Шалость планиды

Все-таки кое-что никогда не меняется. Например, когда этот неповоротливый придурок Тобио снова случайно толкнул Узумаки, усевшегося на парте, в результате чего сбылся самый страшный кошмар фан-клуба Саске-куна – такой желанный поцелуй достался первому лодырю академии. И чего я так в тот раз взъелась на бедолагу Наруто, что наставила ему тучу из синяков и гематом? Так или иначе, вместе с Кибой мы утирали слезы – нас прорвала самая настоящая истерика. Инузука потом еле живой вышел из аудитории вместе со своей сформированной командой во главе с Куренай-сенсей. Все, что мне оставалось сделать напоследок перед его уходом – это утешающе похлопать собачника по спине и возобновить старание прекратить свой немой смех. Когда Узумаки, отплевавшись и получив серию ударов от Ино и нескольких других девчонок, встал рядом с моим местом и принялся виновато чесать затылок и что-то бормотать себе под нос, то он только усугубил положение – я стала махать перед ним рукой, уронив голову на парту, не в силах произнести ни слова. Злостное выражение лица Саске-куна увидеть, увы, так и не удалось, так как он упрямо продолжал сидеть на своем месте и демонстрировать свой черный затылок. Впрочем, красные уши выдавали его с потрохами. Это выглядело довольно забавно и мило. Когда в аудитории остались только мы втроем, насупившийся Наруто плюхнулся рядом, сложил руки на груди и хмыкнул: – Да этот идиот даже целоваться нормально не умеет. Ей богу, Сакура-чан, бросай ты этого Саске-теме! Учиха треснул ладонью по парте, резко встал на ноги, обернулся и с покрасневшим от гнева лицом выплюнул: – Если ты сейчас же не закроешь свой рот, то полетишь в окно! – он перевел взгляд на меня, уже было раскрыл рот, но так ничего и не сказал. Он, хмурясь, отвел глаза и засунул руки в карманы. – Придурки. – Ха-а!? – Ну, Саске-кун, зачем так грубо? – поморщилась от громкого возгласа Узумаки. – Если уж на то пошло, то тебе следует обвинять в случившемся Тобио-куна. В конце концов, Наруто не стал бы намеренно тебя целовать, – хихикая, убеждала я. – Ты отчасти тоже виноват, Саске-кун, – положила слегка наклоненную голову на ладонь. – Мог бы и увернуться. В конце концов, шиноби всегда должен быть начеку, верно? – мило улыбнулась. – Да пошли вы оба! – покраснев пуще прежнего, почти прокричал Саске. Он резко развернулся к нам спиной и быстрыми шагами направился по направлению к двери. Я вскочила на ноги, уперев руки в поверхность своей парты. – Постой, Саске-кун! Мы же должны дождаться прихода нашего сенсея! – но он ничего не ответил, и я на миг зажмурилась, когда он с громким звуком задвинул за собой дверь. На несколько секунд в аудитории в воздухе застыла полная тишина. Я расстроенно опустилась на свое место и вздохнула: – Я его обидела, да? Наруто восторженно вылупился на меня. – И поделом! Это было круто, Сакура-чан! – с сияющими голубыми очами восторгался он. – Я уверен, Сакура-чан, что вместе мы устроим ему сладк… ай-яй! – Что в этом крутого, бака? – притянув его к себе за ухо, проворчала я. – Мы одна команда или группа идиотов? – Сакура-чан, ты же ухо мне так оторвешь! Отпусти, пожалуйста! – изнывал Наруто, схватившись двумя руками за мою кисть, стараясь несильно ее сжимать. – Отпущу, если пообещаешь, что выкинешь свои бредовые идеи насчет Саске-куна! Хочешь или не хочешь, но тебе придется с ним сработаться и оставить при себе свои дурацкие убеждения, ясно? – Ясно мне, ясно, Сакура-чан! Обещаю, но только отпусти, – топая ногой, умолял Наруто. Я отпустила его красное ухо, и Узумаки тотчас стал его потирать. – О-ох… Ну, у тебя и хватка, Сакура-чан, – скулил он. – То-то, – гордо задрала нос. Пока мы ждали нашего опаздывающего учителя, уже успел вернуться успокоенный Саске. На вопрос о том, где он пропадал практически больше получаса он хмыкнул. Встав возле кафедры, отвернулся от нас и погрузился в свои размышления. Вскоре после того, как я убедила Узумаки в том, чтобы мы постарались больше не беспокоить Саске-куна, стало безумно скучно. Время тянулось со скоростью улитки-инвалида. Особенно тогда, когда от ничегонеделанья взгляд приковывался к тикающим настенным часам. Тик-так, тик-так. Скука смертная. Даже подремать захотелось. Я прикрыла зевок ладонью, поморгала, сложила на парте руки и уместила на них голову. В помещении стояла тишина – даже Наруто почему-то замолк, сложив руки за головой и возведя глаза к потолку. Одновременно глядя на вид за окном и наслаждаясь воцарившейся тишиной, ласкающей слух, я почувствовала, как веки постепенно начали тяжелеть. Чем глубже я постепенно погружалась в сон, тем ощутимее становилось странное убаюкивающее тепло…

***

Лис был раздражен. Лис был недоволен. Лис был зол. Сколько бы он ни старался хоть на чуть-чуть усмирить свои горестное разочарование и гневную обиду на жалких людишек, которым угодно упиваться победами и превосходством над еще более ничтожными представителями человеческого рода, мысли об их извечной корысти, лжи, лицемерии только еще больше подогревали в нем желание истребить все человечество в целом. Ненависть в нем бушевала все уничтожающем пламенем, и теперь он – сильнейший из всех Биджуу, девятихвостый демон лис, Курама – в очередной раз был обречен на то, чтобы в угоду тщеславию своего джинчуурки потакать ему! Пусть не сейчас, когда он был еще сопляком, у которого молоко на губах обсохнуть не успело, но пройдет десять лет, двадцать, и тогда джинчуурки во всю уже примется сжирать, поглощать чакру Кьюби, вполне умело ее применять и использовать в своих собственных целях. И на степень их благородства лису было откровенно наплевать, и принцип «цель либо оправдывает средства, либо не оправдывает» здесь не работал. Впрочем, Курама уже сейчас видел в мальчишке определенный потенциал. Призыв армии клонов требовал огромных расходов чакры, но разве для его джинчуурики это было проблемой? Парень, будучи потомком клана Узумаки, имел полное право немного покуражиться, ссылаясь на передавшиеся по наследству огромные резервы чакры, выносливость и живучесть. Но и значимость наличия внутри себя сильнейшего Биджуу не меркла на фоне вышеописанных врожденных талантов и характеристик. Курама презрительно хмыкнул. Вот уж свезло парню. Лис зевнул, показав ряды острых, как бритва, зубов и влажный язык, и затем, сомкнув челюсти, снова уткнулся своей мохнатой мордой в когтистые лапы, по своему строению походящие на человеческие руки. Тут Курама шевельнул кончиком носа. Что-то почуял. Странно, подумал он. Двенадцать с лишним лет просидел за этой чертовой клеткой, которую сковывала глубоко им ненавистная злосчастная печать, но ничего подобного до сих пор не случалось. Пусть то был даже короткий миг, когда он почувствовал нечто чужеродное, нечто, что он вообще не должен был ни учуять, ни ощутить, ни услышать, ни увидеть, но прямо сейчас оно повторилось – нюх и чуйка его не подвели. Лис лениво приоткрыл один глаз. И принялся ждать, а если быть точнее – выжидать. В конце концов, хозяин здесь он. И Курама был бы абсолютно не против, если бы заблудшей душеньке не хватило ума остаться позади прутьев клетки – ему в последнее время редко доводилось подзакусить чем-либо, что было бы сочным и утоляющим голод. Но Кьюби не тешил себя подобными надеждами, а потому просто продолжал выжидать. У него даже беспокойства никакого не возникало. Только интерес. В конце концов, его перспектива, которая заключалась в том, чтобы сидеть взаперти и ждать до тех пор, пока не представится возможность завладеть своим джинчуурики, надоедала. Несомненно, вечность обучила его терпению и умению выжидать, но грех упустить возможность хотя бы немного поразвлечься, не так ли? Курама шевельнул краем уха, когда помимо привычного его слуху звука падающих капель он услышал вдалеке, как кто-то или что-то потревожило застывшую водную гладь. Шаги были неуверенными и медленными – ну, точно кто-то заплутал, подумал лис. Он открыл второй глаз и, не меняя своего положения, продолжал принюхиваться и вслушиваться. Вдруг лис поймал себя на мысли, что, чем отчетливее до него доносились звуки приближающихся неуверенных шагов и незнакомый запах, тем стремительнее начинала нарастать тревога. Лису это абсолютно не понравилось, и вместе с тревогой, с каждым шагом незваного гостя, возрастало и раздражение. Союз этих чувств всегда одинаково бесил и подстрекал на то, чтобы избавиться от причины его возникновения. Что ж, в этот раз от закуски придется отказаться. Лис утробно зарычал. Слегка привстал, дернув хвостами. Перед тем, как он прогонит чужака, ему захотелось немного поразвлечься. Он мог бы просто направить в его сторону потоки чакры и тотчас избавиться от гостя, но не в этот раз. Кьюби медленно поднялся и сел на задние лапы. Он сосредоточил свою силу в хвостах и зачерпнул в легкие побольше воздуха. Могло показаться, что от этого жуткого, громогласного рева мог содрогнуться сам внешний мир: до такой степени демон был сейчас ужасен. Рев был продолжительным, вселяющим ужас, наводящим животный страх перед его обладателем. Пожалуй, он был схож со стихийным бедствием. Думаю, чужак еще долго не сможет отойти от того панического трепета, что я поселил в нем в качестве прощального подарка, подумал довольный собой Курама. Буря стихла, и уже только теперь, взмахнув хвостами, он запустил стремительные потоки чакры в испуганного до полусмерти (в чем Курама не сомневался) гостя. Все стихло. Кьюби больше не ощущал чужого присутствия. Он улегся обратно с легкой ухмылкой на лице, которая вскоре сошла с его морды. Снова уместил свою голову на лапах и закрыл глаза. Ему нужно было подумать.