Стальная дева

*** Нагара все же напал, замахнулся, бросился вперед — двигался медленнее, чем мог бы, и понимал, что так Эйна не достанет. По глазам было видно, что ни на что герианец не рассчитывал. Эйн увернулся в сторону, перехватил руку Нагары своей механической, вывернул. Тоже осторожничал, боялся сломать кости, и не хотел делать больно. Прикрикнул на него: — Уймись, — и даже эмпатического импульса не потребовалось, чтобы Нагара замер, тяжело дыша. — Выслушай хотя бы. Потом будешь на меня кидаться, я же не договорил. — Не трогай мою семью, — зло, отчаянно отозвался Нагара. — Они имеют право знать, — сказал ему Эйн. Помедлил и все же отпустил, отошел на несколько шагов назад, внимательно следя, чтобы Нагара не кинулся на него снова. — Ты уже уничтожил мою жизнь. Оставь моих близких в покое, — в голосе Нагары сквозила горечь, бессильная злость на то, что так вышло, что из-за Эйна он все потерял. — Я именно потому и лезу, — признал Эйн. — Что это все из-за меня, и я хочу исправить хоть что-то. — Это ничего не исправит, — огрызнулся Нагара. И в тот момент было в нем что-то до боли человечное. От чего Эйн чувствовал себя еще большим мудаком. — Я просто дам твоей семье выбор. Не бойся, под дулом игольника на Землю не потащу. Даже если они не полетят с тобой, хотя бы смогут попрощаться. Нагара стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки. — Ты ведь меченый, да? — спросил его Эйн. — Твоя дева поставила тебе метку. У меня она тоже есть. Я знаю, какая это связь, и представляю, как больно было бы ее потерять. Нагара фыркнул, зло и отчаянно: — Тогда ты должен знать, почему я хочу быть для них мертвым. Да, Эйн понимал без труда. Должно быть, Нагара это почувствовал, подался к нему: — Скажи, человек, на моем месте, что бы ты сделал? Потащил бы близких с собой, на чужую планету, воевать в чужой войне? Или предпочел бы промолчать, остаться для них мертвым. — Конечно, промолчал бы, — легко признал Эйн. — Я такой же идиот как ты, не лучше. Но если бы такое случилось с Марой… с моей девой, я хотел бы знать. Просто знать, что она жива, что у меня есть выбор. Да, выбирать было бы больно. И, скорее всего, я остался бы на Земле, но это было бы мое решение. Нагара молчал, и Эйн по глазам видел, что смог до него достучаться. Легко было молчать и беречь близких от правды, пока не представляешь себя на их месте. И уже после этого понимаешь, что шанс выбирать и шанс попрощаться того стоит. — Я же сказал, ты возненавидишь меня еще больше, — невесело усмехнулся Эйн. — Ты был прав, — Нагара повернул голову в сторону Таны. Та сидела в окружении своих рабов, просматривала что-то на защищенных виртуальных экранах. — Почему ты пытаешься помочь? Я не человек, почему тебе меня жаль? Большинство людей их боялись, держались в стороне. А Эйн раньше ненавидел захватчиков, и во время войны убивал с удовольствием, гордился каждой жертвой и каждым трофеем. — Потому что я человек. И хочу им оставаться. *** Эйн опасался, что Тана откажется, был готов уговаривать и убеждать, но она согласилась. И позволить семье Нагары с ним встретиться, и отпустить их на Землю. Тана только равнодушно кивнула, выцепила из вороха виртуальных экранов один, и после короткого поиска, дала согласие. — Они совсем ничего для тебя не значат? — спросил ее тогда Эйн. Спросил без злости, и знал, что Тана не обидится. — Другие герианцы. — Я забочусь о Герии, человеческий мальчик. А невозможно защищать Герию, переживая за каждого отдельного герианца, — спокойно отозвалась она. Легко и без улыбки, и Эйн подумал, что это настоящее, не маска, которую Тана показывала окружающим. — Я иногда боюсь, что стану как ты, — признал он. — Растеряю остатки человечности, и мне станет плевать на других. — Ты боишься не зря, — ответила она. — Это происходит с большинством из нас. Я не про дев любви, я про тех, у кого есть власть. Эйн фыркнул, устало потер лицо: — Как я вообще докатился, что стал одним из вас? Она не ответила, а он именно в тот момент почувствовал себя лишним среди таких, как Тана. Меррик или Картер подошли бы лучше, говорили бы с ней на одном языке. Не жалели бы герианцев, которыми пришлось пожертвовать, не жалели бы ни о чем. И, наверное, хорошо, что встретился с ней именно Эйн. После возвращения на Герию, она передала ему еще один маскировочный браслет — для Нагары, и оставила их на одном из воздушных причалов в компании герианца-охранника. — Тебя проводят к Льенне Элере, человеческий мальчик. Я свяжусь с тобой позже. Он не стал спорить, хотя им еще предстояло обсудить официальный союз Герии и Земли, только кивнул и усмехнулся устало: — Захочешь поговорить, я всегда на связи, — и, может, не стоило предлагать, но он все же не удержался. — Даже если просто поговорить. Звони. Она перестала улыбаться, лицо на мгновение застыло маской — показалось, что во взгляде промелькнуло что-то уязвимое, настороженное. — Просто поговорить о чем, мальчик? — О том, как живется девам любви, — он пожал плечами. — О том, как достают мудаки на работе. Да о чем угодно. Она фыркнула, смерила его снисходительным взглядом: — Девам любви живется замечательно. Нас никогда не достают «мудаки на работе». Но он уже знал, что она позвонит. Для маскировки Нагара выбрал внешность человека, и на них с Эйном настороженно косились окружающие герианцы, даже охранник, которого приставила Тана, хоть и пытался это скрыть. На Герии ментальная связь с Марой вернулась — отголосок ее присутствия, серые, неясные образы из ее снов, то, как она все равно откликалась на присутствие Эйна в ответ. Он будто вернулся домой. Охранник привел их в небольшой корпус возле основного дворцового комплекса, корпус соединялся с главным зданием узким переходом, и словно парил в воздухе. Присутствие Мары теперь ощущалось отчетливее, и Эйн чувствовал, что она внутри. Несколько вооруженных герианцев стояли у входа, но Эйна с Нагарой никто не задерживал, их провели внутрь. Герианская архитектура напоминала внутри живой организм, казалась чуждой. В одной из комнат — небольшой и светлой, на кровати лежала Мара. Льенна сидела рядом с ней, перебирала в воздухе виртуальные экраны и тихо переговаривалась с кем-то по защищенному коннекту. Замолчала, как только увидела Эйна, и это настораживало. Он подошел ближе, опустился на кровать с другой стороны, и коснулся волос Мары. Мягкие пряди холодили ладонь. — Как она? Льенна помолчала, смотрела на него, прищурившись, словно оценивала, отвечать или нет, потом спокойно сказала: — Мара очнется через пару часов, — она указала взглядом на Нагару. — Кто он? Даже если бы Эйн захотел сказать ей правду, что бы ответил? «Я тут обзавелся герианцем»? — Это Нагара, — он пожал плечами. — Он со мной. — Пусть выйдет, нам надо поговорить. Наедине, — сказала Льенна, и Эйн по одной интонации понял, что разговор его ждет не из легких. И что вряд ли ему понравится. Но все же это была Льенна, та самая Льенна, которую Эйн видел в воспоминаниях Мары. — Скажи охране, пусть отведут его куда-нибудь ополоснуться и отдохнуть, — попросил он. — Ему сегодня досталось. Не только ему, Эйн и сам чувствовал себя выжатым, совсем не готовым к еще одному серьезному разговору. Но если не сейчас, то когда? Мара спала, и не могла читать в его сознании. — Злишься на меня? — спросил Эйн, когда Нагара ушел, хотя и сам догадывался. Льенна помолчала, обдумывая ответ, лицо казалось безмятежной маской: — Злюсь, что ты ее не защитил. И что меня не было рядом, — она повернула к Эйну голову и сказала. — Мара соврала мне. Я не знала, что на ней использовали стабилизатор, и что ее эмпатия вышла из-под контроля. Я не знала, что ты ей нужен. — Я этого не хотел, — глухо отозвался Эйн. Был уверен, что еще не раз увидит это в кошмарах: как Леннер втыкает в нее нож, как Мара умирает у Эйна на руках. — Я надеялась вернуть ее на Герию, не сейчас, со временем, — тихо, словно себе сказала Льенна. И за безмятежным выражением лица, Эйн без труда угадывал: бессилие, боль. Угадывал, потому что Мара бы их заметила. — Это возможно? Мара считала, что нет. Была уверена, что ей осталось только жить на Земле. — Невозможно, — спокойно подтвердила Льенна. — Но ради нее, я бы это изменила. А теперь поздно. И ей осталось только жить с тобой и умереть с тобой. Если бы я знала, что так будет, Габриэль Эйн, вы никогда бы не встретились. Я не пустила бы Мару к тебе. — Ты совсем в нас не веришь, да? Я говорил с Императрицей. Она обещала мне помощь Герии. У Земли есть шанс. — А у тебя? — резко спросила Льенна. — Ты только получил силу девы, ты можешь выжечь себя в любой момент. И ты разгуливаешь, используя ее направо и налево. Он хотел возразить, но она не дала ему шанса: — Ты думаешь, я не различу эмпатическое истощение? Ты настолько выкачал себя, что даже не способен это осознать. И сейчас ты вернешься на Землю, чтобы воевать. — Иначе было нельзя. — Верно, — легко согласилась она. — Сегодня нельзя было иначе. И завтра нельзя будет иначе. Начнется война, и эмпатия станет лучшим оружием. Раз за разом ты будешь тратить больше, чем можешь позволить, выжимать силу досуха. Ты убьешь себя, и убьешь ее. Раньше Эйн сказал бы, что ему не жаль — он был готов умереть ради Земли. Пожертвовал бы ради нее чем угодно. Но он не готов был утащить Мару с собой. А значит, выход ему оставался только один: — Я выживу. И она выживет со мной. Льенна замолчала, и Эйн по глазам видел — хотела ему поверить. И она отвела взгляд первая. — Я не хотела к ней привязываться. Когда я впервые ее увидела, Мара ничего для меня не значила. Я видела только ее потенциал. Она сильная дева, одна из сильнейших в своем поколении, жаль было терять такую силу. Сама Мара мне не нравилась. Слишком слабая. Ни целей, ни амбиций, она просто ждала, когда Испытание ее убьет. Она меня злила. Эйн помнил, какой Льенна казалась Маре тогда: — Она считала тебя этакой мудрой наставницей. Льенна дернула уголком губ в усмешке: — Мне хотелось отвесить ей затрещину. Расшевелить хотя бы так. Иногда я думала, Мара не доживет до Испытания, я сама ее убью. У нее ничего не получалось, ничего кроме эмпатии и полетов ей не давалось. А потом она начала меняться. И я тоже. Она посмотрела Эйну в глаза и сказала: — Я сделала ее той Марой, которую ты знаешь. И Льенна, с которой ты говоришь, появилась только из-за нее. Да, Эйн об этом знал. И вспоминал, видел как наяву, тот момент, когда увидел Мару в Коридоре Должников. Отточенные, совершенные движения, стремительные и смертоносные. Как захватывало от нее дух. И признал: — Ты сделала ее невероятной. — Как-то она сказала мне: «Я хотела бы умереть за вас. Это была бы хорошая смерть». Эйн посмотрел на Мару, на безмятежное спящее лицо, невесомо коснулся ее сознания своим: — Зачем ты мне это рассказываешь? — Потому что я такая же, как Мара. Я хотела бы умереть за Мару. Какая правильная была бы смерть. Она помолчала, коснулась волос Мары невесомым материнским жестом: — Сегодня я поговорю с Императрицей и откажусь от статуса принцессы. Я попрошу об изгнании на Землю. Мы будем воевать против Илирии вместе, Габриэль Эйн.