Проигравший победитель

«Скорость. Я скорость. Быстрее быстрого, шустрее шустрого…» Но что-то было не так. Маккуин не мог сосредоточиться. Странное чувство тревоги, скопившееся где-то под трансмиссией, давило на коробку передач, мешая думать о предстоящей гонке. Молния попробовал заставить себя подумать о Салли - мысли о прекрасной Порше Каррера всегда успокаивали его, но взбудораженное сознание рисовало только задиристого, грубого, молодого соперника, методично обходившего Маккуина и державшего первенство. С каждой проигранной гонкой ряды ветеранов редели. Молния все реже и реже находил знакомые лица среди соревнующихся. Старики гонок увольнялись один за другим, их сменяли новенькие более быстрые и более маневренные автомобили. Маккуин не успел и вздохнуть, как остался один. Он был один среди толпы новеньких молодых и сильных, потешающихся над ним - стариком, все еще пытающимся что-то изобразить. Его освистывали с каждым проигрышем все сильнее, фанаты один за одним отворачивались от него, а команда качала капотом: «Пора, пора уходить из большого спорта, больше он тебе не по колесам, Молния. Ты уже не тот, что раньше...» Сам же 95-ый номер так не считал, но с каждым брошенным на него косым взглядом, уверенность колебалась. Он мог бы выиграть свой последний Кубок Поршня и с честью уйти на покой, но ему не давали… не давал. Не давал Джексон Шторм, новенький сильный автомобиль под номером 20. Молния всякий раз непроизвольно ежился и отшатывался, будто с размаху упал в яму до самого отбойника, едва соперник, сверкая своей матовой пленкой, проезжал мимо. – Эй, старое ведро! – окрик с улицы. – Ты чего там в своем трейлере бормочешь, корыто? «Шторм. Это точно он. Чего еще ему надо? Не достаточно меня унизил на треке?» – Оставь меня в покое, Шторм, – крикнул в ответ Маккуин и нажал на кнопку блокировки трейлера. Непонятная тревога, которую никак нельзя было связать с предстоящей гонкой, удвоилась, сдавив трубы внутри и едва не перекрыв доступ масла в мотор. – Маккуин, я здесь один, – вновь послышался голос Шторма сзади. – Ты представить себе не можешь, каких мне трудов стоило отбиться от этих вездесущих журналюг. Пожалуйста, выкатись на секунду. Мне нужен твой совет… как ветерана гонок. Молнии на секунду почудились зловещие нотки в слащавом голосе Джексона, но сам факт, что Шторм потрудился приехать за ним один, чтобы якобы спросить совета, заинтриговал его: что такое внезапно понадобилось молодому, самовлюбленному и жадному до славы гонщику, от уже довольно старого автомобиля, которого он не уважает? Конечно, Молния допускал возможность, что Шторм просто хочет в очередной раз утвердить свое превосходство над ним, выставить идиотом, подшутить, но ведь для этого нужна публика. Но Джексон был один. Маккуин видел это на мониторах, которые передавали изображение с камер наблюдения на трейлере. Подумав еще минутку-другую, ветеран гонок, легендарный Молния Маккуин нажал на кнопку разблокировки дверей и выехал из трейлера. Шторм припарковался чуть поодаль от него, в тени падающей с навеса какого-то ларька. Там, во время гонок, продавали охладительные напитки и всякие безделушки для зрителей, но сейчас он пустовал. Более того, пустовало все вокруг. Маккуин к своему большому неудовольствию неожиданно обнаружил, что находится один на один со своим заклятым соперником. Тревога усилилась еще больше, и теперь Молнии стоило титанических усилий держать маску невозмутимости на лобовом стекле. Как только задние колеса Шторма коснулись асфальта, он встал впритык, так, что его длинная тень протянулась в самую глубь трейлера Маккуина. Неожиданно Молния обнаружил, что едва может дышать. – Что… – он шумно прочистил трубы, – о чем ты хотел со мной посоветоваться? Его пугало то, как мало пространства для маневрирования оставил ему Джексон, заблокировав сзади и перекрыв сбоку. Так же настораживало то, что в таком маленьком пространстве автомобиль не мог нормально развернуться, каким бы искусным гонщиком ни был, а потому Молния был вынужден разговаривать с Джексоном, не видя его лица. Но Шторма все устраивало. – О чем я хотел посоветоваться с куском ржавого железа? – ехидно переспросил Шторм. И в следующую секунду Маккуин сдавленно захрипел, почувствовав на своей крыше вес передней части Шторма, тот забрался на него с передними колесами, задними же крепко уперся в дверь трейлера, таким способом сохраняя баланс и не переворачиваясь на крышу. – Действительно, о чем мне говорить со старым корытом? Его проще вывести с трека и отыметь. Давление на крышу все усиливалось, а выхлопной трубы коснулось что-то твердое. Маккуин чувствовал, как испытываемая ранее тревога увеличилась в неисчислимое количество раз и парализовала мотор. Бедняга не мог даже издать короткий гудок, он заглох – до того был напуган. Если Джексон хотел его напугать, то можно поздравить его с очередной победой – у Шторма это мастерски вышло, но с каждым мгновением разворачивающаяся на стоянке для трейлеров трагедия все меньше походила на шутку. – Ш-шторм… – Маккуин с трудом нашел собственный голос, неистово дергаясь в попытках завестись обратно, – Шторм, что ты задумал? Пусти меня немедленно! Но в ответ он услышал только резкий, неприятный, басовитый смех молодого автомобиля: – Пустить тебя? Пустить тебя?! Ты просишь себя пустить? Вот теперь я понимаю, как тебе достались все победы! Ярость, злость, ненависть, но больше всего зависть – вот чем были пропитаны его слова. Джексон Шторм всегда был прямолинейным и настойчивым в достижении своих простых целей. Сейчас его целью было унизить, убрать с дороги эту старую консервную банку, и он ее уберет. Выхлопную трубу несчастного Маккуина чуть не разорвало от заполнившего ее до отказа насильника. Несчастный чуть не оглох от собственного вопля, неистово забуксовав на одном месте. Насильник дерзко загоготал над ним и протолкнулся глубже, сдирая слои ржавчины и пуская первые струйки масла, окропившие асфальт стоянки. Песчинки, вырывавшиеся из-под задних колес Маккуина летели Шторму под несущий кузов, приятно щекоча и лишь раззадоривая на более глубокие и резкие движения. Передними колесами он удобно уперся в крышу жертвы, заблокировав всякие движения, а задние удачно врезались в трейлер. Получилась весьма устойчивая конструкция, контроль над которой полностью принадлежал Шторму. А Джексон контролировать ситуацию умел и любил. Чем-то это напоминало гоночный симулятор в тренировочном центре с той лишь разницей, что задница Маккуина, которую он видел перед собой, была настоящей. И это лишь добавляло драйва, заставляя его движок неистово реветь так, что мог бы разбудить если не поле тракторов, то целую планету. Несчастный Маккуин захлебывался слезами и вопил от боли, пока безжалостно твердое и широкое нечто орудовало у него внутри, раздирая внутренности. От стойкого запаха протекшего масла, уже образовавшего порядочных размеров лужу под ним, никуда нельзя было деться, и боль не смолкала ни на минуту. Джексон проталкивался все глубже, хотя Молнии казалось, что глубже уже просто некуда, и все сильнее давил на крышу. Кабина несчастного автомобиля ходила ходуном и кружилась. Во рту стоял тошнотворный запах бензина. «Может... он порвал мне бензобак?» - задумался и, к своему ужасу, улыбнулся Маккуин. – «Тогда мне осталось недолго. Я скоро взорвусь, и это безумие навсегда кончится». Но оно не кончалось. Джексон трахал его долго и грубо. Сотрясая подвеску, сдавливая бока. Обезумевшему от боли Маккуину казалось, что еще чуть-чуть и Шторм доберется до сцепления. Он едва осознавал себя, когда его в последний раз жутко тряхнуло из стороны в сторону, а в следующее мгновение ослепляющая боль, какой он не чувствовал даже при самых жестоких травмах, пронзила его насквозь. Фары мигнули и погасли. Одна из них треснула. Маккуин неосознанно подался назад, проседая на переднем приводе и поднимая багажник кверху. Мутившая его тошнота подступила близко, и Молния не церемонясь открыл рот. Струя масла хлынула оттуда, забрызгав борт трейлера темными подтеками. Он тяжело просел так, будто у него спустили одновременно все четыре колеса, и закрыл глаза, в этот момент истово желая больше никогда не открывать их. Шторм съехал с него, грузно опустившись на все четыре колеса. Маккуин приоткрыл глаза, чтобы поймать взгляд своего насильника, и еще успел почувствовать жгучий плевок, попавший на одну из его фар - ту, что была разбита. Плевок длинной соплей расползся по стеклу. Сверкнула на солнце пугающая матовая пленка. Гравий, вырвавшийся из-под колес, оцарапал Молнии краску на боку, приведя в негодность фирменные наклейки, но автомобилю было уже все равно – двигатель заглох, и он провалился в небытие.