с трудом: — А ты чуть не угробила меня в первые же минуты. Будем и дальше перечислять, кто в чем неправ? — Ты не неправ, — она поморщилась, отступила на шаг и оглядела Эйна с ног до головы. — Ты не готов. — Я в курсе. Меня потому и отдали тебе. И ты погнала меня бегать. — Нам тяжелее использовать эмпатию, когда мы устаем, — сказала Салея. — Когда нам больно. Я не могу заставить тебя уменьшить импульс. Но могу измотать, и на смертельный импульс тебе не хватит сил. Беги. И если ты еще раз нарушишь приказ, я накажу тебя снова. Эйн много чего мог бы ей ответить: и про то, что надо было сначала объяснять, а потом уже гонять бегать. И про то, что в гробу он видал и ее, и ее блястовы приказы. Он по глазам видел — Салея этого ждала. Когда-то в учебке у Эйна был инструктор Филлипс, паскудная гнида, наставник по рукопашке, которого держали за навыки и ненавидели за характер. Тоже был большой любитель поиздеваться над учениками. С Салеей бы спелись, как родные. И еще во времена Филлипса Эйн понял главное — ничто так не раздражает мудаков, как когда им не за что к тебе придраться. Он усмехнулся Салее в лицо и побежал по полосе, размеченной в тренировочном зале. Побежал легко и привычно, потому что даже после того, что произошло недавно, и того, как он выматывался, был солдатом. Доверял своему телу, полагался на него. И знал, на что способен. — Хочешь меня измотать? Располагайся, ты здесь надолго. Он ждал издевки в ответ, может даже нового импульса. Филлипса такое точно бы выбесило. Салея отошла в сторону, спокойно прислонилась к стене, и приготовилась ждать. Эйн все время чувствовал ее взгляд. Равнодушный, оценивающий. *** Салея не вмешивалась первые несколько кругов, только наблюдала. Делала выводы, а может, оценивала Эйна по герианским меркам. Он не сомневался, что хотя бы в физической подготовке не уступал многим из них. Потом Салея выпрямилась и сказала: — Быстрее. Эйн бежал, тщательно контролировал дыхание, не позволяя себе сбиваться с ритма. Злился, и черпал в этой злости силы. Хотелось доказать, что долбанная герианка ошибается. Что зря смотрит свысока. И что уж точно в это Эйн превосходил хотя бы ее. Он ждал, что механическая рука будет мешать, она весила не так, как его собственная, казалось, придется подстраиваться, но никакой разницы Эйн не чувствовал. И в какой-то миг, когда начали болеть мышцы, он поймал себя на отвратной мысли: что, если бы ноги ему тоже заменили на ларралы? Насколько легче, насколько приятнее стало бы двигаться, бежать, жить? Эта мысль пугала до дрожи. Отвратная перспектива однажды стать как Ойлер, как уроды илирианцы. В тот момент Эйн был благодарен даже за боль в усталых мышцах, благодаря ей чувствовал себя человеком. — Лучше, чем я ожидала, — спокойно сказала Салея еще через полтора круга. — Быстрее. Эйн стиснул зубы, подчинился. Сил оставалось все меньше — он не достиг предела, знал, что способен на большее. Знал, что при необходимости может перейти этот предел и еще какое-то время переть вперед на чистом упрямстве, на злости, на привычке действовать даже когда сил не осталось. — Хорошо, — сказала Салея, достала игольник и выстрелила в него. Заряд врезался Эйну в грудь, опалил болью, заставил споткнуться. И перед глазами промелькнуло — как он посмотрел на руку и увидел, что с ней стало. Тот самый момент, когда он понял, что лишится руки. Он почти ожидал — что посмотрит вниз, и в груди будет дыра. Поймет, запоздало и тупо, что умирает. Укололо страхом. И прошло. Он был жив, и когда посмотрел вниз, не увидел ничего кроме черного материала униформы. Выругался сквозь зубы, витиевато и от души. — Тренировочный режим, — раздраженно пояснила Салея. — Уворачивайся. И всадила еще один заряд ему в бедро. От третьего Эйн увернулся, четвертый пришелся в плечо. Эйн менял темп и направление бега, уворачивался как мог — в зале это было нелегко, и стреляла проклятая герианка неплохо. И все же это было… почти весело. Внутри кипел азарт и злость, бесшабашная, огненная злость, перед которой отступала усталость. «Ты увидишь, — думал Эйн. Уворачивался, ловил заряды, и забывал про боль за секунды. — Ты увидишь, на что способны люди». И когда Салея опустила игольник, почувствовал себя победителем. Потом она улыбнулась одними уголками губ, и сказала: — Пожалуй, начнем. Теперь ты ударь эмпатией меня. *** Когда Эйн подчинился, сила — та самая, которая заставила Хэнка вырвать себе сердце — пришла легко и привычно. Но он сразу почувствовал разницу. Усталость, будто невидимая стена отсекала часть волны, что поднималась изнутри. Больше не заходилось сердце, не раскалывалась голова. Эйн чувствовал, что такая эмпатия была почти комфортной. Он ударил, и сила врезалась в Салею, та вздрогнула, зашипела сквозь зубы. Эйн усмехнулся. — Не нравится, когда бьют тебя? Она резко отвернулась и пошла прочь из зала, бросила не оборачиваясь: — Следуй за мной. Нам надо поговорить. И все удовлетворение от мысли, что он отплатил Салее за издевательства, исчезла, как и не было. Эйн как-то сразу понял, что ничего хорошего она ему не скажет. Салея привела его в крохотный бокс для инвентаря рядом с тренировочным залом, кивком указала на кресло перед собой: — Садись, человек, ты устал. — Если ты планируешь нависать надо мной, я лучше постою. Салея молча отошла к стене, к одному из тренажеров, опустилась на сиденье: — Сядь. Я не стану нависать. Он помедлил, опустился в кресло, расслабленно положил руки на подлокотники: — Итак, у тебя плохие новости, — сказал он спокойно. — Про эмпатию. — Не плохие, — равнодушно поправила Салея, оглядела его с ног до головы, будто оценивая: мог Эйн ее понять, заслуживал ли объяснений. — И не хорошие. Я ошибалась на твой счет, проблема не в контроле. Эйн выдохнул протяжно, потер лицо ладонями: — Как же вы задолбали со своими герианскими заморочками. Сначала проблема в эмпатии Мары, потом не Мары, потом выясняется, что моей. Потом, что я сдохну, если не научусь ее контролировать. А теперь дело вообще не в контроле. Вы бы определились уже. Салея зашипела, подалась вперед: — Этого не должно быть. У тебя не должно быть силы. Такого никогда не случалось. И ты ждешь, что мы сразу сможем тебе все объяснить? Эйн помолчал, потом кивнул, принимая ее правоту: — Справедливо. Хорошо. Проблема не в контроле. Тогда в чем? И наступила очередь Салеи молчать. Он не подгонял, потому что уже ко всему был готов. — Дело в разнице сил, — сказала наконец она. — То, что ты знаешь об эмпатии, ты почерпнул из разума Телуры. — Ага, вместе с ее силой, помнишь? С этого все началось, — напомнил он. — Телура — стальная дева. Она привыкла использовать силу, как стальная дева. Ее эмпатия — это ментальный крик, который проецирует боль. Просто, прямолинейно, поверхностно. Вызывает обычную физическую боль. Сила дев любви отличается — это не крик, это шепот. Зов, который обращается глубже, и действует не только на чувства, на эмоции, на… — она произнесла какое-то слово на герианском, шипящее с двойной «т», которое Эйн не разобрал. Потом поморщилась и добавила. — У людей нет такого понятия. На «жажду»? Жажду чувствовать, быть с кем-то связанным, отдавать. — Любить, — угрюмо сказал Эйн. — На потребность любить действует эта дрянь. Повезло, наверное, социопатам. Им ваши девы любви не страшны. — Не важно кто, — равнодушно, с абсолютной уверенностью отозвалась Салея. — Сила девы любви подействует, так она устроена. Тот, кто чувствовал раньше, тот, кто не знал, что это такое — будут любить и отдавать. Ага, а если ударить в полную силу, какой-нибудь еще ублюдок отдаст Эйну сердце. В буквальном смысле. — Ты, человек, используешь свою силу, как Телура, потому что не умеешь иначе. Проецируешь шепот как крик. И он тратит слишком много сил, может убить тебя. Дело не в контроле, ты разрушаешь себя сам. Что-то было в том, как она говорила. Что-то важное. Личное, от чего Эйн внутренне подбирался — чувствовал слабину. И сопоставлял факты: Салея должна была стать девой любви, училась этому. А потом стала стальной. Мара считала, что это решение приняли в Интернате. Но Эйн смотрел на Салею, и задавался вопросом: что, если нет. Что, если она захотела сама, постаралась превратить свой шепот в крик. Ее считали не слишком сильной — по меркам Мары, Льенны и Рьярры. Что, если ей тоже приходилось кричать вместо шепота? И сила ее была совсем другой. — Ты такая же, — сказал он. И она вздрогнула. — Дева любви, которая использует эмпатию как стальная. Ты только кричишь потише. Он увидел, по глазам увидел момент, когда ей стало страшно. ---------------------------------------------------------------------------------- Я пишу этот текст по правилу 50 рублей: суть его в том, что, если хотя бы один человек пришлет мне хотя бы 50 рублей на Яндекс. Деньги: money.yandex.ru/to/410016407141638 я выложу новую главу «Стальной девы» через неделю (23.08.2020) Но даже если никто ничего не пришлет, я продолжу выкладываться, просто реже.