Дарси, Джейн, фоном Локи; постЭндгейм, претензия на романтику и легкий юмор, субъективно счастливый финал. «Как снег на голову» – совершенно внезапно, неожиданно.
***
В ночь на пятнадцатое декабря, несмотря на несчетные оптимистичные заверения синоптиков, неожиданно выпадает месячная норма осадков. Снегопад идет долго и упорно, старательно, лучше любой штукатурки выбеливая скучные серые улицы Нью-Йорка от оледеневшего подъезда ее дома до самого горизонта. Поэтому, отправляясь на работу ранним понедельничным утром, Дарси даже становится немного жаль его, этот несчастный старательный снегопад, ведь все его усилия в конечном итоге пропадают напрасно – утро выдается теплым и оттого слякотным, а еще хмурым и нагнетающим самые нехорошие предчувствия. Утром пятнадцатого декабря Джейн становится плохо. Бледная и растрепанная, уставшая донельзя и крайне невыспавшаяся, она немного смахивает на призрака – призрака, который только что по привычке пытался выпить йогурт вместо полноценного завтрака. Дарси исключительно из дружеского сострадания прикусывает язык, буквально заставляя себя проглотить невольно и не вовремя возникшие ассоциации с недавно пересмотренным вместе с Йеном Каспером – настолько Джейн на самом деле бледна и полупрозрачна. Последующие пару минут, пока подруга приводит себя в порядок в уборной, занимается тем, что проверяет срок годности виновника испорченного настроения и даже заглядывает в состав – так, на всякий случай. А когда Джейн, по-прежнему столь же белая, что тот выпавший ночью снег, с предсказуемым все в порядке возвращается за рабочий стол, лишь тяжело вздыхает в укорительной недоверчивости и про себя соглашается с осуждающим сиянием звезд, неодобрительно и тревожно взирающих на подругу с новых снимков Хаббла. Все повторяется на следующее утро. И через следующее. И даже через два. Не то чтобы Дарси когда-то претендовала на звание лучшей лучшей подруги столетия. Не то чтобы она когда-то действительно ею являлась – она не была идеальной, вовсе нет, и не питала по этому поводу особых иллюзий. Однако это вовсе не означало, что она не волновалась. И поэтому, именно поэтому, жертвуя своим сном и сэкономленными деньгами, она все же перестает покупать еду для всей команды в ближайшем магазине за углом и каждое утро встает немного раньше, чтобы забежать в другой, подороже и покачественнее, в пятнадцати минутах от лаборатории. Столь кардинальные меры едва ли помогают – у Джейн открывается стойкая непереносимость шоколада, желтых и красных овощей и всего, абсолютно всего сладкого, жареного и мучного. Дарси сочувственно вздыхает, когда подруга, отмахиваясь от ее настойчивого беспокойства намеренно беспечным пройдет как-нибудь само, вновь принимается за вычисления с очередным кислющим яблоком в руке. Зеленым. Тем немногим, что ее неожиданно давший сбой организм все еще готов переварить. Спустя два дня, пять просьб и одной довольно весомой угрозы все же позвонить и пожаловаться некстати вышедшему в отпуск Эрику, она неохотно соглашается пройти несчастный тест. Потрясение, мертвенной бледностью вылившееся на ее лицо и дрожью осевшее на губах, а также две ровнехонькие полоски говорят о том, что Джейн оказалась права, впрочем, как и всегда, и волноваться совершенно точно не стоило – все действительно должно было пройти как-нибудь само. По приблизительным подсчетам, месяцев через восемь. Перед лицом ее очевидного шока Дарси искренне старается выглядеть так, как того требуют сложившиеся обстоятельства – умеренно сострадательно. Но она никогда не была идеальной лучшей подругой, и поэтому радостная улыбка появляется как-то сама по себе, совершенно против ее, Дарси, на то воли. – Что ж, – беззаботно начинает она, усаживаясь прямо на кафельный пол перед Джейн – та лишь обнимает колени, крепко сжимая в руке двухполосное доказательство неминуемых и довольно скорых жизненных перемен, и не произносит ни слова. – Теперь, по крайней мере, мне стало понятно, чем ты занималась последнее время. Не то чтобы ей не было любопытно и прежде. Сиротливо пустующая квартира по выходным и часто, слишком и подозрительно часто отключенный мобильный. Необъяснимая, совершенно несвойственная ей мечтательная рассеянность, повторяющиеся ошибки в вычислениях, прежде безукоризненно идеальных, и выверенных, и стройных и редкие, не поддающиеся совершенно никакой логике беззастенчиво счастливые улыбки в никуда. Такой счастливой, как за последние пару месяцев, Дарси видела ее лишь дважды – впервые еще много лет назад, словно в другой жизни, когда после долгих мучительных попыток ее исследование все же опубликовали в «Сайнтифик Америкэн». Во второй раз – когда она, внезапно хрупкая и незримо изменившаяся, обнимала их с Эриком так крепко, что продохнуть было практически невозможно, а затем долго рассказывала, что они, они оба, пропустили за пять лет – пять лет, которых для них просто не существовало. Не то чтобы она не подозревала и прежде. Случайно выпавший из сумочки билет на самолет до Осло и ее жаркое смущение, неожиданным невольным румянцем разлившееся по лицу. Дарси не была идеальной лучшей подругой, но держалась до последнего, до последнего не приставая с расспросами – в конце концов, чем бы это ни было на самом деле, оно оставалось личным делом Джейн. Она лишь надеялась, что в этот раз их выстраданное с Тором счастье окажется ясным и безоблачным – ровно настолько, насколько это в целом было возможно, если дело касалось бога грома. Оцепеневшая и словно бы не дышащая, Джейн безмолвно и подозрительно долго смотрит на полоски. Дарси столь же долго смотрит на Джейн. – Если ты еще не придумала, что подарить Тору, то это, – Дарси бросает многозначительный взгляд на тест, – прекрасный выход из положения. Кстати, асгардцы вообще празднуют Рождество?.. Джейн вздрагивает, и отмирает, и медленно качает головой – не в ответ на ее слова, но на свои собственные тревожные мысли. Странно сжимается при упоминании громовержца, словно отчаянно желая слиться со стеной, прерывисто и как-то рвано выдыхает и, в общем и целом, выглядит скорее озабоченной и растерянной, чем счастливой. И если поначалу Дарси объясняет реакцию стрессом, ведь причин более, чем достаточно – слабость, продолжительная тошнота, неожиданность новости, – то теперь… Напряженная тишина подкрадывается очень, очень нехорошим предчувствием. Дарси смотрит на Джейн, Джейн смотрит на нее, и паники в ее взгляде больше, чем теперь кислых яблок в их холодильнике. – Джейн? Джейн нервно облизывает пересохшие губы, и нехорошее предчувствие лишь усиливается, неторопливо и неуклонно превращаясь в очень нехорошую догадку: – Это ведь подарок для Тора, верно? Джейн издает странный звук – что-то между рыданием и полузадушенным смешком, и, должно быть, это всего лишь изменения в гормональном фоне, потрясение и усталость, вызванная продолжительным недоеданием и недосыпом. Дарси понимающе вздыхает, наливает в стакан холодную воду, а затем снова садится на пол и осторожно гладит Джейн по спине, ладонью ощущая дрожь ее тела. Может быть, она не была идеальной лучшей подругой – может быть, она ею никогда и не станет, но успокаивать она точно умела. – Это ничего, – приговаривает она, протягивая Джейн воду, которую та принимает с легким и немного неловким благодарным кивком. – Неважно, кто он. Совершенно неважно. Только если это не Эрик, конечно же, – Джейн давится водой, краснеет и, кажется, фыркает – громко и выразительно. Дарси улыбается, довольная произведенным эффектом, и лишь потом, просто потому что он второй по вероятности вариант после Эрика, а, точнее, по маловероятности, добавляет: – И не Локи. У него сомнительная наследственность и дрянной характер. Это всего лишь шутка, чтобы поднять настроение и отогнать неприятное предчувствие, снегом выпавшее на их головы – в конце концов, Джейн бы никогда не посмотрела в его сторону в этом смысле, точно нет, как бы он сам на нее не смотрел. Мало того, что он был очевидно не блондином и оттого очевидно не в ее вкусе, так и вел себя с ней совершенно ужасно. Дарси, на самом деле, не имеет ни малейшего представления, что произошло за последние пять лет – Джейн рассказывала о чем угодно, о политической обстановке в стране, о подъеме цен на оборудование, о приостановке космических проектов на неопределенный срок, но только не о себе, ни слова о себе, и не о том, почему отныне бог обмана чувствует себя в ее лаборатории, словно у себя дома. Постоянные появления, столь же непредвиденные и необъяснимые, как внезапный снегопад в ночь на пятнадцатое декабря, неожиданно оборвались с переездом в другое здание под крыло «Роксон». Джейн тогда выглядела притихшей, задумчивой и по неизвестной, совершенно непонятной причине раздраженной, а Дарси наконец вздохнула с облегчением – больше никто забавы ради не менял алгоритмы на их компьютерах, отчего все приходилось начинать заново, не воровал запчасти и впрямь баснословно подорожавшего оборудования и не съедал всю еду из их холодильника, которую она заботливо покупала каждое утро. А потом Джейн неожиданно стала пропадать по выходным и иногда – даже по будням. Как выяснилось после, пропадала она где-то в Норвегии, и все это время Дарси пребывала в блаженной уверенности, что у них с Тором все наладилось, что он делает ее подругу счастливой – в конце концов, он был блондином, и он был совершенно точно в ее вкусе вот уже как несколько лет. Но Джейн по-прежнему молчит. Делает глоток воды. Еще один. И снова молчит. И это отчего-то – совсем немного, но все же – начинает нервировать. – Ну, – наконец чуть хрипло произносит она и неторопливо ставит стакан прямо на пол, подле себя. Туда же кладет и тест, а затем прочищает горло. – Это определенно не Эрик. И больше не добавляет ничего.