Стальная дева

*** Эйн был готов к злости, к высокомерию — в общем-то, ожидал чего-то подобного от девы и императрицы, но Тана вдруг рассмеялась — не зло и не хищно. Весело. Заразительно. А Салея в такой же ситуации могла бы Эйна ударить. «Я вижу тебя насквозь». «Я знаю, какая ты». — Мальчик, — с улыбкой, снисходительно сказала ему Тана. — Если бы ты видел меня насквозь, ты не сказал бы об этом вслух. Побоялся бы. Она склонила голову набок, беззаботно, и улыбка вдруг стала маской, а сила хлестнула волной. Эйн думал, что может ей противостоять, что его собственная эмпатия защитит. Она и защищала, до некоторой степени. Он не умер, не вырвал себе сердце, и даже, когда затопило эйфорией, наркотическим кайфом от одного присутствия Таны, когда скрутило мышцы от желания быть ее, принадлежать ей — он знал, что это ненастоящее. Голос Мары звал его откуда-то издалека, был нитью, тонким стальным тросом, за который Эйн цеплялся, только чтобы продолжать дышать. Тана подошла к нему — он только тогда осознал, что стоит на коленях, и что пальцами механической руки пропахал борозды в покрытии перехода — ее пальцы коснулись лица, легко укололи кончиками когтей. — Я… — прохрипел Эйн, сопротивляясь из всех сил. Держаться, не податься ей навстречу. Не начать скулить. — Я… этого ожидал. Хотя ожидал он совсем не этого. Салея ударила бы эмпатией в ответ, чтобы защититься, потому что увидела бы в Эйне угрозу. Тана тоже ударила. Но совсем по другой причине. — Как здорово, что твои ожидания оправдались, — мягко, добродушно сказала она, пока ее сила выворачивала Эйна наизнанку. Огромная, всеобъемлющая, она не была волной, которая накатывает. Она была океаном вокруг. И вдруг она отступила, Тана убрала ее полностью — остался только отголосок, гул в воздухе. И только теперь Эйн понял, почему императрица не могла скрывать свою силу полностью. Ее эмпатия была слишком огромна. Остальные девы, которых встречал Эйн — Мара и Рьярра, Салея — все они излучали эмпатию, когда им требовалось напасть. Тана сдерживала себя — когда нападать было не нужно. — Очень… наглядно, — выдохнул Эйн. — Деву… ты бы так же… наказала? Тана рассмеялась снова, так же беззаботно, как раньше, потрепала Эйна по волосам: — Только очень юную и глупую. Умная дева знает, когда лучше молчать, — потом она подала ему руку, помогла подняться. И возникло странное ощущение: что Эйн облажался, ошибся и понял ее неправильно. Но при этом все равно ей нравился. Заинтересовал. — Ты смелый, человеческий мальчик, и у тебя сила девы любви. Но ты и года с ней не прожил. Ты не учился на Герии, не следовал нашим традициям, не работал среди нас. Ты что-то услышал, что-то увидел, кто-то тебя чему-то научил — и твоя наставница явно и сама знала мало. И, как и любой, кто только коснулся поверхности, ты решил, что знаешь все. Он сделал глубокий вдох, выдохнул. Чувствовал себя словно под боком у гигантского монстра, исполинского чудовища, которое носило тело Таны как маску, как обманку. И любое неосторожное слово могло спровоцировать эту тварь. Хотя нет, не тварь. То, что Тана показывала миру, было маской, под которой кипела сила — об этом Салея и говорила, что сила девы любви отделяет их стеной от всех остальных. Но внутри, в самом центре, под всеми масками и защитными слоями была настоящая Тана. Тана, которую никто никогда не видел. — Извини, — сказал ей Эйн. — Это было глупо. Ну, я хоть повеселил тебя. Она усмехнулась, криво и по-настоящему. Глаза неестественно светились, неоново голубые, яркие: — И потому ты жив, человеческий мальчик. Он понимал, что она и не пыталась его убить, так — отвесила шлепок, будто провинившемуся щенку. Ну, или провинившейся деве: глупой и молодой. Раньше Эйн на это бы разозлился, а теперь наглядно прочувствовал разницу в силе. И злости не было. — А еще я вроде как посол Земли. Тоже повод не убивать, — он поморщился. После ее эмпатии голова была тяжелая, и казалось, следы Таны остались внутри. Как будто ее сила не просто давила, словно пропитывала ядом. Хотя больше никаких последствий Эйн не ощущал. И никакой чужеродной любви Эйн не испытывал. Хоть на том спасибо. — Хоть ты и понизила меня с человека до мальчика. — Человеческого мальчика, — снисходительно поправила она. — Герианские дети тоже не посмели бы мне такое сказать. Эйн спросил прямо: — Как мне за это извиниться? Ты права, я понимаю не все. Но я хочу понять. И кое-что я все-таки успел выяснить. Жить с силой девы нелегко. Тана все еще держала его за руку, и хватка была сильная, жесткая. Ощущалась как наручник. И Тана больше не улыбалась, смотрела внимательно, словно рентгеном просвечивала. — Любопытно, — сказала она, отпустила его руку, и зашла за спину. Эйн почувствовал, как холодок прошелся вдоль позвоночника, а потом почувствовал ее пальцы у себя на загривке. Опустился на колени, когда Тана потянула его вниз. Изнутри все еще поднимался протест, раздражение — очень земное и глупое: ты не можешь ставить меня на колени, я не подчиняюсь герианской суке. Земляне не такие. Но в том-то и дело, что они были не такие. Вкладывали другой смысл в жесты, додумывали и злились — Эйн больше остальных. И не пытались понять. Так же как и герианцы не пытались понять их. Меррик как-то говорил Эйну: если слушают оба — может получиться разговор. Если слушает один — может извлечь пользу. А если никто никого не слушает, Гэйб, просто два идиота сотрясают воздух. За второго идиота ты не отвечаешь. Но хоть сам слушай, всегда. Странно, с тех пор как стал лидером Сопротивления, эти слова Эйн только сейчас вспомнил. Наверное, потому что долго был не готов слушать герианок. — Мужчина извинялся бы так, — спокойно сказала Тана. — А дева любви? — поинтересовался Эйн. — Встала бы на одно колено. Не на два. Но ты не дева любви. Ты нечто… иное. Нечто между? Не просто мужчина, но еще и не дева. Она не договорила, нахмурилась, и Эйн усмехнулся: — На полтора колена я точно не встану. У Таны был красивый смех. Низкий, грудной и свободный — так смеются, когда не пытаются понравиться. Она отступила на пару шагов, склонила голову: — Вставай. Твои извинения приняты. Эйн поднялся, отряхнул колени, хотя не от чего там было отряхивать. — Ты забавный, человек, — добавила она. — И я знаю, что ты пытаешься сделать. Ты надеешься заручиться поддержкой Герии. И потому говоришь про понимание, про то, что нам есть чему друг у друга научиться. Но если бы ты пришел как сильный, пришел как победитель, стал бы говорить так же? Эйн не врал себе, помнил, каким был до войны и до Рьярры. Помнил, каким был сразу после, и даже после встречи с Марой. И самое главное понял он совсем недавно: — Конечно, нет. Я таким идиотом был. Я бы стер вас в порошок. Я бы не понимал и даже не пытался понять. И я бы ошибался. Тана, земляне от вас отличаются. А вы отличаетесь от нас. Но это не значит, что мы вообще не совместимы. Не значит, что нам нечего друг другу дать. И если говорить о простых фактах, союзники могут больше, чем враги. Это был риск, Эйн не знал, как она отреагирует, и не разрушит ли все — он протянул ей руку. Был готов к чему угодно, даже подумал мимоходом, что сейчас Тана может его убить — и дурацкая получится смерть. Но она помедлила, смотрела на его руку так, словно не совсем понимала, что с ней делать, а потом вложила ладонь в его. — Это не согласие сотрудничать, человек. Это согласие подумать, — сказала она. Но это само по себе было шагом навстречу. Эйн усмехнулся: — Я знал, что тебя впечатлит наше геройское появление. Он на мгновение задержал кончики ее пальцев в своих, и отпустил — верил, что она поймет: я тебя не знаю, не понимаю, но постараюсь понять. — Оно было удобным. Агенты илирианцев разрушали город. Она провела его по одному из открытых переходов между разными частями императорской резиденции, и издали Эйн увидел посадочный причал, на котором они с Марой оставили флаер. — Какие на самом деле потери с вашей стороны? Земля может помочь? Тана спокойно повернула к нему голову: — Я пока не уверена, что Земля может помочь даже себе. Эйн ответил ей прямым взглядом, даже отвечать не стал, знал, что она и без слов поймет: ты же все это время следила за нами через Рьярру и остальных. Ты знаешь точно, на что способна Земля. — Около двух тысяч герианцев погибло при атаке — цифры приблизительные. Разрушено трое врат, потеряно сообщение с колониями Агарра и Тсарр. Салея и Рьярра рассказывали Эйну про устройство Герианской Империи, планет в ней было немало, но большая их часть представляли собой промышленные колонии с минимумом населения. Продовольствие производили и на самой Герии, и еще на двух колониях — одной из которых был Тсарр. На Агарре делали части для Точек Перехода и флаеры. Охранные системы. — Звучит паршиво, — угрюмо признал он. — Я не про жертвы, если что, хотя и тут ничего хорошего. Но все же пара тысяч бойцов было еще не так много. — А потеря колоний когда скажется? Она помолчала, взвешивая свои слова: — Тсарра — не сразу, у Герии есть и другие источники. Потеря Агарры опаснее. Но они наверняка предполагали, что это может случиться. — Мы вывезли большую часть того, что хранилось на складах Агарры. Но сами установки по производству забрать невозможно. Есть запчасти, есть чем ремонтировать врата — этого достаточно на первое время. Эйн подумал о том, что увидел — большую часть агентов послали сразу на Герию. В столицу Империи. Отчасти понятно, в конце концов, планета была автономна — и продовольствием и техникой обеспечивала себя сама, и это был административный центр, где находилась резиденция Императрицы. Но не принцесс. А любая из семи принцесс Герии управляла собственными войсками и ресурсами. Могла возглавить Империю, в случае смерти Таны. Даже Рьярра — титула же ее не лишили. И все же, почему первый удар сразу по Герии? Эйн думал об этом с момента, как услышал от Ларса про атаку. — Из-за меня, — спокойно сказала Тана, и он вопросительно посмотрел на нее. — Ты пытаешься понять, почему первая цель сама Герия. Из-за меня. — Потому что ты Императрица? — он чего-то не понимал. Не знал о ней и о Герии. — Нет, — она усмехнулась. — Лично я. Мы почти пришли. Они остановились у высоких створчатых дверей, белых, округлых — как часто делали герианцы. И створки медленно скользнули вверх. Светильники в помещении за дверьми зажглись рядами — один за другим, освещая огромное помещение. Как-то так Эйн и представлял себе улей изнутри. Только вместо ячеек сот вокруг были закрытые, похожие на гробы капсулы. Крышки открылись синхронно — и фигуры внутри сели одновременно, повернули головы к Тане. Глаза светились серебром. Это были илирианцы. Гигантский, заполненный под завязку склад с… илирианцами. — Человеческий мальчик, илирианцы превосходят нас почти во всем. Они так много умеют, они заменили все уязвимые части на металл. Но они все еще способны чувствовать. А значит, я могу делать с ними все, что угодно. — У илирианцев… — Эйн сглотнул. — У илирианцев сопротивляемость. Они устойчивее к эмпатии. — Да, к кратковременным импульсам. К обычным, — Тана улыбнулась, и протянула руки вперед. — Но не ко мне. Илирианцы выскакивали из своих капсул, легко, замирали на месте ровными рядами — и смотрели на Тану, ловили каждое ее движение. — Ты предлагаешь мне союз, — добавила она с улыбкой. — Говоришь, что хочешь понять. Она произносила слова, а губы илирианцев шевелились беззвучно, повторяя их. — Но ты не понимаешь даже, что такое настоящая дева любви. Идем, я покажу тебе. — Идем куда? — непослушными губами выговорил Эйн. Сила Таны разливалась в воздухе, вибрировала громче — не трогала его, берегла, чтобы не сломать, но текла сквозь илирианцев. — На Агарру, — улыбнулась Тана. — Я планирую вернуть свое имущество.